Фиолетовая чума: Ваас vs Убивашка

Боль выкручивала плечевые суставы: не то так действовало запрещенное вещество, не то долгое пребывание в наручниках. Ночь тянулась черным действом, каждый миг распухал до размеров бесконечности. Ваас приближался, блестело лезвие ножа, которое беспощадно резало фиолетовую материю костюма, точно сдирало кожу, само островное прозвище «фиолетовой чумы». Проклятый пират с гадким смехом схватил за бедро, отчего Минди глухо зарычала в немом гневе. Еще бы немного — и выломался палец, и уж тогда бы не сносить головы бандиту. Но легко сказать, легко злиться, а двигаться тяжело, когда стены наваливались скручивающимся вихрем. — Непривычно? Вижу, что непривычно. Не нужна никому была? — тут же комментировал главарь. Или гигантский ящер? Или хищное растение? Все смешалось одной галлюцинацией, и удавалось убеждать себя, что это нереально. Сознание опасности вставало в любой форме. — Мне никто не был нужен! И ты тем более! — почти закричала бессильно Убивашка; продолжила вывинчивать сустав большого пальца, но руки кошмарно дрожали. — Да брось упрямиться! Это оправдание всех неудачников. — Главарь схватил ее за подбородок, заставляя глядеть прямо на себя. — Пошел ты! Пошел на***! — прохрипела Минди. — Сама пошла! На***, стерва ***ая! Ты боишься! Да, ты пахнешь страхом. — Ваас выдал еще несколько предложений, которые состояли только из брани, а потом успокоился и расплылся в ухмылке настолько неожиданно, словно посреди сухого леса стих огненный смерч. — Здесь всем правит безумие! Да! Сопротивляйся! Но к утру ты поймешь, что остров поглотил тебя окончательно! Горло пересохло, звуки втекали в уши почти осязаемыми сущностями, колючими морскими ежами. Ваас все покручивал нож, вскоре вскинул его, точно намереваясь перерезать горло пленнице, но нет, он потянулся к тонкой ткани ее майки. Омерзение стягивало тугими щупальцами, впрочем, стыдно бывает перед людьми, а перед животными, монстрами — едва ли, только предельно противно. Какое-то время можно подавлять это чувство. Зато рука освобождалась из наручников. До утра Минди не намеревалась оставаться, полностью сосредоточившись на оковах. Хватило бы только сил… Особенно, когда шею сдавила мощная рука Вааса; он душил медленно, так, чтобы смерть не приходила слишком быстро, чтобы гибель наступала по его воле, по его зову. Только злость позволяла удержаться на границе сознания, лишь вихрь беспорядочных видений уплотнился. В глаза падали слишком яркие блики от разноцветных редких ламп, которые висели среди хаоса тряпья и контейнеров: треклятый пиратский свет сделался невыносимым. Он впивался в радужку взбесившимися красками, прошибал ознобом и смещенным восприятием. Закрыть бы глаза, но тогда уже навсегда. «Если ты закроешь глаза, проблемы никуда не денутся», — так говорил ей с ранних лет отец, когда совсем еще малышкой заставлял сдавать почти взрослые нормативы. Сначала она даже плакала, и часто закрывала лицо ладонями. Но отец повторял настойчиво и мягко. Он готовил ее к тяжелым испытаниям с такой любовью, что никакие слова какого-то главаря пиратов ни на миг не пошатнули уверенность в собственной правоте, в их с отцом правоте. Ваас внушал только отвращение, особенно, когда рванул ткань ее куртки, оставляя лоскуты, вновь сбивая с выламывания пальца. Тело превратилось в ватную игрушку, координация движений стремительно таяла. Только ужасающий разноцветный свет, который отразился в сотне экранов, шипящих сизыми помехами. И на них маячил Ваас, эта мерзкая рожа, пропитанная запахом наркоты, алкоголя и пороха. Всех их засыпал оружейный порох, точно пепел вулканов, но важно, кого и с какой целью. В этом пространстве слишком ярких теней и отсветов смыслы сбивались, настройки реальности падали, а ужас наползал бессильными трепыханиями выброшенной на берег рыбы. В какой-то момент Минди поняла: ей не выбраться. Она теряла сознание. Пальцы главаря на шее смыкались каждый раз, когда она пыталась дернуться, и он душил, вероятно, оставляя на ее коже лиловые разводы. — Правит безумие… — шумел Ваас, точно гул фабричных цехов. — Потеряешь все! «Папа! Пожалуйста…» — кричал внутренний голос, точно с мольбой спасти, выйти из могилы, чтобы они снова совершенным слаженным дуэтом несли правосудие, потому что одна Минди не справлялась. И только перед отцом признала бы это. Если бы они пошли вдвоем, то великолепный снайпер Деймон Макриди наверняка сразу вычислил бы в тени под потолком скрытного стрелка, этого некого Алвина. Да они бы и Хойта убрали еще раньше, спланировали бы лучше нападение. А теперь… Одна в целом мире, не верившая в мистику, она просила явиться с того света дух отца, чтобы он направил ее, дал силу бороться с этим дурманом в голове, от которого подкашивались ноги. Во имя его памяти и во имя всех людей, которых не оберегает легальное правосудие. Так они решили для себя однажды, так ее учили с детства. И зря Ваас считал, что она не различает добра и зла. За цинизмом она всегда прятала и боль, и огромную тягу искоренить всю эту проклятую несправедливость, которая беззаконно отнимает чье-то счастье и право на спокойную жизнь. Но ее борьба привела в этот ангар, где затих избитый плененный Маркус. Неужели им обоим не выбраться? Образ отца осуждающе глянул на нее — нет, смерти Маркуса она бы себе не простила. «Папа! Пожалуйста…» — без слов и символов взметнулась ее молитва к предкам, точно ко всему ее роду до последнего колена. И духи острова, где верили в этот культ, все разом встрепенулись, точно вслушались. Их кружение заставило ранящий искусственный свет замерцать. Минди отчетливо увидела до боли знакомые очертания человека в черном плаще — отец, который одевался, как супергерой. Не сверхчеловек… но герой, для Минди он навсегда остался героем. А что до остальных… будто они много понимали! Они не стояли, прикованные к балке, они не переносились в далекие дали от вколотой наркоты. Но в тот миг Минди почувствовала, что видение не из-за ненавистного препарата. Отец был жив, всегда — в ее сердце. Никто не умирает, пока его помнят. Отец прошел вдоль ангара, вскидывая винтовку, отчего-то не подошел к Минди, но она верила, что у него есть план. Однако Ваас заставил вновь провалиться в небытие на пару мгновений, ударив в очередной раз в солнечное сплетение. Сердце пропустило удары, а когда мгла рассеялась, то призрака отца уже не возникло, он исчез. И Минди ужаснулась, что уже сошла с ума. Ее вновь утягивало в искаженную бредом реальность, где существовала опасность в лице главаря, а, может, огненного ящера. Огромного змея, который опоясал весь мир, и постепенно сдавливала его, пробуя, на сколько хватит еще этой планеты. А вместе с ней он уничтожал и себя. Змей всего великого зла навис над Минди. — Отдам пиратам… — доносились обрывки его лающего смеха. Минди осознавала, что после «работы» ножом по ее одежде, осталась почти нагой. С нее содрали фиолетовую кожу. Но вот Ваас решил приступить к настоящей. Он провел лезвием вдоль ее груди, посмеиваясь: — Что написать? Хе-хе, есть заказы? Кровь стекала на лохмотья пропотевшей майки. Убивашка рвала цепи, вырывалась птицей в силках, однако каждый миг сознавала, что это очередное видение бреда, словно она попала во временную петлю, которая возвращает ее к апогею ужаса. Однако когда нож намеревался вывести первую букву неизвестного послания, самодовольство вдруг сползло с морды пирата. Его лицо исказилось гримасой боли, которая приравнялась к глухому удару по затылку. Ваас повалился на пол, выронив нож. С затылка его стекала густая темная кровь. — Не смей трогать мою дочь! — казалось, пророкотал — хотя скорее всего прохрипел — невероятно знакомый голос, одновременно совершенно незнакомый. — Не следил за мной? Не стоит недооценивать полицию. Минди увидела отца — несомненно, это он, больше некому. Вот он — живой стоял перед ней, сжимая в руке… табурет? Почему табурет? И в тот миг зрение явило настоящую картину: перед ней предстал измученной Макрус, но только уже не в роли пленника. Он сбросил тугие веревки, которыми его привязали к стулу, выломал спинку и с размаху ударил Ваас по затылку, когда главарь того совсем не ожидал. — Минди, это я. Давай, надо встать и выбраться, — твердил Маркус, хотя разбитые губы его почти не слушались, он едва стоял на ногах, сильно припадая на прострелянную. — Маркус… Сколько еще… Сколько людей я должна потерять… — шептала Минди, наблюдая, как призрак отца отлетает куда-то, растворяясь во тьме среди контейнеров. И чудилось, будто она потеряла его во второй раз. Но, без сомнений, именно он наделил новой силой своего верного напарника, именно он помог ему и подсказал, как сбросить путы. Порой чудеса случаются с теми, кто в них не верит. — Давай, ты же сильная, — убеждал Маркус, находя в кармане у Вааса ключи от наручников. — Ты самая сильная девочка на свете. Минди кивала, порывисто хватая воздух. Когда наручники разомкнулись, она поняла, что не чувствует рук. Плечи и запястья так затекли, что пальцы застывали согнутыми ледышками, точно кривые ветки зимнего дерева. Да и ноги едва ли держали. Она сделала несколько неуверенных шагов, как в тумане, поминутно рискуя упасть и больше не встать. Но она по-прежнему считала своим долгом поддерживать Маркуса, пыталась подставить ему свое плечо. Впрочем, неизвестно, кто кого поддерживал, вероятно, они держали друг друга. — На-вер-х, — давясь ознобом, сломанным голосом произнесла Минди, тыча дергающимся пальцем в далекий потолок, где оставался единственный шанс на побег. У Маркуса тоже дрожали руки, но он кое-как отыскал конец троса. Впрочем, сначала они с огромным трудом преодолели подъем по контейнерам. Кажется, Минди потеряла сознание или из памяти напрочь выветрилось, как ей вообще удалось подтянуться или забраться на один из них, как они оба удержались на том, что висел на проводах и тросах. Она четко помнила, что пол ангара напоминал раскаленную лаву, как в детских играх. И посреди нее лежал поверженный дракон. Убитый или нет — они не успели проверить, они не отсекли ему голову, не кинули ее в толпу остолбеневших пиратов. Да, не так она представляла победоносное шествие по Рук Айленду, не так мыслила вторжение в форт. Ныне в голове вертелись только судорожные мысли, как и где укрыть Маркуса. А он, между тем, с обеих сторон поддерживал ее, прихрамывая по крыше ангара. Они выбрались! Свежий воздух ударил в лицо, прочистил сдавленное горло, хотя едва не сбил с ног шквалистый штормовой ветер. Кажется, природа все же решила обрушить гнев непогоды. Минди видела в небе огромных грозовых птиц и разъяренных драконов. Они вступали в смертельную схватку, рвали друг друга когтями и клювами. От их противостояния сыпались искры. Галлюцинации искажали зрение ненужными видениями. Только на крыше казалось, что очутились ближе к звездам, ко всему. И одновременно слишком далеко от всего на этом затерянном острове и на клочке суши с фортом. — Придется прыгать, — выдохнула Минди, ни на миг не забывая о поврежденном колене Маркуса. Но он только сжал зубы: — Пуля не в колене, прошла рядом. Я справлюсь. Он рассуждал трезво, зато у Минди хотя бы ран на теле столько не обреталось. Так они и спускались, кое-как приладив трос, кое-как спрыгнув с внешней стороны форта. Но о свободе речи не шло. Убивашке хватало сноровки замечать новых снайперов на вышках. Однако нож теперь кидал Маркус, пусть весь в крови, но не потерявший реакции. Минди поймала себя не мысли, что никогда не видела его в бою, никогда он не рассказывал, что приходилось делать на службе в полиции. Он всегда казался слишком спокойным, сугубо миролюбивым. Но в тот момент в нем почудился отец. Та же выучка, те же приемы, общие для них троих. Стремительность и непримиримость на грани человеческих возможностей, пусть и притупившиеся с годами. Вряд ли ленивый или неумелый полицейский посмел бы противостоять клану Д’Амико вместе с отцом, не стал бы его напарником. Просто он не пошел до конца вместе с Деймоном, остановился, как считал, вовремя, не попал вместе с ним в тюрьму. Но одновременно все эти годы ощущал вину за смерть его жены. Короткое осознание обрушилось догадками, пока беглецы пересекали пролив на осмотрительно спрятанной лодке. Они выбрались! Казалось, что освободились. Но оба отчетливо понимали, что на остальном северном острове их не ждет ничего, кроме еще больших испытаний. Тем временем в форте взвыла сирена тревоги. Пираты посыпали на прогнивший причал, заводя моторы лодок. Минди глядела, сколько остается до берега — еще немного, а там и в зарослях возможно укрыться. Она судорожно вспоминала карту укромных мест, отданную Герком. Вот бы его встретить! Он бы помог! Но трусоватый укротитель получил свою выгоду и сбежал. Все уходили, все предавали. Но что-то оставалось неизменным. Маркус никогда бы не отрекся, она бы ни за что не бросила родного опекуна. Не все предают, что бы ни говорил проклятый главарь. Он возвел предательство в культ, чтобы так оправдывать свою безмерную жестокость. Да пусть подавится всей своей болью! Никто не заслужил слушать его бред и гнить в клетках. Минди зло сжала зубы, но согнулась от тошноты, когда лодка бороздила пролив. Чудилось, что на остров обрушился сильнейший тропический шторм, хотя он только приближался, гудел отдаленным громом. Но нараставшие волны казались девятым валом в открытом океане. Когда дерево бортов врезалось в промокший песок, Убивашка едва сумела выбраться из лодки. Казалось, что тело решило станцевать твист в замедленной съемке. Руки и ноги непроизвольно отклонялись под неверными углами. В глаза падало разноцветное небо, оно набиралось ненормальными красками, переливалось, точно на световом шоу. Неоновые кислотные оттенки зеленого и синего с трудом фокусировались в серости туч. И терялись ответы, сломалось ли что-то в законах мироздания или все-таки в голове. — Тебя надо спрятать, — хрипло шептала Убивашка, пытаясь подставить Маркусу плечо, чтобы он опирался на него. Но опекун отказался, хотя морщился и тихо стонал. Вокруг следа от пули слишком заметно набухал почти вулкан из воспалившихся мышц. Повезло еще, что пуля прошла навылет. Но перетянутая случайной тряпицей рана нехорошо кровоточила. Впрочем, свежая и запекшаяся кровь покрывала их с ног до головы. Минди не считала, сколько на ней ран. Она не чувствовала боли, подозревая, что дело в наркотике. Хоть какое-то преимущество. — Тебе тоже надо бы отлежаться, — резонно отзывался Маркус. — Пойдем! Надеюсь, они еще не раскрыли все мои убежища, — выдыхая рывками слова, проговорила Минди. Все бы ничего, она шла. Только казалось, что пробирается через липкий кисель. Собственные руки парили в невесомости. Однако рассмотреть что-либо не удавалось, сигналы тревоги гнали прочь с берега. Пару раз Маркус подхватывал Минди, несколько раз приходилось поднимать его. Они пересекли то ли дорогу, то ли поле, не разбирая, куда направляются. Убивашка считала, что держит курс по раздобытой карте, запечатленной в голове. Убежище Герка притаилось где-то в горах, в одной из пещер. Затеряться среди холмов казалось единственным верным решением. Вертолетов, скорее всего, не вызвали. Но где-то в отдалении слышался гомон пиратов. Они пока не стреляли, не замечая беглецов. Убивашка успела пожалеть, что не добила Вааса. Что-то подсказывало — таким, как он, одного удара табуреткой по затылку недостаточно. Если бы вспороть ему глотку лезвием глефы — было бы надежнее. И пираты, лишенные главаря, вряд ли сумели бы слаженно атаковать. Этот тупой сброд, который Минди с детства вырубала по грязным подворотням. Они не заслуживали ни пощады, ни прощения. Кто знает, сколько жизненных драм и кому довелось испытать — чудовищем-то становятся, когда поддаются на уговоры демонов боли. Убивашке тоже причинили неискупимую боль, но она не посмела бы мучить невиновного. Впрочем, что-то гнало ее на этот остров… И теперь они с Маркусом цеплялись за случайные кустарники, обдирали колени и локти, карабкаясь по неподатливым склонам. — Где-то здесь… пещера… — твердила Минди, хотя слова давались даже тяжелее движений. — Перевал… перейти через перевал… Мысли вязли в неровных образах, накатывал бред наяву. Мелкая сетка, как при сломанном телевизоре, липла к зрачкам. Глаза закрывались, а боль прошивала острыми иглами затылок. Из-за спины — пока вдалеке — доносился лай собак: твари почуяли след. Спрятаться в пещере уже не удалось бы. Раскаленные нервы отточенными ножами резали пространство, что смыкалось камнями и цепкими лапами несговорчивых трав. Им бы укрыть, расступиться и сомкнуться, но зеленые листья лишь ярче оттеняли яркие капли крови, что сочилась из многочисленных ран и порезов на телах беглецов. Минди и Маркус пытались путать след, наткнувшись на мелкую горную речку. Рискуя упасть вниз с водопада, они прошли по самой кромке на другой берег, чтобы вода сбила собак. Но остров всколыхнулся со всех сторон, весть о побеге из форта, вероятно, разнеслась по аванпостам. Хотя, может, и нет. Может, пираты скрывали промах главаря, зато за беглецами шел отряд самых мощных и матерых бандитов. Дорога уходила все выше кругами, змеилась серпантином. Беглецы старались не соваться на тракт, потому что его бороздили пиратские машины. Если бы только удалось захватить самим хоть одну! Минди вспоминала, как лихо разделывалась с наемниками, как угоняла квадроцикл. Но не том состоянии, когда джунгли двоились и троились, а с каждым ударом грома отблески молнии разлетались множеством лиловых орхидей. Проклятые цветы оплетали лохмотьями костюма руки и ноги, прорастали сквозь сердце. Орхидеи… Фиолетовые орхидеи вместо воздуха вокруг и мыслей в голове. Они пронзали шипами лепестков, повергая в озноб. Цветы парили в воздухе, смеялись зеркальными отражениями. Хрупкие, но ядовитые, они показывали всю ее жизнь. И зачем? Чего пытались добиться? Убедить, будто существовала неправильно? Будто не должна была вырубать треклятых гадов, которые рушили невинные жизни, ломали судьбы? Да что бы ни нашептывал тропический дурман этого острова, Убивашка не променяла бы и дня своей жизни на существование офисного планктона. Она знала, зачем живет, она видела цель и смысл, и в этом находила счастье. То, что многим недоступно, всем, кто тонет в бессмысленности своего невыносимо легкого бытия. Если бы только не эти орхидеи, затмевавшие черный свет грозового неба. Вскоре из лилового тумана выплыли очертания, в которых угадывалась брошенная машина. Обычный седан, не военный джип, но на побитом ржавчиной силуэте сошлись все помыслы. Если бы заполучить транспорт, если бы убраться подальше от форта! Уродливое сооружение неизменно маячило в дымке. Три небольших острова, три осколка все не скрывались из виду по мере подъема на холмы. Больше всего хотелось уехать как можно более далеко от них, а уж потом как-нибудь и с самого острова. Подальше… побыстрее… Минди бросилась к машине, с усилием открыла присохшую дверь, с которой посыпались фрагменты истлевшего металла и древней синей краски. Ключей не обнаружилось, пришлось лезть под приборную панель в поисках нужных проводов. Ужасно хотелось верить, что аккумулятор на месте. Мог же кто-то из местных бросить свой транспорт, пасть случайной жертвой диких зверей или пиратов. К тому же возле уступа кружили падальщики, пируя над чьи-то трупом. Но все теории сводились к полубредовым совпадениям. Машина не подавала признаков жизни, а Минди все дергала неверными пальцами провода. Она верила в себя, ведь она так делала не один раз. Водить она научилась лет в девять, угонять машины мафиози еще где-то через год. И у нее ни разу не мелькнуло мысли, что с такими способностями она могла бы грабить банки или заполучать все, что ей понравится, забирая это у честных людей. А кровавые деньги наркодиллеров — другая история, может, и не безупречная. Но все лучше, чем-то, что творили пираты. — Минди, надо уходить! — торопил тем временем Маркус. Он тяжело опирался о край машины, озираясь по сторонам. — Нет! — твердила ему Минди, все подыскивая провода. Она не желала верить, что у развалюхи просто давным-давно сел аккумулятор или сломался двигатель. — Она не заведется! — прикрикнул отрезвляюще Маркус, хватая дочь за плечо и вытаскивая из автомобиля. — Нет… не… — Орхидеи набились в рот, перехватили горло удушьем, сдавили все ее тело. Голова лопалась от нестерпимой боли, которая качнула назад, потом заставила согнуться пополам. Через миг организм сам навел порядок во взбунтовавшихся настройках, когда вместе с рвотой и желчью частично выплеснул на траву наркотик. Адский пейзаж из светившихся неоновыми вывесками орхидей отступил на какое-то время. Минди выпрямилась, понимающе кивнула. Оставался только один вариант — все так же на своих двоих идти дальше наверх, в сторону Бэдтауна. Может, там бы удалось скрыться. Но вряд ли… Плана больше чем на пять минут просто не существовало. Однако чем дальше они поднимались то по дороге, то по узким тропкам, тем меньше казалось, что настигает погоня. Джунгли выглядели подозрительно притихшими. Даже шторм схлынул, обходя заколдованный остров. Где-то переговаривались дурными голосами тапиры, доносилась отрывистая перекличка случайных птиц. Стрекотали крылья насекомых. Лишь все цветы настойчиво брызгали в глаза едким фиолетовым. Минди обнаружила, что все краски мира сводились для нее к зеленому и лиловому с примесями красного, точно Ваас похитил сам спектр, перевернул восприятие. И уже едва ли удавалось себя убедить, что все сводится к действию наркотика. Где-то под ребрами вместо сердца колотился разраставшийся фиолетовый цветок. Он глушил все звуки, отчего тишина давила предвестницей катастроф. Тропическая растительность, поеденные насекомыми мясистые листья бананов, покачивающиеся тонкие флейты бамбука, замшелая поленница на уступе — все замерло в вязком ожидании. Минди чувствовала, что внутри нее застыл ледяным изваянием и лиловый цветок, этот маяк неизбежности. Разум заставлял бороться с домыслами, иррациональными опасениями, вынуждал двигаться дальше, вытаскивать Маркуса, преодолевая себя, переступая через каждый новый предел своих сил, когда казалось, будто остается только упасть и застыть. Великая любовь отца и дочери вела вперед, а дух Деймона поддерживал их обоих. Но что-то вставало тенью холодной неизбежности, точно открылся третий глаз, который показывал бездну. Она скалилась, усмехалась, накидывала петли на ноги, когда шаг за шагом преодолевалась нелегкая дорога. Неизбежность, фатум, рок — все единые определения для невозможной ситуации, которую нереально выразить словами, нестерпимо осознать в момент происшествия. Это случилось у обрыва возле забытой поленницы дров, покрытой мхами. Случилось это… Выстрел пробурил воздух и сознание, звук опоздал, точно гром, который не угоняется за молнией. Разрывало на части… Раскалывалась судьба! Пираты появились, словно тени. Они не скрывались и не нагоняли. Они обошли другой дорогой, будто просто ждали появления беглецов. Среди крутых склонов едва ли обнаруживалось так уж много вариантов побега. И Ваас подкараулил их на одной из троп. Ледяной фиолетовый цветок, что заменял сердце, встрепенулся и изрезал душу лепестками, точно нож главаря, что искромсал фиолетовый костюм, содрал ее кожу супергероя. Но выстрел демонического пирата отныне сокрушил ее как человека. Минди не успела ни оттолкнуть Маркуса, ни заслонить собой. А, может, он не позволил. Она так и не поняла, как он оказался возле случайной бесхозной поленницы, как откинул дочь от себя в противоположную сторону, чтобы не подставлять под пули. Где же дух Деймона оказался в тот миг? Неужели чудеса происходят лишь затем, чтобы повергнуть в еще большую пропасть отчаяния? Запечатлелся кадром истлевших диафильмов момент падения в пропасть, прямо через неровно сложенные поленья; окровавленная грудь Маркуса выжгла клеймо в памяти, как и последние мгновения жизни Папани. Все, как в тот день! Снова! Она не успела на долю секунды, она не спасла, хотя почти все получилось. — Ублюдок! — срывая голос, воскликнула Минди. — Ты!!! Ты уничтожил последнего человека, который был мне дорог! Она не понимала, что безоружна. Она превратилась в берсеркера, который не задумывается о грани жизни и смерти. Терять было уже нечего. Мститель кинулась на главаря, а он только скалился и даже не стрелял, выдыхая в лицо дым сигары, зажатой в хищных зубах. Он торжествовал, своим пренебрежением доказывая, что только он владеет этим островом, словно всем миром. Минди же кидалась на врага дикой кошкой, метила в наглые глаза, даже не кулаками, а согнутыми наподобие когтей пальцами. — Это потому, что у меня не осталось никого, кто мне был бы дорог. И они, ***, еще живы, некоторые из них. Но хуже мертвецов. Цвета мира вернулись на свои места, но все застилал ярко-алый и пронзительно-черный, как тот дым, что еще струился из ствола пистолета главаря. Ваас мстительно ухмылялся, стоял на месте, где все миг назад был Маркус. Пират с каким-то наслаждением размазал собственную запекшуюся кровь по лицу. Похоже, один удар по голове не свалил его, даже не причинил особого вреда. А ведь Минди как чувствовала, что стоило бы прирезать его. Стоило бы… стоило… Но ничего не изменить. Уже ничего! Уже никогда! Маркус скрылся за поленницей, точно за гранью миров, точно за краем света. — Я уничтожу тебя! Уничтожу! — кричала Минди, стремясь ударить в челюсть слева, но натыкаясь лишь на ленивый блок. Ваас сдавил ее кулак, встряхнул, выпуская в лицо клубы дыма, к которому примешивался запах конопли. — Да, давай! Попробуй! Можешь попытаться убить меня. Но суть в том, что я уже уничтожил тебя! — шипел главарь. — Стер! Давай, герой, живи теперь с этим. Живи, дохлятина, с тем, что твой героизм истребляет всех, кто тебе дорог! И он отшвырнул ее прочь, заставив покатиться по земле. Тогда-то Минди заметила, что ее окружают пираты с автоматами наперевес. И они начали стрелять, но не на поражение. Пираты Вааса гнали Минди прочь в джунгли. Их оказалось слишком много, двое сжимали ручные пулеметы. Стреляли под ноги и над головой, не позволяя приблизиться к краю пропасти, хотя бы увидеть, куда упало тело Маркуса. Мелькнула безумная мысль, что он еще не погиб. Что если ему требовалась помощь? Но ее не подпускали, загоняли, точно зверя на охоте. Ваас травил ее, как загнанного хищника, заставлял уйти. Пули ударялись в стволы деревьев, пропарывали сочные листья, сбивали разномастные плоды, что разлетались, разбрызгивая разноцветный липкий сок. И в каждой капле чудилась кровь Маркуса. Ее было немного… или много? Минди ничего толком не успела рассмотреть, только теперь в ушах гудел звук от рокового выстрела, негромкий, не такой, как расточительные очереди автоматов. А четкий и меткий, выстрел из пистолета. Казалось, что с такого же хлопка начнется конец света, разверзнутся пропасти, землю пронзит огненный дождь. И души положат на весы по их поступкам. Разве только она раньше не верила во все это… В справедливый суд после смерти не получалось поверить, когда такое творилось при жизни. Они ведь выбрались… Выбрались… Минди упала ничком посреди леса, не ведая, куда бежала какое-то время. Невысокая трава не скрывала ее, а погоня вроде бы отстала. Разгоряченные исцарапанные щеки колола кора валявшейся поблизости колоды, горло скреб кашель. Внутри вновь разрасталась лиловая орхидея, заменившая и помыслы, и стремления. Все ушло в этот цвет, в ее проклятье, в ее гордыню. Она сочла, будто во имя великой цели одна сумеет победить зло Рук Айленда, а расплатилась только новыми потерями. «Маркус… мертв… Маркус…» — билась одна единственная фраза, перерезавшая слабые нити всех возможных планов. Вот и все — обесценились все ее обещания себе, все ее клятвы. Она допустила его гибель, из-за нее он вообще оказался втянут во все это. И даже в свой последний миг он подумал не о себе. Минди четко вспомнила, как родной опекун оттолкнул от себя к скале, подставляясь под пулю. Может, Ваас планировал ее убить, фиолетовую чуму? Но нет, у этого демона все шло по плану, разве только гнусное представление в форте не удалось. И ведь там удалось преодолеть невозможное. А здесь… Всего лишь не та тропа, могли бы уйти на лодке или выбрать путь вдоль берега — почти случайность. Или злой рок. Нет отчаяния хуже, чем потеря, настигшая в момент забрезжившей надежды на спасение. Минди хотела бы встать, двигаться дальше, потому что чувствовала, как ее ищут пираты. Ваас скорее всего не отпустил бы ее далеко, не в этот раз. Но картина с падением Маркуса прокручивалась и прокручивалась в голове. И душил запах несуществующего дыма. Образ отца и образ опекуна свились единой цепью бессилия. «Минди! Что ты сделала после моей смерти?» — вдруг донесся отчетливый голос, вновь разговор подсознания. Или бредовые видения… Или… Она снова видела отца, он стоял без маски, но в своем черном костюме посреди зарослей. — Отомстила Д’Амико, — твердо ответила Убивашка, открывая глаза, вставая с земли. Сначала на четвереньки, потом в упор лежа, а потом рывком вперед. Но от резких движений пришлось тут же схватиться за дерево. — Она здесь прошла! Ищите ее! — донеслись слова на ломаном английском. Пираты ступали тяжело, как люди, которые не привыкли скрывать свое присутствие. «Как же! Нашлись, „хозяева жизни“, последние шавки преступного мира, отбросы из отбросов разных обществ». — Невероятный гнев захлестнул самобичевание, смел его и деформировал. Убивашка не привыкла ни плакать, ни застывать насекомым в смоле. Она ринулась через лес, высматривая преследователей, и наткнулась на них довольно скоро. Пираты шли за ней, а мощные стаффы вынюхивали след. — Она здесь! — И вместе с возгласом, раскрашенным собачьим лаем, обрушилась мощная очередь из пулемета. Убивашка подавилась воздухом, скрываясь за деревьями, перекатываясь за трухлявую колоду, из которой в панике разбегались многочисленные жуки. Они застревали в волосах, ползали по коже, и шевеленье их лапок чудилось ясными прикосновениями самой гибели. Слепая ярость не спасала от гвалта пуль. Патронов не жалели, очевидно, отпускать ее дальше отведенного Ваасом расстояния не намеревались. Минди припала к траве, однако ее присутствие едва не выдал громкий собачий лай. Оскаленная морда, истекая слюной, жадно разверзла хищные челюсти, намереваясь сомкнуть их на тонкой девичьей шее. Казалось бы, на один укус обученному зверю. Но в тот миг перед псом предстал не человек, не девчонка в фиолетовых обносках. Прежде Убивашке не доводилось голыми руками убивать собак, ей казалось, что уничтожать животных даже тяжелее, чем людей. Ведь они вроде бы не злые сердцем. Но пиратские стаффы доказали обратное. Острые зубы не успели впиться в плоть, потому что Минди опередила пса, в нечеловеческом броске свернув ему шею ногами. На какое-то время удалось затеряться среди деревьев. С отрядом не оказалось Вааса, Убивашка уже знала это, с недавних пор чувствовала присутствие главаря, словно нечистую силу. Или это всего лишь жуки копошились под дырявой тканью… Или это прорастали сквозь разум орхидеи… Но они трепетали от урагана ярости, который сочился раскатами сквозь небеса, что маячили вечными свидетелями над головой. Убивашка глухо рычала, давила хриплый кашель, пока выглядывала из заслона ветвей. Она в несколько прыжков взобралась на дерево, забывая о крайней степени усталости. Не время! И так она твердила себе каждый раз, когда оказывалась на грани миров. Она не ощущала свежих ссадин, которые кора оставила на ладонях без перчаток, не воспринимала холодный контраст духоты и начавшегося мелкого дождя. Усиливающаяся ливневая завеса играла ей на руку, из беглеца она превращалась в призрака грозы, что сам выслеживал жертв. Пираты с опаской прочесывали заросли. Кто-то тихо и почти с суеверным страхом выругался, наткнувшись на тело пса. «С моей глефой!» — вдруг заметила Убивашка, когда один из пиратов вскинул свое оружие. Сам он упоенно приговаривал: — Изрежу! Нашинкую! Маньяк с ножами — опасный тип в банде. На это раз за ним шли пулеметчики. Однако пираты посмели рассредоточиться в поисках неожиданной исчезнувшей цели. Похоже, они не допускали мысли, что истерзанная пленница способна еще что-то выкинуть. Ваас послал их с простой целью — добить. Но главарь не ведал, как она расправилась с людьми Д’Амико после гибели Папани; видимо, не подозревал, что ждет его пиратов. Убивашка перебралась на край ветки, уверенно балансируя даже под действием отравы. Пусть подождет со своими побочными эффектами! Адреналин и без дополнительных стимуляторов делал свою работу. Зоркий глаз захватил первую цель: маньяк с глефами. Никто не имел право владеть ее любимым оружием. Убивашка прыгнула дикой рысью прямо на шею пирату, который даже не понял, что произошло. Позвонки сломались без треска, почти бесшумно вывернулись. Зато обернулся другой пират, но в руках у неукротимого бойца уже оказалась верная глефа. Один уверенный взмах — и голова врага, разбрызгивая сгустки крови, полетела в заросли. Тело так и повалилось, сжимая автомат. В тот же миг встрепенулся пират с пулеметом, однако Убивашка потеряла страх. В доли секунды, пока палец врага тянулся к спуску, летела обагренная местью глефа. Убивашка врезалась беспощадным тараном, пробив тяжелый бронежилет врага. Она не запоминала выражение лиц противников, пираты чаще всего скрывали их тряпьем, а пулеметчик еще обладал каской, которая и вовсе превращала его в бронированную рептилию. Однако глаза его застыли, выражая крайнее удивление. И Минди торжествовала от этого зрелища, впитывала цвета и запахи этой картины. Они убили ее, они иссушили ее душу — они получали расплату. И когда в руках у нее оказался пулемет, то подоспевший второй отряд уже ничего не сумел сделать. — Получите вы… поминки по Маркусу! — только хрипел отчужденно далекий голос. Или, может, обрушивался на Рук Айленд гром? Трухлявая коряга вновь послужила надежным укрытием, подобраться ни с флангов, ни с тыла к Минди никому не удалось. Она не различала, кого пропарывают жала пуль, не чувствовала дрожь раскаленного оружия. Остановилась, когда закончились патроны, все до единого. Враги либо отступили, либо их вообще не осталось. Кажется, она неразумно тратила больше, чем требовалось, убивая то одного, то другого. Все мысли в тот миг сосредоточились на целях, что подступали из зарослей. Один, другой, десятый… А потом все стихло. Минди озиралась по сторонам, терла уши, чтобы их отложило. Но только гром доносился сквозь густую подушку. Все выглядело отстраненным и едва ли реальным. Она выкосила два отряда пиратов. Трупы распростерлись среди деревьев. Убивашка осторожно покинула укрытие. С одной из веток свисала начисто оторванная пулями чья-то рука. Ноги скользили на крови, под сапогами что-то лопнуло, то ли упавший мягкий плод, то ли выпавшие внутренности поверженных врагов. Это не интересовало и не пугало, ничуть, нисколько. Даже во снах не являлось никогда. Отец привил иммунитет к таким зрелищам. Как прививка или выработка устойчивости к самым опасным ядам, не сложнее. Жгло иное — разверзшаяся пустота. — Вот, Маркус… так… легче? — бормотала Минди, отбрасывая ненужный пулемет, волоча за собой глефу. Один из пиратов шевельнулся, охая в агонии, но лезвия быстро пронзили его спинной мозг. Убивашка уничтожала врагов без намеренного садизма, не в этот раз. Раньше порой наслаждалась видом отрубленных конечностей каких-нибудь бандитов. Ей нравилось думать, что больше вор и налетчик ничего не украдет отделенной от тела рукой. Но Рук Айленд, кажется, научил ее вообще никак не оценивать убийства, лишь как цену выживания. Ныне она надеялась отомстить, утолить голод ужаса от случившегося. Но постепенно, точно душа отходила от наркоза, прорывалась нестерпимая боль: вновь везде мерещился Маркус. Не спасла! Не уберегла! Вот с такой-то силой в решающий момент не заметила опасности! И запоздало доказывала себе и врагам, на что способна. Отныне любые ее победы казались бы неудачами. Она не уберегла родного опекуна, дорогой человек погиб по ее вине. И ни милосердие, ни жестокость не вернули бы его. Минди шла по лесу обратно к одинокой заброшенной поленнице на краю пропасти. Потерянная странница едва ли замечала, что после побега минули почти сутки, потому что ночная тьма сменилась утром, а затем сумерками следующего дня. Все смешалось в затяжном дожде. Минди ничего не желала, ничего не ощущала. Отчетливо навязывалось единственное чувство чего-то сломанного, перевернутого. Голод и жажда донимали только тело, а отравленный наркотиком и горем разум лишь схватывал голову обручем боли. Но и она отступила куда-то на периферию восприятия. Вокруг царило тотальное безмолвие. Враги больше не появлялись, и Минди скиталась кругами в поисках пленницы, точно великого святилища. Она еще на что-то надеялась, но все не удавалось найти верный путь из зарослей. Ориентиром служили смрадные трупы врагов, над которыми все гуще вился рой мух и падальщиков. Здравый смысл заставил идти прочь от того места: на запах дармовой свежатины сбежались дикие псы и иные мелкие хищники. Минди выбралась из зарослей на дорогу, с каждым шагом приближаясь к роковому месту. Ей казалось, что там ее поджидает Ваас. Лучше бы так! Казалось, если бы все решить поединком, то Маркус вернулся бы. Но нет… Все нет! Пираты и их главарь ушли, только натоптанные следы не смыл дождь. Минди приблизилась к уступу, однако заметила кровавый след, что вел за его край. В безумной надежде из последних сил припала к краю, всматриваясь в прихотливую вязь из холмов и каменистых уступов, которая спускалась к кромке моря. На одном из выступов траву покрывал бурый слой запекшейся крови. Минди встрепенулась, готовая спуститься с риском для жизни, но вовремя поняла: тела там нет. Неужели оно упало ниже? Маркус умирал в мучениях, ударяясь о скалы. А внизу его могли настигнуть жадные звери. Мозг подкидывал страшные картины, словно раненого заживо разрывали вараны или крокодилы. Лишь бы не думать об этом! Но разум — ловушка. Сила, ловкость, навыки — все обесценилось из-за неумения отматывать время. Ох, если бы человек имел право хоть на минуту, хоть на секунду перемещаться в прошлое, чтобы предотвратить роковые случайности! Но чудеса не случаются, остается только разбитая реальность. — Маркус, М-Маркус… Что я наделала! Это все из-за меня! Твари! Куда вы дели его тело? — выдохнула с горечью Минди, съеживаясь возле поленницы. — Я отомщу! Но… Папа! Я подвела тебя. Вас обоих… Фиолетовый цветок сердца увял и загноился, оставляя вместо души тотальную пустоту.