Балканская баллада

      Моран отключился через четверть часа после оргазма, и это был в своем роде рекорд, ибо в обыкновенных обстоятельствах полковнику хватало и пяти минут, чтобы отъехать в царство Мофея.       Джим, утомленный до предела, тоже хотел спать, но сон не шел к нему, подобно капризной кошке; он ворочался под боком у Себастьяна и уговаривал себя, что поспать просто необходимо, иначе не отдохнувшее тело может сыграть с ним злую шутку. Конечно, от уговоров лучше не становилось и толку было — ноль целых, ноль десятых.       Мориарти промучился около часа и сдался. Осторожно выбравшись из кровати, он сел в кресло и достал смартфон, чтобы выйти в Сеть. Интернет в горановской вотчине был, и ловился неплохо, так что следовало спеть «аллилуйя» спутникам, но все же временами сигнал становился слабым, как пульс умирающего. Скайп-чат не грузился, icq тоже не хотела работать, и Джиму пришлось оставить идею поболтать с Крайтоном или с Пилар, или еще с кем-то из лондонских полуночников. Он вздохнул и принялся читать новости…       Как обычно, новостные ленты были одна другой краше, упоенно повествуя о кризисе в экономике, негативных прогнозах, новой череде банкротств, взрывах, убийствах, скандалах со знаменитостями и прочих чудесных вещах, щекочущих нервы, но в большинстве случаев бессильных вывести среднего обывателя из круга повседневных забот, заставить его почувствовать, что в этом дурном мире что-то не так, подумать о причинах и следствиях… хотя бы просто подумать. Просто_подумать, не говоря уж о том, чтобы проснуться, подобно Нео.       Джим посмотрел в окно, где уже разливала малиновые краски заря, и невольно улыбнулся тому, что здесь, в горах Сербии, прямо сейчас рождается заря нового мира, подрастают новые люди — знаменосцы свободы, те, кому предстоит своими руками создать новое будущее человечества. Только бы успеть!       Мориарти понимал, что едва ли ему суждено увидеть финал грандиозного действа под названием «Колесо истории совершает поворот», но он надеялся сыграть хотя бы увертюру. Он встал, подошел к окну, распахнул обе рамы и улегся на подоконник, жадно вдыхая запахи соснового леса, влажной травы и свежего утреннего ветра. И здесь ему наконец-то удалось задремать…       Морану снился снег, много снега… Снились горы сугробов и заметенные снежной бурей ели, и в его сновидении он был вынужден идти босым по скрипучему белому покрову куда-то вдаль, где мелькал огонь и было тепло… Но ветер дул ему в лицо, злобно кусая за нос и щеки и словно большой пес, встающий лапами на грудь, не желал отпускать из зимнего плена, вынимая из тела остатки жизни и обращая руки и ноги в ледяные стеклянные сосульки. Еще немного, и холодная когтистая лапа дотронется до самого сердца, но тут душа, пойманная в клетку из смерзшихся ребер, забилась, сопротивляясь неизбежному.       Себастьян резко вывалился из тревожного кошмара, распахнул глаза и с облегчением обнаружил, что лежит без одеяла на белом, хрустящем от чистоты белье, в большой комнате с деревянными стенами и потолком. Сердце и вправду колотилось в груди от пережитого во сне испуга, но источником холода, сковавшего его члены, служило распахнутое окно и утренний бодрящий ветерок, гуляющий по спальне в поисках выхода. Моран счастливо расслабился и попытался нашарить сбитое одеяло и под ним — теплого сонного Джима, чтобы обнять его, согреться и продлить блаженные минуты отдыха до неизбежной побудки, но его рука нащупала на месте любовника пустоту. Он рывком сел в кровати и быстро обшарил комнату глазами.       Мориарти обнаружился на подоконнике, его тело застыло возле открытого окна в странной позе, и сердце Себастьяна опять екнуло от дурного предчувствия. Он вскочил, и, буквально не чуя под собой ног, пересек комнату, схватил Джима за плечи и затормошил, желая убедиться в том, что тот жив и здоров.       — Ты что, вообразил себя птичкой? Ты мог вывалиться из окна, чертов мечтатель! — сердито закричал Себастьян, обнаружив, что Мориарти не умер, а всего лишь спит в неудобной позе и очень странном для сна месте. Тело полковника, подвергшееся спросонья еще одному стрессу, сотрясла дрожь — точь в точь такая, как в недавнем сне про сугробы. И, чтобы успокоить собственные нервы, он еще раз встряхнул Мориарти, испытывая искушение вывесить его из окна вниз головой и подержать так на высоте нескольких метров в качестве наказания за свой страх. Но вместо этого, просто стащил его с подоконника и подтолкнул в сторону ванны, сурово напутствовав:       — Иди и приведи себя в порядок, пока я самолично не намылил твою упрямую задницу!       Джим, испуганный неожиданным нападением, насильственно выдернувшим его из сладкого сна, ворчал и шипел, отбивался, но делал это настолько вяло, что Морану не составило никакого труда довершить акт агрессии заталкиванием босса в холодную ванную комнату. Он постоял немного у раковины, пошатываясь со сна, отчаянно зевая, и пытался узнать самого себя в мутноватом зеркале, потом включил воду — струя поначалу выглядела ржавой, и потеплела далеко не сразу.       — Хмммм… Это здорово, что парни Горана не вырастут неженками, но чует мое сердце, что ежедневное мытье будет проблемой. Пожалуй, наши развлечения в хаммаме не были такой уж пустой тратой времени. Моран! Ты меня слышишь?       Себастьян преодолел соблазн занырнуть под теплое одеяло и урвать еще минут пять-семь сна, пока Джим будет плескаться в ванной, и уже надевал носки, когда Мориарти позвал его.       — Ну что там опять не слава богу? — проворчал он себе под нос и подойдя к двери ванной, ответил:       — Слышу! — и добавил язвительно — У тебя там что, туалетная бумага кончилась? Или паста на щетку не выдавливается?       Не дожидаясь вразумительного ответа, он открыл дверь и вошел, повинуясь природному зову своего организма, мечтающего освободиться от лишней жидкости. Джим завис перед зеркалом в состоянии «поднять подняли, а разбудить забыли». Моран поднял стульчак на унитазе, помочился, нажал на слив и, вернувшись к раковине, слегка подвинул Мориарти в сторонку, чтобы вымыть руки.       — Может, тебе стоит принять контрастный душ, чтобы проснуться? — спросил он, вытирая руки о жесткое полотенце, ни разу не встречавшееся с кондиционером для белья в процессе стирки. Да, быт здесь был прост и брутален, как ему и положено в условиях военного полигона — ничего лишнего.       Не обнаружив в ванной никакого следа их личных туалетных принадлежностей, Моран вспомнил, что вчера им было несколько не до того, чтобы распаковывать вещи. После бурного секса их сил хватило только на то, чтобы стащить друг с друга одежду и рухнуть спать.       Сходив за обоими несессерами, Моран вытащил из своего пасту, щетку, дезодорант, бритву и пену и разложил все это на полке, оставив достаточно места для аналогичного джентльменского набора Джима. Мориарти, похоже, все еще спал на ходу, и, во избежание «кровавой резни бензопилой», Себастьян вызвался побыть сегодня его личным цирюльником:       — Садись-ка сюда, горе мое… — он подвинул к раковине деревянный табурет и усадил Джима к себе лицом. Заставив его задрать голову, Моран выдавил на ладонь горку пены, нанес ее на покрытые щетиной части заспанной физиономии любовника и, вооружившись бритвой, приступил к цирюльному священнодействию. В процессе Джим несколько раз пытался прислониться к нему и изобразить глубокий сон, но Тигр непреклонным жестом возвращал его голову в исходное положение. Завершив бритье, Моран промокнул лицо Джима влажным полотенцем и, вручив ему щетку с уже выдавленной на нее пастой и стакан с водой из-под крана, оттер в сторону ванны. Теперь пена и бритва нужны были ему для повторения той же процедуры перед зеркалом.       Джим робко предложил Морану ответные услуги брадобрея, но тот только глянул на него со снисходительным презрением, как ветеран боевых действий — на салагу-новичка, и жестом дал понять, что справится сам со священным мужским ритуалом. Мориарти быстро завершил омовение (вода, текущая из душа, была еще холоднее, чем под краном) и выскользнул из ванной комнаты, чтобы одеться во что-нибудь подходящее для насыщенной дневной программы.       Павич обещал посещение тренировочного полигона и прогулку по лесу, по сильно пересеченной местности, так что обычные кроссовки и джинсы не годились. Джим извлек из рюкзака высокие ботинки на шнуровке, погладил превосходно выделанную кожу и усмехнулся, припомнив, сколько магазинов ему пришлось посетить и сколько пар перемерить, чтобы найти модель, идеально подошедшую для его тонких щиколоток и удивительно небольших для мужчины ступней. За ботинками последовали камуфляжные штаны, сшитые по индивидуальной мерке, оливкового цвета футболка в стиле «классическая армейская», спортивная куртка защитного оттенка, и темные очки.       Когда Моран, покончивший с утренним туалетом, снова вошел в комнату, его глазам предстал до умопомрачения стильный и элегантный молодой человек, в полувоенной форме, тщательно причесанный и побритый, в свободной позе сидевший на подоконнике — ну хоть сейчас на фотосессию в Attitude, или на актерский кастинг для съемок в военном блокбастере.       Не выходя из образа военного атташе, Джим повернулся к Себастьяну и бодро спросил:       — Вы готовы, полковник? Не терпится осмотреть окрестности.       Освежившись, Моран почувствовал себя намного бодрее с момента пробуждения. И взбодренный организм требовал от него двух вещей: кофе и нагрузки посерьезнее той, что была в его расписании последние четыре дня сборов в дорогу и вчерашним похмельным утром у Павича. Но, судя по намеченной с Гораном программе, здесь он восполнит пробелы с лихвой.       Джим встретил его уже полностью готовым к выходу, однако, критический взгляд бывшего военного тут же отметил несколько деталей в его стилизованном под милитари наряде, которые могут создать Мориарти проблему, если придется в таком виде карабкаться в горы или долго мокнуть под дождем.       — Ну если только осмотреть не вылезая из джипа… мон женераль. — прокомментировал полковник и приступил к довершению собственной экипировки проверенными службой гортексовскими штанами на непромокаемой подкладке, легким жилетом, плотно прилегающим к телу, камуфляжной курткой с удобными карманами и застежками, и водостойкими берцами. Поверх жилета он надел кобуру и спрятал ее под курткой, сунув туда пистолет и довершив сборы армейской кепкой с коротким козырьком.       — Я бы рекомендовал прикрыть голову, если ты намереваешься совершить марш-бросок по здешним лесам. — заметил Моран в ответ на ухмылку Джима, который терпеть не мог чем-либо кроме волос прикрывать свой гениальный мозг. — Местные клещи очень падки на людей. С веток.       — В таком случае беспокоиться стоит клещам, а вовсе не мне: я — небелковая форма жизни! — засмеялся Джим, слез с подоконника и подошел к Морану, чтобы взять его за руки и с восхищением осмотреть со всех сторон:       — Какая удивительная вещь — эта ваша амуниция! Даже полного урода делает приятным на вид, а того, кто не обделен шармом, превращает в настоящего красавца. Пожалуй, я закажу твой портрет в военной форме, в полный рост… и повешу в Мэйфэйре, в нашей спальне.       Представив свой парадный портрет в их с Джимом спальне, Себастьян не удержался от смеха и пообещал:       — Ну если ты и вправду закажешь такое непотребство, то… я найду скульптора, чтобы изваял с тебя конную статую — в виде Наполеона. Потому что твои планы по завоеванию мира никак не меньше, чем у императора Франции, мон женераль.       Корпус, где они ночевали, постепенно оживал, пробуждаясь: в соседних комнатах послышалось движение, захлопали двери, кто-то прошел по коридору, а сквозь перекрытия просачивался запах кофе и свежего хлеба.       — Похоже, здесь все ранние пташки, — заметил Джим. — Ну что ж, полковник, мне сдается, что нам пора посмотреть вживую на молодых янычар.       Они вышли из апартаментов и спустились вниз, ориентируясь по запахам кофе и выпечки. На первом этаже было что-то вроде офицерской столовой, по которой уже перемещалось несколько человек. Ранние пташки, опередившие их, выглядели бывалыми вояками и уставились на вновь прибывших, оценивая, какой ранг эти двое в военной форме и полувоенном прикиде занимают в иерархии командования, раз уж появились на пороге пищеблока для командного состава.       — Добро јутро. Све слободно. (Доброе утро. Всем вольно)  — привычно скомандовал Моран и направился к стойке, за которой молодой парень-дежурный наливал желающим кофе трех видов — растворимый, из кофемашины и из турки. Он как раз обслуживал заказ кряжистого усатого мужика в форме, составленной из разных военных наборов, но тем не менее, мнящего себя тут едва ли не за генерала:       — И ти добро јутро. А ко су бити? (И вам доброе утро. А кто такие будете?)  — спросил он, удостоив полковника любопытным и не особо дружелюбным взглядом.       — Сэр Оливер, мы с вами, похоже, нежданные гости на этом празднике жизни. — игнорируя вопрос усатого, Себастьян перешел на английский, повернулся к своему спутнику и спросил его — Какой кофе предпочитаете сегодня, сэр? Турка или кофемашина?       — А ты чего ожидал — что нас будут встречать с цветами и симфоническим оркестром? — фыркнул Джим и указал на кофемашину: — Двойной эспрессо, две порции, в большую чашку. И хватит уже изображать заезжих натовских хлыщей. Это не моя игра. Здесь все по-другому, Моран, ты разве еще в прошлый свой визит это не понял?       Он приветливо улыбнулся усачу, поздоровался с ним по-сербски и перебросился парой фраз, между делом сообщив, что они с полковником — гости капитана Павича. Серб изменился в лице и как-то весь подобрался, точно хотел встать по стойке «смирно»; осознав свой промах, он поспешно пробормотал извинение за невежливость, но Мориарти уже отошел от него и присел за столик возле окна.       Тут в коридоре раздались тяжелые шаги, и порог столовой переступил Павич, собственной персоной, чисто выбритый, бодрый и одетый в отглаженную форму. Его сопровождал темноволосый и светлоглазый молодой человек, по виду адъютант, но такой красивый и стройный, что место ему скорее было на киностудии, а не в военном лагере.       — А-а, вы здесь уже, босс! — воскликнул Медведь и направился прямо к Мориарти, по дороге облапив за плечи Морана: — Здраво, друже! Посмотри-ка, кого я с собой привел! Узнаешь? — и он кивнул на адъютанта.       Могучее приветствие Горана едва не выбило из рук полковника тарелку, на которую он намеревался положить свежие булочки.       — О, Павич, утро доброе, смотрю, ты хорошо выспался. — Моран ответил на медвежьи объятия более сдержанным рукопожатием и, присмотревшись к юному адъютанту, тоже протянул ему руку:       — Мартин, как поживаешь? Как твои тренировки, не тяготят?       Ирландец дерзко ответил на приветственный жест, крепко сжав ему ладонь. Прохладная и жесткая рука парня была в трудовых мозолях, а костяшки набиты до ссадин на недавнем спарринге.       — Мистер Мортимер, сэр. — бывший воспитанник Донегола коротко кивнул, склонив свою упрямую темноволосую башку ровно настолько, чтобы лишь обозначить почтительность, но Горан тут же напомнил ему про субординацию, строго зыркнув и одними губами что-то ему сообщив. И Мартин козырнул Морану, как старшему по званию, вытянувшись по стойке «смирно»:       — Разрешите поблагодарить вас и вашего брата за то, что выбрали мне такого отличного опекуна, как мистер Павич! Сэр!       — Вольно, солдат. — усмехнулся Себастьян, вспомнив собственное юношеское рвение и дерзкую манеру держать себя со старшими по рангу. Этот парень далеко пойдет, если переживет свой самый буйный возраст.       — Присоединишься к нам с эммм… Оливером? — спросил Павича Моран, своевременно спохватившись о необходимости до официального представления, если Джим захочет, чтобы оно произошло, придерживаться их легенды о братьях-фармацевтах и меценатах, покровительствующих ирландским и балканским детям-сиротам.       — С кем? … О да, конечно! Сэр Оливер, разрешите приземлиться? — Павич с широкой ухмылкой завис над столом и, получив добро, крикнул дежурному по кухне Слобо сделать еще две чашки кофе, а Мартину указал на стул, задвинутый ближе к окну. Себастьян вернулся к выбору выпечки и дополнений к ней — свежего масла, варений трех видов и нарезанного дольками белого молодого сыра. К моменту, когда он заполнил одну тарелку душистыми горячими булочками класса «смерть поджелудочной», а вторую — топингами, дежурный по кухне уже приготовил им всем по чашке кофе и сам подал их со сливками на отдельном подносе прямо к столу.       Джим не вмешивался в разговор Павича и Морана, принявшихся увлеченно обсуждать дневную программу, почти ничего не ел, только пил кофе — свою обычную норму, состоящую из трех чашек, и переглядывался с Мартином. Молодой человек, несмотря на показную уверенность, скоро стал нервничать в присутствии «мистера Оливера», и в конце концов опустил глаза, стушевавшись. А Джим с грустью думал о странностях судьбы, забросившей дерзкого и неуправляемого мальчишку сперва — в спец-интернат для малолетних преступников, потом в Доннегольский приют, и под конец — сюда, на Балканы, где он окончательно превратится во взрослого мужчину, и станет не обыкновенным солдатом удачи, наемником, продающим свою кровь любому, кто дороже заплатит, а бойцом Армии Освобождения. Но кровь его, несмотря ни на что, останется горячей и красной, и ему все равно придется проливать ее, может быть, до последней капли. И значит, Джеймс Мориарти, претендующий на роль нового пророка, ангела Апокалипсиса, не имеет права хоть на йоту отступить от своего грандиозного замысла, тем самым обесценив и новую веру, и тех, кто принял ее вместе с ним.       Джим нащупал на столе руку Морана, сжал ее и сказал севшим голосом:       — Я жду вас на улице. — после чего быстро встал и вышел, сделав Мартину знак следовать за собой.       — …так ты всерьез хочешь посостязаться с моими ребятками и стать капитаном одной из команд? — с подначкой спросил Павич Морана, когда Джим вдруг стиснул ему руку, сообщил, что ждет на улице и вышел, поманив за собой своего ирландского подопечного. Себастьян по привычке дернулся было за ними, но Горан остановил его порыв и кивнул на недопитый кофейник и только что разломленную пополам булочку:       — Куда? Дозавтракай спокойно, друже! Ты такой нервный стал на службе у босса! Гоняет он тебя что ли сверхурочно? — добродушно спросил он, и по хитрой физиономии серба было неясно, намекает ли он на нечто, ему хорошо известное, или просто косит под дурачка?       — А ты после вчерашнего считаешь, что у вас тут безопасно? И никто не шалит, не постреливает почем зря? — вопрос на вопрос был хорошей тактикой перехвата инициативы в разговоре, когда собеседник переступал невидимую черту, отделявшую вежливый интерес от нахального вторжения в личное пространство. Павич, как медведь, частенько лез туда напролом, не считаясь с тем, что у Себастьяна вообще может быть что-то личное и тайное, о чем говорить не следует.       — Так то дорога, а сюда пусть кто сунется, отведают свинца по самое «нехочу»! — хмыкнул старый вояка, заправил в рот полбулки с куском масла почти такого же размера и, прожевав, пояснил:       — У меня парни натасканы, что твои овчары, тут почти у каждого свои кровники имеются — у кого черти-косовары, у кого хорваты. Так что будь спокоен, Басти, за босса, его пока Мартин поохраняет. А эти-то наши четверо из ларца, одинаковы с лица, где?       — Хороший вопрос… — Себастьян и вправду еще не видел ни одного из Снитских, и, вытащив телефон, набрал Анджею, как самому ответственному из четверки:       — Ну что, охраннички? Проспали босса? — с напускной суровостью проговорил Моран, когда в трубке послышалось сонное «алё».       — Шеф! Шеф, мы уже спускаемся! — голос Анджея тут же приобрел бодрую интонацию, хотя Себастьян был более, чем уверен, что тот еще валяется под одеялом и лечит голову, как и остальные трое.       — Пять минут вам на сборы, опоздаете — заставлю пробежать в полной армейской амуниции десять километров по горной местности. — без тени иронии объявил полковник и дал отбой. Решив, что тех же пяти минут ему хватит, чтобы дозавтракать и дать Джиму поговорить с глазу на глаз с Мартином, он вернулся к кофе и, достав сигарету, на всякий случай спросил:       — У вас тут курят или как?       Павич махнул рукой:       — Кури, тебе можно, ты аккуратный и окурки на полу не давишь. Но на будущее, лучше дымить на улице, где курилки есть. Не то, чтоб мы тут сильно о здоровье нации беспокоились, но сам понимаешь, здания старые, перекрытия деревянные, пыхнет из-за какого курильщика-раздолбая — и заново все отстраивать придется. А это ж бабла немеряно!       — Старые? Странно, мне показалось, что этот корпус недавний. Но ты прав, тут полно всего, что легко горит, потерплю, не стану подавать твоим подчиненным дурной пример. — кивнул Тигр и убрал сигарету обратно в пачку.       Они вернулись к обсуждению программы дня, и через четыре минуты двадцать секунд в столовую ввалились все четверо братьев, явно в спешке одетые и с виноватыми физиономиями. И первым делом заозирались в поисках Мориарти.       — Что, караульные? Проебали босса! — теперь уже Горан подначил своих бывших подчиненных, но хитрые поляки смекнули, что оба шефа слишком уж спокойны для чрезвычайщины, и только рассмеялись в ответ, согласно кивая. Но запах кофе и выпечки быстро отвлек их на себя, а к этому моменту Себастьян и серб уже завершили трапезу и, пожелав братьям приятного аппетита, вышли из столовой на свежий воздух, покурить и продолжить разговор.       Джим и Мартин стояли в сторонке, у низкого приземистого здания, похожего на гараж или склад, только с натянутой над ним маскировочной сеткой. Они о чем-то говорили, и Себастьян пока решил не вмешиваться. Присев на лавку возле урны с нарисованной на ней сигарой, он наконец-то спокойно закурил, и Павич присоединился к нему, достав и набив табаком длинную трубку.       Мориарти хотел узнать из первых рук, как ирландцу Мартину, еще недавно беспечно топтавшему изумрудные холмы на родине, живется в чужой стране, среди чужих людей и в условиях, которые при всем желании нельзя было назвать легкими и приятными.       На тренировочных базах Павича рекрутов кормили досыта, содержали в благоустроенных корпусах-казармах, учили на современном оборудовании — от компьютеров до оружия, время от времени даже развлекали, но как ни крути, это был отнюдь не курорт. Требовалась недюжинная сила характера, чтобы впитывать и усваивать военную науку, и еще много чего другого.       Мартин, вспыльчивый как порох, прежде никогда не отличался скрытностью, все эмоции, бродившие в недрах его души, моментально находили выход, но выучка у Горана сделала свое дело: парень научился думать над своими словами и придерживать язык. Это было несомненное очко в его пользу, проблема заключалась лишь в том, что на сей раз Джим Мориарти хотел обратного — полной откровенности. Ему пришлось выпустить на свободу Ричи, и брат-ангел постарался от души, тихим и ласковым голосом завлекая Мартина в золотые сети своего безмерного обаяния.       Песня кота-баюна сделала свое дело: Мартин мало-помалу перестал стесняться «мистера Оливера», и речь его полилась свободно, как будто он разговаривал не со своим патроном и благодетелем, внушавшим трепет одним фактом своего присутствия, а со сверстником, школьным приятелем.       — …вот так я тут и живу, сэр. Мне очень нравится Сербия! — названия страны он произнес по-сербски, правильно и чисто. — Она почти такая же, как Ирландия, только горы здесь выше и солнце ярче!       — Да, ты стал настоящим солдатом. Моим солдатом. И что же, ты совсем не скучаешь по дому? — вкрадчиво поинтересовался Кошачий царь, и в его черных глазах мелькнул искушающий намек. — Юноши в твоем возрасте мечтают об удовольствиях более утонченных и сладких, чем стрельба из «калашникова». Некоторые подумывают об Оксфорде, а другие — о выгодной женитьбе.       Мартин возмущенно фыркнул, но тут же сам одернул себя и ответил по форме, хоть и с нотками обычной дерзости:       — Никак нет, сэр! Я и в Доннеголе с уроков сбегал, просиживать штаны в университетах — это не по мне! А женщины… — он сделал пренебрежительный жест.       — Что женщины? — улыбнулся Джим.       — Нуууу… не до них мне как-то… Они красивые, конечно, но вечно болтают, как сороки, не заткнуть. Приятно с ними потанцевать разок-другой, но ничего серьезного я не планирую, сэр. И никакой из них ничего не обещаю.       — «Вам не до женщин, цель у вас иная…» — Мориарти, которого забавляла избыточная серьезность юноши, потрепал его по плечу, чем заставил Мартина покраснеть.       Себастьян с Павичем курили, сидя на лавке, и хотя ни тот, ни другой вроде бы не смотрели в их сторону, Джим решил, что пора заканчивать беседу тет-а-тет:       — Молодец. Капитан Павич тобой очень доволен. Постарайся не разочаровать его, и скоро из сержанта станешь лейтенантом.       — Да, сэр! Я постараюсь!       — Надеюсь сегодня увидеть тебя в деле. — заключил «мистер Оливер», и на загорелых щеках рекрута снова появился румянец.       Моран сел так, чтобы боковым зрением все-таки отслеживать, что там происходит между Джимом и юным рекрутом, и потому мимо него не прошли ни довольно-таки неформальное похлопывание по плечу, ни краска, бросившаяся молодому ирландцу в лицо в ответ на нечто фривольное, сказанное Мориарти. Со стороны происходящее подозрительно смахивало на флирт, и ревнивец, обитающий в самом темном углу души полковника, где-то по-соседству с киллером и мизогином, тут же высунулся из своего логова и заставил Тигра напрячь слух и прочие органы восприятия, способные уловить душок измены. Но говорили оба тихо, слов было не разобрать с такого расстояния.       — …и еще, вот помнишь, как мы тогда с тобой, Иванко Маничем и Гнешко… как бишь его… вот ведь, выскочило из головы, как Гнешка фамилия… ты не помнишь? — Павич ткнул его по приятельски под ребра, возвращая к теме воспоминаний о совместной службе.       — Что? Агнешка? Нет, не помню такую… — невпопад ответил Моран, дотянув сигарету практически до фильтра.       — Какая Агнешка, дурья твоя башка? — Горан возмущенно выбранился и снова пристал к нему со своим вопросом, но тут к счастью, Джим отлепился наконец-то от парня и они оба присоединились к ним, причем Мартин все еще алел щеками, как девица, которой только что сделали неприличное предложение.       — Куришь? — не глядя на Мориарти, Моран протянул парню свою пачку. — Бери, и не смотри на своего командира, сегодня я старший по званию, разрешаю.       — Спасибо, сэр! — ирландец кивнул, взял одну сигарету и достал из кармана спички, чтобы прикурить самому.       — Павич мне сказал, ты среди бойцов самый меткий, твои товарищи даже снайпером тебя именуют. Это так? — Тигр запустил в волчонка когти и решил, что лучше вовлечет его в чисто мужские игры, чем позволит Джиму завести мимолетную интрижку с красивым янычаром. Парень скромно потупился и кивнул:       — Ну, я все стрелковые состязания выигрывал за последние полгода. Стало быть, так…       — Отлично. Хочу тебя в деле увидеть. Горан, у тебя тут найдется еще одна «черная стрела», кроме той, что мы привезли? Ну или МИ-24 хотя бы?       — Обижаешь! Пошли в арсенал, покажу все, чем богаты! — оживился серб и спешно вытряхнув остатки табака из трубки, вскочил и увлек их за собой к приземистому зданию, охраняемому двумя часовыми с боевыми «калашами».       Оглянувшись на Джима, Моран заметил, что Мартин тоже спешно затушил окурок и поспешил за ними, как привязанный, хотя Горан ему никаких распоряжений сопровождать их не отдавал.       — Что ты ему такого сказал, что у него даже уши покраснели? — улучив момент, когда Павич их опередил, а Мартин еще не догнал, спросил Моран у Мориарти.       — Кому? Что сказал? — рассеянно переспросил Джим, думая о чем-то своем. — А-а, Мартину… Ничего особенного. Спрашивал, как ему здесь живется, ну и дал понять, что хочу его в деле посмотреть, так же, как и ты.       Юноша тем временем поравнялся с ними и пошел, как боец сопровождения, готовый в любой момент схватиться за оружие, чтобы защищать доверенную ему королевскую особу. Джим снова не сдержал одобрительной улыбки, но, не желая баловать рекрута чрезмерной похвалой, дотянулся до уха Морана, чтобы прошептать:       — Он очень хорош, правда? А что ты затеял с оружием — в меткости посостязаться? Смотри, как бы тебе парнишке не продуть…       На самом деле Мориарти и мысли не допускал, что Моран может «продуть» в своем любимом состязании, но не мог отказать себе в удовольствии немного поддразнить своего Тигра.       Моран скривил губы, изображая скепсис и тихо ответил:       — Куда уж мне за молодыми угнаться! Так, вспомню молодость, дам ему шанс почувствовать себя таким же крутым, как Роб Фарлонг (1) или Джеймс Барр (2). И потом, у него преимущество — стрельбы будут на знакомом ему полигоне по знакомым мишеням. Или Горан тут бекасов (3) разводит, чтобы учить своих стрелять по движущейся мишени?       Они дошли до входа в оружейный склад и нырнули внутрь. Павич провел их мимо горы каких-то ящиков к лазу в бункер-бомбоубежище, где под замком хранился основной боевой арсенал лагеря.       Спустившись вниз, Моран учуял знакомый запах ружейной смазки. Здесь на стеллажах покоились плоские ящики с боевым оружием разных марок и калибров, а так же другие боеприпасы — ручные гранаты, снаряды для минометов, мины и прочие грозные орудия войны.       Павич открыл пару коробок, показывая гостям новенькие винтовки Barrett M99 американского производства, потом показал еще несколько «трофейных» экземпляров — крупнокалиберную «британку» AW50, с которой Моран был хорошо знаком по Афганистану, пару венгерских «гепардов»-М3, австрийскую SSG 04.       — Ну что, Павич, поступим честно, дадим твоему подопечному выбрать оружие для состязания стрелков. — предложил Себастьян, любовно осматривая арсенал серба, и, кивнув Мартину, велел:       — Выбирай любую.       Парнишка не заставил просить себя дважды, его руки сразу же потянулись к «американкам», и менее чем через минуту он уже полностью собрал одну из них.       — Готово! Вторую собрать, сэр? — спросил он Морана тоном человека, знающего себе цену.       — Хм… Пожалуй, вторую я сам соберу, нечестно будет тебя заставлять делать мою работу.       — Но мне не сложно, сэр… — попробовал возразить дерзкий ирландец, однако полковник холодно взглянул на него и отрезал:       — Я не сказал, что это сложно, я сказал — это нечестно. Разницу понимаешь, сынок?       — Так точно, сэр. Понимаю, сэр. — он сделал виноватый вид, но вряд ли и в самом деле раскаивался в нарушении субординации.       — Отлично. Тогда иди к тому, кто у вас отвечает за полигон и передай распоряжение подготовить мишени. Две статические и три динамические. По пять… — он осмотрел магазин винтовки на предмет его емкости — да, по пять штук на каждого. Десять пуль — десять попаданий, ну, а точность будем оценивать по расстоянию до яблочка.       — Есть, сэр! — он козырнул полковнику и уже хотел было броситься исполнять приказ, но все-таки не забыл обратиться за разрешением к своему непосредственному наставнику и командиру: — Разрешите идти, сэр?       — Иди-иди, и да, передай от меня воднику (4) чтобы подправил помост для наблюдения, а то там в прошлый раз планка ограждения отвалилась. — своевременно вспомнил Горан, но физиономию постарался держать бодрую, как будто все у него под контролем. Моран только переглянулся с Джимом и терпеливо вздохнул, приступив к сбору винтовки.       — Есть! — снова козырнул Мартин и скрылся с глаз.       Мориарти не вмешивался в происходящее — прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, он улыбался как Чеширский кот и молча наблюдал, как бывалый солдат и молодой рекрут, неоперившийся орленок, меряются мужским рабочим инструментом, в прямом и переносном смысле. Моран был на высоте. Он одним легким щелчком по носу указал Мартину его место и отправил восвояси, а затем принялся собирать винтовку — искусно, любовно и нежно, как будто прикасался к женщине. Это было волнующее зрелище. Джим не отрываясь смотрел на руки Морана, которые обожал, и пытался представить, что чувствует винтовка? Нравится ли ей временный господин? Будет ли она послушной и точной, поможет ли меткому стрелку, или злой дух, нередко обитающий в подобных предметах, проявит свой коварный норов?       Подумав о предстоящем состязании, он укорил себя за невоздержанность прошедшей пары дней; Бастьен был крепкий мужик, но все же они чересчур много пили и мало спали, так что теперь у юного рекрута, жившего по режиму и совсем не пившего спиртного, оказывалось серьезное преимущество перед полковником.       — Не давай ему спуску, — тихо сказал Джим, и посмотрел на Морана холодными глазами Мориарти. — Не играй в поддавки. Я хочу, чтобы все было по-взрослому и хочу, чтобы ты победил. Десять пуль — десять попаданий. За каждый промах я штрафую тебя на одну ночь. Но если ты выбьешь десять из десяти… — и он улыбнулся особенным образом, давая понять, что награда не разочарует Тигра.       Поймав взгляд Мориарти, только что напоминавший своей глубиной зимний омут, но тут же оттаявший и обдавший его жарким обетованием, Моран даже прервался на миг, прежде чем вщелкнуть оптический прицел в рамку на стволе. В теле тут же проснулся голодный Тигр, и мысли полковника метнулись в сторону искусства поражать другие мишени другим оружием. Но с таким настроем и продуть молодому да амбициозному парню недолго — и, чтобы слегка остыть, Моран прибег к обратному отсчету, а вслух спросил, не скрывая ревнивых нот:       — Ну, а если волчонок победит старого Тигра, и выбьет десять из десяти? Что ты ему пообещал в награду такого, что заставило его покраснеть до ушей?       Мориарти улыбнулся еще коварнее и покачал головой, что можно было прочитать двояко — и как «не скажу, не проси», и как «ты не проиграешь». Ему ничего не стоило рассеять ревнивую тревогу Себастьяна проверенным способом, принятым между ними в такие щекотливые моменты, но рядом толокся Павич с длинным ухом, наверняка только делавший вид, что полностью поглощен своими делами — а кроме того, Джим счел небольшой стресс полезным. Ревность и азарт не позволят Морану сделать распространенную ошибку опытных военных при общении с зеленым новичком: недооценить противника.       — Победить Тигра может только Лягушонок, и то не на стрельбище. Ты готов? Пойдем. Я давно не видел, как ты стреляешь.