Балканская баллада

      Суматошные сборы в дорогу больше всего напоминали Морану эпизод из жизни цыганского табора — вместо того, чтобы спокойно позавтракать, загрузить багажники джипов припасами и грузом для лагерей, а так же получить у Горана и проверить на месте оружие и боекомплект, Себастьян был вынужден метаться между боссом, Снитскими, машинами и хозяином дома в тщетных попытках скоординировать весь этот кавардак, в котором принимали посильное участие все, кому не лень.       Особенно досаждали женщины, так и норовящие подсунуть в багажник вместо действительно нужного и полезного всякую ерунду, вроде вязаных носков, бутылок самогона, корзинок с пирогами и даже живого гуся в узелке из наволочки. Гусь стал апофеозом творящейся идиотии, и Моран, уставший воевать безоружным с бестолково галдящей бабьей стаей, обратился к Павичу и потребовал пистолет, чтобы застрелиться.       Горан только посмеялся в ответ, но баб своих немного урезонил, велев им сложить все, что они хотели передать в лагерь для своих мальчишек, в отдельную кучу. Потом они с Тигром пошли в подвал и там Горан вручил ему винтовку «черная стрела» (1), раритетный короткоствольный кольт для Джима, два русских «калаша» и пять Застав 88А (2):       — Держи, братко, держи, австрийских у нас давно уж нету, а эти всяко понадежнее будут! К руке не так удобны, как глок или смитвессон, но ты из всяких пострелял, привыкнешь.       Он достал упаковку патронов к винтовке, четыре заправленных рожка к автоматам, потом выгреб из большой промасленной коробки горсть патронов парабеллум 9 калибра и пересыпал их в плотный холщовый мешок.       — Извини, что россыпью, так уж поставщик привез. Знаю, ты в этом деле аккуратист, каких поискать, так что вот, держи еще по паре пустых магазинов, в дороге будет чем заняться.       — Ну хоть и на том спасибо, друже. — Моран осмотрел стволы и попробовал передернуть туговатый затвор у одного из них. В отличие от глока, эту операцию им всем придется проделывать вручную, что увеличивало время до выстрела и повышало риски в перестрелке, но зарядная система русских ТТ не предусматривала ничего иного в качестве предохранительного механизма.       — А что, твой поставщик кустарно эти патроны штампует? — он с подозрением осмотрел гильзу, но фирменная маркировка была на своем месте, и на первый взгляд, ничем не отличалась от стандартного боезаряда.       — Да не, это у нас тут в Ужице (3) по лицензии пули отливают, ну мы и закупаем у них потихоньку, мелким оптом… — уклончиво ответил Павич.       — Ясно… — вздохнул Моран, поняв, что в первом же лагере ему неизбежно придется пристреливать каждый пистолет, пока он не убедится в том, что оружие работает исправно и затвор не переклинит в самый неожиданный момент из-за сомнительного качества местных патронов.       Потом они вместе со Снитскими таскали и укладывали в багажники ящики с оружием и боеприпасами, маскировали их походной амуницией и посылками от женщин, а там дело уже подошло к обеду, ну и, разумеется, затянулось еще на час-полтора. В общем, из ворот гостеприимного горановского замка два перегруженных джипа выкатились только когда солнце уже начало опускаться к закату и тени на земле начали вытягиваться на восток.       Моран посадил Анджея рядом с Гораном, который самолично вел машину, а сам сел позади, с Джимом, которого с другой стороны защищал Тадеуш. В другой машине ехали сербские парни и двое других близнецов, долго ворчавших насчет выданного им оружия.       Дорога петляла между холмов с разбросанными по ним фермами, а уже в сумерках начала забираться в горы, и Павич раза три или четыре переспросил у Джима, уверен ли тот насчет продолжения путешествия в сгустившейся чернильной темноте? Он упирал на то, что горные дороги были в плохом состоянии и почти не освещались, но Джим всякий раз оставался непреклонен, и Павич все громче вздыхал, все больше мрачнел и все чаще поглядывал на Морана в зеркало заднего вида.       В конечном итоге, Себастьян вытащил из кобуры пистолет и снял его с предохранителя, велев парням сделать то же самое и послав предупредительную смс второй машине. Увидев это, серб одобрительно кивнул и тоже поправил свой калаш так, чтобы им можно было без помех воспользоваться.       Заметив грозные приготовления телохранителей и по достоинству оценив их нахмуренные мужественные лица, Джим немного нервно рассмеялся и спросил:       — Что происходит, парни? Вы в самом деле ждете, что на нас кто-то нападет в туристическом районе — или у вас несварение случилось, у всех разом? А я предупреждал: не надо плескавицу закусывать буреками, а потом еще и пахлавой!       Никто ему не ответил, и в голосе Мориарти, не любившего, когда от него что-то скрывают, прибавилось сарказма:       — О-о, вот как? Похоже, у нас серьезные проблемы? Что, за ближними кустами засели албанские террористы, вместе с украденной у русских ядерной боеголовкой? Да бросьте! Сейчас не девяностые, и мы еще далеко от Косово, так что… — он прервался на полуслове, заметив, что навстречу едет черный джип с выключенными фарами.       Это было не таким уж удивительным событием, но в зеркале заднего вида отчетливо отразился еще один черный внедорожник, брат-близнец первого, и тоже без бортовых огней…       — А вот это уже интересно… — с этими словами Джим вытащил из кармана короткоствольный Colt Cobra (4)  — Моран пренебрежительно назвал его «девчачьим», но Джиму понравилась эта модель револьвера: легкая, удобная и как раз по руке. Оставалось только догадываться, как Себастьян сумел выкопать для него именно то, что нужно, среди горановского оружейного хлама.       Только заметив отблеск фар в лобовом стекле чужой машины, Моран первым делом положил руку на шею Джима и пригнул того вниз, повышая шансы босса уцелеть, когда по ним шмальнут очередью. Горан тоже не растерялся — вместо того, чтобы затормозить перед неизвестными и подставиться под шквальный огонь, он втопил педаль газа, крикнул «держитесь, парни!» и кинул тяжелую машину на таран.       От сильного удара Морана бросило плечом на спинку переднего сиденья, Анджей охнул, когда ремень безопасности впился ему в живот, Тадеуш уперся одной рукой в водительское кресло, а другой тоже прикрыл босса, а Горан, не дожидаясь особого приглашения, высунул автомат из окна и хлестнул по колесам и бамперу джипа двумя короткими очередями.       Протараненный автомобиль, перекрывший им путь, наполовину съехал с трассы и опасно завис задним мостом над крутым склоном, поросшим тонкими деревцами — еще один удар с разгона мог сбросить бандитов вниз, и молодой лес не удержал бы их от долгого падения.       Воспользовавшись замешательством нападавших, Павич сдал назад, почти столкнувшись с собственным джипом эскорта, и снова дал короткую очередь по передней машине, из которой тут же ответили сразу двумя очередями, изрешетившими лобовое стекло и обшивку. Сзади тоже раздались выстрелы и крики, их второй джип развернулся боком к машине, которая заблокировала путь к отступлению, и парни Павича вместе со Снитскими увлеченно палили по ней. Кто-то там коротко вскрикнул и рухнул в кусты, попытавшись выбраться из-под обстрела, в их салоне зазвенели брызнувшие на сидевших осколки заднего и бокового стекол, но пули застряли в обшивке или ушли насквозь, никого по счастью, не зацепив.       — Сиди, не высовывайся! — тихо и жестко скомандовал Джиму Моран и, вытащив у себя из-под ног бронежилет, сунул его Тадеушу — прикрывай этим босса, стреляй на поражение в любого, кто сунется!       Адреналин, мгновенно скакнувший в крови до предельного уровня, требовал от полковника активных действий, и Моран, приоткрыв дверцу, пригнулся за ней, опуская стекло. Пистолет лежал в руке почти так же уверенно, как глок, правда, был потяжелее и погрубее, но за неимением ничего иного, придется обойтись тем, что есть.       — Анджей, прикрой! — Моран дождался, когда телохранитель сделает несколько кучных выстрелов в сторону атаковавшей их спереди машины, и быстро выглянул из-за укрытия, чтобы оценить обстановку. Спрятавшись обратно, он с уверенностью мог сказать, что впереди было не менее пяти вооруженных человек, и, судя по заблокировавшему их второму внедорожнику и ответной пальбе, это вряд ли был случайный грабеж туристов на удачу. Но, даже если это были непримиримые албанцы-косовары, которые поджидали здесь именно Горана, перевозившего оружие, то активный отпор оказался для них сюрпризом.       Второй калаш был у парней Горана, винтовка, с помощью которой можно было подорвать бензобак — на дне багажника, и это было хреново, потому что их сейчас начнут поливать автоматными очередями. Но нападавшие не торопились с атакой, видимо, их боезапасы были ограничены, а может и стволов имелось не так много. Моран отчетливо слышал треск очередей из полуавтоматических пистолетов, и характерные одиночные выстрелы.       — Хеј, шта дођавола, пуцаш? (Эй, что, черт возьми, вы стреляете?) — гаркнул Горан, воспользовавшись паузой — на поле боя стелился пороховой дым и метко стрелять сквозь него было затруднительно.       — Dhe ju çfarë bëni seks? (А вы какого хуя?) — донеслось до них со стороны обрыва.       — Jesco, jeni ju? (Джешко, ты?) — спросил Павич, переходя на язык косовских бандитов.       — Unë, unë. Dhe kush jeni ju? (Я, я. А кто ты?) — вопрос переговорщика прозвучал вызывающе.       — Hej, ju messed up harta, kjo është Serbi! Ju merrni për të Metohi, ju bastard, unë do të gut nuk është lëshuar! (Эй, ты перепутал карту, это Сербия! Вали давай к себе в Метохию, ублюдок, пока я тебе кишки не выпустил!) — рявкнул серб в темноту.       — Kush jeni ju për të porositur mua? (Кто ты такой, чтобы приказывать мне?)— раздалось презрительно в ответ.       Моран не понимал албанский, но интонации ловил хорошо. Если это были албанцы, сотрудничавшие с синдикатом Мориарти через Горана, то он им точно не позавидует…       — Pavich, kapiteni Goran Pavićh, dëgjoni? (Павич, капитан Горан Павич, слыхал?) — зашел серб с козыря. В ответ не раздалось ни звука, видимо, бандиты знали, кто такой капитан Павич и решали, стоит ли продолжать нападение. Над лесом и дорогой повисла долгая пауза…       — Весело тут у тебя, Павич, — как бы между делом заметил Мориарти, выбираясь из импровизированного «блиндажа», образованного над ним руками телохранителей и расстегнутым бронежилетом. — Это кто же нам приготовил такую теплую встречу? Неужели Джешко Хаджиу и его «Черные драконы»?       Как обычно, Джим не пропустил ни слова из беседы Горана с главарем нападавших и, порывшись в своих мозговых файлах, без особого труда отыскал нужное досье — он помнил все имена, сообщенные ему Павичем за время «пуско-наладочных работ», то есть создания ячеек синдиката на территории Сербии, Черногории и Македонии.       — Да, это он… — пробурчал Горан и, не опуская автомата, отпустил сквозь зубы смачное словцо.       — Здесь его «точка», с тех пор, как Османи червей кормит…       Джешко Хаджиу не был другом, но не был и врагом; в отличие от беспредельщиков и религиозных фанатиков, входивших в группировки, подконтрольные Якупи, самого Джешко и его ребят интересовал только «честный бизнес», состоявший из вооруженных налетов и ограблений банков. При этом часть захваченных денег уходила семьям членов банды — в Румынию, Албанию и Македонию, а часть вкладывалась в контрабанду и организацию нелегальной эмиграции на территорию Италии. Павич несколько раз имел дела с Джешко, когда нужно было переправить кое-кого на Апеннинский полуостров и доставить кое-какие грузы через Албанию, и тот показал себя довольно толковым посредником, хоть и весьма жадным до денег. Платить ему нужно было только долларами, другой валюты Джешко не признавал.       Туман неизвестности рассеялся, и Мориарти счел ситуацию крайне забавной, несмотря на то, что молодцы Хаджиу только что едва не превратили их в котлетный фарш. Самым вкусным в этой «пирушке» было то, что Джешко имел счеты с недавно упокоившимся Якупи, коего числил кровным врагом…       Джим сделал движение, чтобы выйти из машины, и крайне удивился, когда Моран и Снитский вцепились в него с двух сторон:       — Вы что? Пустите меня. Я хочу сам поговорить с Хаджиу. Вот увидите, ему станет стыдно за свое поведение.       — Сиди! — Моран рывком удержал Джима, который вообразил, что переговоры закончены и полез под шальную пулю. — Сиди смирно и жди команды отбой. Иначе мы тебя отсюда повезем в красивом цинковом ящике!       Горан тоже выжидал, не снимая автомата с ручки бокового зеркала. Но вот со стороны нападавших кто-то вылез из машины, медленно развернулся в их сторону, демонстрируя безоружные руки, поднятые ладонями вверх и приблизился на несколько шагов, чтобы попасть в свет единственной уцелевшей фары.       — Ой-вэй, Павич, извини, брат, я обознался! Мы тут кое-кого другого ждали, не вас. — бородатый мужик в камуфляже и с носом, явно имевшим следы недавней травмы заговорил по-сербски с акцентом. Автомат висел у него на плече, но был без рожка и обращен дулом вниз. Немного выждав, серб тоже вылез из машины и приблизился к Джешко, но своего автомата не разрядил и не опустил, памятуя о коварстве албанских головорезов. Оба Снитских тоже держали «дикого горца» на мушках, и тот это прекрасно видел, но вел себя храбро, не тушевался.       — Ладно, с кем не бывает. Отзови своих и разъедемся мирно. Я в твой бизнес не лезу, но и ты мне пути не загораживай. — вынес свое решение Павич, сильно недолюбливавший эту лесную братву с их засадами и манерами разбойников. Не будь с ними босса, может, дело решилось бы совсем иначе… и не в пользу албанского пса.       — О чем разговор, брат! Ты у нас человек уважаемый, вот, племянника своего хочу к тебе в лагерь на будущее лето отправить, поучи его там уму-разуму! — разговор между ними потек в мирное русло и, минуты через три Хаджиу обратился к своим и велел убрать пушки. Павич тоже повернулся к джипу и кивнул, опуская дуло автомата к земле.       — Вот теперь отбой. — Моран напряженно выдохнул, ослабил хватку на локте Джима и снял палец со спускового крючка. — Но я бы на твоем месте не стал перед ним светиться. Хаджиу тип ненадежный, информацией тоже торгует, а нам еще две недели в здешних горах куковать. Пусть Павич ему потом скажет, что его сам Мориарти едва не пустил в расход.       Джим по-кошачьи фыркнул, иронизируя над манерой своих ближников пускать пыль в глаза, но к мнению Морана как шефа охраны отнесся с уважением и геройствовать не стал:       — Хорошо, хорошо. Пусть расскажет про страшного и ужасного Мориарти. Моей легенде пойдет на пользу умение стрелять с двух рук, из нескольких видов оружия, и при этом еще управлять машиной. А между тем, я ведь и мухи не обижу.       Он сложил руки на груди и придал своему лицу выражение умиленной невинности; это звучало и выглядело до того комично, что Снитские, сбрасывая напряжение, сдавленно захрюкали, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заржать в полный голос. Строго зыркнув на Тадеуша, Мориарти нарочито сварливо приказал:       — Моран, поторопи Павича, пусть заканчивает с прощальными поцелуями, нам действительно пора! Я хочу добраться до ночлега раньше, чем наступит утро. — и тут же повернул голову и, прижав губы к уху Себастьяна, горячо прошептал: — Ты был великолепен! Никаких раздельных спален.       Моран сдержанно кивнул, принимая похвалу и жаркий намек, и, выбравшись из джипа, помахал сербу:       — Павич, ну что там, едем?       — Едем-едем, только вот нужно будет сперва как-то разъехаться. — Горан смотрел на повисший над обрывом внедорожник албанцев и прикидывал, что будет проще — попытаться объехать его по заросшей густым кустарником и довольно крутой обочине и оставить горе-бандитов самим вытаскивать машину или все-таки самим пособить, чтобы уж точно разъехаться, никого не столкнув.       Ребята из задней машины тоже вышли и сгрудились вокруг командира, а к нему подошли Ружен и Томаш Снитские:       — Как вы тут, шеф? Босса не зацепило? — тревожно спросил Ружен, поддерживая бледного Томаша, прижавшего к предплечью платок, щедро пропитанный кровью.       — Горан, у нас один огнестрел! — оповестил Павича Себастьян и, наклонившись к передней дверце, ткнул в спину Анджея, зубоскалившего с братом:       — Аптечку давай! Она в бардачке!       Минут пять трое братьев и Джим с Мораном озабоченно возились со сквозной раной Томаша, пока Горан бранился на этот счет с албанцем. Но у того тоже оказалась парочка подстреленных, причем, один довольно серьезно, так что они оба вышли опять-таки на мировое соглашение никому счетов не предъявлять.       Еще минут десять понадобилось, чтобы выгрести крошево разбитых стекол из салонов обоих джипов, и наконец-то разъехаться. Моран пересадил Джима и троих Снитских, включая раненого Томаша, во второй джип, у которого в перестрелке уцелели обе фары, и сам сел за руль, отправив Тадеуша, водителя и других ребят к Горану. Теперь они вынуждены были ехать очень осторожно и медленно из-за разбитой фары, выбитых стекол и других возможных повреждений от пуль, но в общем и целом машины были исправны, включая баллоны и радиаторы. Так что дорога, которая, по расчетам Павича, должна была отнять у них часа четыре, в итоге превратилась в шестичасовую, и к первой базе, открытой на территории бывшего пионерского лагеря, они приехали уже глухой ночью. Однако, часовой на вахте быстро передал кому надо о прибытии гостей, и вскоре их компания с комфортом разместилась в отдельном коттедже, где даже каждому из Снитских могли выделить по отдельной комнате.       Горан лично проводил Себастьяна и Джима в просторные апартаменты на втором этаже, состоящие из двух смежных спальных комнат и гостиной, показал, как пользоваться душем и водонагревателем в ванной размером с половину спальни, а так же баром и бытовыми приборами в кухонной пристройке, больше напоминающей башню, и удалился, деликатно пожелав им хорошего отдыха.       Моран бросил сумку с личными вещами на кровать и, сняв кобуру с пистолетом, положил оружие на тумбочку у изголовья. Потом хмуро глянул на Джима, с любопытством хорька заглядывающего в шкафы и полки:       — Ну, с боевым крещением тебя, чертов упрямец! Теперь ты убедился, что Сербия — это не Мейфэйр, и здесь все еще идет война?       — Что? — откликнулся Джим, как будто витал где-то далеко и телепортировался в комнату лишь мгновение назад, когда Моран заговорил с ним: — Боевое крещение? А-а, ты об этой небольшой заварушке? Бастьен, но я не в первый раз попадаю под пули. До того, как ты с умом взялся за столь неблагодарное дело, как охрана моей персоны, эта самая персона слышала трескотню выстрелов над головой и рисковала задницей… дай подумать… по меньшей мере шесть раз.       Мориарти скрестил на груди руки и очаровательно улыбнулся, как будто вспоминал о школьном пикнике.       — Не скажу, что это было так уж приятно, но… ощущения волнующие. Как при экстремальном сексе с незнакомым человеком, когда не знаешь, чем все закончится — крышесносным оргазмом или болевым шоком. Помнится, в Техасе мы с Бойлом удирали на старой раздолбанной тачке от шестерки молодчиков из наркокартеля. Они хотели снять с нас скальпы и, наверное, сняли бы… однако нам очень повезло с водителем. Заядлый гонщик, бывший рейнджер, отморозок полный — только такой и смог бы проехать там, где мы проезжали… чуть не поседели оба, но, как видишь, обошлось.       Заметив странное выражение на лице Морана, Джим чуть приподнял брови:       — Ты мне не веришь, Тигр?       Себастьян хмыкнул и неопределенно пожал плечами. Причин не верить Мориарти у него не было — тот знался со многими преступниками и вместе с Бойлом занимался слишком опасным бизнесом, чтобы все и всегда проходило гладко и без эксцессов. Одна «техасская петля» чего стоила…       Но и Ричи тоже был мастер выдумывать всякие истории, он мог пересказать сюжет какого-то вестерна, выдав его за приключение с собственным участием и так увлечься, что сам в итоге начинал верить всему, что наболтал. А проверить его рассказ про шестерых гангстеров из наркокартеля не представлялось возможным по причине безвременной кончины второго участника гонки на выживание.       Потому Моран предпочел не проверять, насколько слова Джима близки к правде — главное, что сегодня он проявил себя молодцом и не полез под пули, благоразумно следуя его указаниям. Если он и раньше бывал в переделках, подобных этой, то они его кое-чему все-таки да научили…       — Здесь, конечно, не Техас, и за скальпами никто не охотится, но голову отрезать могут. И пулю в спину всадить. Так что будем благоразумно осторожны, ты не против? — он сел на кровать и начал расстегивать рубашку, взмокшую в подмышках и нуждающуюся в стирке. Кажется, в ванной была установлена стиральная машина…       — Тшшшшш… погоди… — Джим скользящими па-де-ша (5) перелетел комнату и стек к ногам Морана, обхватил его за бока и уткнулся лицом в грязную рубашку, с жадностью кота над валерьянкой втягивая в себя запах любимого человека. Это был запах усталости, пота, пыли и порохового дыма, но вместе с тем — запах силы и мужества. Не случайно алхимики и колдуны, составляя свои тинктуры и приворотные зелья, всегда стремились добавить в настой хотя бы каплю телесных жидкостей прекрасной невинной девы или, напротив, закаленного в боях воина.       — Мы обязательно будем благоразумными и осторожными, Тигр, непременно, — промурлыкал Кошачий царь, зубами расстегивая оставшиеся пуговицы на рубашке Морана. — Но не прямо сейчас…       Он расстегнул пряжку морановского ремня и одним резким движением выдернул его из брючных петель.       Ремень, со свистом выскользнувший из шлеек, ожог кожу Себастьяна, словно гремучая змея, и он шумно втянул в себя воздух, зная, что сулит ему жадный взгляд черных глаз любовника. Он откинулся назад на локти, ответил ему таким же обжигающим взглядом, и показал сквозь плотно сжатые губы кончик языка.       — И что же ты намереваешься сделать прямо сейчас такого… неосторожного, мммм? — склонив голову набок, Моран с интересом ожидал ответа, о сути которого как бы понятия не имел.       — Мммммм… сейчас покажу… — Джим отполз немного назад и, упершись ладонями в колени Морана, развел их в стороны ровно настолько, чтобы с комфортом разместиться между ними. Теперь он еще больше напоминал кота, задумавшего коварное нападение или иную проказу.       — Главное — соблюдать осторожность, верно, Тигр? А для этого нам нужна… полная… и абсолюфная… ши-ши-на…       Последние слова Джим произнес хрипловато и немного невнятно, сквозь зубы — поскольку между ними оказался зажат язычок молнии морановских джинсов, и он настойчиво потянул его вниз. Покончив с этой сложной операцией, Кошачий царь поднял глаза и с выражением полнейшей невинности спросил:       — Ты ведь будешь сидеть тихо-тихо, да, Тигр? Ты ведь не хочешь, чтобы нас прервали на самом интересном месте?       — Пусть только попробуют… — угрожающе пообещал Моран, приподнявшись повыше и продолжая следить за манипуляциями Джима с пристальным вниманием. Все, что могло среагировать на провокативное поведение Мориарти, уже среагировало, и теперь Тигр затаился в засаде, охотясь за удовольствием, но оставляя любовнику налаживать ловушки для этого пугливого создания.       — Джиииим… — тихо прорычал он, побудив Кошачьего царя прервать свое увлеченное занятие и обменяться взглядами, полными обожания. Но это помогло ненадолго…       — Мммм… мне придется приложить серьезное усилие, чтобы хранить молчание, если ты и дальше будешь делать это так… — заметил он в ответ на дальнейшие дерзкие и очень провокационные действия Мориарти, но втайне не желал ничего иного, точнее, желал гораздо более смелого обращения любовника со своим телом.       — Я верю в вас, полковник, вы справитесь, — нараспев проговорил Мориарти, окончательно совладав с тугой застежкой, и пробежался пальцами сверху вниз, как музыкант, пробующий настройки. Для любовной игры, затеянной им столь страстно и бесцеремонно, прелюдия была не менее важна, чем увертюра для оперы.       — Вы же британский офицер на боевом посту, скала, несгибаемый воин… — в сочетании с активными наступательными действиями, производимыми рукой, эти искренние похвалы звучали до крайности соблазнительно — и в высшей степени непристойно.       — Вы справитесь… но если нет… если вы нарушите ти-ши-ну… или того хуже — вздумаете кричать, вас, мистер Моран, ждет страшное наказание!       — Ммммм… неужели вы, сэр, нарушите международную конвенцию о запрете пыток? — выдохнул полковник, позволяя Джиму втянуть себя в опасную и сладостную игру в «стойкого британского офицера». Ему уже стоило некоторого усилия сохранять невозмутимый вид, наблюдая за тем, что делает и что пока не делает, но красноречиво обещает ему Джим, и чувствуя его умелые пальцы на своем члене.       — Вам не сломить меня, сэр, нет… Но… я не могу ничего поделать с любопытством… что же такое страшное вы сделаете со мной, если я… не выдержу? . — тело уже предавало его, заставляя горло сжиматься и прерывать речь долгими паузами, удерживая звуки, не совсем приличествующие стойкому британскому офицеру, подвергнутому изощренной пытке наслаждением.       Мориарти улыбнулся кровавой улыбкой безумца и радостно кивнул головой, не оставляя Морану ни малейшего сомнения, что никакая международная конвенция его не защитит:       — Мне жаль вас разочаровывать, полковник, но здесь… в глуши… среди диких славян… которые, как известно каждому британскому офицеру, сплошь грубые варвары, сродни кельтам, носящим шкуры и пьющим кровь поверженных врагов… здесь не не действуют законы цивилизации, и я не советовал бы вам ссылаться на них. Это вам не поможет… нет… не поможет.       На каждую паузу в его монологе приходился один поцелуй — горячий и точный, приходившийся то в основание, то в самое навершие морановского члена, а запятым соответствовали длинные движения языком.       — Хотите знать, что я с вами сделаю, если вы нарушите ти-ши-ну и оскорбите мой чувствительный слух хотя бы одним громким стоном? Ну… я думаю… примерно вот это, — он на целых полминуты полностью отдался искуснейшему fellatio, а затем прервал свое занятие и отстранился:       — А потом я… уйду, но перед уходом привяжу ваши руки к спинке кровати…       — Фффффхххххх… — выдохнул Себастьян, кусая губы и запрокинув голову, пока Джим весьма искусно осуществлял демонстрацию «мер устрашающего телесного воздействия». Они уж не в первый раз играли подобным образом, но сегодняшняя переделка со стрельбой и кровью, пролитой пусть не ими лично, но одним из подчиненных Морана, создала максимально реалистичный антураж, а адреналин все еще бродил в крови бывшего военного, ища выхода хотя бы в яркой сексуальной разрядке. Возможно, что и от этого, предложение поиграть в военнопленного, прозвучало для Морана весьма волнующе, а дьявольский огонек в глазах Джима даже заставил его покоситься на тумбочку, где лежал пистолет, все еще заряженный смертью…       — Раз здесь не действуют законы международного права, то я… я буду действовать по закону джунглей… я буду… сопротивляться… — пообещал Себастьян, сделав вид, что хочет дотянуться до оружия.       — Шшшшшш… без резких движений, полковник! — Джим с ловкостью фехтовальщика перехватил Себастьяна и угрожающе добавил: — Если вам, конечно, дороги ваши руки…       Он зажал зубами пальцы Морана, и сквозь эту живую преграду произнес опять-таки не совсем внятно, но отчетливо:       — Ведь до вас наверняка доходили слухи, что сумасшедший Мориарти просто обожает руки с рисом… это мое самое любимое блюдо… но сегодня… для разнообразия… я готов начать с десерта. Главное, потрудитесь сохранять ти-ши-ну, пока я буду им наслаждаться…       Джим положил ладони на бедра Бастьена, наклонился и возобновил пикантное развлечение, доставлявшее обоим любовникам несравнимое ни с чем удовольствие. Несмотря на игру в пытку, Кошачий царь оставался до предела чутким ко всем реакциям своего Тигра, и всякий раз, как Моран готов был кончить, ослаблял воздействие на чувствительные зоны.       Себастьян почти сдался на милость победителя, и откинувшись на спину, нашарил на кровати ремень, выдернутый Джимом из его штанов, и прикусил его вместо губы, которая и так уже была вся изжевана почти до крови. Пару раз он пытался дотянуться до Мориарти руками, то ли желая сдержать его пыл то ли напротив, углубить собственные ощущения, управляя движениями любовника, но тот всякий раз уклонялся от цепких и жестких пальцев полковника, и приказывал ему «лежать по стойке смирно», угрожая продлить сладкую пытку до утра…       Собственно, утро и так уже было не за горами — точнее, как раз за ними. Небо успело изрядно посветлеть над темной каменистой грядой, поросшей густыми хвойными деревьями, и птицы начали звонкую перекличку на ветвях под окнами коттеджа. Но Джим упорствовал, никак не позволяя пленнику избавиться от любовных истязаний, и даже не давая ему никакой возможности выдать ему свой секрет.       — Оххх… сээээр… вы… вы победили… я сдаюсь… проявите милосер… сердие… мой… принц… — стонал он сквозь сжатые зубы, отчего мольбы выглядели несколько несерьезно, и, конечно же, не принимались Мориарти в расчет. Тогда Себастьян, уже измученный адреналиновым напряжением, применил запрещенный прием и жалобно позвал на помощь более милостивую часть души своего мучителя:       — Эй, Ричи, друг! Спаси меня… спаси… отдам тебе постели… половину! (6)       Джим умел взнуздывать собственное любовное нетерпение сколь угодно долго, неутоленная страсть была для него источником вдохновения, стимулятором посильнее кокаина; но любящий и нежный Ричи, конечно же, не смог не откликнуться на призыв, шедший из самых жарких глубин души Себастьяна Морана:       — Да… да… мой верный, храбрый воин… довольно будет половины сердца!       Он стремительно поднялся с колен и стиснул Себастьяна в объятиях, чем тот незамедлительно воспользовался, и теперь уже Ричи был опрокинут на спину и прижат к постели сладкой тяжестью.       — Ахах… аххх… попался, Лягушонок… — ласково прорычал Тигр, подмяв под себя доверчивого и самоотверженного спасителя. Его рука скользнула к уже расстегнутой молнии джинсов Мориарти и проникла в логово Нага, помогая змею выбраться наружу. Два члена, до предела налитых сильным желанием, скользнули друг по другу, и Моран, заполучив управление удовольствием в свои руки, в несколько сильных движений довел и себя и Джима до мощной разрядки. Правда, теперь уже Ричи, выгнувшийся под ним, грозил перебудить весь лагерь, и, во избежание ложной тревоги, Себастьян накрыл его губы своими, проглатывая крики любовника, пока его ладонь ловила и размазывала по горячей коже следы обоюдного оргазма…       … Потом они обессиленно лежали рядом вповалку, давая остыть бурлящей крови и восстанавливая сбитое дыхание. Рука Морана служила подушкой для шеи Джима, уставшей от длительных оральных упражнений, а пальцы Ричи чертили любовные послания на груди Тигра, покрытой мелкой испариной.       — Люблю тебя… люблю… — эхом повторяли они друг другу, мечтая повторить все заново, но не имея на это ни сил, ни времени.       Первые солнечные лучи уже вызолотили восточную сторону летнего неба, и темная гряда горного леса украсилась ярко-зеленой короной. Всего через несколько часов их ожидало знакомство с теми, кого Горан Павич успел завербовать и обучить под своим началом за два года с того дня, как окопался здесь, перепоручив Джима заботам Морана.