"Когда закончится неделя"

Утро началось со знакомого писка телефона, возвещающего о новом сообщении. Протянув руку, даже не повернувшись в кровати, Антон достал мобильный с тумбочки и поднес к лицу, только после этого открыв глаза. «Доброе утро, Антон. Пора вставать и готовиться к сегодняшней гонке» Да, все верно. Спринт. Надо же, почти вылетело из головы, настолько погрузился в эту странную игру в отношения. И снова вернулись воспоминания, которые так тщательно затирал вчера вечером. Мягкие губы, нежный взгляд, приятный голос — все в этом человеке заставляло сердце учащенно биться в груди. Желание быть рядом, разговаривать с ним, видеть его улыбку, вновь и вновь окунаться в эти удивительные глаза — Антон даже засекал, сколько у него получается не думать о норвежце. Ровно несколько секунд. И это уже казалось каким-то сумасшествием, помутнением рассудка, потерей контроля над собой, над своим разумом, над своим сердцем. «Доброе. Уже встаю» Эти чувства… Они пугали. С каждым днем, с каждой минутой они росли и росли, обволакивая в теплое одеяло из напрасных надежд. Антон прекрасно понимал, что нельзя позволять себе влюбляться в этого человека. Нельзя надеяться на продолжение их отношений, ведь ничего не будет, и уже в понедельник жизнь изменится. Нельзя любить того, кто тебя никогда не полюбит. Тарьей сам сказал, что если за неделю он ничего не сможет почувствовать, то нет смысла давать еще один шанс. А это значит, что цена ошибки оказалась слишком высокой, ведь уже не отмотать проведенное вместе время назад, уже не забыть тот робкий поцелуй, не смыть с рук ощущение тепла его ладони. Приняв душ и переодевшись, Шипулин спустился в холл, где должен был встретиться с ребятами по команде и тренером. Гонка предстояла тяжелая, ведь все сборные выставили своих самых сильных спортсменов, а значит, придется попотеть за место на пьедестале. Напротив лифта стоял Тарьей, все так же, прислонившись к стене и разглядывающим маленькое табло над дверьми. — Готов? — улыбнулся норвежский спортсмен, подходя к Антону и вставая рядом. — Надеюсь, — пожал плечами Шипулин, стараясь не смотреть на своего собеседника. Опять стало трудно дышать, кислород словно выкачали из легких, и теперь грудная клетка разрывалась от боли. Невыносимо прекрасен в своей форме, с этой уверенной осанкой, походкой победителя, и улыбкой чемпиона. Плевать, что в этом сезоне он редко взбирался на пьедестал! Для Антона он с некоторых пор, гораздо важнее и лучше даже самого Фуркада. — Удачи в гонке! — Тарьей мягко сжал плечо россиянина, возвращая того к разговору. — Надеюсь мы увидимся сегодня? — Да, конечно, — рассеянно кивнул мужчина и проводил взглядом удаляющуюся фигуру норвежца. Нужно сосредоточиться! Выбросить все мысли о нем, уйти в другой мир, где есть только азарт, адреналин, скорость и волнение. Забыться на полчаса, и только на самом финише открыть глаза, чтобы посмотреть на него… … Скорость по дистанции слабая, но Антон старательно загребает палками снег, впиваясь в рыхлый лед, чтобы нагнать лидера. Опять Фуркад первый, но это еще не конец! Он сможет побороться с французом, или, хотя бы, потрепать ему изрядно нервишки. На стрельбище он приходит под оглушительный вой трибун — кто-то из норвежцев чисто отстрелялся и уже уходил со стадиона. Не думать ни о чем. Просто лечь, прицелиться и закрыть все мишени. Очередной круг. Свист ветра в ушах, дрожь по телу, и ноги на долю секунды подгибаются — стоять! — равновесие удалось удержать, но момент был опасный. Наверное, стоит слегка сбавить обороты, иначе он не сможет стрелять на стойке. Руки уже предательски дрожат, он чувствует это и мысленно просит их успокоиться. Поворот, последняя отсечка перед выездом на небольшой участок дороги, прямо под комментаторскими кабинками. Главное, ни о чем не думать, не смотреть по сторонам, не слушать рев болельщиков, и не следить за результатами норвежского спортсмена, стартовавшего через три минуты после него. Медленно подкатиться к своему коврику, встать на него и снять винтовку. Еще немного. Еще чуть-чуть. Выстрел — в цель! Секунда на передышку, сделать глубокий вдох и еще два выстрела — в цель! На выдохе нажать на курок — и только один черный глазок укоризненно смотрит на спортсмена, словно осуждает за очередной, ставший роковым, пятый промах. Вот теперь ехать быстро, из последних сил, включив второе дыхание, выкачивая из себя все, что оставалось и чего не было. Бежать так, словно от места в этой гонке зависит его карьера. Тренер кричит какие-то цифры, но они не сразу доходят — десять секунд от лидера. Подумать только! Десять секунд от Фуркада, и это с учетом круга! Еще прибавить, сильнее оттолкнуться, быстрее переставлять ногами и упираться палками в рыхлый снег. Он должен это сделать! Должен. Две секунды не хватило до первого места. Две, гребаных, секунды, и Антон опустошен этим спринтом, он выдохся и сил уже нет, чтобы подняться. Так и лежал бы себе на снегу, не подойди к нему француз. — Молодец, — улыбнулся тот, похлопывая соперника по плечу, — отлично справился. Жаль, что промахнулся на стойке. — Да, спасибо, — кивнул Шипулин, тяжело поднимаясь с земли и подбирая лыжи, — ты тоже неплохо показал себя. — Как всегда, — ни капли не смущаясь, хохотнул Фуркад, — я просто мастер своего дела! — Рад за тебя, — пробормотал Антон, отворачиваясь от француза и разглядывая табло, выискивая там одно-единственное имя. — Он пока седьмой, — заботливо подсказывает ему Мартен, вновь оказываясь в поле зрения, — так, что насчет поужинать? — У меня на сегодня планы, — отрешенно произносит россиянин, почти не слушая. Сейчас как раз показывали заключительную стрельбу норвежского спортсмена — чисто, и за счет этого может побороться за пьедестал. Он всего в семи секундах от самого Антона, а это значит, что они будут вместе на подиуме. — И что ты в нем нашел? — махнул рукой француз, отходя от Шипулина, чтобы поприветствовать на финише своего брата. — Если бы ты только знал, — улыбнулся Антон, отворачиваясь и направляясь переодеваться для церемонии награждения. А то, что Тарьей финиширует рядом с ним, сомнений не было никаких… … Все прошло как нельзя лучше! Старший Бё в итоге оказался третьим, не дотянув до россиянина около секунды с небольшим, но этот результат никого не расстроил. Разве что, болельщиков, которые надеялись на первое место. — Ты отлично стрелял, — шепнул Антон Тарьею, когда они стояли перед подиумом, в ожидании начала награждения. — Не зря столько практиковался! — Это все ты виноват, — улыбнулся норвежец, глядя прямо в серые глаза своего парня, — таскал меня по тирам и стрельбищам, вот и результат. — Ты представляешь, какую мы завтра можем дуэль устроить! — воодушевился россиянин, провожая взглядом француза, который уже направился получать свою порцию славы и любви болельщиков. — Надо будет утереть ему нос, а то зазнался совсем. — Полностью поддерживаю, — усмехнувшись, кивнул Бё, толкая его плечом. — Еще раз поздравляю! Следом объявили и серебряного призера этой гонки, и Антон бодро побежал к своей второй ступеньке. Стоять рядом, но в тоже время и так далеко друг от друга. Но, если на мгновение закрыть глаза, то можно представить, что между ними нет препятствия в виде французского биатлониста. Переглянуться за его спиной, подмигнуть, широко и открыто улыбнуться на камеру, отбросить прочь все сомнения и просто наслаждаться моментом. После пресс-конференции Тарьей ждал Антона у выхода из здания, где и проходило данное мероприятие. На улице было прохладно, но снег уже закончился, лишь слабые порывы ветра кружили по земле маленькие вихри снежинок. — Извини, задержался, — кивнул ему Антон, спускаясь по лестнице, — идем, а то как-то не жарко. Они молча направились в сторону гостиницы. Идти было около километра, сквозь небольшой парк и несколько улиц. Никто не нарушал установившейся между ними тишины, только скрип снега под ногами напоминал о том, что они не одиноки в этот час. — Кстати, — Шипулин на ходу повернулся к Тарьею и протянул ему какие-то бумажки. — Что это? — тихо спросил норвежец, удивленно разглядывая два билета на выставку. — Мне Илья подарил, — пояснил Антон, останавливаясь и глядя на парня, — только выставка в понедельник, а мне идти не с кем. Вот я и подумал, что лучше отдать тебе. Сходишь со своей новой девушкой… или с Гитой. — Что? — по лицу мужчины пробежала тень, и голос предательски дрогнул. «Почему? Почему ты снова говоришь о ней?» — Ты ведь до сих пор любишь ее, ведь так? — выдохнул россиянин, усмехаясь. Только усмешка вышла горькой и немного злой. — Это заметно, особенно по тому, как ты общаешься с ней. Тарьей опустил голову и снова взглянул на билеты, которые отдал ему Антон. Снова тупая боль, про которую он успел забыть за эту неделю. Опять горечь, с которой приходится мириться, а еще непонимание, выбивающее из привычной колеи. — Почему? — тихо шепчет норвежец, поднимая голову и в упор глядя на мужчину. — Зачем ты говоришь сейчас все это? Вчера, когда ты расстроился из-за звонка… когда сказал, что ты и есть тот, с кем я сейчас встречаюсь… я… я был рад услышать это! — последние слова дались с огромным трудом. Тарьей задыхался от обиды, от отчаяния, от неспособности хоть что-то изменить в этой ситуации, и было больно. — Тари… — Антон подошел ближе, хотел что-то еще сказать, но слова никак не хотели складываться в предложения. Что сейчас ему сказать? — Почему все так сложно? — тихо спросил норвежец, комкая в руке билеты. — Почему так тяжело любить кого-то? — Мне кажется, — глубоко вздохнул Шипулин, отворачиваясь и разглядывая верхушки сосен, — у нее совсем нет вкуса в парнях! Бросить тебя… Надо быть сумасшедшей! Но, не теряй надежды, — он шутливо ударил кулаком в плечо Тарьея и улыбнулся, — уверен, что она скоро все поймет! — Ты такой толстокожий… Знаешь, о тебе много говорят, Антон, — произнес Бё, делая несколько шагов в сторону, — что ты искренний, открытый, отличный друг, всегда поможешь и поддержишь. Еще я слышал, что ты грубый, эгоистичный, и всегда сначала говоришь, а потом думаешь. Ты резкий и непробиваемый. Словно камень… Словно камень… Такое ему часто говорили девчонки, с которыми он встречался раньше. Да, он помнил каждое их слово, когда они расставались — что сильно их разочаровал, что им не нравится такой, какой он на самом деле. И сейчас будет то же самое. Опять он услышит стандартный набор слов, а потом, наверное, его бросят. Заранее, не дождавшись конца недели. Что-то было во всем этом ироничное, но смеяться совсем не хотелось, а только кричать. От странной тяжести в груди, что образовывалась с каждым словом этого человека. — Да, ты действительно непробиваемый, — кивнул Бё, словно сам себе что-то объяснял, — но, знаешь, именно эта твоя черта мне и нравится. Очень нравится. — Что? — сначала ему показалось, что он не так услышал, но, повернувшись, увидел, что Тарьей говорил совершенно искренне. В его синих глазах плескалась печаль, затуманивая их, превращая в голубые озера, подернутые утренней дымкой. Нравится? Разве он может кому-то нравится таким? — Да, — подтвердил норвежец, грустно усмехнувшись, — именно в этом ты такой особенный для меня. Если бы только было больше времени. Антон всем сердцем желал, чтобы небеса послали им еще неделю, а лучше месяц… Но у них только два дня. Так мало осталось, и что с этим делать? Как быть дальше, если уже сейчас не хотелось отпускать его от себя? Но и быть с ним невозможно. — Спасибо, — улыбнулся россиянин, подойдя к Тарьею и положив руку ему на плечо. — За что ты благодаришь меня? — удивленно нахмурился мужчина, не сводя пристального взгляда с собеседника. Больно, все равно больно от его слов. Почему он так поступает? Зачем говорит ему подобное? Неужели не видит, не понимает? — За то, что честно сказал мне, какой я на самом деле, — с облегчением выдохнул Шипулин, и рассмеялся, — надо же, а я, оказывается, хорош таким, какой есть. «Конечно, только таким и оставайся. Именно таким, каким я смог увидеть тебя». — Ты отличный человек, Тари, — с нежностью произнес Антон, глядя на своего парня, — и я уверен, что твоей будущей девушке очень повезло. Опустив голову, норвежец крепко зажмурился и еще сильнее сжал в кулаке билеты. Он предпочел бы не слышать последнюю фразу, не чувствовать обиду в душе, не ощущать себя таким опустошенным в этот момент. Почему все так изменилось, ведь еще вчера он был так счастлив! Ведь, это бы означало, что между ними что-то есть. И теперь ничего, кроме боли, которая душит, выворачивает наизнанку, жжет глаза и не дает сказать то, что так хотелось. — Ты действительно непробиваемый, — поморщился Тарьей, отворачиваясь от Антона, стараясь взять себя в руки и не показать, насколько сильно задели слова. — Идем, нам нужен отдых после сегодняшней гонки, — робко, словно боялся, что его оттолкнут, россиянин взял за руку Тари и повел вперед, — кстати, ты сегодня по скорости был быстрее Мартена, знаешь? — Да. Говорить не особо хотелось, слишком пусто сейчас было внутри, и каждое слово было подобно острому лезвию, больно разрезающему воздух вокруг. Посмотрев на своего парня, в который уже раз подумал, что другого такого человека ему не найти, да он и не хочет больше искать. Не хочет опять с кем-то встречаться, не хочет неделю. Только бы быть просто рядом с ним, но что обо всем этом думает сам Антон? Он постоянно отшучивается, вспоминает о Гите, играет с ним, но в то же время ревнует, а еще тот поцелуй — ответил ведь! Как понять, когда нужно прекратить эти отношения и начать другие? Как увидеть реальное за плотной завесой лжи? Правда в том, что Тарьей никогда никому не лгал, и искренне старался влюбиться в каждую девушку, захотевшую с ним встречаться. Только раз за разом он оставался спокоен, в нем не просыпалось ничего, кроме жалости к себе. А так хотелось полюбить, почувствовать что кому-то нужен, что кто-то любит тебя так же, с такой же отдачей! Ему уже один раз разбили сердце, склеить которое удалось с большим трудом, и сейчас все повторяется. Только теперь Антон… Из-за него сердце в груди билось чаще, а душа тянулась с такой тоской и силой, что уже невыносимо страшно от того, как быстро наступает конец недели. Что же будет, когда она закончится? Он не сможет сказать тех слов ему. Просто не сможет… … Сборные Норвегии и России жили в одной гостинице, но в разных корпусах, находившиеся друг напротив друга. Пятнадцатиэтажное серое здание, похожее на коробку, с белыми невзрачными балконами и дверью-вертушкой почти на самом углу. Словом, странный дизайн для отеля, но выбирать спортсменам не приходилось, да и какая разница где принять душ и поспать, если там тепло и есть мягкая постель. — Возьми один, — Тарьей протянул Антону билет, — давай на следующей неделе сходим сюда вместе? Взяв изрядно измятый билет, россиянин несколько долгих секунд смотрел на него, словно не мог понять, что же это за бумага такая. Но потом, видимо что-то решив для себя, кивнул и поднял взгляд на норвежца: — Хорошо, давай так и сделаем. — Спасибо, — выдохнул Тарьей, благодарно улыбнувшись. У него есть надежда, и пусть, что сам сказал Антону про то, что не дает шанс никому по истечении недели! Ведь, так было раньше, до того, как он… — Пришли! Тарьей посмотрел на просторный холл, на девушку-администратора, что-то печатающую на компьютере, перевел взгляд на своего спутника — Антон стоял, засунув руки в карманы штанов, и молчал. Его серые глаза светились мягким приятным теплом, от которого мурашки по коже пробегали, и в голову пришла немного безумная идея. — Не хочешь зайти? — предложил Бё, опуская голову и разглядывая мыски своих лыжных ботинок. — Мы могли бы посмотреть какое-нибудь кино, или просто попить чаю. — Я не против, — пожал плечами Антон, чуть склонив голову вбок. — Времени у нас еще полно, можно и отдохнуть. Радостно улыбнувшись, норвежец указал рукой в сторону лифта: — Тогда идем? Они поднялись на седьмой этаж и быстро оказались у нужного номера. Размещали спортсменов в основном по двое, в целях экономии, но Тарьею повезло, к нему никого не подселили. Открыв дверь, он пропустил вперед своего гостя: — Располагайся, — обвел рукой просторную гостиную мужчина, — хочешь, сделаю чаю? У меня есть небольшая кухня… — Повезло тебе, — разувшись, Антон прошел в комнату и осмотрелся, — у нас номера меньше раза в два, а кухней даже и не пахнет! — Тренеры постарались, — пропыхтел Бё, расшнуровывая ботинки и ставя их в угол коридора, — хотят, чтобы мы отдыхали между гонками в комфортных условиях. Просторное помещение, в котором было все, что нужно: диван, два кресла, стол и большой телевизор напротив, и это помимо спальни и кухни. Вздохнув, Шипулин вспомнил свой номер, где была только одна комната и ванная. Не очень, конечно, однако ему хватало, в конце концов, зачем кухня, если он совсем ничего не готовил? Усевшись на диван, он принялся наблюдать за передвижениями норвежца — тот сначала направился на кухню, судя по звукам поставил чайник. После вернулся в гостиную и в нерешительности остановился возле двери в спальню. — Эм… Ты не против, я бы хотел переодеться? — немного смущенно произнес Тарьей, отводя взгляд. Это позабавило Антона, и он просто кивнул. — Если хочешь, то я могу и тебе что-нибудь подобрать, — раздалось из-за двери, — неудобно, наверное, в форме сидеть? — Да, это верно, — спохватился россиянин, совершенно забывший, что на нем не простая одежда. — Ничего, я ведь ненадолго, посижу пока так. — Ну, как хочешь, — Тарьей вышел из спальни уже в более домашней одежде — черные спортивные штаны и простая футболка, с непонятной надписью на ней. — Я сейчас вернусь. Тебе сколько сахара в чай добавить? Любишь крепкий или не очень? — Две ложки, пожалуйста, — улыбнулся Антон, — и я предпочитаю крепкий. — Я мигом! Когда норвежец скрылся в соседнем помещении, Шипулин перевел взгляд на черный монитор телевизора, разглядывая свое отражение в нем. Зачем он согласился на это приглашение? Не очень хорошая идея, если честно. Но, возможность лишний час побыть с ним перевешивала все доводы разума, ведь, они здесь вдвоем, и им никто не помешает. Мысли плавно закрутились вокруг вчерашней прогулки. Так странно было, просто гулять и ни о чем не думать, держаться за руки и тихо говорить. Ему нравилось это ощущение покоя, которое неизменно появлялось, стоило только оказаться в компании Тарьея. И сейчас, сидя в его номере, Антон испытывал сладкое волнение, позволив себе мимолетную фантазию об очередном поцелуе. — Вот, готово, — радостно сообщил норвежец, проходя в гостиную и неся большой поднос с двумя чашками. — Жаль, что нет печенья, я не особо люблю пить простой чай. — Запомним, — рассмеялся Шипулин, принимая из его рук белую чашку с дымящимся напитком, — значит, сладкое любишь? — Еще как! — закивал головой Тарьей, присаживаясь рядом с ним на диван и делая большой глоток из своей кружки. — Ай! Горячо! — резко воскликнул он, открыв рот и замахав руками. — Надо же, не рассчитал. — Если бы у тебя еще и блюдца были, то я бы показал тебе один из вариантов, как остудить чай, — улыбнулся Антон, держа кружку двумя руками. — Обязательно еще покажешь! — уверенно произнес Тарьей, делая еще один глоток, только на этот раз осторожнее и неспеша. Горькая усмешка исказила губы россиянина, но тут же исчезла. Нельзя сейчас думать о том, что еще не произошло. Они вместе, рядом, и пусть этот день длится подольше. Антона немного трясло, то ли от волнения, то ли от сквозняка, гуляющего по номеру из-за открытой форточки. Тишина расплывалась по номеру, обволакивая мужчин, застывших в нерешительности — каждый из них в деталях мог бы описать свои сомнения и свои желания, но сделать первый шаг иногда очень трудно. — Посмотрим фильм? — предложил Тарьей, поворачиваясь к своему парню. — Здесь много каналов. — Да, давай, — согласился Антон, ставя кружку на стол, а сам сполз на пол, прислонившись к дивану. На удивленный взгляд ответил просто: — Так удобнее. О чем был фильм, он так и не понял. Лица на экране мелькали со скоростью света, а слов и вовсе не разбирал, полностью отключившись от происходящего. Он не мог ни о чем думать, когда всего в нескольких сантиметрах от него сидел Тарьей. Немного неловко, но от этого еще более волнительно становилось на душе. Если немного сдвинуть локоть, то можно дотронуться до его бедра, даже сквозь плотную ткань, кожей, почувствовать исходящее от него тепло. Куда же делась вся уверенность, которой так кичился россиянин? Куда делось его самодовольство, благодаря которому и влип в эту ситуацию? Еще в понедельник была абсолютная уверенность, что его шутливое предложение быстро сойдет на нет, и они просто разойдутся в разные стороны. Только все оказалось гораздо серьезнее. Теперь каждый взгляд был серьезным, каждое слово болью отдавалось в душе, а любое движение воспринималось как очередная провокация. Хватит ли терпения еще на два дня? Что он будет делать, когда закончится эта неделя? Тяжело вздохнув, Шипулин прикрыл глаза и опустил голову, вспоминая каждый день, проведенный вместе с норвежцем. Тот оказался прав: пока не начнешь встречаться, не поймешь — твой ли это человек. Но, поняв это, что теперь делать? — Антон? Мужчина вздрогнул и открыл глаза. Тарьей опустился рядом с ним и теперь сидел так близко, что можно было почувствовать его дыхание на своей щеке, ощутить исходящее от него тепло. Медленно повернувшись, он посмотрел в голубые глаза, с некоторых пор ставшие такими красивыми и родными, что щемило в груди. Они сейчас были серьезными, в них не плескались искорки веселья, к которым так привык Антон, не зажигались задорные огоньки, а только бескрайнее синее небо. Немного печальное, но манящее к себе, зовущее, сопротивляться которому было невозможно. Закрыв глаза, он ждал. Чего? Когда Тарьей первым сделает этот шаг? Да, именно. Пусть снова поцелует его. Пусть повторится то нереальное чувство эйфории, что накрыло вчера, при их первом поцелуе. Он хочет, он ждет, и его желание исполняется. Мягкие губы накрывают его, и Антон испытывает настоящий восторг от этого прикосновения. Подается вперед, протягивает руку и проводит пальцами по щеке Тарьея, поглаживая и словно призывая продолжать, не останавливаться на полпути. Приятное, невероятное ощущение! Поцелуй уже не такой робкий, как вчера, он более зрелый, сильный, отчаянный. Сегодня они сами более смелые и решительные, позабывшие о реальности, окунающиеся друг в друга и в свои чувства. Больше не надо сдерживать желание прикоснуться, нежно провести ладонью по шее, подняться повыше и зарыться пальцами в короткие волосы, чуть взъерошивая их. Не отрываться, не уходить, не оставлять, быть сейчас рядом и полностью растворяться в этом человеке, любить его… — Тарьей! Эй, ты здесь? — оглушительный стук в дверь заставил вздрогнуть мужчин и резко отстраниться друг от друга. Оба тяжело дышали, не в силах сразу восстановить дыхание после долгого поцелуя. Ощущение эйфории ушло, оставляя после себя лишь разочарование и злость. Антон вновь слышал ее голос, который уже успел возненавидеть. Он опустил голову, глядя на бежевый ковер широко распахнутыми глазами. Что он наделал? Зачем опять позволил своим чувствам такую роскошь? — Что тебе нужно, Гита? — в голосе Тарьея сквозило неприкрытое раздражение, когда он открыл дверь и посмотрел на свою бывшую подругу. — Ты не рад меня видеть? — заискивающе промурлыкала девушка, делая шаг навстречу и проводя пальчиком по груди мужчины. — Я соскучилась и решила провести эту ночь с тобой. — Да что ты несешь? — прошипел норвежец, аккуратно отстраняя ее от себя, снимая свою куртку с вешалки и выходя за дверь. — Я уже говорил… Антон решил, что с него хватит. Это уже слишком! Быстро поднявшись с пола, прошел в коридор и обулся. Замерев на секунду, прислушался к голосам. Нельзя больше ждать, все и так очевидно! Схватив куртку, хотел уже выйти, но тут дверь открылась и показался Тарьей, изумленно рассматривающий одетого россиянина. — Ты уходишь? — испуганно воскликнул он, подходя ближе к Антону. — Хватит с меня всего этого, — зло бросил мужчина, пулей вылетая из номера и почти бегом бросаясь к лестнице. Поскорее уйти, исчезнуть, испариться, лишь бы не видеть его глаз, не слышать его голоса, не чувствовать больше к нему ничего! — Неужели ты…? Постой! — крикнул Тарьей, бросаясь следом за Антоном. — Пожалуйста, подожди! Только между седьмым и восьмым этажами ему удалось догнать россиянина и схватить за руку. Крепко сжав запястье, он развернул того лицом к себе: — Что с тобой? — выдохнул Бё, стараясь унять бешеный стук сердца. — Хватит! — вырвался из его хватки Антон, делая шаг назад и не сводя пристального взгляда с лица парня. — Мне это все не нравится, я не хочу таких отношений. — Да о чем ты? Россиянин глубоко вздохнул и опустил голову, переводя дыхание, возвращая себе уверенность и спокойствие. Он должен взять себя в руки, не позволить чувствам пересилить, нужно стойко выдержать этот момент. — Прости, просто, видимо, это все не для меня, — их взгляды встретились в молчаливом поединке, но слишком много в них было непонимания и недоверия, чтобы постараться прийти к какому-то решению сейчас. — Скажи мне, почему ты злишься? «Почему я злюсь? Почему? Ты сам говорил, что недели достаточно, чтобы влюбиться. И я… я влюбился». — Антон, — голос звучал испуганно, в нем столько удивления, столько невысказанных вслух вопросов. — Сегодня уже пятница? — тихо спросил россиянин, отворачиваясь и глядя теперь на лестницу, словно решая что-то для себя. — Да, почему ты спрашиваешь? «Осталось только два дня. Два». — Я пойду, — резко бросил Шипулин, — не ходи за мной. Тарьей молча смотрел ему вслед, совершенно сбитый с толку и ничего не понимающий. Так разозлился, убежал, да еще и этот странный взгляд. Что же происходит? И что означали его слова?