Дорогая Кагура-чан,
Сегодня тебе исполнилось шемнадцать лет. Ты выросла и стала красивой девушкой, мама обязательно гордилась бы тобой. К сожалению, я не смогу отпраздновать с тобой, но не расстраивайся. Скоро я вернусь и мы вместе отметим это событие. Твой торт в холодильнике, а подарок в комнате.
Отец.
Умибозу совсем позабыв о собственных детях, уже даже не пишет им поздравления. В позапрошлом году, Кагура ещё удосужилась получить написанную от руки открытку, но Камуи достался просто клок бумаги с напечатанным текстом. Их отец просто менял возраст. В холодильнике оказалось пусто. Причём совершенно. Ни еды, ни её торта. Даже цифра на бумаге не правильная. С гостиной слышна ругань и звук работающей приставки. Похоже, эти трое опять бездельничают. Кагура недовольно фыркает и сжимает лямку сползающего с плеча рюкзака. Она всего-то пришла за чистыми вещами, но подобный бардак испортил ей настроение. Плевать, она и так почти не бывает в этом доме. Переступает через мусор и зажимает нос пальцами, искренне удивляясь, как здесь вообще можно находиться. Под ногами валяются пустые бутылочки из-под якульта, пакеты острых чипсов и где-то можно увидеть обглоданные кости курицы. Кагура тихо фыркает и входит в комнату, пытаясь быть незамеченной тремя парнями, играющих в приставку. Садист с братцем развалились на диване, а одноглазый разместился в кресле. В общем, он первым её и заметил. Лениво кивнул в знак приветствия и продолжил наблюдать за игрой своих друзей. Кагура ответила таким же кивком и прошмыгнула на второй этаж. Когда дверь комнаты была закрыта, девушка наконец-то почувствовала себя в безопасности. Умершие на её глазах люди больше не преследовали её. Именно здесь, вдали ото всех, она могла просто лечь на кровать и представить, будто в очередной раз вылезла из душного шкафа и пришла к Гину в комнату с жалобами на кошмары. Могла включить глупую дораму и закрыть глаза, вслушиваясь в глупые диалоги. Мёртвые не тревожат её. Сейчас для Кагуры это самое главное. Видеть их каждый день, вглядываться в знакомые и родные лица, глотать слёзы и понимать, что жизнь Там — никогда не вернётся. Девушка окончит школу, и все её друзья, с какими в Той жизни она надеялась провести вечность, останутся позади. Не будет больше лентяя Гин-тяна, истеричного Шимпачи и других близких людей. Университет откроет для неё свои двери, отправляя её в неизведанные дали,о которых она даже и не мечтала. Ей просто нравилась шумная и бедная Ёродзуя, никакой учёбы не было и в планах. Кагура открывает шкаф и берет оттуда все свои чистые вещи. Замечает на прикроватном столике коробку, и движением развязывает ленту. Внутри оказывается немалая сумма денег и ципао. Красное. Китайское. Родное. Девушка падает на колени, больно ударившись локтем об угол тумбы, и прижимает ладошку ко рту. Не плакать. Не здесь. Она сильная. Так думала Кагура из Эдо, родом с планеты Ракуё. Ято, которая считала себя королевой квартала Кабуки-Чо. Девушка с извечным фиолетовым, пуленепробиваем зонтом, что вечно нарывалась на драку и любила играть со своей огромной белой собакой; есть от души, и жевать суконбу; драться с террористами и другими злодеями; попадать в глупые ситуации вместе с друзьями; встречать странных инопланетных гостей и неосознанно вместе с Гинтоки издеваться над ними. Но её семнадцатый день рождения Там, прошёл не так гладко, как хотелось. Кагура улыбается подарку и легко поддаётся, когда компания девушек втаскивает ее внутрь комнаты. В гостиной Гин-тян вместе с другими гостями уже во всю празднует, но Ято никак не удаётся нормально даже приступить к еде, не говоря уже о праздновании вместе с собственными гостями. Подарок, полученный от подруг, стал последней каплей в её идеальном семнадцатилетии. Красивое белоснежное кимоно с разноцветным узором из цветов на подоле и рукавах, смотрелось на Кагуре невероятно привлекательно. Цукки заботливо расчесала ей волосы, пока другие колдовали над макияжем. Анего помогала надеть на ноги неудобные туфли, приказывая ступать осторожно и медленно, будто парить. Кагура знала, что будет ходить в них, как одноногая цапля. Она осторожно входит в гостиную Ёродзуи, где уже половина гостей изрядно пьяны, а остальные то ли в процессе, то ли просто не пьют. Гинтоки подходит и крепко обнимает за плечи, подносит руку для того, чтобы потрепать ее по волосам, но... останавливается. — Кагура выросла, — он даже не обращается к ней, а куда-то задумчиво говорит и убирает руку. Ято с некой горечью улыбается самой себе и обхватывает руками торс Сакаты, обнимая. Повзрослела. Похорошела. Остаться бы ребёнком. Никаких забот, никто не смотрит таким взглядом. Она выросла на их глазах. Из взбалмошного ребёнка и непоседливого подростка в красивую девушку. Все это заметили, Гинтоки же просто игнорировал. Родители всегда не замечают взросления собственных детей. Вот они лежат на диване и пуляют на потолок сопли, а через некоторое время собирают вещи и с тёплой улыбкой прощаются и уезжают. И не отпустить их нельзя, как бы не хотелось. Гинтоки осознал это только сейчас, когда вместо грубой и весёлой Кагуры перед ним появилась другая. Он бы даже не узнал её на улице, если увидел. — Ну-ну, Кагура-сан, — насмехается он и легко выскальзывает из её объятий. — Здесь ещё много людей, которые хотят с тобой поздороваться. Ято принимает пожелания от присутствующих. Прижимает к себе покрасневшего от смущения Шимпачи, пожимает руку Тоширо, улыбается на неловкое похлопывание по плечу от Кондо. Зура тихо протягивает ей подарок, вдали от Шинсенгуми, и желает всего самого лучшего. Девушка чувствует себя счастливой. У неё есть друзья, которые всегда смогут поддержать её. Становится слишком душно. В небольшом помещении с кучей пьяных людей, температура, казалось, ужасно поднялась. Кагура была одной из тех, кто за весь вечер не взял и капли в рот. Но чувствовала она себя так, будто выпила несколько литров саке на пару с Гинтоки и Хиджикатой. Кагура вдыхает холодный ноябрьский воздух и обхватывает себя руками. На улице намного прохладнее, чем в доме. Дышать легче и, пусть немного холодно, но как-то спокойней. Девушка околачивается локтями о перила балкона, растирая предплечья, пытаясь себя немного согреть. — Что ты здесь забыла? — спрашивает голос, доносящийся со ступеней на второй этаж. Ято узнает его сразу же, ещё с первых звуков. — Мой праздник, — фыркает она, — имею право. Кагура не двигается с места, даже не смотрит в сторону собеседника. Терминал горит множествами огнями, его можно увидеть из любой точки Эдо, и,кажется, его невозможно разрушить. Такой огромный и нерушимый. Он, первое, что видят прилетевшие на Землю аманто. Терминал будет первым, что они разрушат. — Ах, точно, — он притворно удивляется, выводя Кагуру из себя. Она не подает виду и продолжает смотреть на город, достигший её взора, — у тупой Чайны сегодня день рождения. Как я мог забыть о таком событии, а? — Когда идёшь пить за чужой счёт, то не больно интересуешься, по какому поводу, верно? — Ято не зла, даже не расстроена, скорее уставшая. В гэта было неудобно двигаться, особенно переступать пьяные тела в гостиной Ёродзуи. Кагура отрывается от перил балкона и собирается уже уходить. Разговора и так не получится. Они с Садистом никогда не были друзьями, общих интересов у них почти не было, и их диалог никогда не длился больше минуты, да и то были оскорбления. Ято всегда говорили, что это из-за их разницы в возрасте. Но сейчас, когда она давно уже не ребёнок — ничего не изменилось. — За чужой счет? — Сого слабо рассмеялся. Кагура замерла на полпути. Садист смеётся? Мир сошёл с ума? — Ты пьян, — делает она вывод, и подходит к ступеням. Силуэт Окиты, плохо различим при лунном свете, расположился на нижних ступенях. Кагура не знает, нужно ли ей спускаться. — Зачем? Тупой вопрос. Ято странно вздыхает, бросая взгляд на горящий в доме свет. Гости веселятся в её честь, и для девушки это лучший подарок. Друзья, семья, которых она обрела здесь — в стране самураев. — Захотелось, — Кагура делает шаг, начиная спускаться. — Я давно уже не ребёнок, Чайна, — Сого замолкает на мгновения, добавляя: — в отличии от тебя. — Мне сегодня семнадцать, — злится девушка, останавливаясь на ступенях, немного выше Окиты. — Никто ж не спорит, — опять тихо посмеивается над ней. Кагура внезапно понимает, что не знает, что ответить. Больше нельзя прокричать что-то до смеха глупое и обидное. Она взрослая, а значит должна вести себя соответствующе, не позволяя себе срывать свою злость на других людях, взвешивая каждое решение, обдумывая каждое сказанное слово. Теперь, ей не будут сходить с рук любые без башенные поступки. Кагура поднимает синие глаза на чёрное полотно неба. — Чего застыла? Либо вали, либо вали, — не оставляя ей выбора, советует Сого. Его пьяный голос немного отличается от обычного. Исчезло самодовольство, оставив по себе юношескую игривость. Ято не привыкла к такому. — Умолкни, — Кагура наклоняется, чтобы смахнуть со ступеней грязь. Пытается сесть, но её резко тянут за руку на себя. Девушка в попытке сохранить равновесие, хватается за то, что под руку попало — рубашку и пиджак Окиты. — Ты идиот?! — сильные руки прижимают к себе, чтобы Ято не свалилась вниз. Кагура удивленно хлопает накрашенными ресницами, не понимая, что происходит. Она сидит на коленях Садиста, накрепко вцепившись в ворот его рубашки. Его же ладони расположили у неё на талии и бедре, хоть те и были скрыты тканью кимоно. — Да ладно тебе, — стойкий запах саке ударяет девушке в нос. — Ёродзуе никогда не купить тебе такой наряд. Не хотелось бы пачкать его в первый же день, верно? Он в чем-то прав, но это не умаляет его вины. Сого мог и пиджак ей постелить, а не нагло тащить на себя, смущая её. Кагура была семнадцатилетней девушкой, которая несмотря на природное обаяние и красоту, не была очень популярной у парней. Все они уходили после первого или второго свидания, желая ей стать немножко сдержанней. Но что она могла поделать? Кровь Ято нельзя убрать, или заменить. — Тупой Садист, — шипит Кагура и делает попытки встать, но её опять резко усаживают обратно. — Пусти! — Тише, Чайна, — голос меняется, будто Окита борется с собственным телом, желая хоть немного протрезветь. Те игривые нотки все же слышны, но самодовольство и лень медленно возвращаются. — Не рыпайся, — почти приказывает, только усиливая хватку. Кагура жалеет о выборе наряда, ибо в таком сильно не повоюешь. Сталкивается с помутневшими красными омутами и отводит взгляд. — О Ками-сама, ты только все портишь. Кагура перестаёт сопротивляться и расслабляется в руках ненавистного Садиста. Этот идиот пьян, и к завтрашнему дню мало, что вспомнит. А ей это только на руку — можно немного согреться. От Окиты ужасно пахнет алкоголем, и Ято бы посмеяться с него, но не может. — Что порчу? — Момент. В глазах Кагуры — ночное небо и тысячи звёзд, в глазах Сого — кровавый закат и летающие корабли. Начало и конец. Чужое дыхание чувствуется уже на скуле, принуждая девушку отодвинуться, несмотря на железные объятья. Хочется дать самой себе сильную и жгучую пощечину. До искр в глазах и невыносимой боли. Потому, что Кагура не хочет отодвигаться. Это просто глупые гормоны и сам момент, который она, по мнению Окиты, только портит. Губы Садиста теперь на её щеке, а Ято замирает. Невозможно пошевелиться — даже вздохнуть страшно. Внутри Кагуры будто загорается что-то — всепоглощающее пламя, а ладони потеют, дыхание спирает. Только бы не задохнуться. Как же это будет глупо. Только когда чужие губы уже едва прикасаются к её, она чувствует, как Сого расплывается в улыбке. Своей обычной садистской ухмылке, от которой все девочки её возраста впадают в безумие. — Глупая Чайна, — шепчет, а Ято не может отдышаться. Маленькие вздохи, а сердце колотится, будто марафон пробежала. Парень не отстраняется, дразня соперника, не позволяя большего. — Сдохни, — выдыхает Кагура прямо в губы врагу. А для Сого это было последней каплей. Он уже не заботится о том, что произойдёт с дорогим и красивым кимоно, нужно только ближе прижать. Ято кажется, будто ребра её сейчас треснут, а сердце просто разорвется, с таких силой оно бьётся. Глаза закрываются медленно, а руки зарываются в светлые волосы. Сого замёрз, а руки Кагуры горячие. Ладони на талии не дают упасть с лестницы, а девушка давно бы уже полетела вниз, если бы не они. — Мне нужно меньше пить, — пытаясь казаться спокойным, говорит Окита, оторвавшись. — Ты действительно этого хочешь? — Кагура уже не удивляется своей храбрости. Её единственным утешением сейчас была мысль, что Сого завтра ни черта не вспомнит. — Я подумаю над этим, — отпускает её из объятий, но Ято уже не может уйти. Ходить в такой обуви неудобно, а ноги предательски дрожат. — Вставай. Кагура встаёт почти не сопротивляясь. Провожает взглядом ушедшего внутрь Ёродзуи Садиста, сжимая ткань белоснежного кимоно у себя в руках. Понимание приходит сразу, как только тело и разум немного остывают под действием холодного ноябрьского ветра. Ято обнимает себя руками и улыбается. Завтра опять будет также, как и всегда. Окита проспится, а она просто не будет ему напоминать. Девушка поднимает взгляд на небо, в очередной раз за сегодня, удивившись огромному количеству космических кораблей в Эдо. Вникать в это ей сейчас не хочется, да и сил нет. Кагура думает о том, что будет завтра. Но завтра уже не наступит.