Голос крови

В самые трудные моменты в жизни Фан часто поддерживал себя мыслью о том, что где-то есть самый родной и самый дорогой для него человек. Тот, кому он нужен, тот, кто поймет его с полуслова. Он не помнил ни лица, ни имени – только смутное ощущение, что этот «кто-то» есть на свете. В детстве он называл этот призрак прошлого «братишкой», позже, подростком, предполагал, что мог выдумать себе воображаемого родственника или друга, как многие в приюте. Но что, если этот таинственный некто был и есть на самом деле? Ведь может быть! Фан вспомнил, как в пятнадцать лет подсмотрел в документах адрес отца и прогулял уроки в школе, чтобы приехать и расспросить предка о матери и другой родне. Но, когда он позвонил в дверь скромной квартирки на окраине, к нему вышел лысый старик в неопрятном тряпье, с трясущимися руками и полубезумным взглядом. Даже на порог не пустил, и не с первого раза въехал, кто пришел и чего хочет. Фан объяснял ему так и этак, припомнил кабинет мадам Телье и то, как старая грымза отказывалась принимать ребенка при живом отце. Наконец в мутных глазах отразился какой-то проблеск мысли. - А, так это ты тот мелкий с базы? – прошамкал старик. – Ну ты и вымахал… Ничего я тебе сказать не могу, не знаю я, кто твои мамаша и папаша! Ты мне никто, я тебя случайно спас, так что уж за то, что живой, скажи спасибо. И проваливай, ничего я тебе не должен! Бай Джи еще что-то бормотал о базе, Айронкорте и долбанной войне, из-за которой порядочному человеку пришлось всё бросить и жить на чужбине, и вдруг резко оборвал свою бессвязную речь, и скрылся в квартире, хлопнув дверью. Айронкорт. База. Война. Это было единственное, что Фан вспомнил из той бредовой речи теперь. База… зацепка слабая, так могло называться что угодно, от военного здания до фермерской постройки или станции техобслуживания где-то в глуши. Айронкорт и война – вот тут уже прослеживается логическая цепочка. Что-то такое из военной истории припоминалось. Одна из горячих точек галактики – была когда-то, пока не пришли титанийцы. Да уж, от цепких щупальцев клана никто никуда не денется. Нет, подумать об этой семейке, как о родных, Фан не мог! В голове не укладывалось. Ему казалось, что всё это происходит не с ним. Навязчиво вспоминались разнообразные слухи и рассказы в барах за пивом или игрой в карты, и меткие, но чаще всего непечатные характеристики. Любой нормальный человек на Эурии был в курсе, что в клане Титания нормальных нет, одни садисты и извращенцы. Представить себя одним из этих змей было просто невозможно. Вдруг граф ошибся? Сам же признавал, что данные не полные и что следователи выяснили далеко не всё. Так… Фан потер виски кончиками пальцев, размышляя о тех образах из прошлого, которые раньше старался воспринимать как что-то незначительное. Он помнил кабинет директрисы приюта и то, как Бай Джи, причитая, умолял мадам Телье: - Сами мы не местные, жили в деревне под Гаренхоллом, террористы проклятые напали, сгорело всё. Мне мальца некуда поселить, не на что кормить, одевать не во что. Мамка его померла, ну как я один справлюсь! Вот где что-то не сходилось! Бай Джи рассказывал про пожар, потрясением от этого объяснял и то, что Фан не разговаривал, когда воспитательницы обращались к нему. Но если бы был пожар, был бы и страх огня, а в детстве Фан баловался спичками и фейерверками, как все мальчишки, и летом не боялся сидеть у костра, когда на базе отдыха ребята собирались рассказывать страшилки. Зато плавать так и не научился, река вызывала у него дикий страх. Всплывал в памяти грубый голос: «будешь капризничать – утоплю, как паршивого котенка!». Бурная река, которая казалась почти бесконечной. Утлая лодка качалась на огромных волнах. Холодный ветер дул в лицо. Страшно… Даже сейчас мурашки по коже прошли. И ведь эта жуткая картина могла быть косвенным доказательством того, что в прошлом случилось что-то трагическое. Фан перебирал разрозненные образы, будто части огромной разноцветной мозаики. Голубое платье мамы, длинная белая шаль, легкий цветочный аромат. Блеск золотого браслета на запястье. Мама всегда одевалась, как принцесса. Даже если сделать скидку на то, что пятилетнему ребенку красивыми и роскошными могли казаться любые яркие и новые наряды – всё равно такая элегантная дама могла быть только женой очень богатого человека. На ту же мысль наводили и другие разрозненные воспоминания: огромная детская, множество игрушек, и то, что в парк аттракционов его водила не мама, а служанка. Зажмурившись, Фан застонал от головной боли и невыносимого умственного и душевного напряжения. Как бы он ни пытался сосредоточиться на образах из далекого прошлого и вспомнить лица людей, окружавших его тогда, ничего не получалось. Вместо четких очертаний мелькали смутные тени. Ребенок в манеже. Какой-то здоровенный дядька, легко поднимающий малыша, захотевшего посмотреть на птичек на ветке. Зоопарк, много детей, толпа народу… женщина с огромной собакой на поводке… чей-то голос, зовущий ребенка… И снова туман. Раньше Фан думал, что хуже, чем то свинство, с которым он столкнулся после победы, быть ничего не может. Ну да! Мучиться неясными догадками было в сто раз хуже.