Голос крови

441 год по космическому календарю, Уранибург На похоронах мужа леди Тереза плакала, не стыдясь слёз и не скрывая горя. Она устало опиралась на руку сына, а тот, хоть и держался спокойно и достойно, хоть и подбадривал ее, сам выглядел не менее подавленным. Да, теперь Залиш – глава своей семьи, и как бы он до сих пор ни стремился показать, что он сильный и рассудительный, что ему море по колено и любые трудности по плечу – теперь ему нелегко придется. В свершившееся еще не верилось окончательно. Конечно, ходили слухи, что у лорда Адама слабое сердце – а злые языки добавляли, что выходки младшего сына беднягу и вовсе доконают – но никто не предполагал, насколько быстро приступ сведет в могилу такого мощного и сильного на вид мужчину. «А если дело вовсе не в здоровье?» - привычно подумал Жуслан, слушая траурную музыку и произносимую священником молитву, и наблюдая за собравшимися в храме родственниками. Нет, вряд ли. Семейный врач подтвердил, что смерть произошла по естественным причинам. И притом, лорд Адам был простым воякой, чуждым всяких интриг, он никуда не встревал, политика его не привлекала. Кто бы мог желать его смерти? Вот если кто и нажил врагов, так это герцог Фредерик. Старому лису полгалактики смерти желает, от опозоренных политических противников до бывших любовниц. Да и два сына от разных дам сердца, небось, уже готовы перегрызть друг другу глотки в борьбе за деньги и власть. Сколько уж раз лорда Фредерика пытались отравить, зарезать, задушить, подстрелить, сколько аварий ему подстраивали – не сосчитать. Он пережил трех жен и с десяток любовниц, из восьми его сыновей в живых остались только два бастарда. У него правая половина лица изуродована ожогами, на правую ногу он хромает, а на левой руке не хватает двух пальцев, но он до сих пор полон сил и окружен барышнями, годящимися ему во внучки. Старое дерево вечно скрипит, но выживет, наверное, и в атомную войну. Когда церемония закончилась, Жуслан вышел из храма и направился к аэрокару, чтобы присоединиться к кортежу, сопровождавшему гроб-капсулу в фамильный склеп. Мелькнула мысль: «Все Титания обретают вечный покой в семейном склепе, всем родные и близкие приносят цветы на могилу – а о Ренли напоминает только памятный знак, даже без голографического фото. Некуда даже приехать и вспомнить. Говорят, конечно, что это несущественно и что мертвым уже всё равно… но тем, кто остался, далеко не безразлично». Стоп. Не думать об этом. Здание семейного склепа подавляло холодным величием. Облицованное черным и фиолетовым мрамором, оно напоминало башню из какого-то мистического романа. Впечатление усиливали черные фигуры драконов у входа. Под высокими сводами каждое слово и каждый шаг звучали необычно громко. И здесь притихли даже самые заядлые сплетники в семье. Служители склепа установили гроб в нише, которую закрыли плитой с голографическим экраном. Глава клана произнес речь, но Жуслан не особо вслушивался в слова: он уже наизусть знал всё, что может быть сказано в таких случаях. И потому терпеливо ждал, когда прощание закончится и можно будет не демонстрировать аристократическое показное горе, а поехать вместе с Берти в автономно управляемый дом в квартале на окраине, и там посидеть рядом, в уютной комнате, на полу у камина – настоящего, а не электрического, стилизованного под старину – пить теплый кофе с молоком и вспоминать об ушедшем не то, что вошло в официальную историю… Совсем другое – милые сердцу забавные моменты. Вроде того, как дядя Адам водил маленьких сыновей и их многочисленных кузенов и кузин в зоопарк, и рассказывал про разных зверей и птиц не хуже экскурсовода. И никогда не мешал девочкам вместе с мальчишками играть в машинки, кататься на роликах и лазить по лесенкам в спортзале. А когда тетя Тереза выговаривала ему за то, что он балует детей, и своих, и чужих, и что под его присмотром они не играют, а безобразничают и шалят, этот великан добродушно смеялся и говорил: «Ну не неженок же из них растить, в самом деле?». С Берти всегда можно сбросить светскую маску, вспомнить и детство, и подростковые шалости. А то и напиться, и потом вместе смеяться над незамысловатыми армейскими шуточками. Мама никогда не одобряла этой дружбы. Когда они были детьми, говорила, что Ариабарту не хватает характера, что он слишком балованный, что отец ему ни в чем не отказывает, и это не к добру. А сейчас намекала туманно, что сыну лорда Александра нельзя доверять ни в делах, ни в личном. Отчего такая неприязнь? Даже осознавая, что мама может быть права и уж точно желает только добра, в этом вопросе Жуслан к ней не прислушивался. Он намеревался сохранить последнего родного человека, и черта с два он позволит хоть кому-то отобрать у него Ариабарта.