***
Почти сразу после нашего маленького разговора мы перебрались в спальню Митча. Нет, ничего неприличного, мы просто лежали в объятиях друг друга, пытаясь привыкнуть к новому статусу. — Митчи, мне нужно хотя бы маме перезвонить, сказать, что я переезжаю, — хихикнул я. — Не боишься звонить? — С прошлого звонка всего минут 15 прошло, что могло измениться за это время? — Тогда я поставлю на громкую, — сказал он и, нагло выхватив телефон, нажал на звонок. Мама ответила после двух гудков. То ли она экстрасенс, то ли она ждала того, что я перезвоню, всё это время. — Да, Скотти? — Мам, это снова мы, — сказал я и захотел ударить себя за это «мы». Но Митчу, судя по поглаживаниям моей руки, это пришлось по душе. — Еще раз здравствуйте, миссис Хоинг! — жизнерадостно воскликнул мой мальчик. — Здравствуй, Митчи. — Мам, я хотел сказать, я останусь у Митча еще на ночь.? — я хотел просто оповестить маму об этом, но тон получился скорее вопросительным. — Скотт, я всё понимаю, но ты не думаешь, что это неэтично так стеснять людей? — мама меня поражала, её сын не приходит ночевать домой, а всё, что её волнует — что о нём подумают другие люди. — Всё в порядке, миссис Хоинг, — встрял Митч. — Моих родителей нет, поэтому мне очень грустно и страшно ночевать одному, и было бы просто замечательно, если бы Скотт остался еще на ночь, — Грасси говорил с моей мамой очень учтиво и уважительно, а в моей голове всё еще случался жестокий диссонанс всех этих разных образов, которые парень создавал. Он мог быть первоклассной стервой, мог быть беззащитной принцессой, от которой я становился невероятно нежным; мог быть несносным грубияном, но сейчас он разговаривал с моей мамой как самый настоящий пай-мальчик. К слову, на маму он производил, судя по её интонациям, невероятное, в хорошем смысле, впечатление. — О, ну тогда, конечно, дорогой, — я почему-то был уверен, что она обращается не ко мне. — Скотти, ты не можешь оставить Митча одного. Но завтра тебе придётся вернуться, ты будешь мне очень нужен. И, если Митч тоже завтра придёт, будет отлично, — тот активно замотал головой. — Может быть, — я не хотел огорчать маму, или чтобы она подумала, что Митч боится её или по каким-либо другим причинам не хочет идти, хотя так и было. — До завтра, мам. — До свидания, мальчики, — мама чмокнула телефон, создавая очень неприятный звук, и положила трубку. Мы опять легли, расслабляясь. — Почему ты не хочешь придти к нам? Боишься моей мамы? — пошутил я, но, кажется, попал в самую точку. — А ты сам не боишься рассказывать ей о нас? Да, моя мама, вроде хорошо реагировала на Митча, да и на всю сложившуюся ситуацию. Но рассказывать ей все подробности наших взаимоотношений я всё равно был не готов и еще не собирался. К тому же, мы с Митчем могли ошибаться на её счет. — Мы можем пока не афишировать это, — я не видел лица Грасси, а поэтому не мог и увидеть его реакцию на мои слова, переживая что могу его обидеть. — Хотя бы для моих родителей. Что скажешь? — Если ты ждешь, что я разорусь как истеричка, — я хмыкнул, потому что этого как раз от Грасси и можно было ожидать. — То ты ошибаешься. Я всё понимаю и не собираюсь настаивать на том, чтобы ты всем и сразу открылся. Но просто знай, что скрывать наши отношения вечно — нельзя. Я обнял брюнета еще крепче. — Какой же ты всё-таки хороший у меня. — У тебя? — кокетливо спросил Митч. — У меня, — в тон ему ответил я.***
За весь оставшийся день у нас состоялось еще немало странных, но насущных разговоров, помимо этих, а затем, часов в 6, мы впервые готовили ужин вместе. Митч действительно разбирался в готовке, точно зная, что нужно добавить в то или иное блюдо. Во-первых, очень льстил и обескураживал тот факт, что сам Митчелл Грасси выставил себя хуже, чем есть на самом деле, только чтобы я лишний раз пришел к нему. А во-вторых, это буквально заставляло убедиться в том, что тот на самом деле уже тогда был влюблен в меня. Мое самолюбие и внутренний нарциссизм ликовали. В целом день прошел скучно и очень лениво, но это нисколько не разочаровывало. Наоборот, это чувствовалось очень уютно и по-семейному, как будто мы женаты уже несколько лет и проводим вот так каждый свободный выходной вечер. Так как мы встали сегодня, по моим личным меркам, очень рано, то уже в 11 меня начало вырубать и мы, по отдельности приняв душ, легли спать.***
Проснулся я от того, что живот неистово заурчал. В комнате, даже несмотря на незанавешанное окно, было очень темно, из чего я сделал вполне логичный вывод, что сейчас еще глубокая ночь. Я перевернулся, ложась поудобнее и снова пытаясь заснуть, но ничего не вышло. Полежав еще минут пять, я все-таки решил отправиться на кухню и схомячить печеньку-другую. Я тихо вылез из кровати, стараясь не разбудить Митча, и так же бесшумно пробрался на кухню, даже не включая свет. Я взял из шкафа пару печений и полез в навесной шкаф за стаканом, чтобы налить воды, когда входная дверь рядом с кухней тихонько, но все же слышно, хлопнула, а затем раздались два голоса: женский и мужской. Первое, о чем я подумал — воры. Но потом до меня медленно стало доходить, что это скорее всего родители Митча. Я отвлекся, прислушиваясь к шепоту в прихожей, и краем глаза заметил, как что-то летит вниз, а затем раздался очень громкий звук упавшей кастрюли. До меня совершенно неожиданно (потому что ты умственно отсталый, Скотт) дошло, что я. в трусах. стою посреди кухни чужой квартиры. еще и посреди ночи. И после такого грохота мне точно не удастся остаться незамеченным. — Два часа ночи, а наш сын всё по кастрюлям лазает, — раздался уже намного ближе и намного громче женский голос, а затем в кухне включился свет, и я застыл, машинально сгорбившись, а мои глаза, готов поклясться, были испуганнее, чем глаза гея в России на Красной площади второго августа. — Здравствуйте.