Приключения Ромула

      Ромул уперто чавкал по кочкам и не переставал благодарить высокие голенища сапог. Островки суши обманывали, уходили из-под ног, кочки оказывались старыми жабами или тварями похуже. Пару раз солдат открыл огонь и даже прикончил нескольких зверей. Впрочем, рассматривать их в качестве стратегического запаса пищи не решился. Слишком мало знает о мире, лучше пока давиться сухпайком и наблюдать. Среди повышенной влажности заряд лазгана истончался, будто воздух вытягивал энергию. Вязкие лапы тумана не хотели отпускать, иногда белые клубы подбирались до расстояния вытянутой руки. Тревожные тени мелькали в саване земли, заставляя солдата крепче сжимать штык.       Наконец топи отступили, из неустойчивого пандуса земля превратилась в крепкий мост. Ромул шатался как пьяный, пока не привык к привычной поверхности, плотной и непоколебимой. Если подумать, он впервые ступил на твердую землю с тех самых пор, как взошел на борт челнока и покинул родную планету. Проведенные на крейсере месяцы огранили чувство долга, отточили боевые умения. Однако вместе с тем пришло потаенное чувство грусти по дому. Скорее всего, ему не суждено вернуться на родную планету. Ну, хоть бы знакомых найти, вообще выживших.       Гвардеец остановился под сосной. В который раз включил наушник в каске. Жаль, сам не может послать сигнал, но, возможно, услышит человеческий голос. Секунды монотонно тикали. Только треск помех. Окинув критическим взглядом дерево, сбросил рюкзак, укрепленные подошвы заскребли кору, пальцы цеплялись за противоположную сторону ствола. Наконец добрался до толстых веток, не изъеденных древоточцами и не иссушенных старостью. Огляделся. Отсюда начинался лес и тянулся куда хватало глаз, однотонный и густой. Снова включил вокс, только чтоб услышать помехи.       Раз суждено одиночество, то нечего думать об этом. Чему быть, того не миновать. В конце концов, его могло выбросить из челнока на другом конце континента. Мягкая почва болота смягчила удар, поэтому выжил. Да ему повезло, нужно быть благодарным. Мог бы валяться со сломанным позвоночником и звать на помощь осиплым голосом. Ромул тряхнул головой, спустился и продолжил марш.       На пути вырастали сосенки, мох сменили клочья травы и заросли кустарника с подозрительно красными ягодами. Сырой сквозняк со стороны болот вызывал озноб, хотя и стало теплее, а белый туман ушел. Среди ветвей кружили вороны. Ромул не обращал никакого внимания, пока одна из птиц не уселась на нижнюю ветку. Имперец замер и осенил себя знаком аквилы. Странные здесь звери. В целом ворон не отличался от знакомых ему аналогов, только этот позаимствовал зрительную систему у паука. Россыпь глаз с каждой стороны головы любопытно разглядывала человека.       - Проваливай отсюда, пока не поджарил!       Ромул потряс лазганом, но заряды тратить не решился. Кто знает, может, его ожидает встреча с более крупным мутантом, например, местным медведем.       Тропа вплелась в шаги неожиданно, тоненькая и незаметная, словно скрывалась от посторонних. Больше походила на вытоптанный животными путь, но Ромулу почему-то казалось, что вскоре предстоит встреча с разумными существами. Пусть даже не отыскал никого из команды, но эта планета вполне может оказаться частью Империума, а значит, встретит местных жителей. Они с радостью помогут в беде, возможно, снабдят транспортом, чтобы добраться до точки сбора. Помогать имперским гвардейцам – первейший долг гражданского.       Планета, несомненно, пригодна для жизни, иначе умер бы от удушения в первые секунды. Наверняка недра хранят множество ценных ресурсов. Впереди вырос очередной куст с ягодами. Наверное, съедобны, и вода в ручьях чиста. А животные если и отличаются, то самую малость. Но руку все-таки отдернул. Сначала нужно расспросить местных.       Ромул ускорил шаг, воображение уже рисовало радушных хозяев, с улыбками приглашают в дом. Обильный стол ломится от лакомств и напитков. И молодая красивая дочь подает, услужливо насыпает добавку. Все как дома, как когда-то. Взгрустнулось.       Имперец отмахнулся от ненужных воспоминаний. Удивленно замер. Не может быть! Вот дубина, так отвлекся, что чуть не уперся носом в стену.       Увидев храм с потертым, но таким знакомым орлом навернулась слеза. Распростертые крылья символизировали надежду, уверенность и свободу Галактики от любого врага человека. Небольшой храм, вряд ли в нем есть даже статуя Императора, но он грел душу так, как не согревает соборный комплекс на Офелии VII. Главный зал выложили из песчаника, часовня возвышалась из дальней части здания, пытаясь угнаться за соснами. Штукатурка давно осыпалась, облицовочная плитка опала, но окна на местах, даже не покосились. Бережет сила веры свои святыни. В лес уходила испещренная трещинами и бурьяном, но полноценная транспортная дорога.       Судя по всему, за храмом не следили много лет, поэтому Ромул насторожился, услышав изнутри голоса, видя в окнах свет. Странно, тревожно и подозрительно. Там может скрываться кто угодно. Аборигены, что пришли заново обустроить храм, струсить многолетнюю пыль. Его товарищи, возможно, раненые и изможденные. С другой стороны обитатели могли и не чтить Имперское Кредо, оказаться отступниками или невежественными чужаками, возможно, без зачатков разума и без души. Что гласит доктрина в подобных ситуациях? Правильно – выжидать, внимать приказам командования и молиться.       Ромул подавил порыв броситься к двери, дал грубого пинка собственному любопытству – долг превыше всего, затаился и стал наблюдать. Прошел час, за ним другой. Единственными спутниками солдата стали догадки и сомнения. На лице блуждали выражения от полной решительности тут же ворваться и до безразличной мины заночевать под деревом. Никаких патрулей, дозоров – значит, внутри не могли быть тренированные солдаты. За столь вопиющую беспечность можно лишиться не только звания, но и головы. Если там гражданские, то он справится. Если ксеносы – его священный удел расправиться с ними.       Голоса усилились, сквозь стены храма пробивалась музыка, мелодия струн ласкала уши, как руки девушки. Хватит ждать. Гвардеец высморкался под куст и вышел навстречу судьбе. Чем ближе Ромул отходил от укрытия, тем страннее и слабее себя чувствовал. Нежный зов манил, воздействовал на чувства. Застыв у двери, он ясно уловил сладкий запах, но сквозь благовоние пробивалась какая-то кислятина. Смех и страстный голос заполнили голову, солдат заставил себя отстраниться, передернул плечами. Какая-то дьявольщина происходит.       С размаху вынес ногой дверь.       - Кишки Императора!       От приторного смрада воскурений помутился разум, внутри тот усилился многократно. В самых опасных мечтах Ромул не смог бы выдумать столь мерзкую и попирающую здравый смысл оргию, глаза отказывались воспринимать увиденное. Издевательство над всем непорочным и праведным.       Половину внутреннего пространства занимало огромное ложе, прогнулось от веса. Пирамида из голых тел извивалась подобно клубку змей, облитые маслом молодые мужчины и женщины ползали друг по другу, фрикцировали, совокуплялись в самых разных позах. Партнеры могли сменяться по нескольку раз в минуту. Затем Ромул увидел основание пирамиды, фундамент для разнузданных тел, и тошнота устремилась к горлу. Огромная жирная туша слащаво улыбалась, слюна тянулась с толстых губ, раскрасневшееся лицо говорило о крайней степени возбуждения. Похоже, когда-то это было женщиной, но теперь превратилось в откормленного похотью борова.       Да, на пункте призыва никто и не говорил, что его ожидает легкая прогулка по гладкой аллее с розовыми кустами по бокам. Ошарашенный Ромул отвел глаза, но лучше бы продолжал разглядывать нагих любовников. Вокруг пирамиды собрались еще более отвратительные извращенцы. Одни в шерстяных комбинезонах, этакие свитера на все тело, терлись друг об друга и пищали от удовольствия. Другие наносили раны кинжалами, слизывали кровь или наполняли чаши. Кто-то запихивал в себя самые разные предметы для этого не предназначенные. Удивительно, но среди похотливого хаоса гомосексуальная связь и мужчины в женских розовых купальниках казались самыми безобидными.       Перед кроватью располагался источник кислого запаха, который не могли скрыть ни духи, ни благовония. В бассейне боролись две девушки. На лире бодро подыгрывал четырехрукий мутант с мохнатыми как у вепря ногами. Вместо воды была коричневая жидкость, запах и консистенция давали понять, что дерутся они в самых настоящих фекалиях.       И символы, символы повсюду на стенах. Отвратительные и чуждые, как исковерканные засухой и хворью древесные ветви, взгляд на них вызывал даже больше омерзения, чем оргия. Не от них ли люди сошли с ума?       Все так увлеклись сладострастными играми, что не заметили появления гостя, не услышали грохот выбиваемой двери. Правда, одна парочка, занятая кровавым пиршеством, заметила – девицу с ног до головы покрывали татуировки скелетов, спутник звенел пирсингом во всех местах. Они просто помахали и пригласили доесть мертвую собаку.       Но хуже всего то, что бесчинствуют они в святом месте, некогда благословленном жрецами экклезиархии.       Ноги Ромула подкосились, в горле разом пересохло. Подобная ересь не укладывалась в голове. Показалось, что в лоб ударили кувалдой, а то и долбанули из Василиска. Скверна губительных сил глубоко укоренилась в развратниках. Лишь внешне походили на людей, но внутри каждый - безумный еретик, навсегда потерянный для Императора. Солдат отступил, возникла мысль бежать как можно дальше, чтобы скверна не смогла переползти и на него. Но потом вспомнил, зачем вступил в Астра Милитарум, какие события привели под длань Императора. Вспомнил изнуряющие тренировки и данные себе клятвы.       В памяти, как раздутый труп утопленника, всплыли образы крушения крейсера, издевка и безразличие Имматериума. Вспомнил боль от своего разорванного на части тела, ни с чем не сравнимую, кошмарную до беспамятства и свой животный страх. Да, он мог бы убежать, но Император не зря испытывает нас. Чем сложнее задание, тем в итоге крепче дух. Теперь он не боялся, на смену ужасу пришел всепожирающий праведный гнев. Сознание необычайно прояснилось, так четко видит скверну и грязь. Он должен уничтожить ее, без пощады, до конца. Лицо Ромула разгладилось, глаза округлились, словно в удивлении, но хищная усмешка намекала, скорее, на помутнение рассудка. Под бровями плясали демоны, не менее страшные, чем потопившие крейсер.       Лазган радостно засверкал, горячие лучи прошивали незащищенные телеса. Первыми умерли девы, хотя теперь уже падшие твари, и их звероподобный музыкант. Затем энергетический поток вгрызся в живую пирамиду, откалывая блоки-тела. Еретики умирали с криками, но то были крики удовольствия. Какая-то часть Ромула, не затопленная яростью, даже поразилась, брови на побагровевшем лице приподнялись, сделав его еще более пугающим. Многие прыгали под винтовку с улыбкой, раскинув руки, напарывались на штык. Больные ублюдки.       Ромул тяжело дышал, до боли сжал губы. Трясло от гнева, но лазган не знал промаха, отправлял безумцев в ад. Громко разнесся под куполом голос, призывающий Бога-повелителя:       - Император, одари меня Твоим праведным гневом и Твоей яростной силой. Да стану я бурей, что сметет врагов, оскорбляющих Твой взор.       Вокруг гвардейца валялись трупы, окровавленный пол отмечал каждый шаг. Он найдет всех, обыщет каждый закуток. Спасшихся не будет сегодня. Они виновны уже в том, что заставили праведного человека смотреть на всю эту мерзость. Он подошел к ложу абсолютного разврата. Матерь извращений еще дышала, тяжелая грудь с трудом вздымалась. Она силилась что-то сказать, но у твари хаоса нет слов для благочестивого воина. Ромул с отвращением взглянул на нее.       - Император, да обрушится свет Твой на безобразие мира сего, Да предстанет оно пред взором Твоим, И да сгорят они под этим взглядом, несущим пламя правосудия.       Он сменил обойму и выпотрошил огромную свиноматку.       Все еще не прейдя в себя, достал из рюкзака единственный заряд взрывчатки, заложил под одну из несущих балок. Оды Императору непрестанно слетали с губ, Ромул бормотал и отматывал проволоку к взрывателю. От прежнего святого места не осталось ничего, чем быстрее сровняет здание с землей, тем лучше.       Грянул взрыв, с веток вспорхнули вороны, вдалеке завыли волки и прочие гады. Своды сложились, цемент обратился в прах, позволяя камням навсегда скрыть следы плодов извращенного разума. Храм столь быстро развалился, будто давно желал раздавить под собой нечестивых еретиков и только обрадовался установленной в своих чертогах взрывчатке.       Ромул очнулся, пелена исступления спала, закрылся рукавом от столба взметнувшейся пыли. Смрад фекалий и крови смешивался с запахом пороха и постепенно уносился ветром. Вдохнул полной грудью, осмотрел себя на наличие ранений, проверил боекомплект. Несомненный минус праведной ярости – бесконтрольная трата припасов. В следующий раз нужно учесть сей момент. Долг каждого солдата экономить снаряды, но в то же время искоренение ереси более важная задача наряду со следованием зову сердца. Он поступил верно и знал это. Куда бы ни занесли ветра варпа, он будет сражаться до последнего вздоха, даже если придется грызть силовой доспех какого-нибудь совращенного десантника зубами. А уж с простыми культистами точно справится. Ведь на его стороне правда.       Эх, вот бы Император ниспослал какой-нибудь знак в подтверждение.       Ромул одернул шинель и собрался продолжить путь, куда бы тот ни вел. Но так и замер на месте. Глаза увидели сквозь оседающую пыль, душа возликовала. Чудо! Оказывается, в храме была статуя. Наверняка еретики убрали ее с глаз долой, не решившись уничтожить. В их темных душах еще остался стыд, ведь когда-то они были людьми. Мраморный Император возвышался на холме щебня и черепицы, руки упокоены на эфесе меча, благородный лик смотрит вдаль.       Пораженный до глубины души парень выронил лазган, сбросил рюкзак. На коленях подполз к изваянию и склонил голову, теплые слезы счастья увлажнили щеки. Это знак! Он не забыт и его ждет важная миссия. Правда, еще непонятно в чем цель. Но это как на войне – ни шагу назад и стреляй во все, что шевелится по ту сторону фронта. Рано или поздно, а победа будет. Цена не важна.       Оставшуюся часть дня гвардеец провел в молитвах. Развел костер и уснул у стоп Императора. Впервые с тех пор, как ступил на борт крейсера, Ромул почувствовал себя дома.