Ты стал моей судьбой (Обратная сторона моего мира)

      Том хорошо помнил тот момент, когда устоявшийся более-менее его личный мирок снова пошатнулся. Он долго не мог отойти от новой порции шока, уверяя себя в нереальности происходящего. После, всё же, приняв суровые реалии, он почувствовал спокойствие: холодное, безучастное, с ноткой равнодушия. Нечто в его душе окончательно надломилось. На смену спокойствию пришла злость, и список первоочередных дел пополнился еще одним немаловажным пунктом. Теперь ему было недостаточно просто сбежать на другую сторону, он должен рассчитаться с прошлым, что никак не хотело отпускать. Во что бы то ни стало, он добьется желаемого. Теперь Том даже понимал фанатично настроенного, категоричного Эцеля, ведь тот четко обозначал границы, не спасаясь бегством.       Воспоминания накрыли Нойманна новой волной и, игнорируя вопли, что доносились сверху, он закрыл уши руками. Головная боль шла на спад. Нужно еще немного времени прийти в себя. Потом он отнесет Биллу воды, переоденется и немного прогуляется. Подышит свежим воздухом и приведет мысли в порядок. Воспоминания давили тяжким грузом, но помогали отвлечься от, сверлящей виски, боли и завывающего узника наверху.       После очередной работы в тандеме с Гантером, он отдыхал, лежа на своей кушетке. Спать не хотелось и, лениво перелистывая старый журнал про машины, Том равнодушно рассматривал фотографии устаревшей техники.       Раздался громкий скрип открывающейся двери. Том отбросил в сторону журнал и сразу же вскочил на ноги. Увиденное поразило его до глубины души. Двое ребят держали под руки Эцеля, который странно волочил ногу и был весь в крови. На его лице была кровавая маска. Парень стонал от боли.       Раненого положили на кушетку, где ранее отдыхал Том.       — Что случилось?       — Наткнулся на патруль, — коротко ответил один из парней, Том не помнил его имени.       — Чёрт.       — Аптечку давай.       Нойманн не заставил себя долго ждать. Повреждения Эцеля были сильными, но не смертельными. Перед тем, как провалиться в спасительное забытье, он подмигнул Тому:       — Бывало и хуже.       Остаток ночи Том провел в неспокойной дрёме, просыпаясь от малейшего шороха, но благополучно проспал, когда Эцель поднялся на ноги около полудня и неосторожным движением уронил на пол тяжёлую жестяную пепельницу.       — Сколько времени? — Том потёр заспанные глаза и, щурясь от яркого света лампы, взглянул на друга.       — Почти двенадцать.       Эцель закурил.       — Так хреново мне уже давно не было, — он выпустил из лёгких клуб дыма и закашлялся.       — Ты бы не курил. Хотя бы сейчас.       Резкий красноречивый взгляд заставил Тома замолчать на счёт сигарет. Пройдя босыми ногами по прохладному полу, он сел за низкий стол рядом с Эцелем и выпил оставшуюся в пластиковом графине воду. В горле пересохло и саднило.       — Что случилось? — он всё-таки отважился спросить.       — Немного не успел, как рассчитывал, и нос к носу столкнулся с двумя патрульными, — Эцель закурил новую сигарету. — Пришлось отбиваться. Лицо мне, конечно, попортили что надо, — он бросил мимолётный взгляд в мутное зеркало, висевшее на стене. — Еще и дротик пульнули. Как смог доползти, да ещё и того парня не упустить, сам поражаюсь. Попади они не в ногу, а точно в цель, мне бы уже пришёл конец.       Парень поднялся и, хромая, доковылял до бака с водой.       — Мог бы и меня попросить.       — Я и сам могу, — огрызнулся Эцель, — онемение спадет окончательно, и всё будет как прежде. Ничего страшного, — уже более мягко добавил он…       Сей эпизод мог остаться таким же, как и многие другие случаи, когда Эцель возвращался с поверхности, вытаскивая из переделки очередного несчастного. Но не в этот раз. Знакомство со спасённым человеком повергло Тома в шок. Ещё бы, ведь парень оказался участником той самой аварии, в которую попали Том и Стефани. Он был водителем другой машины и также узнал Нойманна. Глаза его расширились от ужаса, и неожиданно парень расплакался, закрыв лицо руками.       — Эй, ты чего? Перестань, — Том не знал, как подобрать слова, не знал, что говорят в таких случаях, поэтому просто стоял, приобняв трясущегося в рыданиях человека.       Ощущение безысходности и страха повисло в воздухе и, прекрасно понимая чувство отчаяния, Том стискивал зубы, сдерживая и свою внутреннюю дрожь.       — Ты теперь в безопасности. Слышишь? — Нойманн слегка встряхнул парня за плечи; поток слёз становился меньше. — Как тебя зовут? Меня — Том. Мы, вроде как, знакомы, а вроде как и нет. Врагу не пожелаешь познакомиться при тех обстоятельствах, как познакомились мы. У меня вот травма была черепно-мозговая. Колено выбито и, думаю, хромать мне теперь до конца своих дней. Ты, смотрю, не так уж и плох. Как тебя зовут? — Том снова повторил вопрос.       Странно, но, неся всякий бред, он постепенно успокоился и сам.       — Георг. Меня зовут Георг, — парень отстранился и стыдливо утёр слёзы. — Я тебя помню.       Том улыбнулся, пытаясь немного разрядить обстановку:       — Вот и хорошо, а то я уж подумал, что тебе память отшибло. Наверное, единственная, кто отделался лишь царапинами и ссадинами, это Стефани.       — Стефани? — Георг резко глянул на Тома, будто ему пощёчину дали.       — Да. Стеф — счастливица. Ей повезло больше.       — Не думаю, — губы парня снова задрожали.       Почти физически чувствуя неладное, Том спросил:       — Почему?       — Я видел ее, говорил с ней. Успел поговорить. Мы еще тогда поняли: что-то плохое происходит.       — Что значит «успел»? — глаза Тома расширились от ужаса и, схватив Георга за плечи, он впился взглядом в его красные уставшие глаза.       — Успел, пока она была жива…       — …       — Её увели, я видел из соседней камеры, как они идут по коридору. Эти жуткие коридоры, они снятся мне в кошмарах.       — Что потом?       — Потом я видел, как увозили её тело. Видел. Всё видел. Кроме неё там никого не было. Ночь, эта кошмарная ночь — я ее никогда не забуду, — парень снова начал заходиться в истерике.       — Откуда ты знаешь?! Может быть, она просто была без сознания?       — Та белая ткань пропиталась кровью, и у Стефани не было ног. Они отрезали ей ноги!       Том был настолько шокирован новой информацией, что долго не мог прийти в себя. Он почти не слушал рассказ Георга о том, как ему удалось отбиться, воткнуть шприц одному из санитаров в глаз и каким-то чудом сбежать. Несколько ночей он плутал по городу, а днем прятался, пока его не отыскал Эцель…       Сильный грохот выдернул Нойманна из воспоминаний. Раздался жуткий, нечеловеческий вой, а затем ритмичный стук. Там, наверху, пленник, сходивший с ума от боли и отчаяния, в гневе перевернул кровать. В своём бессилии он мог сделать лишь это. Он бился лбом в запертую дверь, пытаясь заглушить внутренний крик Чужака, что рвался на волю и не мог вырваться. Их было двое, и оба сотрясались в предсмертной агонии, но кто не выдержит первым?..       Том встал из-за стола, поднял с пола упавший паспорт. Головная боль, наконец, отступила, и мысли более-менее прояснились. Нужно прогуляться. Выйти из этого чёртового дома и успокоить нервы.       Ненависть к Ригеру переполняла Тома всякий раз, когда он вспоминал Стефани. Он жалел, что она первой попала в лапы к монстру. Но девушка сумела предупредить Нойманна о надвигающейся опасности, и своей жизнью он был обязан ей.       После рассказа Георга Том поклялся отомстить Ригеру за смерть подруги. Это стало навязчивой идеей. Днём и ночью мысли о мести крутились в голове, не давая гневу утихнуть…       На улице царила умиротворяющая тишина. Том поплотнее завязал шарф и надел тёплые рукавицы. Легкий морозец пощипывал щёки. Неспешной походкой Нойманн отправился в заснеженный лес, по протоптанной тропинке. Он гулял час или чуть больше, пока холод не начал пробираться под тёплую верхнюю одежду. Неспешно кружась, с неба упали первые снежинки. К вечеру, по прогнозам синоптиков, будет сильный снегопад, а ночью начнётся буран.       Том вернулся домой, принося с собой холод в тёплое помещение. В доме царила тишина. Он разделся, вымыл руки и вскипятил чайник. Тихо поднялся на второй этаж и прислушался у дверей.       Ни звука. Только он собрался уходить, как из-за дверей раздался тихий голос:       — Я слышу тебя. Слышу твоё дыхание. Кто ты такой?       Том вздрогнул, поразившись, насколько сильно обострились чувства пленника. Он хотел молча уйти, но неожиданно для самого себя ответил:       — Я Том. Помнишь меня?       — Не-е-ет, — тихо протянул запертый в комнате. — Твоё имя мне ничего не говорит. Зачем я здесь?       — Для твоего же блага.       — Выпусти меня, — в его голосе Том услышал гневные нотки, — выпусти, я не создам тебе проблем.       — Нет.       — Какого хрена?! — Билл сорвался на крик и сильно ударил в дверь.       Том невольно отпрянул от резкого громкого звука.       — Какого хрена?! — повторил пленник. — Я что-то когда-то у тебя украл, ты, мразь? Или хреново отсосал, что теперь ты мне мстишь? Выпусти меня, сука, я сдохну тут, понимаешь?!       Дверь содрогалась от ударов.       — Выпусти! — Билл дергал дверную ручку.       Теперь Нойманн слышал несвязное бормотание, молящее об одном и том же — выпустить.       — Чего ты хочешь взамен? Только скажи, и я всё сделаю. Ну? — Голос Билла дрожал. — Хочешь, я буду сосать тебе всю ночь? Ты ведь любишь это? Любишь так же, как и все такие, как ты — извращенцы. Или хочешь трахать меня? Я не против. Открой дверь. Я сделаю как надо. Или, ублюдок, ты хочешь, чтобы трахнули тебя? — злой и нервный смех сорвался с пересохших потрескавшихся губ. — Я могу. Это тоже могу. Только открой дверь, и я убью тебя, понял, тварь? Я отрежу твой член и засуну его в твой же зад, а затем выбью твою мерзкую душонку раскалённой кочергой. Ты умрёшь в муках, тварь…       Том закрыл уши и поспешил спуститься вниз, чтобы не слушать и не слышать весь тот бред и помои, что лились отвратительным потоком изо рта бьющегося в истерике человека. Недолгая тишина была обманом.       Пытаясь успокоиться, он налил в любимую кружку горячий шоколад и попытался заглушить чувство обиды. Том понимал, что мерзкие слова Билла ничего не значат. Понимал, что вместо парня кричит и изрыгает проклятия внутренний монстр, но, вопреки здравому смыслу, горечь всё равно оседала где-то в глубине души.       Если бы Том не гонялся так долго за Ригером, возможно, Билл не стал бы тем, кем он являлся сейчас. Нойманн снова начал испытывать чувство вины, оправдываясь лишь тем, что мосты сожжены, и с прошлым покончено окончательно. Остался лишь долг перед Джертом. Сумма не особо большая, но сам факт: долг есть долг, и его нужно возвращать.       После ужасных новостей, что передал Георг, Том долго размышлял над тем, как поступить дальше. Когда Джерт, наконец, соизволил заявиться с радостной, как казалось, новостью, Том отказался от его услуг.       — Я не понял — Джерт заметно разозлился, — я зря искал человека взамен и рисковал?       — Планы изменились.       — Так не пойдёт.       — Джерт, — во взгляде Тома плескалось отчаяние, — так сложилось, что пока я не могу уйти на другую сторону.       — Я выполнил свою часть договора, поэтому, независимо от того, воспользуешься ты шансом или нет, придётся заплатить.       — Понял. Сейчас не получится.       — Ну и свинью ты мне подложил, — Джерт нахмурился, — ладно. Какое-то время можно и подождать. Раз так, начну поиски твоего Билла. Не хочу обнадёживать, но недавно вспомнил — по-моему, я с ним знаком. Правда, его давно не видно, и есть некоторые сомнения, но под описание парень подходит. В общем, узнаю. Попытаюсь его найти и буду держать тебя в курсе. А пока копи денежки, друг мой, по итогу их понадобится очень много.       Том прекрасно понимал, что сам себе испортил и нарушил планы, но просто так оставить историю с Ригером нельзя.       Вдыхая аромат горячего шоколада, он вспоминал, как неоднократно просил, умолял и уговаривал Эцеля. Но каждый раз тот отвечал чёткое и конкретное «нет». Том был в отчаянии. Кроме Эцеля ему никто не мог помочь, некого было просить. Он попытал счастье, поговорив с Мартой, но та лишь с сожалением развела руками:       — Прости, Том, но в таких вопросах последнее слово за Эцелем.       И он снова начинал свой «штурм», пока однажды ночью, после очередной вылазки, Эцель не спросил:       — Если я помогу, ты ведь уйдешь?       — Да.       — Я не хочу, чтобы ты уходил.       — Знаю, — Том закусил губу.       Неоднократно они обсуждали эту тему, и каждый раз, слыша отказ, Эцель стискивал зубы. Том понимал, как Эцель не хотел его терять. За прошедшее время парни, конечно, сильно привыкли друг к другу. Но Эцель… Даже больше, чем следовало просто другу. Грубоватый, скупой на эмоции, он лишь поджимал губы, не выдавая своих чувств, но со временем от внимания Тома не ускользнуло то, как друг окидывает его взглядом. Это сбивало с толку, смущало, но самое странное: каждый раз при этом Нойманн вспоминал тот самый неловкий поцелуй Билла на пляже.       Казалось бы, никакой связи, но во взгляде Эцеля читалось нечто неуловимо знакомое, увиденное ранее, но абсолютно другое и чуждое.       Он отбрасывал в сторону запутанные эмоции и не менее запутанные мысли, всё сильнее чувствуя волны сожаления, исходящие от нового друга. И ему тоже в какой-то степени становилось жаль, но ответить взаимностью не в его силах. Нет.       — Я всё равно уйду, ты же знаешь…       — Тогда давай отложим этот разговор. Я очень устал сегодня, — Эцель хотел уйти, но Том взял его за руку.       — Подожди. Что хочешь взамен?       — Ничего. Это слишком рискованно. Пойми, Том, одно дело — скрываться от чужих радаров, искать потеряшек и глушить сигнал, а другое дело — выслеживать и вылавливать главаря. Это самоубийство. Никто в здравом уме на такое не решится.       — Что взамен? — Том чувствовал колебания Эцеля, который снова тихо спросил:       — Останешься?       — Нет.       В подрагивающем свете свечи Эцель смотрел на то, как дрожали ресницы Тома, опустившего взгляд. В темном полумраке он всё-таки осмелился, и ладонь его нежно коснулась щеки парня.       — Останься, — прошептал он, не надеясь на положительный ответ, — сегодня.       Он бы не решился на такой смелый жест, если бы не темнота, разрываемая лишь маленьким пламенем. Вчера сгорел генератор и, пока техника ремонтировалась, приходилось пользоваться свечами.       — Я не смогу, Эцель, — Том неуверенно посмотрел ему в глаза.       — Сможешь, — ладонь легла Нойманну на затылок; мягким, но не терпящим возражений, жестом он притянул парня к себе и прошептал в самые губы, — сможешь…       Том поставил в раковину пустую чашку и включил воду. Воспоминания плавным потоком лились дальше. Память предательски подкидывало то, что вспоминать совсем не хотелось.       Он гнал эти мысли прочь, но как забыть парадоксальные эмоции? В отвратном наслаждении он помнил каждую минуту, проведенную с Эцелем. Двойственность испытываемых чувств сбивала с толку, не давая окончательно разобраться в себе же самом. Он не мог определиться, что на первом месте: отвращение, либо сладкая гамма неизведанных ранее, новых ощущений.       — Что будешь делать, когда доберешься до Ригера? — в темноте, Эцель лениво поглаживал обнаженную спину Нойманна.       — Убью его, — пробурчал Том.       Он не был настроен на разговоры, однако решил ответить.       — Не кидайся такими словами, если не уверен.       — Уверен.       — Думаешь, так просто убить человека?       — Нет, — Том почувствовал, как теплая ладонь легла на его ягодицы.       Темнота скрывала то, как в новой волне стыда, его щеки залились румянцем.        — Тогда ты должен понимать…       — Я заставлю его ответить за всё, что он совершил, — Том перебил Эцеля и перевернулся на спину. Рука парня сразу же оказалась на его промежности.       — Хочешь ещё? — прошептал Эцель, слегка сжимая уже снова напрягшийся член парня.       Вместо ответа, в молчаливом согласии, Том прильнул губами к губам Эцеля…       Вымыв посуду и вытерев руки чистым полотенцем, Том отогнал стыдливые воспоминания. В пол-литровой бутылке с минеральной водой он растворил снотворный порошок и поднялся на второй этаж. Джерт говорил, что хорошо бы обойтись без каких-либо препаратов, но снотворное станет необходимо, иначе Билл попросту съедет с катушек. Ему тоже нужен отдых, пусть даже такой, по-другому пока не получится.       Немного постояв у дверей в нерешительности, он быстро приоткрыл окошко и просунул бутылку с водой. Прислушался. За дверью раздался шорох, а затем хриплый голос произнес:       — Чтоб ты сдох. Я хочу, чтобы ты сдох. Ты сдохнешь, когда я выйду отсюда… Сдохнешь.       Далее послышались громкие звуки глотков. Билл жадно пил воду, его мучила жажда.       — Мне нужно ещё. Вода из раковины напоминает помои.       — Я принесу, — ответил Том с некой заминкой, — чуть позже.       — Пошёл ты, — уже тише ответил пленный.       Том услышал хруст пластика.       Билл скомкал и отшвырнул в сторону пустую бутылку.

***

      Том представлял, что ждет его по ту сторону дверей, но не ожидал того, насколько это будет отвратительно. Ему, непривыкшему, хоть и получившему некий жизненный опыт, всё-таки стало мерзко. Подавив приступ тошноты, поступающий к самому горлу, он вошел в комнату Билла.       Сам Билл лежал на брошенном в углу матрасе, поджав колени к подбородку. Он спал крепким сном, и присутствие Тома осталось для него незамеченным. Он шумно дышал и подрагивал во сне.       С опаской глядя в сторону спящего, Том натянул резиновые перчатки и принялся за уборку.       В комнате невыносимо воняло рвотой, мочой и затхлостью.       Превозмогая отвращение, он вымыл туалет, убрал в самой комнате остатки еды, что приносил ранее, вымыл стену и пол от разводов какао. Самой отвратной стала уборка засохшей рвоты. Оттирая пол от остатков вонючей жижи, его самого невыносимо тошнило.       Билл заворочался во сне и вскрикнул.       Том поспешил закончить начатое.       Он наскоро домыл пол, вынес на улицу ведро с грязной водой и тщательно его вымыл. Перчатки выбросил, так же как и постельное белье, на котором спал Билл.       Время поджимало. Оставалось самое главное: сменить нехитрую одежду заключенного и по-новой застелить кровать.       Он быстро справился с поставленной задачей. Том уже имел опыт, если так можно выразиться, после первого переодевания Билла, когда тот так же пребывал в отключке после клуба.       Как и в первый раз, прикасаясь к обнаженному телу, по коже его бежала дрожь. Эти жуткие шрамы, синяки и отметины чужой жестокости вызывали ужас. Нойманн старался не смотреть на гадкие увечья, пытался абстрагироваться, дабы не ощущать ладонями так явно эту липкую, влажную и прохладную кожу. Нос улавливал неприятный запах, исходящий от находящегося в бессознательном состоянии парня, и Том ловил себя на предательской мысли: «Зачем мне это всё? Для чего? К чему эти мучения?».       Но он понимал — это лишь момент мимолетной слабости. Не более. Всё так, как должно быть. И, если он находится здесь и сейчас, значит, так распорядилась судьба.       — Ты. Ты стал моей судьбой. Ты, — повторял он вслух, отвлекаясь от собственного негатива, — ты стал определяющим моментом в моей жизни тогда, на пляже. Иначе я бы так ничего и не узнал. Ты спас меня, Билл, сам того не зная, и поэтому я не могу тебя бросить. Я обещал, и держу своё обещание.       Его бормотание напоминало бред, но лучше так, чем в вонючей безысходности, среди мрачной тишины, прерываемой стоном и шумным сопением спящего наркомана.       Ночью началась сильная метель. Такой буран Том видел впервые. Снежный вихрь бил в окна. Завывал ветер. Нойманну не спалось. Постепенно подкрадывалась головная боль, как результат после перенесенного напряжения и нервозности. Наверху было тихо. Должно быть, Билл еще спал. В противном случае, он снова начнёт выкрикивать проклятия, просить о пощаде и умолять выпустить его.       Скорее всего, он проснется рано утром и станет шуметь. Поэтому Нойманну просто необходимо попытаться уснуть и выспаться хоть немного. Сейчас же. Но он снова погружался в раздумья, заново прокручивая в мыслях момент первой встречи. Он вспоминал, как, пробираясь сквозь толпу к дальнему столику, поймал взглядом уставший и пустой взгляд Билла.       Нойманн усомнился: не обознался ли? Он сел рядом и всмотрелся в профиль парня. Да, это был именно тот человек, с которым они познакомились на пляже. Тот самый, но абсолютно другой.       Билла не волновало, кто и зачем сел рядом, и что от него хотят. Он покорно встал из-за стола, когда Том потянул его за руку, и отправился за очередным «клиентом». Каждый раз одно и то же, нет никакой разницы, кто на этот раз уведёт его за собой. Билл пребывал под кайфом, и отказать, да что там… даже говорить не было желания.       Безмолвного, равнодушного, с застывшим взглядом, Том вывел его на улицу и усадил на заднее сиденье припаркованного неподалёку автомобиля. Огляделся. Улица оставалась пустынна. Вряд ли кто-то обратил на них внимание, и вряд ли кому-то есть дело до посторонних людей.       Всю дорогу Билл сидел тихо. Время от времени Том посматривал в зеркало, глядя на то, как парень покачивается, смотря в одну точку. Дорога была долгой и, в конечном итоге, Билл просто вырубился на заднем сидении.       Находящегося в отключке парня он вытащил из машины и перетащил в дом. К этому пришлось приложить немало усилий. К появлению в доме «гостя» всё уже было готово. Переодев Билла, Том оставил его в комнате наверху, заперев дверь на замок…       Отсчет начался…       Некоторое время Том ещё ворочался в кровати, а затем, под завывание ветра и шум бурана, провалился в тревожный сон.