Story about gloomy happiness

В общем-то, близкие по духу люди определяются примерно так: в их присутствии мне не нужно смеяться, их развлекать. Мы можем молчать всю дорогу, но это не будет неловко.©

К концу первой недели совместной жизни Мингю меня очаровал. В нем, безусловно, было все то, что меня раздражает в людях, но, поверьте, вы бы тоже закрыли на это глаза, если бы вам каждый день приносили завтрак в постель. — Ты полный придурок, Мингю. — Не стоит благодарности. Сворачиваюсь калачиком на полу, сильнее кутаясь в одеяло — сам вчера оставил окно открытым по собственной глупости. Поставив поднос с желтоглазой яичницей прямо у меня перед лицом, Мингю уходит, противно шаркая тапочками по полу. Это я заставил его носить тут тапочки, в отместку за то, что он периодически заставляет меня выбираться на улицу. Ну, в принципе, мне долго мучиться, слушая чужие шаги, обычно не приходилось — после того, как он приносил мне свой очередной кулинарный шедевр, креативно украшенный тем, что под руку попалось, он всегда пропадал на весь день. А потом, ночью, когда он возвращается, мне снова дышать воздухом, пропитанным потом и бухлом. Вот уж не думал, что привыкну к такому. Я уже говорил, да, что он вытаскивает меня гулять? Всегда специально выбирает такое время и место, чтобы не было людей. Он водил меня в заброшенный детский приют на самой черте города, заросший дикими растениями, водил в совершенно неизвестную лапшичную в двух кварталах отсюда, на свалку старых вещей, куда все люди привозят свое барахло, когда оно начинает казаться им бесполезным. Все было хорошо, вернее, мне так казалось. *** Где взять доверие к человеку, чья природа непредсказуема? Как винить людей, не зная мотивов их поступков? Куда сбежать от собственных желаний? Бесконечная толпа вопросов, каждый божий день спонсирующая перенаселение в твоей черепной коробке. От такого давления иногда и имя-то свое вспомнить сложно. *** Вчера Мингю привел девушку. Это крайняя степень наглости, учитывая, что: 1) Он живет в чужой квартире и платит за нее только смешными историями и кривой яичницей по утрам. 2) Вону боится людей. Вону боится людей, и это единственная причина, по которой в кое-чью дурную башку не прилетело ничего тяжелого в то же мгновение. Едва заслышав чужой голос за дверью, он почти на автомате вбежал на кухню и прикрыл дверь. Замочная скважина жалобно скрипнула, когда в нее таки попали ключом чьи-то не очень ловкие руки. Мингю ввалился в комнату, спотыкаясь о собственные ноги и на ходу снимая обувь, наступая на запятники. В объятиях у него была девушка с высветленными добела волосами, и, когда Вону мельком заметил ее лицо, оно показалось ему знакомым. Блондинка столкнулась с ним взглядом, когда Мингю прижал ее к стене и начал целовать шею, потому что Вону изволил пялиться уж слишком беспардонно. Следующий час казался кошмарно долгим, потому что слушать чужие стоны за стенкой и спокойно пить чай оказалось не так уж просто. Набраться мужества и прогнать их — еще сложнее. Вот он выглянет и увидит их голые переплетенные тела (скорее всего на полу), вот Мингю весь потный и сгорающий от желания. Страсть, животные инстинкты, удовлетворение потребностей — вот что он там увидит. В своей собственной квартире. Наверное, это вообще первая девушка, которая переступила ее порог. — Откуда ты ее приволок? — Что, ревнуешь? — Если увижу ее в следующий раз, выскажу все, что о ней думаю. — Она тебя не поймет. Она японка. Последняя фраза почему-то повергла их обоих в неловкое молчание, хотя ничего особенного из себя не представляла. — Больше никаких незнакомых людей в моем доме, усек? Все удалось обратить в шутку, и Вону понимал, что тяга к девушкам и сексу это вполне естественно, но все равно в глубине души был обижен. Стало быть, Мингю получает удовольствие, а Вону умирает от своих собственных мыслей. От того, как ярко рисует его фантазия крепкие смуглые руки, буквально вцепившиеся в податливое тело, от того, как Мингю ухмыляется, обнажая клыки и закусывает нижнюю губу, выбивая из этой шлюхи стоны. Кстати, как-то вечером за кружечкой чая Вону узнает, что шлюху зовут Хоши и что одними только мальчиками она обычно не ограничивается. *** — Блять, Мингю, какого черта? Я тебя спрашиваю, какого черта?! — Грубый голос чуть ли не срывается из-за подступающей к горлу истерики. Мингю не сразу обращает внимание на то, что к нему обращаются, вернее, он просто не хочет отвлекаться: его пальцы тонут в начинающих выцветать грязных розовых волосах, а сам он шипит от удовольствия, прикрыв глаза, пока ему мастерски отсасывают. — Убирайтесь отсюда оба! На этом моменте Мингю наконец-то переводит взгляд с Хансоля на Вону, и даже сам Хансоль выпускает член изо рта и таращится на Вону, как на ненормального. Оба смотрят, ни сколько не смущаясь происходящего: никто не спешит прикрываться или объяснять, что «все не так, как ты подумал», и это выбешивает еще сильнее. — Хансоль, твою мать, у тебя же девушка есть, двуличный ты ублюдок! Вону невольно переводит взгляд с Мингю на его член, блестящий от слюны, и, осознав это, смущенно отворачивается. Мингю не совсем понимает, что именно он сделал не так, и, самым разумным, что пришло ему в голову, было спросить, не хочет ли Вону присоединиться. Мингю и не догадывался, что Вону можно довести. Но факт есть фактом — вот он сидит на лестничной клетке, в очередной раз потеряв жилище. Слышит за дверью чужие всхлипы. — Эй, бро, может, закончим начатое? Хансоль сплевывает. — У меня ведь и правда девушка есть… Он чувствует себя виновато, но все равно целует на прощание так развязно, что снова становится нехорошо. И исчезает раньше, чем у Мингю появляется мысль взять его силой.