Story about gloomy happiness

Четвертый час ночи. В пустые окна с улицы заглядывает тусклый свет фонаря, стрекотание сверчка прерывает щелчок зажигалки. Все на месте. Спят. Замечательно. Облегченно вздохнув, Чихун делает глубокую затяжку. Все еще теплый воздух треплет волосы. Он пахнет пылью, но приносит облегчение. Легкая невесомая прохлада прокрадывается под кожу и расслабляет. Чонхан садится рядом и осторожно кладет голову на плечо. Сам он не курит, но волосы у него все пропахли никотином. Чихун запускает в них руку и слегка оттягивает. Мягкие. Поглаживая шелковистые волосы, он, наконец-то, чувствует умиротворение, а у Чонхана в животе зависло тревожное чувство, которое не дает спать. Он, словно кошка, чувствует надвигающуюся беду, и, словно мышка, первый понимает, что скоро придется бежать с корабля. Его слегка успокаивают чужие пальцы, перебирающие волосы, и он укладывается к Чихуну на колени. — Красота — это единственное, что вы все во мне видите? — По-детски хлопает глазами, но это почти не заметно в темноте. Чихун затягивается последний раз, тушит сигарету об бетонный пол и наклоняется ближе, выдыхая дым в самое лицо: — Это не так, ты же знаешь. Чонхан морщится, но не уходит, ничего не говорит и даже не отворачивается от сухого горького поцелуя. Он знает, что скоро им снова придется уходить. В очередной раз пугливо сбегать от жизни, которая то и дело наступает на пятки. А пока — доброй ночи. *** Возвращаться к привычной жизни, говоря без прикрас, трудновато. Вону начал курить больше обычного, и теперь каждый день плотно задергивает шторы, из-за несносного чувства, что за ним следят. Кофе по утрам кажется безвкусным, фильмы однообразными и неинтересными. По ночам снятся кошмары в виде Мингю, который снова и снова вцепляется в запястье и тащит в свой притон. Там он жадно вгрызается в глотку и, напившись крови, кидает его безжизненное тело к остальным трупам, уныло валяющимся в углу. Вону боится, что так все и произойдет, хоть и понимает, что за время их знакомства Мингю его и пальцем не тронул. Но все равно страшно. Страшно, что он так вот ворвется и разрушит весь его привычный мир. Все настолько осточертело, что Вону даже решает прибраться. Но стоило ему начать подбирать с пола пыльные книжки, кошмар снова решает наведаться в гости: поняв, что все звонки жестоко игнорируются, Мингю начал с силой колотить в дверь, и каждый его удар отдается внутри вону глухим эхом. Ему на секунду даже кажется, что сейчас хлипкая дверь не выдержит натиска и слетит с петель. Дрожащими руками Вону приоткрывает ее и хочет тут же захлопнуть, но ему мешает в эту же секунду просунутая в дверной проем нога. — Хен… Ну не горячись ты так. В голове потряхиваются новые значимые вопросы: «Он, что, младше меня?» «Откуда он узнал мой возраст?» Мингю улыбается безумно глупой улыбкой и пытается пролезть в квартиру, но Вону все еще давит на дверь, в надежде, что сможет прогнать этого странного парня. — Можно у тебя пожить? — А можно ты сходишь нахуй? В моем доме не место гостям. — Тоже мне, недотрога. Я готов поспорить, что тебе чертовски одиноко вот так вот сидеть тут каждый день. Впустиии! — Мингю заглядывает вовнутрь, продолжая улыбаться. Каштановые волосы растрепаны, а заношенная толстовка заляпана пятнами краски и какой-то грязи непонятного происхождения. — Возвращайся откуда пришел. — Только что была облава. Там, откуда я пришел сейчас с дюжину копов, которые роются в наших вещах, а, может быть, уже даже собирают подписи на снос высотки. — Улыбка на мгновение сползает с его лица, словно непослушная бретелька девичьего платья с плеча, но Мингю тут же возвращает ее на место, — Ну пусти меня, Чон Вонуууу. — Только на одну ночь. — Говорит Вону и уже жалеет о своих словах, потому что парень врывается в квартиру сразу же, как Вону договаривает свои слова. У него во рту еще сохранился их привкус, а Мингю уже успел потоптаться грязными ногами по нежно-зеленому ковру и скинуть на него же свою изношенную куртку. *** Куда ты можешь спрятаться от своей жизни? Это не театр и не игра, как многие говорят. Это что-то вроде вещи в единичном экземпляре, принадлежащей только тебе. Она гибкая и тянучая, как пластилин, но хрупкая, словно засохший осенний лист — на свету даже можно разглядеть его кружевной скелет. Все вокруг хотят подержать твою жизнь в руках, потрогать ее, слепить из нее что-нибудь забавное и показать друзьям. Смешно наблюдать за двумя такими кусками пластилина, которые кто-то уже измял и поотрывал от них мелкие кусочки, а потом решил склеить вместе. *** — И где я буду спать? — Знаешь, мне тоже интересно, где ты будешь спать. Вону весь на нервах и курит уже прямо в квартире, из-за чего ее застилает никотиновый туман. У него всего один вшивый футон, и ему совершенно нечего стелить на пол. В итоге он стаскивает подушку и одеяло из маминой комнаты на свой страх и риск. Ему все еще страшно, что она внезапно нагрянет от своих мужиков и, возомнив себя порядочным родителем, решит устроить головомойку за все хорошее, в том числе и за левого мужика в квартире. Но это все лишь несбыточная утопия. Она даже не звонит, только пересылает деньги иногда. В итоге они с Мингю спят в разных концах комнаты, и Вону постоянно просыпается ночью, потому что ему непривычно слышать чужое дыхание в своем доме. Однако, одна ночь постепенно растягивается в несколько суток, и со временем выясняется, что жить с Мингю не так уж и проблематично, — его практически не бывает дома. Он всегда возвращается затемно и, как правило, пьяный, поэтому быстро отключается. В остальные же дни жизнь кажется кошмаром. Мингю не знакомы ни нормы приличия, ни такая вещь, как зона комфорта, и весь уютный мирок от присутствия кого-то постороннего хоть еще не рушится, но уже начинает неустойчиво раскачиваться. Мингю во время разговора то схватит за плечо, то потреплет за щеку, из-за чего каждый раз хочется в ужасе забиться под кровать. Но Вону сам согласился впустить Мингю. Сам. Где-то в глубине души он признает, что жить действительно стало чуточку интереснее. Все эти ночные разговоры постепенно снимают оковы страха, и Вону даже рассказывает про мать и про то, что она откупается от своего сына деньгами. — Ну ты и дурак. В твоих руках есть все, чтобы зажить на полную катушку. А ты даже не можешь вспомнить, когда последний раз ел нормальную еду. Но ведь свобода не кажется такой сладкой, когда некому тебя ограничивать.