Монетка в полпенни

      — Нет, ты иди ко мне… — выдохнул Джим в ответ, обхватив Морана за бедра и запуская жадные пальцы в задние карманы его джинсов.       — Ммммм, Бастьен, не могу поверить, что ты наконец-то дотащил свою задницу до Дублина… Пока ты прохлаждался в Мэйфейре, мне было очень, очень одиноко… ты не представляешь, как в этом долбанном отеле холодно по ночам!       Себастьян, охваченный знакомой дрожью, хотел что-то сказать, но Ричи упрямо помотал головой, показывая, что не принимает оправданий, и с горячечным пылом впился губами в губы любовника. Не разжимая объятий, они добрались до кровати, и рухнули на матрас, предательски заскрипевший под тяжестью двух тел.       Ричи сполз вниз и, упершись ладонями в бедра Морана, заставил его широко развести ноги, так, что бы Кошачьему царю хватило места устроиться между ними и уткнуться лицом прямо в промежность Тигра.       Похоже, Ричи соскучился по нему не меньше, чем сам Моран. Об этом лучше всяких уверений и клятв говорило нападение Маугли на Шер Хана, в результате которого они оба оказались на постели. Обычно, Тигр первым забарывал Лягушонка, подмяв его под себя, но тот вдруг обернулся удавом Каа и по-змеиному ловко соскользнул вниз по его телу.       — Оооо… человеческий детеныш… ты так замерз, что решил заняться добыванием огня с помощью сухой палки?.. — приподнявшись на локтях, Себастьян с живым интересом уставился на Ричи. — Тогда пошарь как следует у меня между ног, там как раз есть одна такая… очччень огнеопасная…       — По-моему, я уже нашел… — коварно прошептал Ричи. Он в самом деле нащупал ладонью член Морана, изрядно увеличившийся в размерах и указывающий на «без десяти двенадцать» под плотной джинсовой тканью; но Ричи не стал спешить переводить стрелку на самый полдень, позволяя себе и любовнику допьяна напиться мгновениями неутоленного желания. Эта игра не могла быть чересчур долгой — слишком давно они не виделись вживую и не обнимали друг друга, и даже после самого бурного виртуального общения засыпали все-таки порознь… тем приятнее было немного помучить Тигра, лаская его обеими руками поверх штанов, целуя сквозь тканевую преграду прямо в напряженное навершие.       — Мммм… — Моран запрокинул голову и закрыл глаза, дав любовнику полную свободу действий. Но тот не торопился «освобождать Вилли» из тесного плена, и только дразнил его легкими прикосновениями пальцев и губ через плотную ткань. Этого было мало, чертовски мало после почти двух недель жизни на «сухом пайке» интернет-чатов и полного самообслуживания.       — Ну же, Маугли! Следопыт из тебя никакой! Твои волки что, не научили тебя искать и приносить в зубах палки? — нетерпеливо поторопил Джима Себастьян и протянул руку к молнии джинсов.       — Шшшшш… Кажется, тут кому-то не терпится отведать поцелуй Красного цветка? — темный взгляд Ричи, с особым удовольствием входившего в роль Маугли, стал одновременно угрожающим и дразнящим, а голос — глубоким, полным любовных намеков, от нежнейших нот до самого развратного ритма предоргазменных стонов. Он поймал руку Морана, чтобы не позволить любовнику самому расстегнуть джинсы — то была привилегия Кошачьего царя, но прежде, чем совершить это священнодействие, которое станет сигналом для обоюдного срыва башни, Джим решил раздеться сам. Плавным движением он подался назад, сел на край постели, повернувшись спиной к Себастьяну, и стащил кофту со своих плеч с ленивой грацией одалиски в гареме. Эта подчеркнутая аффектированность жестов, почти женская чувственность были фрагментами сексуального спектакля, который Ричи играл только для Тигра.       Освободившись от кофты, Ричи расстегнул ремень и сбросил джинсы, подкинув их ногами, они отлетели в сторону и лихо оседлали сумку Морана, стоящую на кресле. За джинсами пришла очередь трусов. От них Ричи освободился как настоящий стриптизер, стоя возле кровати и двигая бедрами в ритме соблазнительного танца…       — Скажи, что хочешь меня… — потребовал он, оставшись в одной рубашке и открыв Себастьяну прекрасный вид на свой напряженный член; потом снова заполз на матрас и вернул ладони на бедра Морана, постепенно передвигая их от карманов к ширинке.       — Расскажи, как ты скучал по мне, Тигр.       Устроенное Ричи маленькое эротическое шоу с лихвой компенсировало Морану минуты ожидания, он даже сел на кровати, пожирая грациозного стриптизера жадным и ласкающим взглядом, и тоже избавился от части гардероба — стянул куртку и ботинки с носками, и выпростал рубашку из-под ремня, начав ее расстегивать с нижних пуговиц… И тут Ричи-Маугли снова пошел в атаку на Шер Хана, требуя вслух обозначить то, что уже и так было довольно явным…       — Да… да, мой сладкий Лягушонок… Тигр хочет тебя… хочет всего тебя… — прорычал он в ответ, а когда Ричи снова подобрался к нему поближе, запустив свои шаловливые руки путешествовать по рельефно выступающему бугру на джинсах, поймал его за полы рубашки и потянул на себя.       — Я дико, страшно, по-звериному скучал по тебе, мошенник! Я бродил по пустым комнатам, как тигр по клетке, ловя твой остывший след, я спал на твоем халате… я считал минуты и секунды до встречи с тобой…       Ричи задышал глубоко и часто, выпивая признания Себастьяна, как сладчайший бальзам, прижался к нему всем телом и поспешил вознаградить за перенесенные «тяготы верного супружества» самыми бесстыдными ласками.       — О-о, черт возьми, я тоже, тоже скучал… И тебе лучше не знать, любовь моя, что я делал с твоей серой футболкой…       Дрожащими пальцами он расстегнул на Моране штаны и жадно схватился за горячий ствол, ткнувшийся ему в ладонь подобием влажного жала.       Тигр Шер Хан снова опрокинулся на спину и выгнулся дугой под руками и губами Лягушонка, мгновенно наэлектризовавшими любовным током его нервы от корней волос до самых пяток. А когда его член оказался, наконец, на свободе, но был тут же снова захвачен в плен горячей ладонью, Морану стоило некоторого усилия не извергнуться сразу, чтобы немного растянуть сладостную муку.       — Ахххх… мошенник… — протянул он низким тигриным рыком, скользя руками по натянутому покрывалу, пока Ричи увлеченно пытал и истязал его член, причиняя острое удовольствие. Но и этого тоже было мало, чтобы насытиться долгожданной близостью, и Себастьян, поборов искушение полностью сдаться на милость Ричи, улучив момент, поймал его за локоть и одним рывком опрокинул на кровать рядом с собой.       — Хочу большего… — прорычал он, переворачивая любовника к себе спиной и просовывая колено меж его бедер. Смочив слюной пальцы, он дотронулся до подрагивающего от предвкушения ануса Ричи, и предупредил его — Раз ты все это время берег для меня свой Сезам, то может быть больно, но я буду нежен… обещаю…       Раздвинув его крепкие, упругие ягодицы, Моран прислонил скользкую от выступившей смазки головку члена к кольцу все еще напряженных мышц и, шепнув:       — Расслабься… будет приятнее… — вошел в тело Ричи на пару дюймов, потом сдал назад и, убедившись, что любовник принимает его в себя без сопротивления, вогнал член почти на всю длину.       — Оххх… Ричи… как же я скучааал… — застонал Моран, задвигавшись в плавном ритме по горящему и тесному проходу, и руками проникнув под живот и грудь распластанного на кровати Мориарти. Его пальцы поймали и любовно сдавили затвердевший сосок, а ладонь другой руки подобралась к члену Джима и захватила его в сладостный плен, задвигавшись в том же ритме, что и он сам…       Ричи хитро улыбнулся в подушку, с благодарностью подумав о своей любимой секс-игрушке — силиконовом фаллосе, изготовленном на заказ по точному слепку с эрегированного члена Морана (получить слепок Джиму удалось после одной оргии в «Домино» с обильными алкогольными возлияниями; Бастьен спал и ничего не почувствовал, хотя его боец стоял навытяжку, по стойке «смирно»). С тех пор Мориарти никогда не отправлялся ни в какие поездки, включая театральные гастроли, без этого спасительного инструмента, спрятанного в особый мешочек из черного шелка…       И здесь, в Дублине, после утомительных дней в театре и сладких, но мучительных вечеров с видеочатами, он на сон грядущий непременно засовывал в себя любовный артефакт, грезя о Себастьяне и снова и снова вызывая в памяти сладострастные сцены с обоюдным участием. Может, это было не совсем честно по отношению к Морану, скучавшему в полном одиночестве, зато благодаря своему читерству Джим в момент встречи оказался полностью готовым удовлетворить желание Себастьяна именно так, как хотелось любовнику…       Неистовая страстность Себастьяна, его сильные, глубокие удары и одновременные почти судорожные ласки заводили Джима невероятно, он отзывался на стоны Морана собственными стонами, вжимался ягодицами в его бедра, чтобы получить еще больше, и торопил обоюдный оргазм, понимая, что долго они все равно не продержатся… но впереди у них еще было время.       — Кончи в меня… — задыхаясь, прошептал он, и задрожал с ног до головы, чувствуя, как палец Морана снова и снова проходится по самому чувствительному месту члена.       Страстный призыв, прозвучавший почти как приказ, не заставил Джима повторять дважды. От столь интенсивной стимуляции, Моран очень быстро пришел к финальному па жаркого танца любви, и разрядился в любовника, несколько раз содрогнувшись всем телом от мощного оргазма, похожего на вспышку сверхновой.       — Арджеееей…- выдохнул он имя, которое составил из инициалов братьев-близнецов, чьи души теперь делили одно тело и одного любовника на двоих. — Оооооо… ты… ты просто прекрасен… люблю… люблю тебя…       После волны оргазма, его тело расслабилось и как будто даже сделалось тяжелее, и, чтобы не раздавить Джиму ребер, Моран соскользнул на бок. Но рука Бастьена все еще тискала член Ричи, запоздавшего подарить ему свое наслаждение.       Оргазм Морана, прочувствованный Джимом каждым биением сердца и жадно впитанный до последней капли, сам по себе был невероятным наслаждением. Все существо Мориарти — и телесное, и духовное — кончало от осознания, что он заставил сильного мужчину стонать и кричать, и всаживать в него член, как нож, на пике страсти, чтобы в конце концов выпустить семя и полностью освободиться.       — Дааааа… дааа, любовь моя… — прошептал он одними губами, и требовательно прижался к Себастьяну, распростертому рядом, и напоминающему уже не тигра, а тигриную шкуру — вечная ловушка сладострастия, когда покой, пришедший следом за вспышкой, забирает силы. Член Джима онемел от перенапряжения, возбуждение граничило с болью, и оба близнеца, слитые воедино, в один голос простонали:       — Бастьен, помоги!       — Сейчас, любовь моя… сейчас… — с готовностью откликнулся Моран.       Склонившись к члену, который пока не поддавался на уговоры его руки, Себастьян провел по уздечке языком и обняв губами головку, принялся ритмично посасывать ее, впуская в рот ровно настолько, чтобы она упиралась ему в нёбо. Рука продолжала массировать член Джима у основания и легко сжимать мошонку, помогая сокам придти в движение и найти путь наружу.       Меньше минуты такой игры — и результат не заставил себя ждать, Джим коротко охнул, и рот Морана наполнился тягучей влагой, терпко-солоноватым соком. Проглотив все до последней капли, Тигр выпустил член, плотоядно облизнул губы и вытянулся рядом с обессиленным любовником, просунув руку ему под шею.       — Так лучше, мой сладотрастный Лягушонок? — промурлыкал он в ухо Ричи, хотя ответ в виде широкой довольной улыбки и так был очевиден…       — Ммммм… намного, Шер Хан… — сонно пробормотал Джим, мгновенно переходя от предельного напряжения к блаженной неге. Он еще не успел договорить, как дремота сомкнула его веки, намучавшиеся за несколько полубессонных ночей, и несмотря на то, что Бастьен пытался продолжить разговор, король подмосток и король преступного мира бессовестно уснул.       Морана, впрочем, тоже хватило только на то, чтобы натянуть на них обоих одеяло, и в ближайшие три часа в комнате было слышно только ровное дыхание двоих мужчин, со стороны Тигра порой переходившее в сладкое похрапывание.       Джим проснулся первый — то ли от стука дождя в окно, то ли от писка часов на телефоне, или просто интуитивно нащупав идеальную фазу для возвращения в реальность. Первым делом он осыпал жадными поцелуями затылок, плечи и спину Морана, убедился, что Бастьен не мерзнет, и, соскользнув с кровати, набросил на себя кое-какую одежду: любимые домашние штаны из гардероба Ричарда, и брендовую футболку из коллекции «Дольче Габана» — дань тонкому вкусу Мориарти. В таком виде было уже не стыдно спуститься в бар и заказать кофе, пиво и сэндвичи.       Держа поднос одной рукой, он с трудом открывал дверь номера, когда она внезапно подалась — и от неожиданности Ричи едва не упустил все принесенное на пол:       — Боже, Бастьен!.. Ты бы хоть джинсы застегнул… А если бы это была горничная?..       — То она умерла бы от страха перед тем, каков истинный облик Шер Хана! — рассмеялся Моран, стоя на пороге двери босиком, без рубашки и в расстегнутых джинсах, спущенных так, чтобы были видны темные волосы на лобке. Он помог Джиму с подносом, буквально втащив его в комнату, и тут же завладел куском сэндвича и запихнул его в рот, еще не донеся ланч до стола.       — Ммм… я страшно голоден! — сообщил он в свое оправдание, зная, что и Ричи и Джим бесятся, когда сталкиваются со столь грубыми мужланскими манерами полковника.       — И в этом виноват только ты, Лягушонок… Тигр не может насытиться одними молочными коктейлями…       — Ах ты жадина, — нежно усмехнулся Ричи, смахивая со стола лишнее, и с подлинно артистической небрежностью расстелив вместо скатерти театральную афишу.       — Я принес все, что ты любишь — тунца, копченую индейку, лосось с каперсами… И все это на чудесном хлебе местной выпечки.       — Угум… — только и смог промычать в ответ на перечисление его любимых закусок Моран, отправляя в рот новый кусок сэндвича с тунцом. Свежий хлеб и впрямь был просто восхитителен на вкус, уж на что он у полковника был невзыскателен.       Ричи бросил взгляд на полуголого Морана, свободно развалившегося в кресле, с аппетитом уплетающего сэндвич, способный насытить даже Гаргантюа, и задохнулся от прилива любви.       «Даже если судьба подарит мне сто лет жизни, на что едва ли стоит рассчитывать, я никогда не перестану желать тебя, мой Бастьен, никогда…»       Но вместо пылкого признания в любви актер согнул свой стан в изящном поклоне, и, наливая Морану пива, проговорил взволнованной скороговоркой и женским голосом:       — Надеюсь, сэр, что я ничем вам не досадила. Право, мне было бы жаль обидеть джентльмена, который был так обходителен и наговорил мне столько любезностей. Я очень сожалела бы (тут Ричи весьма натурально всхлипнул), если б он оставил этот дом из-за меня. Мне было бы тяжко. Ведь у меня нет никакого состояния, кроме моего доброго имени… (1)       Войдя в образ скромной горничной, Ричард Брук разыграл перед Мораном целый моноспектакль, для полноты картины недоставало только кружевного передника и белой смешной нашлепки на голове. Прожевав еду и залив ее парой глотков пива, Тигр благодушно похлопал себя по коленке и сделал приглашающий жест:       — Ну-ну, милочка, идите-ка сюда и утрите ваши слезки, на ваше доброе имечко я и не покушаюсь вовсе, оставьте его себе, коли так угодно. А остальное… остальное с удовольствием отведаю… Чем же еще, кроме сэндвичей и пива, вы готовы попотчевать любезного вашему сердцу джентльмена?       Ричи по-девически хихикнул, залившись смущенным румянцем, боязливо обошел кресло Морана и присел на подлокотник с другой стороны, подальше от соблазняющей руки:       — Ах, сэр, надеюсь, ничто в моем поведении не дало вам повода предполагать, что я — из таких женщин, с кем джентльмены позволяют себе разнообразные вольности? Шоколадным эклером, ежели угодно, я могу попотчевать вашу милость… но все прочие яства можно отведать не иначе, как пройдя через церковный двор! (2)       Тут Джим засмеялся своим обычным голосом и, обвив Морана руками, зарылся лицом в его волосы:       — Вот так хитрая леди Джейн соблазнила короля Эдуарда… и погубила династию Йорков. Ты ведь еще помнишь бедного Кларенса, да?.. Боже, Бастьен… как ты талантлив в импровизации! Ты даже сам не знаешь, насколько! Как бы я хотел играть с тобой на одной сцене… Здесь, в Дублине, в Лондоне, да где угодно. Мы были бы столь же знамениты, как Кембл и Кин… (3)       Тигр протянул мягкую лапу и стащил кота с подлокотника кресла себе на колени. Пиво пришлось временно вернуть на стол, чтобы не залить им все вокруг, да и губы Ричи выглядели куда соблазнительнее даже самой большой кружки.       — Твои Кембл и Кин что, правда были так уж знамениты? Я их, например, не знаю. О… да-да, сейчас ты раз в сотый назовешь меня невеждой, и… в сотый раз будешь прав! Вот почему я не гожусь в актеры. Вот если бы в кино, да каскадером, пожалуй, еще куда ни шло: махать мечом, стрелять из лука или лезть без страховки по отвесной стене на двух кинжалах, как Жан Марэ (4)… но постоянно учить тонны текста, мазаться гримом, говорить чужими голосами, дружить с Тедди Медоузом… бррр нет, уволь меня от подобных испытаний… — он закончил рассуждать и перешел к более приятному способу общения с помощью рта, приблизив губы Ричи и дразняще проведя по ним языком. Мориарти лежал на спине поперек коленей Морана, обняв его и прижимаясь к голому торсу, но руки Тигра были свободнее в своих действиях, и пока одна ладонь поддерживала спину Ричи, другая коварно проникла в его мягкие штаны…       Ричи запрокинул голову, млея от удовольствия, когда Бастьен начал гладить его тело, налитое сладкой ломотой после недавней ретивой любви, но стоило любовнику нарушить границу, проходящую по резинке штанов, и Кошачий царь бурно запротестовал:       — Нет-нет-нет! Ахххх… ооо, Моран… черт, что ты делаешь?..       Он попытался высвободиться, однако Тигр вовсе не планировал так легко отпускать Лягушонка из возбуждающего плена, тем более, что и сам немедленно начал возбуждаться. Ричи чувствовал это и спиной, и ягодицами, и низом живота, где медленно, но неуклонно разгоралось пламя.       — Давай… давай поедим… и.оооо… пойдем гулять, я ведь… боже… я хотел… хотел показать тебе Дублин! И сводить на спектакль в «Эбби»… ну или хотя бы в клуб с ирландскими танцами…       Джим попытался выкрутиться из его рук, но застрял, нелепо болтая в воздухе ногами, лишенными опоры. А Моран продолжал наступление на его позиции по всем фронтам, и вторая ладонь, нарушив границу, тоже спустилась ниже, к ягодицам, подрагивающим от возбуждающей ласки.       — Дублин прекрасен, но Дублин подождет еще немного… потому что Дублин имел тебя все эти десять дней, а я довольствовался безопасным сексом с монитором и одинокой дрочкой в твою футболку… — страсть воспламенила кровь, точно искра — пороховой склад, и Себастьян уже не просто не хотел — не мог остановиться, раздевая Джима и дотягиваясь губами то до его шеи, то до ребер или свода груди.       — Ах, мерзавец… Какую же футболку ты выбрал?..       — Серую…       Джим терял дыхание вместе с волей к сопротивлению, щеки его горели лихорадочным румянцем, и он инстинктивно прижал ладонью руку Себастьяна, полностью завладевшую его членом и легко уговорившую «маленького Ричи» превратиться в стойкого оловянного солдатика.       — Можно подумать, мои дублинские ночи были разнообразнее твоих лондонских…хотя…хочешь, я открою тебе маленькую тайну?       — Что еще за тайна?.. — с подозрением спросил Тигр, прервав поцелуи и ласки и поймав Джима за подбородок — только так его можно было заставить смотреть в глаза.       — Ты что-то от меня постоянно скрываешь, мошенник, я это чувствую! Ну-ка признавайся, ты изменял мне с кем-то? Да? — жесткие пальцы Бастьена могли с легкостью переместиться с подбородка на горло любовника, если тот будет медлить с ответом, и Джим это должен был помнить, благо, сцены ревности они друг другу закатывали уже не в первый раз…       — Пфффф… боже, Тигр, осторожнее! — охнул Джим, потому что рука любовника, лежащая на его члене, угрожающе стиснула чувствительную плоть, а подбородок немедленно оказался в тисках жестких пальцев. Как и следовало ожидать, Бастьен ревниво потребовал отчета или, скорее признания, и любовная сцена повисла на волоске от семейного скандала.       — Подожди душить меня, мой мавр… Дай помолиться! — прошептал Ричи с голубиной кротостью Дездемоны и, кое-как дотянувшись до прикроватной тумбочки (во время этого гимнастического этюда Моран мог от души полюбоваться разнообразными изгибами его тела), извлек на свет свою «страшную тайну».       — Вот мой единственный любовник…- улыбнулся Джим, возвращаясь на колени Себастьяна и помахивая у него перед лицом силиконовым членом. — Он тебе не кажется знакомым, а?.. Если хочешь, можешь трахнуть меня с его помощью прямо сейчас…       — Что это?.. — Моран взял из руки Джима резиновый член и принялся рассматривать его, крутя так и этак, потом хмыкнул — Хуй резиновый обыкновенный, что в нем мне должно быть знакомо по-твоему? А… — его вдруг посетила догадка, подкрепляемая выразительными гримасами Ричи, который точно знал ответ на заданный вопрос, но говорить не хотел, зажав себе рот рукой, мол, думай сам. Тогда Себастьян отодвинул его чуть назад, вытащил из джинсов свой натуральный член и принялся проводить визуальный осмотр обоих «инструментов» удовольствия. Сходство определенно было, хоть и не полное.       — Я понял, ты тут вместо любовников болтался по секс-шопам и подыскивал моему парню дублера? Выбирал, старательно примерял, да?.. Ну, поздравляю с удачной покупкой. Всегда стоит, всегда при тебе… — он вручил резиновый член Джиму, а свой принялся убирать назад, всем собой демонстрируя оскорбленное достоинство. На самом деле он, конечно, ничего такого не ощущал, но нужно же было немного проучить несносного Лягушонка, нашедшего способ развлекаться без измены, но и без его участия.       — Неееет, это невыносимо, наконец! — застонал Ричи и заломил руки, вложив в этот скорбный жест весь свой талант трагика.       — О моя злосчастная судьба! О жестокая Фортуна! За что, за что ты послала мне любовь всей моей жизни в виде такого тупоголового и слепого осла?..       Он выдержал точную паузу и, когда градус взаимного напряжения достиг нужного уровня, сообщил драматическим шепотом:       -Это слепок с твоего собственного красавца, Бастьен. В натуральную величину. Я сделал его наутро после празднования Рождества, когда мы обновили отремонтированную спальню в «Домино», и ты на радостях напился до положения риз… Вот, хотел сделать тебе приятное, доказав, что не могу — не могу! — разлучаться с тобой даже на несколько дней. И что я получил взамен, скажи, что?.. Какой-то бред про секс-шопы и любовников!..       Он бросился ничком на кровать в позе беспросветного отчаяния и залился слезами детской обиды. Сейчас это удивительноt существо в равной степени напоминало и несправедливо наказанного котенка, и оболганную Дездемону, и королеву Титанию, ставшую жертвой жестокой шутки Оберона.       «Черт… ну ты и кретин, Басти…» — Моран действительно чувствовал себя не лучшим образом, глядя на рыдающего от обиды Ричи. Пусть даже его рыдания и были несколько театральны, зато упрек в тупоголовости и слепоте — вполне справедлив и заслужен им, не разгадавшим такой простой загадки… Он встал с кресла, опустился рядом с Ричи на кровать, и уже хотел как-то утешить его, когда в стену бухнул чей-то полновесный кулак и грубый голос с чудовищным акцентом пробасил несколько оскорбительных фраз в их адрес.       — Эй! Заткнетесь вы или нет, чертовы педики? Нормальные люди тут спать пытаются! Закройте рты, или я вам туда затолкаю ваши собственные яйца!       Морана мгновенно подбросило, и кровь закипела уже от ярости. Он застегнул джинсы, нашарил и набросил рубашку на плечи и, как был босиком, так и пошел разбираться с наглецом, занявшим соседний номер. Кулаки у Себастьяна просто зудели от желания пересчитать ему зубы, кем бы он ни оказался.       Выйдя в коридор, он подошел к соседней двери, дернул ручку и грохнул в нее кулаком, обнаружив, что этот гад предусмотрительно заперся изнутри:       — Эй ты, кретин! А ну-ка выйди, пока я не высадил чертову дверь! Ну, будь мужиком! Или боишься, что тебе двое педрил жопу надерут? Не бойся, я тут один, но рожу тебе начищу, как натурал натуралу!       Бесцеремонное вторжение в личное пространство, где любовники только что собрались вкусить сладость примирения после короткой размолвки и уже нежно взялись за руки, нарушило красоту сцены и от того взбесило Ричи не меньше, чем Джима. Сдвоенная ярость близнецов напоминала аравийский самум, адреналин в крови зашкаливал, и когда Джим вылетел вслед за Мораном в гостиничный коридор, его желаниям куда больше отвечала ядерная война, чем любые мирные переговоры.       — Эй, ты, gobshit! (5)- крикнул он, и на чистейшем гэлльском наречии, поскольку тонкое ухо актера сразу же распознало в соседе за стеной уроженца Донегола, осыпал его отборными ругательствами, из которых Моран, несмотря на свою ирландскую половину крови, мог понять разве что-то про кошку, которая ест черта, и про склеивающуюся кожу (6). В любом случае это звучало очень страшно, и со стороны Джим-Ричи напоминал колдуна, выкрикивающего заклятия.       — Ну, теперь только высунь нос! Только вякни — пожалеешь, что на свет родился! — завершил он свое выступление, и, сжав кулаки, обернулся к Морану. Щеки его пылали, глаза горели как у дьявола…       — Трусливый sheepfucker(7)! — прибавил подходящее наименование Моран, последний раз грохнув кулаком в дверь. Ответа не последовало, видимо, ирландец решил не связываться с двумя разозленными постояльцами-геями, опасаясь за сохранность своей задницы.       Себастьян повернулся к распаленному Ричи, любуясь его живой экспрессией:       — О, Шива, Шива, ты прекрасен, но твой танец гнева способен разрушить этот отель до кирпичика! Где же нам тогда преклонить голову?       Поймав его руки, сжатые в кулаки, Моран притянул Ричи к себе и временно лишил его возможности извергать бранные словечки, заняв его рот долгим поцелуем.