Раскрыть преступление

      Хибари ушёл. Занзас остался. Скуало не спешила выключать громкую связь. Следующие пять минут они бурно обсуждали первого подозреваемого. Точнее, обсуждали в основном Супербия и Сасагава – следователь устало развалился на столике, а Леви скулил ему что-то ободряющее из динамика. Трепались они громко, очень долго и очень раздражающе, так решил детектив. Зато единогласно (в целых два голоса) постановили, что Кёя невиновен. Ублюдочен, отморожен, но невиновен. Дабы подчинённые поскорее затухли, Занзас решил в разговор не ввязываться и спросить у Скуало, что такое тонфа, позднее.       В какой-то момент секретарша злобно на всех зашикала и отключилась. От наступившей тишины детектив готов был танцевать, однако делать это при посетителях он не собирался. Дверь тем временем уже открылась.       – Добрый день. – Занзас думал, что говорить таким тоненьким голоском это смешно. Занзас думал, что падать на ровном месте это как минимум глупо. Занзас не мог понять, парень сейчас перед ним, или это девчонка.       Существо в это время поднялось на колени, извинилось и опять растеклось по полу. Снова встало, держась за стеночку, загнанно оглянулось и, встретившись взглядом со следователем, едва не померло от разрыва сердца. Оно с трудом взяло себя в руки и на негнущихся ногах, пошатываясь, добралось до стула, и село. Следователь во всей этой суете даже не обратил внимания на то, что перед ним сидит уже второй японец.       Занзас подумал, что гуманнее всего будет поскорее перейти к делу и не смущать «его» взглядом, хоть это и было довольно забавным. Он сделал лицо как можно более сердитым и в последний раз уставился на чужую переносицу. Волосы у подозреваемого встали дыбом, а сам он заметно побледнел. Детектив усмехнулся и открыл папочку. «Хибари Кёя», мда. Он одним резким движением отправил документ в полёт до гулко загрохотавшего стекла. Существо подпрыгнуло у себя на стуле и тихонько взвизгнуло. К ним вышла чем-то ошарашенная Скуало, на ходу подняла с пола бумаги и затолкала их в самый низ стопочки, что прижимала к груди. Она пробежалась длинными пальцами по ряду одинаково чёрных переплётов и достала второй сверху. Открыла и зачитала:       – Савада Тсунаёши? – Паренёк (как оказалось) вздрогнул от резковатого голоса Супербии и часто-часто закивал, испуганно глядя на неё исподлобья. Та как-то слишком аккуратно положила папку перед боссом, ответила Саваде очень похожим испуганным взглядом и бочком выскользнула за дверь. Всё такая же ошарашенная. В психологию поведения своей секретарши Занзас решил не вдаваться и потому просто продолжил.       – Савада Тсунаёши. Семнадцать лет. Школьник… Последний год обучения, что ли?       – Д-да.       – Понятно. – Он помолчал, Савада заёрзал на своём месте. – Пять дней назад в Центральном Парке убили Реборна. Знаешь такого? – Тсуна опустил голову и кивнул. Детектив захлопнул папку. – Кто он тебе?       – Реборн мой дядя… был. – Он робко поднял глаза на следователя, тот смотрел слишком пристально. Савада понял, что от него ждут рассказа. – М-м-м, мы жили в Японии раньше. Дядя часто приезжал к нам погостить. Я всегда был ему рад, он помогал мне с учёбой, рассказывал много интересных историй, даже как-то начинал меня тренировать… – Он замялся.       – Продолжай.       – К-конечно. Три года назад мы переехали в Италию. С Реборном стали видеться ещё чаще. Благодаря дяде я быстро привык к новому дому, языку, к новым людям. Ну, это, наверное, всё. – Тсуна изучал взглядом кромку стола и мельком руки Занзаса. Тот бесшумно барабанил пальцами по принесённым секретаршей документам.       – Как ты к нему относился?       – Я?       – Да, ты. Любил своего дядю?       – Да, конечно… – Он сглотнул. Следователь нахмурился.       – А он тебя?       Тсунаёши стиснул ладонями собственные колени и промолчал. Занзас спросил его ещё раз. Савада опять не ответил. В смежном помещении Рёхей прекратил боксировать в воздухе и уткнулся крепко сомкнутыми губами в кулак. Леви-А-Тан внезапно заинтересовался лежащими у него под носом папками. Скуало прикрыла глаза, имитируя спокойствие и всё сильнее сжимая трясущиеся руки между бёдер. Мальчишка вдруг поднял голову и с совершенно отстранённым лицом заговорил.       – Он опекал меня. Учил жизни. Говорил, что мне делать в тех или иных ситуациях. Реборн помогал… – Он снова весь сжался. Занзас совершенно неожиданным для себя хриплым шёпотом попросил «дальше». – Он заставлял меня тренироваться, учиться, часто ставил перед ужасным выбором. Он говорил, что я унаследую его компанию, что я должен быть достойным её. Реборн меня наказывал, если я не слушался или делал что-то не так: запирал в комнате, оставлял без еды и воды, бил… – Его голос дрогнул, а глаза вмиг покраснели. Он всхлипнул и продолжил. – Я даже убегал. Пытался. Мне помогали мои друзья. Они меня старше, и я думал, что у нас получится… но он нашёл меня раньше, чем я с ними встретился…       – Что было потом? – Занзасу было немного жаль Тсунаёши, но не настолько, чтобы становиться персональной жилеткой. Савада неожиданно быстро успел успокоиться и погрузиться в собственные мысли, отвечая скорее на автомате и, не мигая, рассматривая стену справа от него.       – Потом я долго лежал в больнице. Плохо помню, что он мне тогда сделал, но было больно…       – И родители ничего не заподозрили?       – Отец постоянно в разъездах, хоть мы и переехали сюда из-за его работы. А мама… маме Реборн что-то сказал. Она всегда ему верила. – Ещё какое-то время они оба молчали. Занзас смотрел на как-то разом внутренне окрепшего мальчишку и думал, что уроки того садиста не прошли даром. Тсуна всё разглядывал стену, потом вдруг встрепенулся и совсем без страха, только очень устало, обратился к детективу. – Вы меня подозреваете?       – Да.       – Понятно. Я… не убивал его.       – Возможно.       – Нет, это правда.       – Следствие покажет. – Занзас смотрел уже не зло, просто внимательно. Ребята за стеклом тоже отмерли, только Сасагава продолжал сидеть уж как-то слишком тихо. Савада неловко улыбнулся.       – Да, это… ваша работа. – Детектив со свистом втянул воздух через нос и выпрямился – напряжение заметно спало.       – Где ты был и что делал в день убийства?       – Ну, тогда мы с классом собирались на экскурсию в какой-то музей. Я, честно говоря, не помню какой, да и не пошёл я в итоге. Заболел просто. Весь день провёл дома.       – И никуда не выходил?       – Нет. Можете у мамы спросить, и друг ко мне с утра заходил. Пол-одиннадцатого где-то…       – Ясно. – Он зачем-то передвинул папку с одного края стола на другой. – Свободен. – Тсунаёши потрясённо замер. Занзас нетерпеливо кивнул ему, и тот поспешно вскочил с места. Детектив протёр глаза. Мальчишка вызывал у него совсем ненужные эмоции, хотя та, самая первая и самая сильная жалость уже прошла. Савада пискнул что-то на прощание и скрылся за дверью. По пути к ней он дважды споткнулся, но теперь это было совсем не смешно.       Занзас посидел в тишине минуты три, бездумно оглядывая светлую комнатку и покачивая задранной на столик ногой. Из динамика подозрительно ничего не было слышно. Он встал и отправился навестить товарищей по команде.       В комнате за стеклом все были какими-то вымотанными. Они лежали, сидели, стояли, но, кажется, не жили, а просто существовали. Молча и почти не дыша. Занзас решил не разрушать идиллию и присел на диван рядом с Леви. Первым прервал затянувшуюся паузу Рёхей.       – Этот не мог.       – Мог. – Следователь прикрыл глаза рукой и всё равно почувствовал на себе два вопросительных взгляда. Два. Скуало, видимо, была с ним солидарна. – У него хороший мотив и сомнительное алиби. Что мешало ему сбежать из дома через окно и прихлопнуть гада, запоровшего всю жизнь? – Секретарша тоже повернулась к нему лицом. Занзас посмотрел ей в глаза и хмыкнул. – Вышагивать рядом с трупом в ботинках сорок первого размера мог кто-нибудь совершенно левый.       Супербия пожала плечами и отвернулась. По-старушечьи тяжело вздохнула и медленно поднялась на ноги, потянувшись рукой к стопке бумаг. «А вот это правильно, – подумал Занзас, – наша работа ещё не окончена».