***
Она кричит, стонет, ритмично двигаясь на мне, пульсирует, а я лишь отдаюсь ощущениям, полностью отключив мозг. Мои ладони касаются её теплой кожи, и волна тока вперемешку с желанием проходят сквозь меня. Её губы в блаженной полуулыбке, а я шепчу заветное имя, приподнявшись. Я мягко прикусываю кожу на её шее, а она выдыхает мне в плечо. Я знаю, мы оба чувствуем, как близится конец, и я наращиваю темп, желая взять как можно больше, желая прочувствовать каждую ее клетку. Мы замираем, восстанавливая свои дыхания, и я блаженно выдыхаю: — Алёна…***
Будильник разрывался на тумбочке, я недовольно промычал «сейчас» и уткнулся носом в подушку. Ещё один день, напоминающий мне о том, что таких ночей мне больше не видать. По крайней мере, с этой женщиной. Я побрел на кухню в поисках крепкого кофе и наткнулся на девушку. Она стояла на табурете и вытирала пыль с верхних полок. Я прочистил горло. — Доброе утро, мистер Сомерхалдер. Как спалось? — она повернулась, и я, будучи еще сонным, отметил, что она чем-то похожа на Алёну. — Хорошо, эээ… — я попытался вспомнить ее имя. — Так Вы здесь давно? — Да, с шести утра. Я приготовила завтрак. Кстати меня зовут Лола, — девушке было лет двадцать шесть. Но сейчас её возраст меня мало интересовал, куда сильнее меня занимали её ножки. — Виски, — и в стакан тут же полился напиток. Я бросил взгляд на утреннюю газету, на обложке которой красовалась фотография супругов Сомерхалдеров и жирная надпись над ней гласила: «Кошка и Дракон расстались». — Ещё. — Мне очень жаль, — Лола сочувственно поглядела на меня. — Вы были красивой парой. Почему это случилось? — Почему бы тебе не замолчать и не подлить мне виски в стакан? — устало проговорил я, подходя к девушке. — Или может, ты сделаешь ещё кое-что… Я тут же поцеловал её, стискивая удивленную девушку в руках. Она боязно отвечала на мои поцелуи, а вчерашний алкоголь в моей крови смешался с сегодняшним. — Не стоит… — пробубнила она, пробуя отстранить меня. — Вы потом об этом пожалеете… — Ты просто не знаешь, от чего отказываешься… — я спустил лямку ее белого фартука на плечо, расстегивая пуговицы на вороте рубашки. — Ваша жена… Она будет недовольна… — У меня нет жены… — Не надо… — она остановила поцелуй. — Я этого не хочу. Я замер, смотря в её серые глаза, и потихоньку приходил в себя. Проведя рукой спутанным волосам, я прошептал: — Уходи, ты уволена. Я заплачу тебе хоть за весь год, только не смей кому-то говорить о том, что сейчас было, — девушка испуганно закивала. Я поднял на неё глаза. — Мне не нужна домработница. Она чуть ли не бежала к лестнице на первый этаж. Телефон зазвонил, и на дисплее высветилось: «Джессика». — Да? -… — Хорошо, я скоро буду, — повесив трубку, я выругался. — Чёрт! Неужели я так низко пал? Неужели она сломала меня? Подъехав в офис фонда, я решил кое-какие дела, подписал несколько договоров, обсудил пару вопросов и поехал за детьми. Ведь сегодня суббота, а значит, я должен отвести их к Рианне. Джессика предложила мне поужинать с ней и нашими общими друзьями, аргументируя это тем, что «друзья-то смогут отвлечь от грустных мыслей и заставить улыбнуться». Побыв часа три у Рианны в гостях, я отвез детей в кофе. — Пап, я пойду, помою руки, — сказала моя дочь, вставая из-за стола. — Хорошо, — мы с сыном остались одни, и я решил нарушить тишину. — Джо? — … — Джо! Ты меня слышишь? — Слышу, вот только не могу решить, что тебе ответить, — сын поднял на меня глаза, улыбаясь с сочувствием. — Прости меня. Я не должен был позволять вашей маме разделять нас, но я сделал это, уважая её выбор. Это было жестоко по отношению к вам. — Да, жестоко, но ты поступил правильно. Единственным плохим твоим поступком был тот, когда ты засунул свой язык в рот какой-то девки. — Это уже случилось, давай просто примем это, идёт? — Да, ты прав. Тем более я вижу, что ты страдаешь так же, как и она. — Она страдает? — я наклонился к сыну чуть ближе. — Пап, ты был самой великой любовью в её жизни и самой реальной. Как думаешь, она страдает? — Ещё как, — вздохнул я, переворачивая страницы меню. — Дождемся Рей и всё закажем, верно? — Да, — кивнул сын, загибая по обычаю пальцы, чтобы не забыть свой заказ. — Вот только советую поторопиться. — О чём ты? — Мы оба понимаем, что мама простила тебя. Она не умеет обижаться. Но раны свежи, — он прищурился от солнца. — И скоро появится тот, кто захочет их залечить. Главное, чтобы это был ты. — Эмм, Джо, ты в кого такой взрослый? — моему изумлению не было предела. Вот что значит с годами забывать про существование детской мудрости. — Неужели об этом меня спрашиваешь ты? — мальчик расплылся в улыбке. — Могу ответить просто: я твой сын. Эти слова согрели моё сердце. В голове сразу всплыла ссора перед судом. На эмоциях можно сказать всё, что угодно. Вот поэтому в такие моменты лучше молчать. — Что закажем? — моя дочь села рядом с братом и взяла в руки меню. — Ты поговорил с ним? — Ага. — Отлично, может, наконец, будут меньше тормозить. — О чём это вы? Плетете заговор против родителей? — я наклонился к близнецам, наиграно строго сведя брови у переносицы. — Зачем плести то, что и распутать-то нельзя? — пожал плечами Джозеф. — Да и мы слишком заняты, чтобы разрабатывать планы по вашему примирению, — вторила ему Рейна. Сказать, что я был в шоке, значит, ничего не сказать. От лица Алёны: — Ахаха, нет же, Ник, прекрати! Здесь нужно что-то более серьезное и проникновенное. Как у Аладдина или Геркулеса, — я заправила прядь за ухо и наклонилась к монитору. — Видишь, он не хотел такой судьбы, в тоже время он любит свободу. — Как я понимаю, он будет петь? — Ник Питера заинтересованно разглядывал мои эскизы в компьютере. — А девушка нет? — Да, я хочу показать, что не все диснеевские девушки поют, чтобы передать свои эмоции. Эй, это не нужно! Мужчина дружелюбно поглядел на меня. Я обожала Ника еще с подросткового возраста, когда впервые услышала его голос и увидела мечтательное выражение лица, когда он поёт. Мне сразу же захотелось с ним познакомиться. И вот теперь мы работаем вместе. — Сколько раз будут меняться костюмы? У него, у неё? — Думаю, раз шесть. Покажем их в детстве, в юности, на балу, на корабле, в тюрьме и в финале. — Они поженятся? — Думаю, да, — я прикусила ноготь. — Думаешь? — Ник удивленно посмотрел на меня. — Как это понимать? — Я не дописала книгу. И сценарий тоже… — Хелена! — Я знаю. Я не могу, — я присела на стул. — Не сейчас… — Хочешь поговорить об этом? — Ник отвернулся от монитора и коснулся моей руки. — Всё говорено-переговорено сто раз. Мне бы уже начать что-то делать. — Ты знаешь, мы с Джустин тоже постоянно ссоримся. В основном из-за работы. Тяжело быть парой, когда на работе вы постоянно расходитесь во мнениях. Но когда мы приезжаем домой и видим Коула и Мартина, всё сразу становится хорошо. — Может, ты прав. Хотя нет, ты прав, — я грустно улыбнулась мужчине. — Но тут дело даже не в том, почему мы развелись. Дело во мне. — В тебе? — Я так боялась стать никем, что стала, кем попало. — Не говори так. Ты стала женой человека, в которого много лет была влюблена, который полюбил тебя в ответ. Ты обзавелась домом, детьми. Ты стала известной. — Да, но как профессионала это меня только потопило. Меня не знают ни как дизайнера, ни как аниматора, ни как стилиста. Меня знают лишь как жену Йена Сомерхалдера. А теперь ещё и бывшую жену. — Всё в твоих руках, — пожал плечами Ник. — «Кошка и Дракон» сейчас на вершине своей популярности. К следующей весне ты готовишь новый мультфильм, в конце августа у тебя показ новой коллекции, — он развел руками. — Если ты считаешь, что Йен как-то сдерживал тебя эти десять лет, и это из-за него ты ничего не добилась, то ты ошибаешься. Возьми любое ваше интервью или выход в свет. Он всегда оберегает тебя, всегда помогает. И если тут что-то и не так, то проблема не в нем, а в тебе. В этом ты права. — Проблема во мне… — прошептала я себе под нос. — И на проблему надо идти.***
— Так кто помнит, когда точно вышла статья? — подал голос Бутч, кладя меню на стол. — Ну, типо мы же все её уже читали, да? — Дааа, — протянули все. — Я сегодня учуяла запах спиртного, когда он приехал в офис, — сказала Джессика. — Он не напивался так сильно со времен… — Нет, тогда он пил не так сильно, — замотал головой Пол. — Тогда для него это было чем-то вроде освобождения. — А сейчас он сам не свой, — кивнула Джулия. — Ты говорил с ним? — Нет, уже давно. И с Хеленой тоже. Они будто бы оба спрятались каждый в свою ракушку, — ответил жене Рик. — Не понимаю, что происходит. — Может, нужно позвонить Тайлеру и Ане? — предложил Пол, муж Джессики. — Ну, они были с ними во время бракоразводного процесса. Может, они помогут? — Бред, они сами должны разобраться. Они не первые, и не последние. — фыркнула Том, жена Бутча. — Мы с Бутчем справились. Они тоже смогут. Вместе или по одиночке, это уже другая история. — Ладно, ребят, вот он идёт, — Рик выпрямился и взял в руки меню. — Сделайте вид, что говорили о чем-то более приятном. — О чем? О кроликах? — спросила Джулия. — Я не хочу говорить о кроликах, — скривила губы Дон. — Но они такие милые, — улыбнулась Джессика. — Кто милые? — спросил Йен Сомерхалдер, подойдя к столику, за которым собралось большинство его друзей. — Всем привет. — Привет, мы говорили о кроликах, — пожал плечами Бутч. — О кроликах? Серьезно? — мужчина немного удивился, но тут же принял эту странность и решил в ней даже поучаствовать. — Джесс, кстати, мы же будем чистить пляж на следующей неделе? — Да, конечно. И не один. — Сколько волонтеров? — Более пяти тысяч человек, — довольно ответила женщина. — Мало. Троих не хватает. — Троих?.. — Джессика не поняла друга, но потом замолчала. Все замолчали. — Я же прекрасно понимаю, что вы тут обсуждали, — Йен со всей серьезностью посмотрел на друзей. — Может, вместе перемоем мне косточки? — Мы никого из вас двоих не выгораживаем, — ответила Том. — Мы переживаем и пытаемся разобраться в ситуации, чтобы иметь возможность помочь. — Помочь? Разобраться? — тихо спросил Сомерхалдер, но под его взглядом женщина побледнела. — Почему все думают, что знают больше моего? Наступила тишина, которую не решался прервать никто из присутствующих. Но, слава Богу, виновник этой тишины сам сделал «первый шаг». — Возможно, вы правы и в чем-то имеете больше опыта, чем я, — он сделал паузу. — Помогите мне вернуть мою жену. Потому что я не знаю даже, как найти причину для встречи с ней. — Дети, — Рик тут же стал накидывать варианты. — Её в большинстве случаев нет рядом. — Работа. — Сейчас мы нигде не пересекаемся, она погружена в работу с Диснеем. — Совесть, — предположила Джессика. — Что? — хором переспросили все. — Ну, совесть. Тебе нужно воззвать к её принципам, к е1 совести. Сделай то, что она не любит и внимание тебе обеспечено. — Я итак пью и курю которую неделю… — Ты не понял, — замотала головой девушка. — У Хелены есть что-то, что она не любит делать больше всего? — Много чего, — отмахнулся Йен, но тут его брови поползли вверх. — Она не любит быть кому-то обязанной. — Вот! — довольно заключила Джессика. — Мне что ей жизнь спасти? — Зачем же? — вступил в разговор Бутч. — Просто дай ей то, что она не взяла сама. На следующее утро. От лица Алёны: Домой я вернулась часа в три ночи. Дети давно спали. С моей стороны паршиво оставлять их одних, но Йен же клялся и божился, что проведет с ними весь день? Значит, нет причины чувствовать вину. Сегодня было воскресение. Близнецы долго спали, в школу сегодня не надо. Сегодня был день большой уборки, стирки, готовки. Мы все делали вместе. Но сначала нужно было позавтракать. Готовя на кухне, я решила включить телевизор: — СМИ уже второй день горячо обсуждают таинственное расставание Йена и Хелены Сомерхалдеров. Никто не знает, чем вызван их разрыв после десяти лет счастливого брака, — стали показывать кадры с кинопремьеры «Кошки и Дракона». — Сразу после выхода в свет нового фильма, снятого по книге мисс Хелены, мир узнал о том, что пара рассталась. Я закатила глаза. Как можно мусолить одну тему второй день подряд? — В центре Нью-Йорка мы повстречали нескольких общих друзей пары, но все они говорят только то, что итак известно прессе. Никаких подробностей, — я с благодарностью посмотрела на Джессику на экране, которая спокойно отвечала на вопросы журналиста, не говоря ничего лишнего. А я была готова поспорить, она знала всё. — Мам, сколько можно это смотреть? Лучше давай поедим! — мой сын вошел на кухню, со стаканом воды. — Рей, ты скоро? — Уже иду! — Отлично. Мам, вафли? — Джо стал расставлять приборы на стол. — Ну, да. — Круто. Мы поели, и я стала собираться на йогу. По выходным дням мы с Йеном ходили на йогу в один из фитнес центров Нью-Йорка, но чувствую, что последний месяц мы оба пропустили. Тело ныло, и сейчас мне было просто необходимо расслабиться. Я попросила пожилую соседку присмотреть за детьми, а сама отправилась на тренировку. Знаете, в жизни ко многому привыкаешь — к еде, к дому, к удобным кедам, к дырявым старым штанам, которые носишь дома, к каким-то совместным занятиям с близким человеком… И когда вдруг что-то из того, к чему ты привык, поменяется, внутри тебя возникает странное непонимание. Вот так было со мной сегодня на йоге, когда во время передышки я повернула голову влево и не обнаружила на соседнем коврике своего мужа. Но на этом изменения и странности не закончились. Когда я вернулась домой, меня ждал интересный конверт. Дети помогали миссис Пэриш (соседка) готовить обед, а я как раз смогла уединиться и вскрыть письмо. Оно было от Йена, точнее не просто от Йена, а от его юриста. Волна гнева и непонимания нахлынула на меня, заставив забыть обо всем, сосредоточиться лишь на этом глупом постановлении. Я выбежала из дома в том же, в чем приехала с тренировки, и села за руль. Моя синяя Ауди резко развернулась и стремительно полетела направо, желая как можно быстрее добраться до Нью-Йорка. Это чертово письмо лежало на соседнем сидении и постоянно «кричало» мне, чтобы я обратила на него внимание. Оно буквально жгло сиденье, жгло воздух вокруг, жгло мои легкие и сушило кровь. Если Йен хотел задеть меня за живое этим постановлением, у него это получилось. От лица Йена: В воскресение работа в офисе была сплошной благодатью. Я подписывал договора, выбирал дизайн атрибутики фонда (хотя здесь мне не хватало Хелены) и просто наслаждался тем, чем я занимаюсь. Большинство людей ненавидят свою работу, я же получал от нее сплошной кайф. И всё было безумно хорошо, пока в приемной офиса не послышался шум. Руби (моя секретарша) что-то объясняла кому-то, видимо пытаясь преградить путь. Но одно тихое слово её собеседника — Руби покорилась. Я приподнял бровь, краем уха слушая эту перепалку и попутно заполняя договор. Мой интерес рос, хоть я и понемногу стал догадываться, кто находится по ту сторону двери. И вот дверь моего кабинета распахнулась, впуская в просторную комнату мою бывшую жену. — Никого не впускай, — мягко, но жёстко обратилась она к Руби. — Да, мэм. И мы остались наедине. Я замер в кресле, стараясь не моргать. Все во мне настроилось на нее, пытаясь запомнить каждый сантиметр её тела. Она была неотразима: щеки пылали от переполнявших её эмоций, тёмная одежда делала ее неприступной, небрежный хвост давал понять, что она очень спешила сюда, а её глаза метали молнии. — Что это такое, черт возьми?! — она потрясла конвертом. — Ты обещал оставить меня в покое! — Я и оставил. Всё, как ты просила, — кивнул я, не вставая с кресла. — Только немного подстраховался. — Подстраховался? Я что настолько жалкая? Сама не смогу справиться? — Я не считаю тебя жалкой! — я встал на ноги. Между нами было метров шесть. — Поэтому ты оставил мне все свои деньги?! — Я оставил половину… — Большую часть! — перебила Алёна. — ...для своих детей, — она на миг замерла после этих слов. — А пока ты их опекун, это твои деньги. — Ты как никто другой знаешь, что я не люблю чувствовать себя обязанной, — она начала утихать или мне показалось? — Знаю. Но ничего не могу с собой поделать, — я развел руками, выходя из-за стола и направляясь к ней. — То, что существовало одиннадцать лет, не может исчезнуть за один вечер. Это непросто. — Я знаю! Думаешь, я не знаю? — она кричала, и я видел в её глазах боль и злость. Злость на то, что в моих словах была чистая правда, а она не хотела соглашаться с ней. Она вообще не хотела соглашаться со мной. Зажмурившись, Хелена сделала короткий вдох и проговорила свою «Мантру»: — Я лишь прошу тебя оставить меня, исчезнуть! Я знаю, это тяжело, но всё же… — она пыталась успокоить свое сердце. Её тело дрожало. — Я верю, что так мне будет легче. — Я не уверен, что смогу это сделать, — честно признался я. Ведь даже если бы я мог, я просто не хотел уходить от неё. Это делало меня ужасным эгоистом. — Почему? — она подняла на меня глаза, такие замученные и отчаянные, что я сразу понял — ей необходимо, чтобы кто-то другой решил эту сложную задачу вместо неё. Но я не собирался это делать, и она это знала. — Почему ты тянешься ко мне? Почему не отпускаешь? Почему делаешь все эти вещи еще и еще? Почему?! — Да потому что я люблю тебя! — закричал я на весь офис, больше не в силах слушать этот бред. Мне казалось странным то, что она забыла о моей любви, забыла обо всем, что было за эти десять лет, что сосредоточилась только на боли и пустоте от недавнего инцидента. — Так перестань любить меня! — о, сколько же отчаяния было в её голосе. — Я не могу! — с таким же отчаянием ответил я. Мы замерли, пораженные своей откровенностью и бессилием. Но спустя секунду превратились в два урагана. Наши губы слились в жадном долгожданном поцелуе, тела врезались друг в друга, желая стать единым целым. Я понял, что она не отступит, не оттолкнет меня, нет. Мы просто больше не могли игнорировать чувства… Хелена успела стянуть с меня серую футболку как раз до того, как я повалил её на рабочий стол. Горячие, жадные пальцы вцепились в ткань коричневой туники, и девушка испуганно выдохнула: — Не порви! Я аккуратно снял тунику и припал к нежной смуглой коже на шее. В моей голове была единственная фраза, которая была моим жизненным кредо с того момента, как я нанес ее на свое тело — «здесь и сейчас». И только это имело значение… От лица Алёны: Он повалил меня на стол, не отрываясь ни на минуту, не прекращая целовать. Только это я и успела понять, ведь всё случилось так быстро. Его любовь заполняла пространство в комнате, она кружила вокруг нас, ласкала и жалила, как и его руки, касающиеся моего тела. От меня требовалось лишь запрокинуть голову назад и наслаждаться. Когда же губы Йена спустились к животу, я не выдержала. Сев на столе, я требовательно притянула его за ремень. Пальцы торопливо расстегнули ремень, пуговицы и ширинку, стягивая джинсы вниз. Мои руки коснулись его ягодиц, бедер — и сладостный ток пронзил тело. Дальше Йен не позволил мне руководить. Он легко толкнул меня назад, сметая попутно какие-то бумаги. Его пальцы сорвали с меня оставшуюся одежду, распустили волосы, он завел мне руки за голову и тут же вошел. И в тот момент не было ничего прекрасней этого, важнее и желанней. Он накрыл меня собой, руками закидывая мои ноги к себе на поясницу, и стал ритмично двигаться. Я вцепилась в свои распущенные волосы, широко распахнув глаза и рот. Это длилось всего минуту, а потом робость прошла, и я вцепилась ногтями в его спину, и подалась навстречу. — Не останавливайся, не останавливайся… — бубнила я, ловя его толчки, слыша, как он стонет мне на ухо. Его дыхание сводило с ума. — Пожалуйста, никогда не останавливайся… Я не очень хорошо помню, как мы потом оказались в его кресле, на полу или у стены рядом с кулером, потому что все во мне было поглощено им. Каждая клетка моего тела отдалась ему, приняла его, впитывала его. И остальное было неважно…***
Мы прижались друг к другу настолько близко, что кожа стала горячей и липкой. Хотя, она стала такой не только из-за объятий. Нам было плевать на жар или холод, на шум или тишину, на день или ночь. Единственное, что занимало нас, лежащих на диване в кабинете, это наше уединение. Он чмокнул меня в макушку, не переставая крепко стискивать в руках. Я лежала к нему спиной и сладко вздыхала. Мы были голые, прикрытые лишь хлопковым покрывалом. Я чувствовала тепло его тела, его не затушенное желание, его счастье. Надеюсь, он тоже чувствовал это. — О чём ты думаешь? — всё же я нарушила хрупкую тишину. Я не видела, но знала, он улыбнулся. — О том, что ничто не вечно, — он развернул меня к себе, касаясь пальцами щек. — Кое-что всё-таки вечно, — я улыбнулась ему самой нежной улыбкой, на которую только была способна, и поцеловала. Этот поцелуй был такой долгий, что потом до самых последних дней я размышляла, откуда мы брали для него воздух. Этот поцелуй пробуждал нас, залечивал раны. Он был теми самыми словами, которые не были произнесены: «я люблю тебя», «я простила тебя», «я больше никуда не уйду». И он всё же сказал это. Он не мог не сказать. — Я люблю тебя, — и, не дав мне ответить, снова поцеловал. Но самое страшное — я не собиралась отвечать. Я просто не могла сказать это ему. Чуть позже, когда я была уже в лосинах и застегивала лифчик, он сказал: — Люблю этот кабинет за чертову звукоизоляцию, — нежные губы растянулись в ленивой улыбке. — Мне одному пришла в голову мысль, что мы раньше никогда не делали это в моем офисе? — Не одному, — хитро улыбнулась я, обернувшись. Я была собрана, осталось лишь пуговицы застегнуть. — Не застегивай. Я хочу видеть кусочек твоего тела, — он потянул ко мне руки, лежа на диване в одних джинсах. — У тебя потрясающая грудь. Ты вся потрясающая. — О, какие комплименты, — засмеялась я, поправляя волосы. — После таких шалостей в тебе частенько просыпается пошляк с примесью романтика. — Останься, и мы продолжим шалить, — его пальцы коснулись моего запястья. — У меня есть ключ от всех комнат здесь. — Это заманчиво, но я должна идти, — я провела пальцем по кончику его носа. — Дети ждут меня. В коридоре послышалась возня и голоса. — Я приеду за вами вечером, — он сел на диване, не сводя с меня глаз. Казалось, его ничего больше не интересовало. — Как считаешь, мне купить подарки для них? — Ты — самый лучший в мире подарок. — Что значит туда нельзя? Да ты не представляешь, что тебе за это будет, если ты мне помешаешь! — я узнала голос, но только потом поняла, кому он принадлежал. — Я тебя уволю! — Йен, дорогой, нам пора ехать на интервью! — дверь кабинета распахнулась, и Нина Добрев предстала перед нами во всей своей красе. — Ой! Она была красива, как всегда, чтобы она ни надела, какую прическу бы ни сделала. Её карие глаза мигом оценили меня и вернулись к Йену. Они с жадностью изучали его. Я вспомнила, что на нем были лишь джинсы, но казалось, это смущало лишь меня. — Привет, Хелена, — бросила она и тут же продолжила. — Вижу, ты уже заменил диван. Жаль, что мы сломали тот, он мне нравился куда больше этого, — она криво улыбнулась и вновь добавила, приближаясь к мужчине. — Ладно, хватит болтать, собирайся. Злость нахлынула на меня, окутывая и переполняя до краев. Я с вызовом посмотрела на нее, и женщина аж отошла на шаг назад. «Если бы взглядом могли убивать… — подумала я, душа её взглядом. — …то ты была бы мертва как минимум дюжину раз за эти секунды». — Алёна… И я встретилась с ним взглядом. Я не верила. Ещё несколько минут назад мы говорили о том, что помирились, что простили друг друга, что наши дети снова обретут полноценную семью, как все пошло под откос. В наш только склеенный мир ворвалась эта химера и растоптала все кругом. — Не надо, — я остановила его рукой, но все же Йен встал и направился ко мне. — Не ходи за мной! И я хлопнула дверью его кабинета, оставляя эту сладкую парочку наедине. Что-то внутри кричало мне, чтобы я вернулась и прогнала эту суку, чтобы я боролась за свое будущее и за Йена, но я не слушала. Дежавю настигло меня, когда я впопыхах садилась в свою машину. История повторяется — я вновь убегаю, оставляя другой женщине всё, что я имею.***
Когда я подъехала к дому, дети сидели на крыльце и о чём-то говорили. Заметив меня, они пошли навстречу. Я обняла их и стала спрашивать, как прошел день. Было только полшестого вечера, мы поужинали и решили совершить что-то необычное. Купленная месяц назад краска тут же попалась нам на глаза. Джо взял голубую, Рейна — желтую, а я — зеленую краску. У нас была комната, которая до этого пустовала. Никто из нас троих не знал, что из нее сделать. Сейчас же в ней горел свет, и витал запах свежей краски. — Как это будет, мама? — спросил Джо, сияющими глазами смотря на меня. — Не представляю. Просто отпустите мысли и дайте волю рукам. Так мы и сделали. Валики и кисти скользили по стене то по прямой, то по кривой линии, вырисовывая случайные узоры, сталкиваясь друг с другом. Мы добавили туда и розовый, и фиолетовый, и красный. Уставшие мы сели на пол, когда Джо вдруг спросил меня: — Как прошла встреча с папой? — Рейна как раз вышла. Не знаю почему, но Джо выбирал именно такие моменты, когда сестры не было рядом. Может, он тем самым старался оградить её от подобных разговоров? — По мне всегда заметно, что я была с ним? — задала я встречный вопрос. — Не представляешь насколько. Плюс от тебя пахнет им. Мои глаза полезли на лоб. — Ты что парфюмер? Как ты вообще можешь уловить это через весь этот запах краски? — А мне не надо нюхать тебя, чтобы почувствовать, — улыбнулся Джозеф. — Это скорее не столько запах, сколько энергетика. Я чувствую папину энергию, могу её распознавать. Она очень большая и светлая. И сейчас ее очень много на тебе, — он помолчал и добавил. — Так что? — Я виделась с ним, — кивнула я. — Это все, что тебе надо знать. — И что на этот раз помешало? — временами проницательность и мудрость моего сына поражала меня. — Опять эта женщина? — Скорее моя внутренняя неуверенность. — Здесь только твоя вина, — покачал головой Джо. — Он хочет вернуться. — Я знаю, Джо. Но я не знаю, чему верить… — Сердцу! — мальчик перебил меня, беря за руку. — Я знаю, чего тут не хватает! — раздался голос Рейны у стены, которую мы изрисовали. — Белого цвета. Мы непонимающе поглядели на нее, стоящую с кистью в руках и баночкой белой краски. — Это папин цвет, — она мазнула кистью между голубой и зеленой полосками. — Его здесь не хватает. Она ещё несколько раз мазнула белым между цветными линиями и подошла к нам. — Мам, может, Джо и выглядит мудрее меня, и говорит более взросло и чаще читает трактаты философов из папиных запасов, но не делай из меня дурочку. — Нет, что ты! Я никогда так не думала, — я ласково провела по её руке, потом и по щеке ладонью. — Ты очень умная. — Я… — она поглядела на брата и поправилась. — Мы считаем, что эта история не может закончиться плохо. Ведь если всё плохо, то это не конец, верно? — Верно, — кивнула я, тронутая их заботой и участием. — Обнимите меня! Дети расставили руки в стороны и крепко обняли меня. Я прижала их так сильно, как могла. Что-то во мне заставило с тоскою подумать, что Йен сейчас один и его никто не обнимает. Ну, а может, и обнимает… Где-то через час мне позвонила мама и предложила навестить её. Я тут же согласилась. Близнецы смотрели телевизор в гостиной, когда я вошла туда и сказала: — Ребята, у вас двадцать минут на сборы. Возьми все самое нужное, остальное мы купим в Лондоне. — Мы едем к бабушке? — поинтересовался Джо. — Нет, мы едем отдыхать. У вас каникулы, так что мир ждет нас! Вперед! — Ура! — они тут же выключили телевизор и побежали наверх. Взяв документы, ключи и телефон, я присела в гостиной с дневником. Давно я ничего не писала там. А сейчас мне так хотелось выговориться… Когда дети были собраны и кружили в холле, раздался звонок. Я сняла трубку и услышала его голос: — Я всё равно люблю тебя, что бы не случилось.