Легенда не кончалась

Письмо никак не хотело продвигаться дальше приветствия, и то обращение Вальтер переделывал уже четвертый раз, потому что сначала написал «Любимая Рейнгарда!», потом исправил на «Дорогая», потом решил, что это тоже слишком откровенно... Слово «Милая» инструктор по рукопашному бою теоретически могла счесть издевкой. Сейчас на экране красовалось сухое и официозное «Уважаемая». Матери и то было проще писать! А может, все дело было в том, что Вальтер устроился в уголке кают-компании, где засело несколько младших офицеров. Они травили анекдоты и громогласно ржали, мешая сосредоточиться. –...И тогда спросил Одина Ян Вэньли: «О, Вотан-провидец, когда в Альянсе настанет мир и порядок?» Всеотец сказал: «Не доживу» и заплакал единственным глазом... –Да у этого анекдота борода длиной в изерлонский коридор! Его, небось, еще Юлиан Минц кайзеру Райнхарду рассказывал. Кройцер, подтверди! –Идите к йотунам, – прошипел сквозь зубы Вальтер и стер обращение. Пусть будет просто по имени – прямолинейно, но искренне. Или лучше по фамилии? Да нет, они уже столько лет знакомы... Хватит и того, что он в личном общении сбивается на «фройляйн Биттенфельд». Пытку прервал вошедший Альберт. При виде друга Вальтер просто закрыл письмо, не сохраняя, потому что знал, что в противном случае тот начнет помогать, да еще и всех присутствующих привлечет к благородному делу. Если письмо отчиму еще было можно отдать на коллективное растерзание с доливанием кровавых подробностей вроде «в сухпае нашли живого червяка, подброшенного врагами» и вымарыванием кусков слов, чтобы создавалось впечатление зацензуренной жуткой тайны, то Рейнгарда заслуживала честности. И никаких приукрашиваний. Пусть Альберт своим ухом со следами зубов хвастается, с каждым пересказом увеличивая количество диверсантов. Кусака все равно был всего один. И действовал не по чьему-то приказу, а просто потому, что сошел с ума. Тоже, кстати, на почве письма – о неладах в личной жизни. Вальтер мог бы даже пожалеть его, если бы расстроенный изменой жены техник не собирался уйти в Хель вместе со всем экипажем «Фрейи». Вычислили его тогда совершенно случайно. Все началось с того, что Вальтеру в очередной раз стало скучно сидеть за компьютером, просчитывая далекие от реальности теоретические возможности. Молодому лейтенанту не поручали ничего сложнее прокладки курсов. Сделав очередное задание, он пошел искать отлучившееся начальство, а точнее – просто прогуляться по кораблю под благовидным предлогом. И напоролся на практически не вызывающую подозрений картину – техник, подключившись с мобильного терминала, проверяет участок цепи. Если бы тот не вздрогнул, заметив свидетеля, Вальтер точно не заинтересовался бы, не запомнил номер с нашивки и не полез потом проверять кое-какие технические детали. И при следующем прыжке корабль бы фатально отклонился от курса. После прыжка в звезду расследовать попросту нечего, на то и был расчет. К счастью, починка того, что наворотил этот псих, много времени не заняла. «Фрейя» быстро вернулась в строй, и патрулирование продолжилось. Космос был куда более тихим, чем представлялось во время обучения. Как будто бы нет ни дяди Оливера с его пиратами, ни тех загадочных потерянных колоний, о которых все еще продолжают спорить. Вот если бы на корабль напали, было бы хоть понятно, о чем потом рассказывать. Рейнгарда хорошо разбиралась в космических боях, и точно продавила бы отца насчет академии, если бы не маленькая проблемка с агорафобией. Летать на кораблях она могла, а вот смотреть на космос – нет. И даже в орбитальном лифте ездила, закрыв глаза или надев видеоочки. Вальтер знал, что зависти у нее их с Альбертом назначение не вызвало. Рейнгарде хватило бы чувства сопричастности... а он все никак не может родить правильное письмо. Может, лучше короткое видео записать, раз словами не выходит? В пакет данных влезет, если сжать. Но для этого надо идти в каюту. Раздумывая над проблемой, он чуть не пропустил мимо ушей оклик друга. Мог так и уйти к себе, не узнав, что подвалили свежие новости. Из автономии, до которой из сектора патрулирования неделю лететь на предельной скорости, сам недавно курс до Баалата рассчитывал, потому что у командира воображение кончилось. На Хайнессене, – тут Вальтер резко вспомнил об отце и брате, – начались беспорядки. Очередная демократическая демонстрация слишком уж затянулась, и ее попытались разогнать, а в итоге часть армии перешла на сторону протестующих, отказавшись стрелять по мирным гражданам. Вроде как свою роль сыграло и то, что среди этих мирных граждан были известные военные в отставке. Более ясных подробностей не было. В рассылку для кораблей, дислоцирующихся на Новых Землях, эту информацию включили явно на всякий случай. Вряд ли именно их группу намерены сдернуть с патрулирования. «Ну и что ты сделаешь? – спросил себя Вальтер, изо всех сил стараясь не показать беспокойства. – Даже если отец действительно в это вот влез, что ты сделаешь?» Про брата даже думать было страшно. Его тоже могли вот в это во все затащить, конечно. Главная опасность проживания в заповеднике демократии – от участия в «общественной жизни» отделаться не дадут. Говоря о свободе, на деле навешивают новое ярмо на людей, лишь бы самим ни за что не отвечать. В академии и здесь, на флоте, Вальтер научился главному – у каждого дела должен быть конкретный ответственный за него человек, иначе нормально сделано оно не будет. И не солдат должен контролировать то, верно ли свою работу выполняет командир, а наоборот. Он с трудом вынырнул из волны горечи и нашел в себе силы сказать какую-то банальность насчет перманентного бардака в автономии. Как раз в этот момент переборки «Фрейи» вздрогнули от воя тревожной сирены. Выбросив бесполезные мысли из головы, Вальтер поспешил на свой пост.