Цель оправдывает средства

Над собеседниками повисла напряженная пауза, во время которой королева-мать привычно нервно расхаживала по комнате взад и вперед, а Генрих Наваррский следил за ней ничего не выражающим взглядом своих темных лукавых глаз. - Послушайте, Анрио, - первой не выдержала женщина. – Вы не хотите, чтобы я поскорее убралась отсюда? – она снова остановилась ровно напротив его кровати. - Нет, Ваше Величество, - молодой человек отрицательно покачал головой. - Здесь в это время такая скука, - с томной капризностью протянул он, отчетливо напомнив Екатерине собственного сына. Влияние короля… или же он снова издевался над ней. Короля. Она изучающе поглядела на Беарнца. Насколько они были близки? - Я пришлю вам мадам де Сов, - Екатерина скривила губы в неком подобии заботливой улыбки. - Мне предпочтительнее общество другой дамы, - Генрих тяжело приподнялся на подушках, - но я не могу позволить моей супруге сидеть возле меня сутки напролет. Екатерина лишь усмехнулась в ответ. - Итак, где вы были той ночью? – снова спросила она без лишних предисловий. - У колдуна, - без особого энтузиазма, но на сей раз и без особого промедления, спокойно ответил Наваррский. Королева-мать испустила характерный грудной вздох, говорящий о том, что она практически готова выслушать очередной анекдот любимого зятя. Она даже на секунду не обнадеживала себя мыслью, что добьется от него правды, но кое на что она все же рассчитывала. Что ж, расчеты, как всегда, себя не оправдали. В случае с Беарнцем это было не удивительно. - Святая церковь осуждает, я знаю, мадам, - Генрих виновато потупился. - Да и потом, подобные визиты вряд ли могут добавить кому-то хорошей репутации. Поэтому я вышел из Лувра в переодетом виде, - он говоряще посмотрел на королеву-мать. Астрологи, прорицатели, а по совместительству и отравители. Екатерина Медичи культивировала всю эту «нечисть» до немыслимых пределов. И уж каких только слухов о ней самой ни ходило. Генрих все еще помнил, как боялся войти в тронный зал, наслушавшись рассказов домашней челяди об «одноглазой итальянской ведьме». Маленького беарнского принца должны были представить королевской чете, и он искренне полагал, что будет немедленно съеден королевой, как и все остальные дети в замке. Каково же было его удивление, когда он увидел совершенно обычную женщину, прямо сидевшую на своем троне рядом с королем. У нее было аж целых два глаза, а также не имелось никаких седых косм и костлявых пальцев, с когтями, как у коршуна. Вместо черного балахона было богато расшитое зеленое платье с высоким кремовым воротником, который он почему-то очень хорошо запомнил. «Здравствуй, Генрих», - его поприветствовал совершенно обычный голос, разве что немного более звучный и поставленный, чем у его собственной матери. Она холодно улыбнулась ему, а затем бросила мужу короткий недовольный взгляд, который явственно говорил о том, что представленного субъекта она не оценила, а их драгоценная дочь определенно достойна большего. Наваррский едва заметно улыбнулся своим воспоминаниям. Они были нужны сейчас, чтобы вытеснить другие. Те, что были ближе, те, от которых он страдал, с того самого момента, как пришел в себя. Де Муи. Эта встреча... он не должен был решаться на нее. Но он не мог не попытаться в последний раз. Его губы едва заметно дрогнули, словно порываясь произнести, открыть... выдать это имя. Ей. Она позаботится о том, чтобы он не умер просто так. Его будут пытать со всей изощренностью, самые лучшие парижские палачи, самые искусные. Он выдержит долго, мучительно долго. Потому что силен, потому что будет знать, за что умирает. Ради кого умирает. Возможно, его, королевского зятя, заставят смотреть на это. Как свидетеля? Как потерпевшего?.. Как соучастника! Генрих почувствовал, как немеют кончики пальцев. - Могу я узнать имя? – ироничный голос королевы-матери заставил его вздрогнуть. - Мэтр Глюссон, - снова не затягивая с ответом, ровно проговорил Наваррский, стараясь взять себя в руки. Екатерина подняла брови, не скрывая откровенного удивления. Это было что-то новенькое. Неужто сам скептицизм в лице Генриха Наваррского надумал посетить очередного парижского шарлатана. «Не напоминайте мне о нем, об этом висельнике! Наглый французишка, напыщенный осел, невежественный выскочка. Откуда он вообще взялся в Париже? Деревенская бабка умеет больше», - истово бушевал Рене всякий раз, как разговор заходил о его небезызвестном собрате по ремеслу. «Не вздумай посетить его, Катрин!» - каждый раз Екатерина клятвенно обещала бывшему любовнику одно и то же, всерьез подумывая о том, чтобы обещание нарушить. Вне всякого сомнения, флорентиец видел соперника в лице своего французского коллеги, а это могло означать лишь одно – мэтр Глюссон был не так прост и определенно стоил внимания. - И что побудило вас пересмотреть свои взгляды? Неужто решили узнать предначертанное? - Не совсем, Ваше Величество, - Генрих ощутимо замялся. – Пожалуй, это самая неловкая часть разговора. - Только не говорите, что занимались любовной ворожбой, - королева-мать бросила ему короткий смешок и закатила глаза. - Вы даже не представляете, насколько близки, - Наварсский притворно тяжело выдохнул.– Но цель скорее медицинского характера, - не без печальных интонаций в голосе добавил он. - Ну же, Генрих, не томите, - Екатерина иронично склонила голову. – Кроме прочего, для медицинских целей есть мэтр Паре. Дворец полон лекарей, - она показательно махнула рукой в сторону выхода. - Я нашел эту проблему слишком деликатной… - Лишились мужской силы? – насмешливо предположила королева-мать. - Не то чтобы совсем, однако… - Генрих помедлил, словно набираясь смелости для дальнейшего разговора. Королева-мать смотрела не него в упор. Еще немного, и она сама накроет его подушкой. За обычно насмешливым тоном таилась физически ощутимая угроза. Она злилась. Она презирала его. А он должен был разозлить ее еще сильнее, опасно выйдя за рамки дозволенного. Он ни в чем не виноват, он не встречался с де Муи, не слышал его предательских слов, не просил его уехать, не приказывал… «Покинь Париж, де Муи, я прошу тебя в последний раз…» «Нет, сир, я больше не стану убегать. Моя судьба в этом городе, равно как и ваша..." «Ты мне как отец. Не поступай так со мной… не заставляй меня так поступать с тобой. Я не хочу твоей смерти, слышишь! Еще одной смерти из-за меня. Еще одной, де Муи… из-за меня…» У него было алиби, и королева-мать должна была видеть это. Показать страх – значит снова проиграть. - Дело в том, мадам, - Наваррский заговорщически понизил голос, и Екатерине пришлось подойти ближе, чтобы лучше слышать его. – Я внезапно обнаружил, что уступаю господину де Гизу не только в неземной красоте и изысканности манер, - он приподнялся на локте, словно пытаясь приблизиться, дотянуться до ее уха. Будто бы собираясь доверить ей нечто безумно важное, стесняясь при этом попросить ее склониться к нему. Королева-мать некоторое время смотрела на него сверху вниз, и ее лицо не выражало ничего, кроме откровенного презрения. Но затем ее черты смягчились, словно она внезапно пришла к какому-то весьма позабавившему ее выводу. Ее тонкие губы расплылись в самой что ни на есть благостной улыбке, Генрих бы даже рискнул назвать эту улыбку нежной, а лицо приобрело совсем иное выражение. Она не стала наклоняться к нему, а просто села рядом, сделав это настолько неожиданно быстро, что Наваррский едва успел отпрянуть от нее на более-менее приличное расстояние. - В общем, аппетиты королевы Наваррской оказались для меня слишком… велики, - с деланной осторожностью подытожил он, снова откидываясь на подушки. От усилий его лоб покрылся совершенно непритворной испариной. – Но мы недавно поженились, и я хотел бы быть достойным супругом для любимой женщины, - Генрих усмехнулся про себя. Что ж, возможно, ему бы и впрямь могли пригодиться подобные услуги, если бы Маргарита Валуа осчастливила его, предложив делить не только общие интересы, но и общую спальню. Хвала богам, пока этого не происходило, и за них обоих героически отдувался господин де Ла Моль, к слову, выглядевший по утрам весьма потрепанным. - Стало быть, непомерные аппетиты, - участливо проворковала королева-мать, поворачиваясь к нему всем телом. - Увы, мадам, - с характерным выдохом заключил Наваррский. - Генрих, вы хоть понимаете, над кем позволяете себе глумиться? - Глумиться? Над вами?! Ваше Величество, да как бы я посмел? – с совершенно искренним возмущением воскликнул Беарнец. Еще пара таких спектаклей, и он поседеет до срока. Если вообще успеет. Если его же люди, его же собственная жена не приведут его на плаху. - Я терпеливее Людовика Святого, если все еще слушаю вас, - Екатерина покачала головой, а ее темные глаза оживились нехорошим блеском. Наварский окинул ее долгим воспаленным взглядом. Вот она. Прямо перед ним. Пара слов… всего пара слов, и он свободен. Или же напротив – становится постояльцем Бастилии. Не лучше ли так, чем жизнь в постоянном страхе? В ожидании отравленного кубка, подрезанного стремени, кинжала из-за угла. Все решить разом – не лучше ли? «Если вы не находите в себе сил исполнить приказ вашего короля, то я найду в себе силы отдать вас в руки своего. Каждое имя, де Муи, я назову Карлу каждое имя…» «И тем погубите себя!» «Плевать! Вы погубите меня раньше…» В его ушах снова прозвучал рваный звук выстрела. Он никогда его не забудет. Не сумеет. - Мадам, неужели вы всерьез считаете, что я измыслил подобную историю лишь ради того, чтобы развлечь ей нас обоих? – как можно спокойнее произнес Генрих, но она заметила происходившее в нем биение. Он не мог скрыть его до конца. Не от нее. - Вы говорите не то, что думаете, Анрио, - Екатерина вдруг коснулась ладонью его груди. – Нужна большая выдержка, чтобы скрывать государственную измену, изображая из себя дурака. Вы этой выдержкой не обладаете… пока, - она нарочито медленно поднялась с места, будто бы невзначай уперевшись в него ладонью. Ее прикосновение причинило такую адскую боль, что он не сдержал протяжного стона. Она надавила ровно туда, где боль была сконцентрирована сильнее всего. Месть за почти что час неприкрытых издевательств над Ее Величеством королевой-матерью не заставила себя долго ждать. Генрих побелел, до крови прикусив нижнюю губу. - Придет время, и страх победит в вас жалость, - мягко продолжила она, не сводя с него внимательных глаз. – Стоит ли ждать так долго?.. Вы встречались с де Муи той ночью, - просто проговорила королева-мать, словно он только что сам рассказал ей об этом. - Затем, чтобы попросить его покинуть Париж. Попросить. Ведь ваши приказы не исполняются. Просьба друга… возможно… оказалась бы действеннее. Вы так подумали. Вы хотели спасти и этого несчастного, и себя. Понятное желание. Но он вас не послушал. И еще как не послушал, - с хищной улыбкой протянула она. И без того бескровное лицо Генриха Наваррского стало серым, словно его посыпали пеплом. - Пожалуй, я закончу тем, с чего и начала – Генрих, вы не боитесь собственных людей? - Отец говорил, что не бояться можно только мертвых, - Генрих устало повел плечами. - Ну, в кои-то веки я с ним солидарна, - Екатерина усмехнулась. – Генрих, я вряд ли смогу исправить то, что уже сделала вам, - вдруг начала она уже совершенно другим тоном. – Но я клянусь вам собственной жизнью, жизнью своих детей, что с вами ничего не случится, если вы раскроете этот заговор. Вы ведь хотите вернуться домой? – Генрих лишь моргнул в ответ. Он отдал бы три жизни, чтобы оказаться сейчас в Нераке. Чтобы хоть когда-нибудь оказаться там. – Я смогу это устроить. Как и ваш развод с Маргаритой. Вы больше не будете зятем династии Валуа. Что скажете? Сумеете пережить столь сомнительную утрату? – она улыбнулась правым уголком рта. – Я озвучу и финансовую сторону вопроса, если угодно, - Генрих почувствовал, как в воздухе запахло выходом. Вполне ощутимый запах свободы. Если бы… если бы «ей» можно было доверять. Но проблема была в том, что доверять ей было нельзя. Ни единому слову. Он пристально посмотрел на королеву-мать. По правде сказать, развод с Марго тоже был своеобразным выходом. Будет ли ему жаль? Сумеет ли он бросить ее на произвол судьбы? С другой стороны, женщина оставалась в своей собственной семье. С матерью и родными братьями. Вряд ли Генрих Анжуйский, став Генрихом III, уготовит сестрице монашескую робу. Но даже если и так, что ему, Генриху Наваррскому, за дело? Она предала его и предаст еще раз. Она не на его стороне, а на своей собственной. Разве для него это новость? Ей даже в голову не пришла мысль о том, что этот проклятый выстрел мог стоить ему жизни. Он был окружен со всех сторон, находясь в той самой ситуации, когда друзья были хуже врагов, когда один единственный и самый опасный враг предлагал реальный выход, и ему хотелось поверить. Впервые в жизни он хотел поверить Екатерине Медичи. - Я не встречался с де Муи той ночью, мадам, - как можно более спокойно и уверенно произнес он. – Поверьте мне. Однако я не отрицаю ни того, что он в Париже, ни его возможной причастности к покушению на меня. Как не отрицаю и возможности самого заговора, о котором вы толкуете. Но я к нему не причастен. Кроме того, кому как не вам полезнее всего убеждать меня в том, что мои друзья и есть мои самые главные враги, - бесцветно добавил король Наваррский, чувствуя, как уходят последние силы. Кого он выгораживает, Святая Пятница! А главное – зачем? - Стало быть, ваш ответ «нет», - Екатерина с наигранной печалью вздохнула. – Что ж, надеюсь, что мэтр Глюссон дал вам дельный совет относительно вашей маленькой проблемы, - она коротко кивнула ему и направилась к выходу. – С ним поговорят, - добавила она, уже стоя в дверях. Генрих слегка поежился. - Он дал мне не только совет, Ваше Величество. Я приобрел у него некое чудодейственное, по его словам, средство. Не знаю, правда, насколько словам этим можно доверять, - Наваррский пожал плечами. – Всяк горазд расхваливать собственную кухню. Проверить мне пока не удалось, как вы понимаете. Оно все еще должно быть в кармане колета, - он слабо кивнул в сторону своих вещей. – Если не выпало, пока меня тащили в лазарет. Екатерина некоторое время прибывала в раздумьях, а затем медленно направилась к соседней кровати, на которой неряшливой стопкой валялись вещи Анрио, сама толком не понимая, зачем ей это надо. Праздное женское любопытство, будь оно неладно. Мерзавец так и продолжал глумиться над ней. Над королевой. Одно радовало – самому ему было вовсе не до шуток. Сказать по правде, она не хотела бы оказаться на его месте. Прежде чем взять в руки чужую вещь, Екатерина украдкой взглянула на ее хозяина, как бы спрашивая разрешения. - Пожалуйста-пожалуйста, - тот одобрительно закивал головой. – Мне и самому интересно, там ли оно. Надеюсь, что там. Боюсь, еще одного позорного визита к мэтру Глюссону мне не пережить, - Генрих с любопытной полуулыбкой наблюдал, как она осторожно берет в руки его одежду. – Во внутреннем кармане, - едва успел уточнить он, как в ловких руках королевы-матери блеснул пузырек с мутноватой серо-зеленой жидкостью. Редким усилием воли он сдержал себя от того, чтобы не ляпнуть что-нибудь скабрезное относительно ее «сноровки». Интересно, скольких мужчин ей пришлось обыскать собственноручно?.. - Боже милосердный, что это за дрянь? – Екатерина поморщилась сразу же, как откупорила пузырек, даже не успев поднести его к носу. Видимо, запах был действительно, что надо. – Крысиная отрава пахнет приятнее. Признаться, я много бы дала за то, чтобы посмотреть, как вы отхлебнете из этого сосуда, - она бесшумно подошла к его кровати и с обворожительной улыбкой протянула ему флакон. Генрих, имея совершенно кислый вид, поднес флакон к носу, мгновенно почувствовав жуткую дурноту. В отличие от королевы-матери, он не был в курсе того, как пахнет крысиная отрава, но он точно помнил, как пахли рвотные порошки его несчастной матушки, склонной к вечным несварениям и разного рода расстройствам желудка. - Да, вы абсолютно правы, Ваше Величество, мне стоило обратиться к мэтру Паре, - он одарил Екатерину виноватым взглядом, молясь о том, чтобы она не приказала ему сделать глоток. Могла бы вполне, Генрих не сомневался. Сегодня он второй раз перешел допустимую черту. Вряд ли она забыла ему то, что однажды он невольно стал свидетелем ее приступа, а теперь еще и этот спектакль. Исполни он подобный перед Карлом – одному Богу известно, чем бы кончилось. Он играл с огнем, но что ему оставалось делать? Он не мог отдать «им» своих людей. Не мог снова думать лишь о своей шкуре, как тогда, в ночь святого Варфоломея. - Прощайте, Генрих. Мое предложение все еще в силе, - королева-мать снова забрала у него сомнительное «зелье». Наваррский потерянно наблюдал за тем, как пузырек исчезает в просторных черных рукавах ее капота. Он устал. Как же он устал. – Подумайте еще раз, есть ли в вашем окружении те, ради кого действительно стоит рисковать жизнью. - Мадам, - Генрих почтительно склонил голову, больше не имея, что сказать. Когда она ушла, ему вдруг отчаянно захотелось встать и распахнуть окна пошире, чтобы свежий воздух прогнал из комнаты дорогой горьковатый запах чужих духов, от которых у него успела разболеться голова. Он с головой укрылся одеялом и почти мгновенно уснул, проспав несколько часов кряду. А когда проснулся, то увидел перед собой красивое виноватое лицо собственной жены. - Здравствуй, Марго, - он прохладно улыбнулся ей. "Мое предложение в силе. Подумайте, Генрих, подумайте..."