Цель оправдывает средства

Королева-мать нарочито медленно шествовала по коридору. Ноги буквально отказывались нести ее к Беарнцу. Но идти было надо. Приличия требовали от заботливой тещи, совершенно не причастной ни к каким покушениям, визита вежливости, будь оно все неладно. Генрих Наваррский пришел в себя после почти что недельной агонии. Екатерине доложили, что он чувствует себя сносно и скоро пойдет на поправку. Это была не очень воодушевляющая новость, но при сложившихся обстоятельствах – одна из лучших за последнее время. Король по-прежнему избегал ее, впрочем, как и она его. Но когда им все же приходилось сталкиваться, прожигал ядовитым взглядом. Смерть его драгоценного Анрио сейчас могла стать последней каплей, разорвав их отношения окончательно. Не говоря уже о возможной неутешительной перспективе взяться за оружие. В общем, Беарнец просто обязан был быть жив и здоров, хотя бы для того, чтобы она спокойно достигла алтаря. Неужели даже это сейчас зависело от негодника. Тонкие губы королевы скривились кислой улыбкой, когда она составила про себя эту цепочку о двух звеньях, но ее взгляд мгновенно потеплел, а улыбка преобразилась в самую что ни на есть нежную, когда она представила, как меняется красивое надменное лицо Генриха де Гиза, составь она такую и для него. Она практически бесшумно вошла в лазарет. Казалось, даже собственные юбки побоялись хозяйку, ни разу не зашуршав богатой парчой. - Ваше Величество, какая честь, - Наваррский сделал попытку оторваться от подушек, но Екатерина резко вскинула ладонь, веля особо не усердствовать. – Я вас не ждал, - совершенно искреннее слукавил он. - Ждали, - королева-мать усмехнулась, вдруг показавшись Генриху совершенно непринужденной. – Было бы странно, если бы я не пришла. - Вы хотите сказать – было бы подозрительно, - Наваррский ответил ей беззлобной улыбкой. Она не была расстроена тем, что он выжил. Пока что карты ложились так. Как долго это продлится? Он задал ей этот вопрос глазами, мгновенно прочитав ответ. Она не знала. – Вы могли не утруждать себя. Я знаю, что это не вы, - Генрих внимательно посмотрел в ее бледное худое лицо. - Ну еще бы, - Екатерина недобро прищурилась. – Вы куда проницательнее моего сына. Скажите, Генрих, вы не боитесь собственных сторонников? – вдруг спросила она, не пожелав сделать соответствующую паузу. Она предлагала говорить без обиняков. Что ж, он был согласен. - Это у вас есть сторонники, Ваше Величество, - начал Наваррский, слегка пожимая плечами. – Те, кто чтит ваш статус… или те, кто ценит ваши личные качества. Те, кто верен вам из страха, или те, кто куплен золотом и должностями. А также те, кто влюблен в вас и ваши достоинства. Видите, сколь внушительный список, - Генрих все же попытался приподняться на подушках. На сей раз она не остановила его. Лишь внимательно наблюдала и… слушала. – У меня нет сторонников, мадам. У меня есть только я, - наконец закончил он, устроившись более менее удобно. - И Карл IX, - с улыбкой добавила Екатерина, привычно щелкая костяшками тонких пальцев. – Не прибедняйтесь, Анрио. Хотя с такими друзьями, как у вас, не надо и врагов, - ее взгляд наполнился фальшивым состраданием. - Я не знаю, каких друзей имеет ввиду Ваше Величество, - просто проговорил Наваррский. – У меня есть только один истинный друг. Мой король, как вы верно заметили. - Ваш король два часа держал вас под дулом аркебузы, - с прохладной насмешкой заметила королева-мать. - Он хотел, чтобы я обрел истинную веру, - совершенно спокойно проговорил Генрих. И в его голосе прозвучала такая убежденность, что Екатерина диву далась. Казалось, он и сам верил в то, что говорит. - И я обрел ее. И вы, милая матушка, разве вы не этого хотели? - вдруг добавил он, смеясь ей в лицо одними только черными глазами. - Вы далеко пойдете, Анрио, - Екатерина саркастично покачала головой. - Если не перешибить мне ноги, - Генрих внимательно посмотрел на королеву, вопреки браваде и насмешливому тону ощутив липкий страх. Сколько? Сколько у него времени для того, чтобы унести эти самые ноги из Парижа? Он не знал, но чувствовал, что его оставалось все меньше. – Но я и вправду люблю Его Величество. И предан ему всей душой, - тихо проговорил он, толком не понимая зачем. Возможно, ему просто хотелось, чтобы она знала. - Поверьте мне, мадам. Я не стремлюсь ни к каким высотам. Не стремлюсь занять чужого места. Я хочу лишь спокойно жить. Не так, как здесь заведено. Екатерина медленно приблизилась, встав ровно в его ногах, словно он был уже покойником. Должно быть, так она стояла, прощаясь со своим мужем и королем в последний раз. - Вы простили его? Карла? – сухо, но не без очевидного интереса спросила она. Генрих молча кивнул в ответ. Это была чистая правда. - Как великодушно, - протянула Екатерина, очевидно не особенно веря в чудеса, привычно смерив всех по себе. – Быть может, вы и меня простили? – сухим тоном полюбопытствовала она. Хотя вопрос вопросом не звучал. - И вас... мадам, - так же коротко кивнул Наваррский, поспешно отводя глаза. Ему было трудно говорить ей о прощении. И тем труднее, что она не верила в саму возможность этого прощения. Она выбрала его врагом, и этого было никак не избежать. Предопределено. Все в их жизни давно предопределено. Он много раз повторял себе это, но все еще пытался отыскать хоть каплю человечности там, где для нее не имелось никакого места. Во всяком случае, по отношению к нему. - Зачем вы покидали Лувр той ночью? – вдруг совершенно внезапно начала Екатерина. – Отвечайте не таясь, - ее голос звучал дружелюбно, но настойчиво, словно она спрашивала у него урок. - Это дело весьма деликатное, Ваше Величество, боюсь, я не осмелюсь говорить с вами о нем, - начал было Генрих, но его торопливо перебили. - Визиты, что стоит совершать лишь под покровом ночи. Что это, Анрио? Кого вы посещали? Протестантских вождей? Даму, о которой никому не следует знать? Какую-нибудь дочь аптекаря, - на лице королевы-матери промелькнуло весьма брезгливое выражение, тут же сменившееся откровенно издевательским. – Вам мало де Сов? – Генрих почувствовал исходившую от нее странную неприязнь. Она сама подложила ему Шарлотту, можно сказать, собственноручно. Но как же она презирала и ненавидела эту несчастную девушку. Посредственную, бестолковую, безопасную, красивую, но уж явно не хватающую звезд с небес. Ее и шлюхой-то толковой нельзя было назвать. Она была влюбчива, словно малое дитя. Что она ей сделала? Что вообще можно было сделать королеве-матери? То, что можно было сделать королеве Франции. Отнять любовь всей жизни. Несчастная напоминала своей госпоже Диану де Пуатье. Только внешне, но этого было более чем достаточно. Генрих понял это сразу, когда Шарлотта, всхлипывая у него на плече, в очередной раз спрашивала – за что королева-мать так ненавидит ее. Казалось бы, любимая фрейлина, дорого одетая, получившая хорошего мужа и вполне увесистое приданое, другие дамы ей откровенно завидовали, стремясь отодвинуть ее от королевы-матери, мечтая оказаться на ее месте. Дуры. Генрих знал, каково было на месте его маленькой глупой Ло, его нелюбимой любовницы. Он всегда заботился о ней. Не любил, но жалел, потому что был любим ей настолько искренне и преданно, что не смел иначе. - Пощадите, Ваше Величество, - он мастерски изобразил растерянность и замешательство. – Боюсь, на все это меня бы просто не хватило. Мне остается лишь поаплодировать вашей великолепной фантазии, - он развел руками, чуть склонив голову. - То, что вы отказываетесь поведать истинную причину вашего ночного пребывания вне стен дворца, говорит как раз о том, что моя фантазия весьма посредственна. Я просто попала в точку. Любопытно только, где именно, - она пристально посмотрела на него, а затем медленно перевела взгляд на одну из соседних кроватей. – Вы даже переоделись, месье. Как романтично. - Так было нужно, поверьте, - Генрих неохотно покосился на свой, а вернее, не свой колет, мирно лежащий на соседней кровати вместе со шпагой, коротким кинжалом и худощавой потрепанной мошной, словно он действительно был не самым успешным из дворян Карла IX. Вещи даже не удосужились убрать. Они лежали там с того самого момента, как Марго собственноручно стащила их с него. Поистине, заботливости венценосного семейства не было предела. Наваррский от души посмеялся собственным мыслям. Ну что ж, хорошо хоть гнойные повязки меняли вовремя да исправно выносили судно. - Поверьте? – со сладкой улыбкой переспросила королева-мать. - Я-то поверю, Анрио, поверит ли король? - Король поверит, он и сам частенько выходит в переодетом виде, - уверенно произнес Наваррский. - Более того, я слышал, что и Ваше Величество не брезгует подобного рода маскарадами, - добавил он, вспоминая все дурацкие побасенки, что когда-либо слышал о своей теще. - Вы о таинственной служанке в красном переднике, что тайно выходит из Лувра исключительно по ночам, а на утро крестьяне нет-нет да не досчитаются ребеночка? – Генрих впился в нее ироничным взглядом, пытаясь представить себе эту картину. - Нет, я о таинственном паже одной весьма знатной дамы, - Екатерина скрыла улыбку. Это был ее любимый анекдот. Стоило несколько раз выйти в мужской одежде... Боги, как давно это было. – Мальчик вроде бы есть, но никто не видел его в лицо, - заговорщически произнес Анрио. - Любопытная история, - согласилась Екатерина. – Но я все же хотела бы услышать вашу. Потому как что-то мне подсказывает, она не менее интересная. - Если я скажу, что был у дамы? – странным тоном проговорил Наваррский, словно всего лишь рассуждал вслух. - Это будет правильно с точки зрения вашей верности королю, - с наигранным простодушием ответила Екатерина. – Что до вашего брака… - она задумчиво коснулась точеного подбородка. – Он и без того вызывает слишком много неуместных толков. - Что ж, мадам, - Генрих слегка помрачнел. – Кажется, что мне все же придется поведать вам о некоторых не совсем этичных подробностях, касающихся именно нашего брака, - он обреченно покачал головой, не без удовольствия наблюдая, как на надменное лицо королевы-матери ложится тревожная тень.