Цель оправдывает средства

Что-то встревожило ее, укололо прямо в самое сердце, когда он быстрым шагом вышел из ее покоев. Они с матерью не проговорили и полутора часов, но на нем уже не имелось никакого лица. Внезапно осунувшийся, совершенно измотанный, он словно весь посерел. Она поднялась ему навстречу, но он будто бы не заметил ее. По комнате пробежала волна недоумевающего полушепота. Никто не верил собственным глазам. В последние дни Генрих де Гиз ни на шаг не отходил от своей будущей жены. Королева-мать благополучно возвратилась, и с тех пор он не упускал любого удобного и не удобного случая побыть рядом с ней, словно боясь, что она снова куда-то испарится. Она вышивала, а он сидел в кресле напротив, по хозяйски развалившись, и смотрел на нее. Зрелище, вызывающее среди придворных бурные обсуждения. Двор гудел вокруг них, а они просто сидели друг напротив друга, порой не перекинувшись и парой слов. Застыв в каком-то немом ожидании. Словно пытаясь прийти в себя, отойти от чего-то. Их тактично не беспокоили. Никто точно не знал, что между ними произошло за последний год, но всем было ясно, что произошло немало. Весьма странного и далеко не самого приятного. После свадьбы принцессы Маргариты и Генриха Наваррского герцог де Гиз очень долго не появлялся в Лувре. Говорили, что он методично и со всем свойственным ему усердием пил по всем кабакам и публичным домам Парижа, заливая горькую. Екатерина Медичи трижды и не без соответствующих унижений отказывала ему в руке своей дочери. «Видать, берегла для себя», - с заразительным хохотом строили свои догадки дамы, обжимаясь по углам и с кавалерами, и друг с другом. Теперь, когда двор с нетерпением ожидал уже другой свадьбы, можно было наговориться всласть. Время шло, казалось бы, все расставляя по своим местам. Маргарита Наваррская, отстрадав положенные пару недель, прекрасно зажила с мужем и… месье де Ла Молем. Генрих де Гиз прекратил врываться в покои ее матери с безумными глазами и не менее безумным требованием отдать ему принцессу прямо сейчас. Собственно, он вообще перестал появляться при дворе. За ним было послано. Лично королевой-матерью. Он проигнорировал два ее приглашения и один приказ немедленно прибыть ко двору. Герцог заявился в Лувр прямиком с простыней очередного борделя, когда сам посчитал нужным. С надменно вскинутой головой и без всяких следов бурных возлияний. Он гордо прошествовал к Екатерине, чтобы после появляться все чаще. Она вернула его ко двору, чтобы он вырезал для нее «пол Парижа». Или он сам вернулся, чтобы предложить ей это. О том, как они договорились о Варфоломеевской ночи, ходило множество разных слухов и легенд, ибо очевидным было одно – после этой ночи отношения между королевой-матерью и Генрихом де Гизом приняли совершенно иное направление. Через несколько месяцев он просил уже ее руки. Шокировав двор настолько, что об этом даже не посмели судачить. Кроме того, королева-мать в последующее время пребывала в таком дурном настроении, что все боялись и рта раскрыть. Герцог де Гиз снова перестал появляться в Лувре, а Екатерина мрачнела и словно таяла на глазах. И двор будто замер в напряженном ожидании… чего-то. Войны, чумы… или празднества. Или празднества после войны и чумы. Но… как бы то ни было, а отказ вдруг обернулся неожиданным согласием. Все облегченно выдохнули, сняв с напудренных лиц вечно скорбное выражение. Гнетущее, застоявшееся уныние наконец покинуло Лувр, а смертная тоска лицо давно не молодой «молодой». Нельзя было сказать, что Екатерина прибывала в великой радости, скорее, она просто вернулась к своему обычному расположению духа. К обычной жизни, как после тяжелой изнуряющей болезни. Она снова стала походить на саму себя. Генрих же де Гиз, напротив, был счастлив сверх всякой меры и не скрывал этого. Тем страннее и непонятнее он сейчас выглядел. Неужто между ними опять что-то стряслось? Такая ссора, что он игнорирует элементарные правила приличия. Не замечая ее прилюдно. Не только свою будущую жену, но и свою нынешнюю королеву. Екатерина направилась к Анне, не обращая внимания на прикованные к ней любопытные взгляды. Ей было все равно, кто и о чем подумал. «Поговорят да забудут» - бабка ее покойного мужа была мудрейшей женщиной и соблаговолила оставить после себя немало полезных изречений, с которыми Екатерина была полностью согласна. Сейчас ее интересовало не мнение о них придворных дураков, а то, что действительно произошло. Повздорил с матерью, да так, что… Все серьезнее, чем она ожидала? Обижен? На нее? Так сильно, что унижает прилюдно. Нет. Все это было явно не в духе Генриха де Гиза. Он мог позволить себе все, что угодно, но он никогда не проявлял к ней неуважения. И скорее всего, никогда не проявит. Дело было в другом. Что-то было не так. С ним что-то было не… Она вдруг резко остановилась перед дверью в собственную спальню. Она ехала в Шамбор. Она задремала в карете. Она увидала сон. Страшный… безумно страшный сон! Он стоял к ней полубоком, он был почти прозрачным, с его шрама капала кровь… он исчезал. Блажь. Все это блажь. Но сердце чувствовало иначе, и она бросилась совсем к другой двери. Ну вот и все. Прощай репутация. Она бегом бежит ловить молодого еще даже не мужа. Мимо всех своих придворных. Мимо… Ему нельзя садиться на лошадь! Эта мысль оказалась настолько важнее, что она ускорила и без того полубег. Она миновала уже третий канвой, а его все не было видно. Она не мешкала ни секунды лишней. Кажется, он тоже убегал от нее не сходя с доброго галопа. - Генрих, стойте! – крикнула она, наконец увидев знакомую спину в одной из галерей, и эхо мгновенно подхватило ее не властный, но истеричный голос. Он остановился. Но не обернулся к ней. Его высокая статная фигура сейчас смотрелась как-то иначе. Она будто бы утеряла всю свою грацию и пластичность. Гиз совершенно не своим движением оперся левой ладонью о стену. Словно был деревянным. Словно был… Екатерина быстро приблизилась к нему, заходя вперед. Ей нужно было увидеть его лицо, чтобы понять. Чтобы убедиться, что с него не капает густая алая кровь. Но она не успела. Едва оказавшись перед ним, она резко обхватила его за торс – это было единственное, что она успела. Генриха повело вперед. Он начал падать, утягивая ее за собой. Конечно, ей было не удержать его, но она значительно смягчила ему падение собственным телом. Он бы вдребезги разбил лицо, приложившись им о каменья, упав навзничь с такого-то роста. Сейчас же он просто ткнулся им в ее ключицы. - Генрих! – королева обхватила его голову, мгновенно все поняв. Он весь горел, словно его только что достали из печи. – Стража! – крикнула она, благодаря Всевышнего за то, что он придумал эхо. – Генрих… - простонала она, чувствуя, что сейчас захлебнется слезами, которые никому не должно было видеть. – Ну что с тобой такое?.. Не смей покидать меня… не смей, - шептала она, прижимаясь губами к его полыхающему лбу. В наконец дверях засуетилась стража. - Носилки! – Екатерина не без труда и не без помощи ландскнехтов вылезла из-под весьма нелегкого тела своего будущего мужа. Носилки принесли на удивление быстро, будто с ними и дежурили в дверях. Возможно, это и впрямь было так, памятуя о плачевном состоянии Его Величества. Король мог лишиться чувств в любой момент и в любом месте. Так уж было, и не раз. - В лазарет, Ваше Величество? – скрипуче поинтересовался главный среди дежуривших датчанин. - А куда ж, по-твоему? – королева-мать воздела к небу очи. Ландскнехт неопределенно пожал дородными плечищами. Когда-то он уже видал подобную картину, причем, с участием все тех же достойных лиц. Только тогда ему было велено тащить несчастного в личные покои мадам. - Да пошевеливайтесь, мерзавцы! – Екатерина заломила тонкие руки. – Я вам головы поотрубаю, - она перевела тоскливый взгляд на герцога де Гиза. Он то метался из стороны в сторону, порывисто хватаясь за голову, то со стоном затихал, добела сжав высохшие губы, мгновенно становясь похожим на труп. Он выглядел хуже, чем в Варфоломеевскую ночь. Или ей так казалось. Тогда ей было наплевать на него. Гизом больше, Гизом меньше. Она ничего не теряла, кроме вечно досаждавшего королю конкурента. – И оповестите герцогиню Лотарингскую, - походя бросила она двум оставшимся не при делах стражникам. – Его матушка в моих покоях, - пояснила она, удаляясь вместе с носилками.