Цель оправдывает средства

- Ваше Величество, - лекарь степенно поклонился вышедшей к нему навстречу королеве-матери. - Вы хотели меня видеть? - Да, - холодно кивнула Екатерина, не сводя, однако, пристального взгляда с уставшего лица старика. Сероватого, будто бы обсыпанного пылью. Он весьма успешно врачевал кишечные недуги, но, как часто бывает, в отношении самого себя был полностью бессилен. - Я хочу задать вам один вопрос, мэтр, - Екатерина крутила в руках кисточки пояса, что спускались от талии, едва не доходя до колен, и были похожи на две змеиные головы. - Скажу сразу, что никогда бы не подумала, что однажды придется озвучить его именно вам. Мое доверие к вам не имело границ, сударь, - она разочарованно покачала головой. - Вы хотите знать, как я посмел утаить от Вашего Величества внезапный недуг короля? - Паре достаточно было одного ее взгляда, чтобы понять, о чем пойдет речь. От Екатерины нельзя было долго скрывать подобное. Это было лишь делом времени. Мэтр Паре служил при дворе слишком долго, чтобы не пасовать перед любыми, даже самыми неприятными ситуациями. Лекарь французских королей обязан был быть мужественным во всех своих проявлениях. И он был. За это и пользовался таким уважением монарших особ. Он стойко вынес не сулящий ничего хорошего взгляд своей королевы. Он знал ее так давно и так близко, что мог бы смело назвать собственной дочерью. И хотя легендарный лекарь был счастливым супругом, отцом и дедом, доживающим свой долгий век в окружении собственного многочисленного семейства, королевскую семью он привык считать важнее и роднее. Так уж повелось. - Вот именно. Как посмели? - с какой-то болезненной грустью проговорила королева-мать, вдруг совершенно сменив тон. Будто бы поняв его собственные мысли. - Вы приняли десятерых моих детей. Вы значите для меня гораздо больше, чем просто лекарь семьи... Вы мне как отец. - Я польщен, Ваше Величество, - мэтр Паре низко поклонился ей, пряча по-стариковски сентиментальную слезу. - И я никогда бы так не поступил с вами, если бы... - Не приказ короля, - с понимающим вздохом заключила за него Екатерина. - Не приказ, государыня, а просьба. Его Величество просили меня сохранить тайну... не как своего лекаря, но как друга. Что я мог поделать? - обреченно спросил он, вперив в нее выцветшие глаза. Зная Екатерину, все это могло бы закончиться для него ссылкой, а то и чем похуже. Но... зная ее же, он, вероятнее всего, будет прощен. На первый раз. Паре тяжело вздохнул, ожидая ее слова, с которым королева-мать не торопилась. Она медленно расхаживала по комнате, казалось, вообще забыв о его присутствии. - Мне не составляет труда понять ваши мотивы, друг мой, - наконец произнесла она, прямо взглянув на собеседника. - Однако вы должны уяснить себе раз и навсегда, - ее голос стал металлическим, - вы имеете честь врачевать не простую дворянскую семью. Вы лекарь королевского дома! Мой сын не может быть чьим-либо другом, сударь. Мой сын - король Франции. И я как королева-мать имею полное право, более того, я обязана знать о состоянии здоровья государя. Так как именно мои сыновья на данный момент являются единственными законными наследниками престола. Паре согласно кивнул. Он все понимал. И даже то, что матерью она сейчас была в самую последнюю очередь. Такова была участь любой королевы - благополучно и как можно менее болезненно сменить одного сына на другого, если пришло и такое печальное время. - Я глубоко ценю вас, мэтр, - доверительно продолжила Екатерина. - Но если подобное повторится, я сниму с вас голову. С великим прискорбием, разумеется, - сухо добавила она. - Ступайте... Король не узнает о нашей тайне. Она степенно удалилась, оставив придворного лекаря с неподъемным грузом на сердце. Конечно, не он разгласил тайну короля. Его мать сама каким-то образом узнала, однако... чувство вины и совершенного предательства так и останутся с ним. Возможно, его старуха была права, и ему действительно уже давно пора проситься на заслуженный покой. Мысль об отставке приятно погрела душу. Он устал. Он слишком стар для всего этого. Екатерина задумчиво вошла в свои покои, где ее с нетерпением ожидал будущий муж. - С вами точно все в порядке, Ваше Величество? - Генрих поднялся ей навстречу, с сомнением изучая ее бледное помрачневшее лицо. - Да-да, - с отрешенным видом пробормотала королева-мать, проходя мимо него. - Не лги мне, Катрин. Если ты нездорова... - Гиз чувствовал, что его начинают истинно тревожить эти новые недомолвки. - Я здорова, Анри... право слово, - Екатерина картинно закатила глаза. - Ты верно считаешь, что если я согласилась на брак, то лишь по причине некого смертельного недуга. Гиз пожал плечами. Подобный расклад совершенно бы его не удивил. Более того, он был полностью в духе его будущей жены. - Конечно, придет время, и я оставлю вас весьма завидным вдовцом, - с очаровательной улыбкой проговорила королева, - но пока я этого не планировала. Уж вы мне поверьте. Екатерину в равной степени умиляла и огорчала эта его тревожность. Если он ведет себя так сейчас, то что будет лет через десять? Забота сына о стареющей болезненной матери?.. Нет, она не позволит! Просто не вынесет этого от собственного мужа. Она едва заметно тряхнула головой, стараясь увести себя от мыслей о собственной беспомощной тетушке, что в который раз медленно, но верно захватили ее целиком. - Поразительно, с какой оптимистичностью вы глядите в наше будущее, - словно отвечая ее мыслям, тихо произнес Генрих. Она зябко поежилась. - У меня есть все основания, чтобы быть им обеспокоенной, Генрих, - резонно заметила королева-мать. - О чем ты говорила с Паре?.. Королю стало хуже? - без лишних предисловий прямо спросил Гиз. - Немного, - кивнула в ответ Екатерина. Пока ей не хотелось ставить его в известность о том, как дела обстоят на самом деле. Она должна была подумать. И прежде всего, ей нужно было самой смириться с тем, что она узнала, а это было нелегко. - Но сейчас меня больше удручает иное, - почти что не соврала она. - Я навещала Анжуйского. Генрих печально вздохнул, догадываясь, о чем пойдет речь. По ее приказу ему исправно докладывали о здоровье принца. И чем больше он узнавал, тем больше корил себя за произошедшее. Они с Анжуйским никогда не распивали братской и не были даже просто приятелями, однако тот был совершенно не обязан отвечать за их весьма мудреные отношения с королевой-матерью. И Гизу вполне доставало совести понимать весомость этого аргумента. - Он очень плох. Ему нельзя было возвращаться сюда, - сухо констатировала Екатерина, пристально посмотрев на герцога. В ее глазах не было обвинения, но он понял этот взгляд. - Что вы хотите, чтобы я сделал? - не без очевидной горечи поинтересовался Генрих. Он уже ничего не исправит, но ей это было не объяснить. - Навести его, - тихо попросила она. - Мадам, я боюсь, что это не самая лучшая идея, - Генрих с сомнением покачал головой. Он даже в мыслях не мог представить себе цели этого визита. - Вероятно, лучшая ваша идея состояла в том, чтобы похитить его прямо с дороги на Варшаву, - Екатерина усмехнулась тяжелой хрипловатой усмешкой. - Я не рассчитываю, что вы когда-нибудь простите меня, - мрачно проговорил Гиз. - Я давно простила тебя, Генрих. Теперь пускай и он простит. Я не желаю разрываться еще и между вами. Мне хватает... - она картинно махнула рукой в сторону воображаемых покоев короля. - Не усложняй! Если вы не наладите отношения сейчас, то не наладите никогда. Тебе не хуже меня известно, как быстро может стать поздно, - она внимательно посмотрела в его глаза. Генрих согласно кивнул. Она была права. Между ним и наследным принцем не должно было оставаться даже легкого привкуса недопонимания, не говоря уже о каких-либо враждебных чувствах. Это было опасно и раньше, а теперь грозило стать чреватым самыми ужасными последствиями. Принимая сторону его матери, Гиз вынужденно принимал и его сторону. И пришло время подтвердить это снова. В последний раз. - Я поговорю с ним в самое ближайшее время, мадам, - успокаивающе заверил он королеву-мать. Та одарила его благодарнейшей из улыбок. - Поужинай со мной, - ласково предложила она. Был еще один вопрос, который им следовало обсудить, но сделать это надо было как можно деликатнее... Екатерина с полуулыбкой наблюдала за тем, как Генрих с удовольствием поглощает ужин. Она любила мужчин с хорошим аппетитом, считая это показателем добротного мужского потенциала. Пожалуй, в любом смысле этого слова. - Мои манеры весьма далеки от светских, когда я голоден, - Генрих весело усмехнулся, поймав ее взгляд. - Боюсь, вы не сразу привыкните к этому восхитительному зрелищу. - Во всяком случае, я счастлива уже тому, что вы едите, - королева откинулась на спинку стула и теперь смотрела на него, картинно подперев рукой подбородок. - Памятуя все празднества, что были устроенны мной в Лувре, начиная с самого вашего возвращения из Венгрии, вы склонны были только к тому, чтобы в одиночку перепить миньонов моего сына. Всех вместе взятых. - Я был зол, мадам, - Генрих утерся кипенно-белой салфеткой и с небрежным изяществом повторил движение королевы-матери, тоже откинувшись на спинку своего стула. - И каждый раз у меня были на это причины, - он иронично ухмыльнулся. - Или вам так казалось, - протянула Екатерина, отвечая ему похожей улыбкой. - Мне казалось, что вы несправедливы ко мне, - с какой-то странной интонаций заметил герцог де Гиз. - Именно я? - Екатерина с горечью подняла на него глаза. Вернее сказать, не на него самого, а на шрам, что зверски пересекал красивое, еще совсем молодое лицо. Возможно, она и правда была к нему несправедлива. Но тогда она не могла иначе. Политическое чутье совершенно точно рисовало ей соперника, которого уместнее было иметь другом, а не врагом. И тем не менее такого человека стоило держать на весьма приличном от королевской семьи расстоянии. Что она, собственно, и делала все эти годы. - Именно вы, - Генрих чуть подался вперед. - Возможно, я просто не понимал кое-чего. Тогда не понимал... Они некоторое время сидели молча, каждый размышляя о чем-то своем. Казалось, они были женаты уже много лет. И это был всего лишь один из многочисленных вечеров, что они снова проводили вместе. - Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать, но никак не придумаете, с какой стороны зайти, - Генрих первым нарушил тишину. Екатерина снова подняла на него глаза. Оказывается, он уже давно внимательно наблюдал за ней. - Вы правы, - наконец тяжело выдохнула она. - Как и в том, что не знаю, с какой стороны зайти, - Екатерина усмехнулась. - Речь пойдет о вашей матери. Генрих медленно сомкнул веки, а затем так же медленно открыл, словно пытаясь прогнать от себя приступ внезапно нахлынувшей дурноты. - Она должна быть на нашей свадьбе, - прямо проговорила Екатерина, понимая по его реакции, что витийствовать бессмысленно. - Это принципиально? - Гиз поднялся с места и залпом опорожнив почти что полный кубок, отошел к жарко полыхающему камину. - Для вас, полагаю, в большей степени, - не меняя тона, предположила королева. - Вы полагаете неверно, мадам, - холодно отозвался стоящий у камина. - Давно вы ей не пишите? - вкрадчиво спросила Екатерина, видя, что дело обстояло все так же сложно, как и много лет назад. Если не сказать, еще сложнее. Генрих вытянулся в струну и буквально застыл на месте. Она не могла увидеть его взгляда. И он был рад этому. - Она пишет в основном Карлу, - ответил он не сразу. - Ну а тот отвечает ей за нас обоих. - Ваш брат мудрее, - коротко заметила Екатерина и тут же пожалела об этом. - Я - не мой брат, - жестко отрезал Генрих. - Никогда не сравнивайте меня с другими мужчинами! - он обернулся к ней, смерив ее тяжелым надменным взглядом своего отца. Она скрыла теплую улыбку. В сущности, он был еще дитя. Как и многие мужчины его лет... как и многие мужчины, что гораздо старше. - Генрих, - как можно мягче начала она, поднимаясь ему навстречу. - Я все понимаю... - Это вряд ли, - уже более сдержанно пробурчал он, но все-таки отвернулся снова. - Ваша мать поступила весьма неосмотрительно, выйдя замуж в столь короткие сроки. Но официально траур был завершен. И она имела полное право... В конце концов, не всем женщинам по сердцу горевать вечной вдовой, - твердо произнесла королева-мать, с трудом веря, что слышит это от самой себя. - Поразительно, как женские уста могут завуалировать слово "неприлично", - Гиз, смеясь, повернулся к ней. - Вы можете говорить мне все, что угодно, дабы оправдать старую подружку, но это бесполезно. - Даже если вы утеряли к ней уважение, она все равно продолжает быть женщиной, что произвела вас на свет. Неужели в вас не осталось хотя бы капли любви к ней? - поинтересовалась Екатерина, тщательно подбирая каждое слово. Генрих вздрогнул. - Лучше бы во мне не осталось ни капли этой любви! - вдруг воскликнул он, поморщившись словно от старой раны, что вновь побеспокоила его притупившейся, но все еще неутихающей болью. - Любить женщину, к которой испытываешь лишь презрение! Что, скажите на милость, может быть отвратительнее?! Он буквально прожег Екатерину внезапно потемневшим фанатичным взглядом, который она очень хорошо знала. Но понимать до конца боялась. - Послушайте, я не защищаю ее, - осторожно начала она, - однако не стоит забывать, что я тоже в скором времени снимаю траурный чепец. И мои дети оказались в состоянии не осуждать меня за это, - Екатерина привычно щелкнула костяшками тонких пальцев. - Хотя, признаться, это стало для меня неожиданностью, - честно пояснила она. - Я даже представить не могу, как бы мне было больно, если бы кто-нибудь из них отрекся от меня по этой причине... или по какой-либо другой, - чуть побледнев, договорила она. - Вы совсем не такая! - Генрих порывисто схватил ее за плечи. - Вы не собирались замуж... и не вышли бы никогда. Это я вас заставил, я вас вынудил! - он снова обжег ее своей пламенной фанатичной уверенностью. Екатерина немного подалась назад. Ах вот как он думал?.. Что ж, это не могло не льстить, но не могло и не печалить. - Стало быть, ответь я иначе, у меня был бы шанс избавиться от вас еще тогда... в том саду, - с горьковатой усмешкой произнесла она. - Святая пятница, - она вдруг почему-то повторила любимое выражение, своего не менее любимого зятя. - Если ваши пылкие чувства пробудил лишь мой отказ, то я уже сейчас без боя проиграла вашей матушке, - она рассмеялась немного странным истеричным смехом, от которого Генриху стало не по себе. - Боже мой. О чем вы говорите... о чем думаете?! - воскликнул он, прижимая ее к себе. Он не понимал ее сейчас... не хотел понимать, что творилось в этой голове, что, казалось, ни на мгновение не переставала думать. Даже в глубоком сне. Даже когда ее обладательница была без сознания. К каким выводам она приходила?.. Сейчас Генриху было абсолютно неважно. О себе он знал лишь одно - он любил ее, и любил безумно, всем своим существом. И этого было достаточно, чтобы сделать счастливыми их обоих. В этом он тоже никогда не сомневался. - Ни о чем, Генрих, ни о чем, - тихо шептала она, покрывая его лицо поцелуями. - Прости меня... А с матерью все же помирись. Ее тонкая прохладная ладонь убедительно легла на его щеку. - Я не прошу тебя прощать ее. Но ты должен принять ее с подобающим почтением. Анна Лотарингская должна присутствовать на бракосочетании точно так же, как и важные лица из дома Медичи. Наш союз дело не только личное, но и государственное. И скреплен должен быть так, как полагается, - настоятельно заключила королева-мать. Генрих взглянул на нее сверху вниз. - Вот уж не думал, что вы так стремитесь получить благословение моей любезной матушки? - он вдруг добродушно расхохотался. - Если угодно, - Екатерина ответила ему обворожительной улыбкой. - А если уж быть честной до конца, то я просто хочу ее увидеть. Нам найдется, что обсудить... Ровно как и вам. Генрих тяжело вздохнул, чувствуя неизбежное. Она приедет, и все повторится с точностью до последнего движения. Если бы ей только хватило мудрости раскаяться... или по крайности сделать вид. Но нет. Анна Лотарингская была жестка, уперта, безапелляционна и совершенно уверена в собственной правоте. Гиз поежился в объятиях будущей жены. Всех их ждала малоприятная встреча.