Цель оправдывает средства

Немного придя в себя от встретивших ее дурных новостей, Екатерина отправилась навестить другого своего сына, который, по отчетам личного лекаря де Гизов, шел на поправку медленнее, чем ожидалось. Он совершенно не имел аппетита и чувствовал слабость и рези в области печени. Тот простолюдин, что изготовил отраву, определенно знал свое дело. Екатерина с ужасом понимала, что ее сын выжил чудом, чуть не погибнув из-за ее недальновидности и упрямства. Она медленно шла к нему, даже не представляя, что скажет ему. Она видела его в сознании полтора месяца назад, когда прощалась с ним. Более того, она боялась того, что он сам может ей сказать. Услышать от него упрек было бы для нее невыносимо. Хотя бы потому, что он имел на него полное право. За время ее отсутствия он прилежно отвечал на все ее письма. Екатерина выучила их наизусть, постоянно перечитывая в поисках хоть какого-либо намека на обиду. Так и не обнаружив ничего похожего, она успокаивалась, но через некоторое время чувство беспокойства и вины возвращались к ней снова. И она бросалась к письменному столу. Немного помедлив у дверей, она тихо зашла в покои герцога Анжуйского. Он сидел в кресле, близко подвинутому к камину. Атласный вишневый халат красиво оттенял черные волосы, не убранные в привычный хвост, а лежащие на плечах густой ухоженной волной. Принц вполголоса беседовал с графом де Келюсом, что уютно расположился возле его ног. Его голова практически лежала у Генриха на коленях. Тот, запустив изящные пальцы в светло-золотистые кудри, рассеянно накручивал из них мягкие завитушки. Надо сказать, что Екатерина просто "обожала" подобные зрелища. Но сейчас она замерла на месте, не в силах оторвать взгляд от любимого сына. Рука Генриха вдруг замерла, перестав ласкать любовника, а сам он медленно и как-то неуверенно обернулся, словно спиной почувствовав ее взгляд. - Мама, - в его обращении почему-то услышались вопросительные нотки. Да и он сам глядел на нее с каким-то немым вопросом, будто бы пытаясь вспомнить ее облик. - Сын мой, - бесцветно проговорила Екатерина. Однако страх и печаль по очереди сменили друг друга на ее лице. Неужели между ними стала пропасть? Он никогда в жизни так не смотрел на нее. Будто бы не мать, а незнакомка стояла сейчас перед ним. - Матушка, - вдруг несколько опомнившись, проговорил принц, поднимаясь к ней навстречу. Он оперся на плечо Келюса, что резво вскочил на ноги, спеша помочь своему принцу. Екатерина едва сдержалась, чтобы не броситься к нему. Ее сын выглядел куда хуже, чем описывал ей Ангеран Дюпэль. Нездоровый румянец играл на его лице, нехорошо сочетаясь с сероватыми губами. После неудачных родов, что едва не свели ее в могилу, королева-мать выглядела примерно также. Боли, от которых она хотела скорее умереть, врачи усердно заливали опием, так как ничего больше не могло унять слез и стонов несчастной женщины. Сквозь марево постоянного бреда и агонии Екатерина различала испуганный голос короля, который просил врачей изыскать какой-то другой способ унять ее страдания, опасаясь, что его жена скончается от банальной передозировки этого опасного вещества. Щеки королевы заливал алый румянец, смотревшийся жутко на фоне мертвенно- серых губ, что было характерным признаком того, что печень ее готовится испустить последний вздох. И сейчас Екатерина наблюдала, как сильно яд навредил ее сыну. Она шагнула к нему навстречу. - Простите меня, я ждал вас на следующей неделе, - немного виновато улыбнулся Генрих, заключая мать в свои объятия. - Я написала королю, чтобы меня не встречали, - Екатерина прижалась лбом к его щеке. - С приездом, матушка. Я очень скучал по вам, - тепло проговорил Анжуйский. И это была чистая правда. Он мучился и другими мыслями, но это было делом десятым. Он ждал ее приезда, постоянно ощущая какую-то пустоту и беспочвенный страх. Лекарь списывал это на перенесенные несчастья и последствия отравления, но Генрих понимал, что дело было в другом. - Сокровище мое, - прошептала королева-мать, целуя его в лоб. - Ваше Величество, вы снова озарили этот двор своим присутствием. Без вас он совершенно потускнел, - Келюс отвесил ей непринужденный, но весьма почтительный поклон. - Надеюсь, дорога была благополучной? - вежливо поинтересовался он. - Благодарю вас, господин де Келюс, - с небрежной усмешкой бросила королева-мать. Уж он-то больше всех ожидал ее возвращения. У Анжуйского было множество связей, на которые она смотрела сквозь пальцы. Генрих был до крайности влюбчив и столь же переменчив. Никто подолгу не задерживался в его постели, а уж тем более в его сердце. За долгое время это удалось лишь двоим. И их Екатерина восприняла иначе, чем всех остальных. Влияние Луи Дю Га на ее сына было столь велико, что она начала всерьез задумываться над тем, чтобы устранить его физически. От очередного греха ее спасла их внезапная размолвка. Генрих отдалил от себя фаворита столь резко и непримиримо, что тот предпочел покинуть двор. Едва королева-мать успела вздохнуть с облегчением, как его место занял некий граф де Келюс, который упорством и терпением сумел выбить себе место главного фаворита. Генрих не то чтобы без памяти влюбился в него, после Дю Га это было совершенно невозможно, но сумел довериться. Настойчивое и преданное обожание дворянина дало ему желанное положение. Более ни в ком не видя соперников, он расцвел буйным цветом, при этом получив право давать ее сыну советы. А этого Екатерина не любила. - Позвольте мне откланяться, - молодой человек, лукаво прищурившись, кивнул Генриху, до этого поймав на себе взгляд королевы-матери, что вполне красноречиво говорил: "скройся с глаз моих!" Анжуйский позволительно махнул рукой в сторону двери. Оставшись наедине, они какое-то время молчали не глядя друг на друга. Генрих теребил в руках кисти своего пояса, а Екатерина старательно изучала покои, будто бы была здесь впервые. - Как прошло ваше путешествие? - вскоре начал Анжу, предложив ей кресло. - Вы писали, что, возможно, вернетесь не одна. - Со мной приехал мой племянник, - мягко проговорила Екатерина, усаживаясь в него. - Племянник? - удивленно протянул принц. - Какой из многочисленных? - он улыбнулся, припоминая, сколько у него было кузенов с итальянской стороны. - Со стороны Сальвиати, - пояснила королева-мать, - Альфонсо. Помнишь его, дорогой? - Не особенно, - честно признался Генрих, встав позади нее и облокотившись на мягкую спинку кресла. До сих пор ему было тяжеловато долго находиться на ногах. - Он не понравился тебе тогда, - Екатерина слегка обернулась к нему. - Правда? - принц усмехнулся. - Я был капризен и задирист, как целая орда маленьких чертей, - констатировал он, памятуя свои детские годы. - Никто мне не нравился. - Ты был очарователен, - Екатерина с нежной улыбкой покачала головой. - Разве? - каким-то странным тоном произнес Анжуйский. Его голос заметно осел, став более мужским и приглушенным. Видимо, это было последствием прокола, сделанного на горле. У королевы заныло сердце. Отравлен и дважды ранен. Ее бедный мальчик! - Умоляю, прости меня, - вдруг тихо прошептала она, боясь заглянуть в его глаза. Она не могла поддерживать стороннюю беседу. Ей нужно было знать, что он чувствует. Какие отношения теперь будут между ними. Генрих был дружелюбен, но королева явственно ощущала, что что-то в нем переменилось. - Не надо, матушка, - он резко отпрянул от спинки ее кресла и отошел вглубь покоев. - Я не виню вас, правда. Его - да. Но не вас. Вы не обязаны были... Она порывисто поднялась и быстро подошла к нему. - Ты вообще не должен был ехать из дома! - вдруг горько воскликнула она. - Все это я... Я! Ваша мать не сумела ничего сделать для вас. Генрих неуверенно повернулся к ней. Ему не хотелось, чтобы она так думала. - Вы и так достаточно перечили королю, оттягивая мой отъезд. Дальше было бы опасно, даже для вас, которую он так почитает, - поспешил он заверить ее. Во всяком случае, уезжал он именно с такими мыслями, а другие старательно гнал от себя, однако вынужденное возвращение затрагивало теперь в нем совершенно противоположные чувства. Он мог бы, но в тоже время не мог сказать ей: "вы сделали недостаточно". Ошибка Екатерины заключалась в том, что она всегда слишком много обещала ему. А его в том, что он верил во всесильность своей матери. - Он навещает тебя? - с некоторой опаской поинтересовалась королева-мать, боясь, как бы между ее сыновьями не случилось еще чего, пока она была в отъезде. - Иногда заходит, - Анжуйский утвердительно кивнул, - играем в шахматы. Интересуется моим здоровьем, а на самого страшно смотреть, - он нервно сглотнул. - Как думаете, сколько еще... сколько ему осталось? - глаза Генриха вдруг загорелись лихорадочным огнем. Екатерина непроизвольно попятилась назад. - Не знаю, милый, - одними губами прошептала она, с трудом удерживая подступающие слезы. Это был не он, нет... ее Генрих не мог такого спросить! - Простите меня, - Анжуйский сделал порывистый шаг в ее сторону, заметив ужас на ее лице. - Боже, кого и о чем я спрашиваю? Мать о смерти сына... Господи, прости меня! - от торопливо осенил себя крестным знамением. А затем еще раз и еще. - Я не хочу этих мыслей, не хочу ждать... Матушка! Я не хочу ждать его смерти! Екатерина, замерев на месте, наблюдала, как он мечется из стороны в сторону. - Но он умирает! Черт побери!.. Я ведь оставляю трон Алансонскому! - вдруг воскликнул он с таким отчаянием, которого она никогда еще не слышала от него. - Господи, за что ты так испытываешь меня? - простонал он, сжав стучащие от боли виски. Генрих с трудом понимал, зачем он говорил все это матери, но он не мог не сказать. Только ей. Только одна она имела право знать то, что он тщетно пытался утаить даже от самого себя. Он не хотел покоряться. Больше не хотел! - Ты ведь уже почти смирился? - без вопросительной интонации, едва слышно проговорила Екатерина, подходя к нему сзади. - Мне так казалось, - порывисто зашептал Анжуйский, оборачиваясь к ней, - я... - Теперь не можешь принять своей судьбы, - бесцветно закончила за него Екатерина. - Тебе нельзя было возвращаться сюда, мальчик мой, - она устало склонила голову. И почему страданиям ее детей никак не приходит конец? - Я никак не могу поправиться, матушка, иначе давно бы убежал отсюда, куда глаза глядят, - Генрих печально усмехнулся. - Сколько разочарований, мадам. Сколько крушений мы переживаем за эту короткую жизнь, - он смотрел ей прямо в глаза. Это был взгляд от которого хотелось покорно опустить голову. Не взгляд его отца - Генриха II Валуа, а ее собственный. - Ты разочарован во мне, не так ли? - пряча боль, ровно проговорила королева-мать. - Нет, матушка, - Анжуйский отрицательно замотал головой. - Уверяю вас, нет, - он сжал ее плечи. - Вы всегда будете моей отдельной короной. Отдельной ото всего и ото всех, - его слова прозвучали просто и искренне. Во всяком случае, так ей показалось. - Сын мой, пока я жива, никто не займет твоего места на французском троне, - совершенно обыденно проговорила Екатерина. Однако в ее глазах Генрих увидел все, что ему нужно было увидеть. - Другого расклада я никогда не допущу. И запомни, все, что я делаю, я делаю только ради твоего благополучия. Иначе моя жизнь давно не имела бы смысла... Генрих вздрогнул всем телом. - Во всяком случае, для меня, - с какой-то болезненной усмешкой заключила она, стремительно покидая покои своего сына.