Цель оправдывает средства

Екатерина решительным шагом вошла в лазарет, чувствуя однако, как бешено колотится сердце, буквально вырываясь из груди. Ей было страшно увидеть израненного друга своего сына, ей было страшно не увидеть его. Ей было страшно задать ему один-единственный вопрос, который мучил ее каждое мгновение, и ей было страшно получить на него ответ. - Господи Иисусе, - только и смогла вымолвить королева-мать, увидев распластанного на койке де Эпернона. Его красивое лицо имело теперь землистый оттенок, а поперек живота тянулась широкая багряная полоса. Кровь все еще сочилась через повязку. Молодой человек был без сознания. Екатерина тихо подошла к нему и аккуратно приподняла окровавленную тонкую ткань. Открывшееся зрелище заставило ее поморщиться - рана была нехорошая, очень нехорошая. - Слишком глубокая, - пробормотала она. Рваные края будут плохо и болезненно срастаться. Удивительно, что господин де Эпернон все еще был жив. Королева-мать снова накрыла рану обработанным бинтом и тихо присела возле него. - Ваше Величество... - миньон вдруг распахнул воспаленные глаза. Должно быть, Екатерина потревожила его. - Мадам... - он попытался приподняться на кровати. - Тише-тише, - она успокаивающе коснулась ладонью его мокрой от пота груди. - Вы себе вредите. - Простите, ради Бога... простите нас, - де Эпернон вдруг схватил ее за руку. - Это наша вина! Мы не смогли уберечь... - он откинулся на подушку, и по его лицу потекли слезы. - Это не ваша вина, - сухо отозвалась Екатерина. - Не истязайте себя понапрасну... Все это моя вина... и только моя, - она с трудом сглотнула подступившую горечь. Сейчас было не время для самобичеваний. - Расскажите, что там было, - она вперила в миньона тревожный взгляд. - Ваше Величество, я не уверен, что вам стоит знать подробности, - замялся де Эпернон, с ужасом вспоминая нападение. - Говорите, - приказала Екатерина. - Я хочу знать абсолютно все! Молодой человек рассказал ей все, что помнил с самого начала и во всех подробностях. Слушая его, Екатерина становилась чернее ночи. Каждое его слово впивалось в нее отравленной иглой... Она знала, что так будет. Ей нужно было убить его с самого начала, или же... дать свое согласие. На двух стульях было не усидеть. Куда подевалась ее хваленая прозорливость, ее поистине вселенский жизненный опыт?.. Что с ней приключилось?! Почему она совершала ошибку за ошибкой? Почему отказывалась видеть масштабы разворачивающейся вокруг нее бойни?.. Сейчас Генрих де Гиз был нужен ей, как никогда раньше. Именно к нему она обратилась бы в столь трудный час, и именно он решил бы все ее проблемы, как решал когда-то его отец. Но сейчас он и был ее злейшим врагом, она допустила, чтобы он стал таким. Она посмотрела на аметистовый фамильный перстень Валуа, он переливался двумя оттенками - фиолетовым и черным. Шесть крупиц сильнейшего яда - были традиционным секретом этого великолепного украшения. Двух крупиц было достаточно для того, чтобы мгновенно убить человека. "И если в вашу прекрасную голову закрадется мысль навредить себе, то советую немного задержаться у смертных врат", - перед глазами Екатерины медленно проплыли строки из письма Генриха де Гиза. "Как только я получу сие печальное известие, ваш любимый сын тут же присоединится к вам на том свете. Хотя, возможно, именно такой доли вы и желали бы..." Королева-мать ни на мгновение не сомневалась в том, что именно так он и поступит. Сегодня она не вольна была даже умереть. - Мой сын... - глухо, едва шевеля губами, произнесла Екатерина. - В каком он состоянии? - Он ранен в руку, мадам, - печально ответил де Эпернон, - Гиз метнул в него стилет, чтобы разоружить, - Екатерина пошатнулась, словно в нее саму только что метнули кинжалом... - Гиз думал, что вы не жилец, поэтому вас оставили? - вдруг спросила она, резко меняя тему. Ей было нужно срочно отвлечься от услышанного. - Скорее всего, мадам... Однако, мне кажется, что была еще и другая причина, - королева-мать вопросительно изогнула тонкую бровь. - Я думаю, он хотел, чтобы я передал все это вам. Рассказал о том, что там было, - миньон пристально посмотрел на нее. - Чтобы вы приняли правильное решение. - Вы в курсе этой ситуации? - с холодком поинтересовалась королева. Этот факт был ей не очень приятен. - Только я и Келюс, - успокаивающе проговорил де Эпернон. - Анжу очень тревожился за вас, Ваше Величество. Ему было трудно держать это в себе, поэтому он поделился с нами двоими. - Хорошо, - Екатерина кивнула ему. - Но я все же никак не возьму в толк, почему поляки предъявили королю такие ужасающие обвинения? Побег наследного принца - это немыслимо... Неужели они думают, что вы сами нанесли себе подобную рану! Вы едва живы. Неужели они могут думать, что мой сын способен на все это, дабы инсценировать похищение? - А как, по-вашему, должно выглядеть реальное похищение, мадам? - спокойно поинтересовался де Эпернон. - Все должно быть натурально. Разве вы не сделали бы так же, если бы вам пришлось инсценировать свое собственное? Уверен, что сделали бы еще хуже, - губы миньона тронула ироничная ухмылка. - Не забывайтесь, господин де Эпернон, - беззлобно проговорила королева-мать. Парень был абсолютно прав. Все должно было быть натурально. - Простите, Ваше Величество, - он примирительно улыбнулся ей. - Кроме того, все знают, какую роль мы играем при вашем сыне... От нас ожидают чего угодно, - добавил миньон и тут же зашелся в клокочущем, болезненном кашле. - Смерть Христова! Ну до чего же неудачная рана, - простонал он. - Будьте вы прокляты, господин де Гиз! - на его белых губах появилась красная сукровица. Екатерина встала и быстро подошла к столику с лекарствами. Она капала чистый опий в бокал, попутно считая капли и увеличивая их количество под хриплые стенания несчастного господина де Эпернона. - Вот, выпейте, - она нагнулась к нему и аккуратно приподняла его голову. Тот залпом проглотил питье и со стоном откинулся на ее руках. Опий возымел действие мгновенно. Молодой человек забылся глубоким, тревожным, полуобморочным сном. Екатерина облегченно вздохнула, легонько коснувшись его лба, и аккуратно убрав с него светлую прядь спутавшихся от испарины волос... По пути в свои покои она размышляла о сказанном де Эперноном. Все знали, насколько эта свора миньонов была предана ее сыну. И если бы Генрих Анжуйский приказал, или просто попросил их перерезать друг друга у него на глазах, забавы ради, они не задумываясь бы исполнили это для удовольствия своего господина. Королева-мать улыбнулась, подумав однако, что не плохо было бы найти для Генриха жену, что будет столь же усердно боготворить его, как это делали мужчины... Генрих Анжуйский очнулся от жгучей боли в кисти руки. Ее дергало, выворачивало, она горела огнем. Если бы сейчас его спросили, а не отнять ли ее ко всем чертям, он нимало не колеблясь ответил бы согласием. К этой муке примешивалась еще и другая напасть - адская головная боль. Генрих чувствовал, как его ощутимо мутило, а значит и сотрясение мозга было при нем. Он медленно распахнул слипшиеся от темноты веки. Треклятый мешок давно был снят с его головы, а заботливые руки Генриха де Гиза мягко уложили его на богатую софу. - Какой же идиот! - сипло и медленно проговорил Анжуйский. Он будто бы впервые слышал себя. Эхо от собственного голоса с силой ударило по ушам. - А я еще уговаривал мать выйти за тебя... Нужно было позволить Карлу пристрелить тебя, как бешеного пса... Ты безумен де Гиз! Ты опасен для этого государства! - воскликнул он и тут же болезненно скривился. - Вздумаешь еще раз бить меня оглоблей по голове, запомни - я не Шомберг, - чертыхался Валуа. - Не знаю, как вымолить прощение, Ваше Высочество, - бархатисто произнес Генрих, все это время наблюдавший за ним из дальнего кресла. - Но вы очень плохо себя вели. Не давали перевязать вас, готовились мужественно истечь кровью, - с добродушной усмешкой перечислял Гиз. На самом деле ему нравились упорство и непокорность принца, он всегда по достоинству оценивал подобные людские качества. - Я не в обиде на тебя, Генрих, хотя бы потому, что ты того не стоишь, - Анжуйский саркастически хмыкнул. - Дай мне, пожалуйста, воды... - Так значит, ты решил взять быка за рога? - поинтересовался он, возвращая Генриху пустой кубок. - А ведь лотарингский принц... как это дурно, право слово, - он устало опустил свинцовую голову на темно-зеленый холодящий шелк подушки. - Все мы принцы, Ваше Высочество, - Генрих иронично покачал головой. - И все живем, словно девки на выданье... Ровно до тех пор, пока сами не решим взять вожжи в свои руки. Это страшно, черт побери! Но оно того стоит, - он аккуратно положил на лоб Анжуйского компресс со льдом. - Думаешь? - тягуче проговорил принц. - Уверен, чего и вам желаю, - Гиз добродушно усмехнулся. - Прочишь меня в мятежники? - произнес Анжуйский с чисто женским кокетством. - Что ж, прикажешь мне не ехать в Польшу? - он с интересом всматривался в каждую черту красивого породистого лица своего похитителя. - Нет, Ваше Высочество, вы обязаны туда поехать, - металлически заявил Гиз. - Ваше время еще не пришло. - Пообещал Катрин возвести меня на престол? - принц расплылся в ядовитой улыбке. - Пришлось. Вы и ваша судьба - это единственное, к чему ваша мать проявляет столь пламенный интерес, - Генрих скрыл боль за привычной равнодушной ухмылкой. - Она любит тебя во сто крат больше, чем разрешает себе, - мягко и как-то неожиданно участливо начал Анжуйский. - А посему... ты последний, кто догадывается об этой любви. Ты уж мне поверь. Мы с Ее Величеством очень старые друзья, - он рассмеялся каким-то ласковым, искренним смехом. Генрих впервые слышал от него подобный. - Она говорила вам, что любит меня? - герцог де Гиз едва сумел скрыть охватившее его волнение. - И мне, и Франсуа... да, признаться, все оставшиеся у Ее Величества три сына имели несчастье услышать об этом лично от нее, - Генрих де Гиз изменился в лице. Анжуйский с насмешливым любопытством наблюдал за эффектом от произнесенного. - Как оказывается просто выбить вас из седла, - заметил он с добродушной иронией. - Не обнажайте свои слабости столь открыто. - Мои слабости всем известны, монсеньор, - Генрих покорно склонил голову. - Так что я не вижу смысла таить их от окружающих... скорее наоборот, - он рассмеялся усталым, почти что тоскливым смехом. Чем дольше Генрих находился рядом с Анжуйским, тем тягостнее и неприятнее ему становилось его общество... и тем больше он нуждался в нем. Это было странно. Это было дико. Но тем не менее это было так. Он отчаянно нуждался в разговоре по душам. В разговоре с ним... с ее родным и любимым сыном, с частью ее души, с частью ее самой. Этот разговор давал ему какую-то странную, глупую надежду на ее прощение. Облегчал избранное им бремя и неподъемную тяжесть совести... Заставлял забыться хоть на короткие мгновения.