Цель оправдывает средства

Было еще совсем темно, когда крытая карета без гербов остановилась у главных ворот самой мрачной и зловещей крепости во всей Франции. Выходя наружу, Екатерина бросила тревожный взгляд на суровые, недоступные солнечному свету бойницы и быстро накинула на голову шелковый капюшон, будто стараясь укрыться от их ответного взора. - Одному Богу ведомо, сколько невинных сгинуло за этими стенами, - задумчиво произнес герцог де Нансе, обращаясь скорее к крепости, чем к королеве-матери. - Такое время, сударь, что поделаешь? - в тон ему ответила Екатерина, наблюдая за тем, как к ним приближается высокий и очень худой мужчина, одетый по всей строгости своего положения, но тем не менее производивший впечатление полной неухоженности и отсутствия рядом с ним женской руки. - Ваше Величество, - он с небрежным достоинством поклонился Екатерине. - Арман де Гонто, комендант первой государственной тюрьмы, к вашим услугам, - его голос отдавал могильным холодом. Постоянное нахождение в сырости сделало свое дело. - Ждите меня здесь, - королева обратилась к Нансе. - Мадам, я настаиваю... - мужчина явно забеспокоился. - Останьтесь здесь, - мягко проговорила Екатерина, слегка коснувшись ладонью его груди. Она ценила преданность и заботу этого дворянина, которому часто доверяла сопровождать не только себя, но и своих дочерей. И сейчас ей было бы гораздо спокойнее с ним, но в эту крепость она должна была войти одна. - Ведите, милейший, - Екатерина с усмешкой кивнула коменданту. Они молча шли через обширный и на удивление чистый внутренний двор. Екатерина старалась не смотреть по сторонам, это место давило на нее, возвращая к страшным воспоминаниям из детства. Когда-то давно такой же мрачный худой мужчина с застывшим жестоким лицом, сопровождал ее в монастырь покойного мучителя Флоренции - отца Савонаролы. Королева слегка поежилась, когда комендант повернул к крайней и самой заброшенной башне из тех четырех, окна которых выходили не в город, а в предместья. Она знала, что там содержатся особо опасные преступники, приговоренные к самым суровым условиям содержания, а также заключенные пожизненно. - Уж простите, Ваше Величество, - комендант чуть прищелкнул языком, открывая перед ней тяжелую несмазанную дверь. - Зрелище-то не для дам вовсе. Нижний этаж - это полное отребье, - он по-хозяйски обвел рукой свои владения. - Убийцы, воры, насильники, а зачастую все это вместе, - на его лице появился ироничный оскал. - Держитесь ко мне поближе и постарайтесь ни на что не обращать внимания. - Видали и похуже, - просто отозвалась королева, давя в себе желание, последовать совету и подойти к нему поближе. В помещении было настолько сыро, что Екатерина тут же почувствовала выступившую на лбу испарину. Гниль и плесень проникали прямо в легкие, казалось, разъедая их изнутри. С непривычки у нее закружилась голова, она вынула из рукава надушенный платок и поднесла его к носу, чтобы отогнать дурноту. Находиться здесь было практически невозможно. - Воды... дайте мне воды, умоляю, - где-то в темноте одной из камер послышался слабый, изможденный голос. - Вы держите людей без воды? - Екатерина остановилась и, прищурившись, взглянула на Гонто. - Ну что вы, мадам, разве можно? - в его голосе послышался едва уловимый сарказм. Интерес, проявленный этой холеной, благоухающей духами женщины, только что спустившейся из королевских покоев Лувра прямиком в ад, к самому простому и обычному заключенному, казался ему до крайности фальшивым. - Он болен, постоянная жажда. Скоро преставится, как и многие здесь. - За что томится этот несчастный? - поинтересовалась королева-мать, прекрасно понимая, что он может быть не таким уж и несчастным, и, скорее всего, полностью заслужил свое наказание. - Ограбил аббата Фулона, - не сильно задумываясь ответил комендант. Он знал всех своих подопечных в лицо, а также помнил и то, за что они угодили в его заботливые руки. - Святой отец только раздал индульгенции, полны карманы денег, - мужчина печально воздел к небу очи. - И тут на тебе, кара Господня. Схватил кошель и бежать, да далеко не убежал... белым днем-то. - Того не грех и ограбить, - с полуулыбкой произнесла королева, вспоминая сытое и лоснящееся лицо францисканца, чей орден давал вечный обед нестяжательства. Любимый духовник ее любимого сына являл собой яркий пример того, каким не должен быть священнослужитель. - Переведите, где посуше, да поите сколько попросит. Пусть умрет спокойно. Это не то преступление, за которое следует такое содержание. - Как прикажете, Ваше Величество, - комендант склонил голову. Они продолжили свой путь. Слушая бесконечный кашель и стоны гниющих заживо людей, Екатерина думала о Гизе. Он не пробыл здесь и суток, но она боялась найти его в таком же состоянии. Ей казалось, что чем дальше он сейчас от нее, тем ближе к смерти. По дороге сюда, она ненавидела его так сильно, что готова была убить собственными руками, но теперь от ненависти не осталось и следа. Только какой-то панический страх за его жизнь. Она с ужасом понимала, что приросла к нему всем своим существом, всем своим уставшим и израненным сердцем. Давно забытое чувство, которое нужно было вырывать с корнем. Но она не могла. Не могла точно также, как и тридцать лет назад. - Постой, дай хоть запах твой почувствовать, - Екатерина услышала, как загремели старые кандалы. В то же мгновение заросший бородой человек непонятного возраста бросился к решеткам, словно дикий голодный вепрь. - Как давно я не видел женщину! - прохрипел он. - Покажись, какая ты?! Выйди на свет! - Замолчи ты, собака! - Гонто ударил по решетке связкой огромных ржавых ключей. - Прикажете повесить? - равнодушно поинтересовался он у королевы. - Не надо, - Екатерина вышла на свет, отбрасываемый факелом, который держал в руке комендант. Она откинула капюшон и хищно улыбнулась. Мужчина впился взглядом в ее яркие, слегка подкрашенные кармином губы, затем в полоску белой изящной шеи, что виднелась из-под черного атласного воротника. Он спускался все ниже, горящими глазами исследуя каждую оборку ее плаща, что слегка приоткрывал статную фигуру. Екатерина стояла прямо, давая животному вдоволь наглядеться на себя. Она испытывала от этого какое-то странное удовольствие, не имеющие ничего общего с физическим возбуждением. - Да-а... - тяжело дыша протянул заключенный, посмотрев наконец в ее лицо. - Никогда не видел такую красивую бабу!.. Если ты приведение этой проклятой крепости, то приходи ко мне почаще! - он осклабился отвратительной ухмылкой. - Пусть сидит и дальше... без женщины, - почти что ласково проговорила королева, не сводя глаз с осужденного. - Похоже, это единственное, что его здесь тяготит. Екатерине начало казаться, что они уже никогда не дойдут до камеры Генриха де Гиза, потерявшись в этих темных, бесконечных, наполненных стенаниями коридорах, как вдруг они резко свернули направо, поднялись по довольно опрятной лестнице, а затем вышли в коридор, где даже было небольшое окошко. В конце этого коридора располагались три камеры, в одной из которых и находился герцог де Гиз. - Ваше Величество, у вас ровно один час. Приказ короля, - металлическим голосом давнишнего надзирателя отчеканил Гонто и удалился, оставив Екатерину наедине с заключенным. - Какая честь, мадам, - Генрих порывисто встал с соломенного лежака, располагающегося в дальнем углу камеры. Он скорее ожидал второго пришествия, чем ее личного визита. Екатерина застыла на месте, не сводя с него темных ничего не выражающих глаз. Ее лицо осунулось, а под глазами залегли чуть синеватые круги. Она не спала этой ночью, и, возможно, еще долго не уснет. Она была нездорова, и он был всему этому виной. Он один. Генрих тоскливо посмотрел не королеву. Самые разные чувства и желания в нем сменяли друг друга с бешеной скоростью. Ему хотелось броситься к ней, прижать к себе, обвинить во всех смертных грехах и в своем собственном падении, угрожать, взять силой, упасть на колени и молить о прощении. Он уже готов был сделать первый шаг, когда чистейший итальянский вдруг обдал его, словно поток ледяной воды. - Как ты смеешь, Генрих?! - Екатерина вскинула подбородок. Ее лицо оставалось по-прежнему непроницаемым, но Генриху хватило одного ее тона, чтобы понять, что она в ярости. - Как ты посмел явиться к моему сыну с такой просьбой?! Кто ты такой, чтобы угрожать королю?! - она быстрым шагом пересекла разделяющее из пространство. - Откуда в тебе столько наглости и спеси?! Уму непостижимо до чего ты дошел! Чего ты хочешь, а? Чего желает твоя непомерная гордыня?.. На всю Францию решил меня опозорить?! На весь мир?! - она наотмашь залепила ему пощечину. Генрих никогда не был верным любовником, поэтому получать от женщин по лицу ему было не впервой. Но это был удар такой силы, которой он никак не ожидал. Он слышал о том, что королева-мать была тяжела на руку, но и представить себе не мог, что настолько. Горячая струйка крови мгновенно хлынула из носа. Генрих вдохнул, запрокидывая голову назад. - Мерзавец! - Екатерина с деланным презрением кинула ему кружевной платок и тут же отвернулась, чтобы не видеть этого разбитого лица, и избежать желания отрубить себе руку. - Он примкнет к испанцам... Вы поглядите на него! - начала она, порывисто прохаживаясь по камере. - Где твоя совесть? Что у тебя вместо сердца? Ты французский дворянин! Мне ли напоминать тебе об этом? - Полюбуйтесь, Ваше Величество, до чего вы довели меня, - тихо ответил Генрих, убирая окровавленный платок во внутренний карман своего колета. - Я?! - воскликнула Екатерина. В ее чуть хрипловатом, властном голосе вдруг послышалась испуганная семнадцатилетняя девочка. - Вы, а кто же еще?! - Генрих вновь запрокинул голову назад, чувствуя, как нос опять наполняется теплой сукровицей. - Я не знаю, где моя совесть, и не знаю, что у меня вместо сердца, мадам! Все темно, - он тяжело выдохнул. - Я давно ничего не вижу, кроме вас! - Хватит, Генрих, хватит! - раздраженно бросила Екатерина, потирая виски. - Не желаете слушать?!.. Абсолютно в вашем духе! - зло выплюнул герцог де Гиз. - Я ни шагу не сделаю из этого чудесного, уединенного местечка. Согласитесь, очень подходящее, чтобы залечить сердечные раны... Кроме того, я полностью признаю свою вину и ожидаю королевского правосудия! Приятно было повидаться, государыня, - он поклонился, приложив ладонь к груди. - Говори, - со вздохом произнесла королева-мать. Она представила открытый судебный процесс и военный трибунал, после которого его голова покатится на Гревскую площадь, а она покроется позором до скончания дней. - Почему ты так поступаешь со мной?.. За что? - она устало прикрыла воспаленные от бессонной ночи глаза. - Я не хочу причинять тебе боль, не хочу становиться причиной твоих страданий, но... - Ты становишься, - глухо проговорила Екатерина. - Мне очень жаль, но я не вижу другого выхода, Катрин!.. Ты мне его не оставила, - Генрих шагнул по направлению к ней, но она сделала жест рукой, приказывая остановиться. - Прости меня! Прости за те унижения, что ты переживаешь из-за меня сейчас, - он виновато опустил взгляд. - Сколько же раз я все это слышала, Генрих, - королева покачала головой. - Лучшую половину своей жизни! Слышала еще тогда, когда ты в коротеньких штанишках бегал вместе с моими детьми во дворцовом саду, - на ее губах появилась какая-то чужая, незнакомая ему улыбка. - Ты когда-нибудь забудешь его? - вдруг спросил Генрих. - Кого? - Генриха Валуа! - произнеся это имя, он почувствовал во рту горьковатый привкус. - Как забыть, когда ты все время напоминаешь мне его?! - Екатерина медленно подошла к крохотному, зарешеченному подобию окна и жадно глотнула воздуха, попутно сбрасывая с себя подбитый мехом, шелковый плащ. Он был легкий, как перышко, но ей было невыносимо душно. - Я не такой, как он, - Генрих так же медленно подошел к ней и встал за ее спиной. - Я люблю тебя... - В отличие от него, - закончила фразу Екатерина. - Браво, сударь, браво! - она иронично склонила голову. - Катрин, - он вскользь дотронулся рукой до ее плеча. - Ты когда-нибудь жалела о том, что спасла меня той ночью? - спросил он, любуясь ее волосами, собранными под темной полупрозрачной вуалью. - Только не лги... - Никогда, - ответ последовал сразу и был абсолютно искренним. - А следовало бы! - она повернулась к нему и снова замахнулась, будто собираясь повторить пощечину. Генрих зажмурился, мысленно готовя свой нос к перелому. Теперь уже точно. И ошарашенно распахнул глаза, когда ее руки мягко обвили его шею. Она никогда не обнимала его первая, лишь тогда, когда перевязывала рану. Кровь быстрее побежала по его жилам. Пьянящее ощущение ее близости в который раз заставило его забыться. Он крепко сжал ее в своих объятиях, чувствуя неровное биение ее сердца, а затем приподнял и с силой припечатал к холодной, каменной стене. Она порывисто вздохнула, жадно припав к его губам... Он целовал ее так долго, что, казалось, само время услужливо замедлило свой ход. Ее юбки неуклонно ползли вверх, а его ладони жадно гладили нежную, еще упругую кожу ее ног и бедер. Екатерина запустила руки сперва под его колет, а потом под рубашку. Атлас извечных черных перчаток приятно ласкал спину... Она начала расстегивать верхние пуговицы платья, обнажая тонкую шею и скромные кружева изящной батистовой сорочки, идеально подобранной, чтобы подчеркнуть аппетитные формы ее груди. Генрих смотрел на нее, как завороженный. Она запрокинула голову, и он медленно, с упоением приник к ее шее... Генрих уперся рукой о стену темницы, ощутив что-то холодное и отвратительно склизкое. Это была плесень. Отвращение мгновенно вернуло его с небес на землю. Никогда еще он не был так близок к тому, о чем грезил так долго, и никогда еще не был так противен себе. Нечеловеческим усилием воли он оторвался от столь желанной женщины, стараясь заглушить голосом разума восстающую против этого плоть. - Екатерина, опомнись... Ты с ума сошла, - он не узнавал собственного голоса. - Ты готова отдаться мне в тюрьме, на сырой соломе, только бы не стать моей законной женой, - Генрих хрипло рассмеялся. - Вы потрясающая женщина, мадам! Сколько вас не знай - все будет мало! - он пристально наблюдал за тем, как королева-мать приводит себя в порядок, неторопливо застегивая платье и поправляя прическу. - А если бы я воспользовался тобой сейчас, а решения все равно не изменил? - герцог де Гиз ехидно улыбнулся. - Ты думаешь, меня бы это удивило? - королева аккуратно расправила свои юбки. - Один человек клялся мне в любви, а теперь хочет отнять у меня то, к чему я стремилась всю свою жизнь - свободу! Я больше не хочу принадлежать мужчине. Даже такому, как ты. Нет... особенно такому, как ты, - она все еще чувствовала его поцелуи на своей коже. - Ты принуждаешь меня к браку, Генрих. Почему? - Будь я тебе безразличен, я оставил бы тебя в покое. Клянусь дьяволом! Но это не так, Катрин... Ты страдаешь сама и заставляешь страдать меня. А я не хочу так жить, я слишком молод для этого!.. Это невыносимо! - Вот именно, слишком молод, - с какой-то непередаваемой тоской произнесла Екатерина. - Женись на хорошей девушке и забудь меня... Я даже детей не смогу тебе родить, - она побледнела и быстро отвела от него взгляд. - Прекрати! Немедленно! - Генрих прижал ее к себе. - Что ты за человек?! - он уже с трудом понимал, как отделить спектакль от реальности. - Если это комедия, то ты слишком далеко заходишь! - Что такое? - еле слышно спросила Екатерина, уткнувшись носом в его плечо. - Правда слишком тяжелая штука, да?.. Как могильная плита, - он отчетливо почувствовал, что она сдерживает слезы. - Род де Гизов достаточно обеспечил себя мужским потомством, так что без наследничков я не останусь, - с наигранной беспечностью проговорил Генрих. Он чувствовал, что если разговор будет продолжаться в том же ключе, то он потерпит поражение. Он не мог бороться с ней ее же оружием, это было очевидно. Поэтому он принял решение переходить к собственному арсеналу.