Цель оправдывает средства

- Ваше высочество, чем вы так озабочены? - молодой граф внимательно смотрел на своего господина, который беспокойно расхаживал по комнате, явно пребывая в ужасном настроении. - Причина в скором прибытии польской делегации? - Нет, - коротко отрезал Генрих, подойдя к окну. - Не думаю, что я уеду так скоро, как всем кажется... Катрин не допустит, - помедлив, добавил он. - А что, если у неё не хватит влияния? - осторожно спросил граф де Келюс. - Стало быть, поедем в Польшу, - принц лукаво улыбнулся. - Но она сделает всё, чтобы вернуть меня сюда, и как можно скорее. - В ущерб вашему брату? - всё так же осторожно поинтересовался миньон, однако вопрос прозвучал ответом. -Да, - Генрих мрачно кивнул. - Но мне бы не хотелось этого. - Так в чём причина твоего беспокойства, друг мой? - смазливый блондин вальяжно растянулся в кресле. - Ни в чём, а в ком, - принц стал ещё мрачнее. - Гиз! - Гиз? - Келюс удивлённо приподнял бровь. - Что тебе в нём? Сейчас мы не враги, с Божьей помощью. - Посмотрим, - Генрих нервно откинул с лица тёмную прядь волос. - В Варфоломеевскую ночь он спас мать от Конде. Помнишь? Теперь она считает себя обязанной ему, - герцог почувствовал, как запершило в горле. - Он имеет на неё влияние, теперь! - Гиз?... На вашу матушку?! - молодой человек рассмеялся так громко, что принц на секунду усомнился в правдивости своих страхов. - Я был там и всё видел собственными глазами, - Генрих зажмурился, тут же почувствовав нахлынувшее отвращение. - Я видел, как он смотрел на неё... и что самое ужасное - как она на него смотрела! - почти выплюнул принц. - Так... И теперь ты ревнуешь её к Генриху? - миньон продолжая смеяться, изящно увернулся от летящего в него графина. - Послушай, Анри! Ты винишь себя за то, что не оказался тогда рядом с королевой-матерью, - продолжил граф де Келюс уже совсем другим тоном. - Но так не может продолжаться вечно. В этом нет твоей вины! Той ночью мы сделали всё, что от нас зависело, - он тихо подошёл к принцу и нежно обнял его за плечи. - Да, ты прав, друг мой, - Генрих грустно улыбнулся. - Но я никогда не смогу избыть это чувство вины... и те последствия, к которым привело моё отсутствие. Екатерина мерно покачивалась в седле, изредка кивая своим придворным, и изредка поглядывая на бренные останки протестантских вождей, симметрично развешанные вдоль дороги. - Кажется, мы проехали Колиньи, матушка, - промурлыкал Франсуа, ехавший чуть поодаль от неё, и приложил к носу девичий кружевной платок. Екатерина горько улыбнулась, в который раз осознавая жестокость своих детей. Неужели это она воспитала их такими? Конечно, она. Королева не имела привычки обманывать саму себя. Иногда она думала - какими бы стали её дети, останься их отец в живых? Они с Генрихом были не лучшая пара, но, возможно, они смогли бы объединиться ради единственной общей цели - благополучия своих отпрысков. В последние годы его жизни, противоречия между ними существенно сгладились, и королева почти поверила в то, что может жить рядом с ним, не разрываясь от ревности и боли, но копьё Монтгомери навсегда лишило её надежды, отняв у неё мужа, а у её детей - отца. Екатерина прикрыла глаза, вспоминая, как это самое копьё вонзается прямо в её сердце, оставляя там незаживающую рану, которая порой начинала кровоточить с прежней силой. Господь, по своему обыкновению, не пощадил её, оставив в сознании, в то время как любовница её мужа рухнула замертво рядом с ней. - Матушка, вам нехорошо? - встревоженный голос сына вывел королеву из оцепенения. - Я просто задумалась, Франсуа. Всё в порядке, - как обычно соврала она. - Скажи лучше, что у тебя за дела с Наваррским? - Екатерина покачнулась в седле, чувствуя, что её лошадь сейчас уснёт от столь быстрой езды. - Ну, потерпи, девочка, - она ободряюще похлопала свою любимицу по тёмно-коричневому холёному загривку. - Пешком было бы быстрее, - принц с улыбкой последовал примеру матери, и потрепал своего коня за холку. Тот весело засопел, вероятно, тоже очнувшись от дрёмы. - Итак? - протянула Екатерина, не давая сыну увильнуть от темы. - Матушка, вы меня пугаете, - молодой человек укоризненно покачал головой. - Вам докладывают о каждом моём шаге? Хотя, если списать это на проявление вашей заботы, то я польщён, - он одарил мать ослепительной улыбкой. - Я не менее упряма, Франсуа, - королева небрежно кивнула кому-то из своих придворных. - Ехать долго... кроме того, вы заставляете меня предполагать самое неприятное. Вам есть, что скрывать от своей матери? - ровным тоном произнесла она. - Ну какие у меня могут быть с ним дела? - с наигранным равнодушием фыркнул принц, однако чувствуя, как по спине пробегает холодок. - Я всего лишь поддерживаю иллюзию семейного благополучия. Вам ли не знать, мадам, насколько это бывает трудно. - Анрио не лучшая компания для вас, - холодно произнесла королева, игнорируя укол. - Матушка... - принц со вздохом, по-детски закатил глаза. - Давайте оставим Анрио в покое. По-моему, он и сам хочет этого больше всего на свете. - Как угодно, мальчик мой, - Екатерина бросила на сына едва уловимый взгляд, давая понять, что потеряла к беседе всякий интерес. Умением врать, принц был похож на неё как две капли воды, и именно поэтому, она всегда знала, когда он лукавил. Оказавшись наконец на месте, королева-мать спешилась с лошади, оперевшись на плечи капитана своей охраны. Мужчина смотрел на неё с преданностью и теплотой, впрочем, как и всегда. - Благодарю, - она мягко кивнула ему. Сколько же лет она знала этого человека - двадцать, тридцать? - Как же долго я прожила здесь, - тяжело вздохнув, по-итальянски пробормотала она. Слушая долгую витиеватую речь короля о важности сего мероприятия, Екатерина мысленно радовалась, что он пошёл не в отца. Карл всегда, и не без удовольствия, брал на себя миссию развлекать народ, а блестящее образование и природное красноречие - позволяли ему прекрасно справляться с этим. Королева с деланным восхищением внимала каждому слову своего сына, когда позади вдруг послышался шум и удивлённые возгласы. Прежде чем обернуться, она уже знала - чьё появление могло вызвать такой ажиотаж. Генрих де Гиз легко соскочил с лошади, и чуть поморщившись от боли, направился прямиком к королю, раздавая по пути небрежные кивки. - Упрямец, - прошипела Екатерина, не отводя обеспокоенного взгляда от его бледного красивого лица. - А-а! Гиз и Лотарингия! - по лужайке эхом разнёсся высокий хрипловатый голос короля. - Сир, - Генрих почтительно поклонился, однако в его серых глазах не было ни намёка на почтение. - Бесспорно, вы умеете обратить к себе взоры толпы, даже отвлечь внимание от самого короля, - Карл добродушно улыбнулся, но в его светло-голубых глазах не было ни намёка на добродушие. - Хотя, конечно, куда мне до вас?... Столь великолепен, что глаз не отвести! - он дружески похлопал Гиза по больному плечу. - А вам разве не следовало ещё подлечиться? Может не стоило так утруждать себя? Нам, разумеется, очень не хватало вашего общества, но мы бы пережили. Пережили ради вашего здоровья! - король с вызовом смотрел на него. - Вы слишком добры, сир, - герцог поклонился ещё ниже, чем в первый раз. - Однако, я посчитал своим воинским долгом находиться сегодня подле вас. Ведь моя победа - это в первую очередь победа Вашего Величества! - Генрих горделиво выпрямился во весь рост, и теперь глядел на короля сверху вниз. В воздухе повисло гнетущее напряжение. Даже гурьба придворных красавиц непрестанно щебечущих, то о тряпках, то о кавалерах, на мгновение утихла и, казалось, обратилась в слух. Екатерина, пристально наблюдавшая за молодыми людьми, заломила пальцы. Всё выходило именно так, как она предполагала - Карл никогда не простит победу Генриха де Гиза, а тот, в свою очередь, никогда от этой победы не откажется, и воспользуется ей при любом удобном случае... Настроение короля явно ухудшилось, он немигающим взором следил за тем, как ветер раскачивает цветущий пышным цветом куст боярышника. Екатерина закусила губу, видя, как Наваррский тихо подходит к её сыну, и что-то увлечённо рассказывает ему, желая отвлечь. Карл, который сперва лишь мрачно качал головой, спустя некоторое время уже внимательно слушал кузена, беззаботно улыбаясь. Генрих смотрел на него всё с тем же тёплым, мягким участием, от которого могло бы растаять ледяное море. В его миндальных глазах погасли ненависть и разочарование, и она вновь увидела того самого мальчишку, который когда-то неуклюже кланялся королю на потеху всего двора, а её разглядывал безо всякого смущения. Рядом со своей мрачной и чопорной матерью, он казался лучом света, и Екатерина улыбалась ему так же искренне, как сейчас улыбался Карл. Теперь Генрих Наваррский был её врагом, и эта мысль в который раз отозвалась болью в её груди.