Цель оправдывает средства

Прошла неделя, с того момента, как Екатерина узнала о планах короля, а Генрих де Гиз, так и не появился в Лувре. Королева знала, что всё будет именно так, и ей придётся самой искать встречи. Задумчиво глядя на лежащие перед ней перо и бумагу, она медлила с тем, чтобы написать всего лишь пару вежливых строк. Но откладывать дальше было нельзя и королева-мать, собравшись с духом, всё таки отправила послание. Спустя несколько часов, ей пришёл живой ответ в виде личного секретаря Генриха де Гиза. Пожилой месье заявлял, что - монсеньор почтительно кланяется и просит принять его искренние сожаления. Однако, он не сможет выполнить просьбу Её Величества и явиться во дворец. Оказывается, герцог де Гиз стал жертвой сильнейшей лихорадки, и по словам посыльного - был едва ли не при смерти. - Вот что, милейший! Передайте его светлости мои пожелания скорейшего выздоровления, а так же скажите, что дело не терпит отлагательств, - Екатерина окинула мужчину недобрым взглядом. Тот низко поклонился, но должного испуга королева не увидела. Прошло несколько дней, а от герцога по-прежнему не было никаких известий. - Мне что, прикажете, самой к нему ехать?! - с деланным раздражением бросила Екатерина. Мадам де Сов, занимающаяся волосами королевы, отложила гребень и привычно потупила взгляд. Чутьё придворной дамы подсказывало ей, что за подобным восклицанием может последовать буря. - В чём дело, милочка? Вы забыли, как пользоваться гребнем? - промурлыкала Екатерина, вполоборота повернувшись к фрейлине. Как видно, Шарлотта всё ещё не научилась угадывать настроения своей госпожи. На самом деле, Екатерина была только рада, что герцог всячески уклонялся от встречи. В последнее время, она испытывала неприятное чувство неловкости в его присутствии. Королева замечала, что молодой человек ведёт себя как-то странно, но в чём именно заключалась "странность", понять было трудно. Что-то изменилось в его поведении, в манере держаться, во взгляде. Это настораживало и пугало одновременно. Екатерина привыкла с опаской относиться к тому, чего не могла контролировать. Опыт прожитых лет, неумолимо подсказывал женщине правильный ответ, но она лишь нервно вздрагивала, пытаясь отогнать от себя неподобающие мысли. То, что герцог мог быть неравнодушен к ней, казалось абсурдом. Тем не менее, Екатерина сердцем чувствовала неладное. - Что за игру он затеял? - вслух размышляла она, отбрасывая очередное незаконченное вышивание. Вспоминая покойного герцога де Гиза, Екатерина благостно улыбалась. С ним всё было просто и понятно. Он ненавидел её до скрежета зубов, а она готова была продать душу дьяволу, лишь бы не чувствовать его дыхания за своей спиной. Франсуа де Гиз был "верным" спутником её регентства, и Екатерине даже начало казаться, что - вечным. Герцога не брали ни пули, ни сталь. Она почти смирилась с его неотделимостью от Французского престола, когда пуля протестантского дворянина навсегда успокоила великого полководца. Шло время, но его светлость, Генрих де Гиз не спешил выздоравливать. Екатерина понимала, что врождённое самолюбие и дерзость позволят герцогу зайти так далеко, как он пожелает. Она начала всерьёз задумываться над тем, чтобы самой навестить болящего. Так бы и случилось, но от унижения королеву-мать спасло, кажется, само проведение. Было обычное летнее утро, когда улица Фоссе-сен-Жермен содрогнулась от громкого выстрела. На адмирала Гаспара де Колиньи было совершено предательское покушение. Мадам де Сов разбудила королеву и осторожно сообщила важную новость. Екатерина вскочила с постели, как ошпаренная. Король так долго не решался притворить свои планы в жизнь, что она уже почти забыла о них. И вот наконец - свершилось! Наспех одевшись, Екатерина отправилась в покои короля, изо всех сил стараясь не бежать. Во дворце царило недоброе оживление, отовсюду слышались разгневанные возгласы протестантской знати. "Мерзавцы не постесняются открыто обвинить короля", - без тени раскаяния думала королева. Она вышла во внутренний двор, тем самым, минуя главные коридоры, где сейчас для неё могло быть небезопасно. Вдохнув прохладный воздух уходящего лета, Екатерина посмотрела на пасмурное небо. Собиралась гроза. Быстро поднявшись по боковой лестнице, женщина отворила дверь в кабинет своего сына. Этот маршрут знали только члены королевской семьи и их ближайшие слуги. - Убит?! - у Екатерины был только один вопрос, на который она немедленно хотела знать ответ. - Ранен, - тихо ответил король. Мысленно вспомнив всю солдатскую брань, которой её покойный супруг одаривал своих нерадивых конюхов, королева-мать вернулась в свои покои. - Послать за Гизом! Немедленно! - сейчас было не до церемоний. Он, конечно, уже знал обо всём. Если и сейчас не соизволит явиться, то дело плохо. Екатерина подошла к зеркалу и безучастно посмотрела на собственное отражение. По её мнению, она выглядела ужасно. Наскоро убранные волосы, мертвенно бледное лицо и, кажется, ещё больше поседела за сегодняшнее утро. Именно так должна выглядеть просящая о помощи пожилая женщина. Королева улыбнулась, инстинктивно поправляя причёску и меняя серёжки, на более подходящие. - Ваше Величество, - почти женским голоском пропищал молоденький паж. - Оставьте меня, - по привычке буркнула королева. В такое время, её могли беспокоить лишь идиоты, и лишь по пустякам. - Монсеньор, герцог де Гиз просит принять его! - уже громче объявил мальчуган. - Зови, - едва вымолвила Екатерина, пытаясь совладать с непонятной дрожью. Войдя в мрачные и, как ему казалось, всегда холодные покои Её Величества, герцог с нескрываемым удовлетворением посмотрел на королеву. Он чувствовал себя победителем, с гордостью въезжающим на коне в осаждённую крепость. Генрих дал себе достаточно времени, чтобы убедиться в собственных чувствах, а точнее - смириться с ними. В своём добровольном заточении, он каждый день получал известия из дворца. Ему подробно докладывали обо всём, что происходит в Лувре - последние новости, настроение короля, движения в рядах протестантского дворянства, слухи, сплетни. У герцога было такое количество соглядатаев, что он и сам не помнил их числа. Единственное, что укрывалось от его всевидящего взора - это личное пространство королевы-матери. Его оберегали с такой тщательностью, что позавидовал бы сам папа римский. Поражало также, что слуги Екатерины были совершенно неподкупны и ничего не боялись. Генрих только диву давался, размышляя, как она ухитрилась добиться такой преданности? Видимо, гнев Екатерины Медичи казался многим неравноценной расплатой за горсть золотых монет, и худшим, из всех возможных неприятностей. - Ваше Величество, - он низко поклонился, не считая нужным приносить извинения за то, что не явился ко двору ранее. - Я слышала, вы были нездоровы, - Екатерина сочувственно покачала головой. - Да, - герцог прямо посмотрел на королеву, давая понять, что сегодня можно обойтись без привычных светских любезностей. Женщина облегчённо вздохнула, времени оставалось мало, вернее сказать - не оставалось вовсе. - Полагаю, вы знаете о сегодняшнем несчастье, - она старалась говорить, как можно спокойнее. Голос привычно слушался её, чего нельзя было сказать о дрожащих руках. - Мадам, разве что глухой не слышал об убийстве адмирала Колиньи, - герцог ехидно улыбнулся. - Об убийстве? - Екатерина почти по-детски округлила глаза. - Планы Его Величества никому не известны, не так ли? По крайней мере, до тех пор, пока они не притворятся в жизнь. - Что вы думаете по этому поводу? - королева-мать пристально посмотрела на молодого человека. Он знал больше, чем следовало. - Я думаю, что пора очистить Париж от ереси, - Генрих с неподдельным отвращением выплюнул эти слова. Этот мальчик впитал ненависть к протестантам с молоком матери, а его отец пытал несчастных с таким усердием, которое не снилось и самым жестоким братиям святой инквизиции. Екатерина и сама на дух не переносила гугенотов, но мысль об их полном истреблении никогда не приходила ей в голову. Она готова была мириться с их существованием, лишь бы избежать того, что всегда предлагали ей де Гизы - крови. - Вы хотите устроить бойню? - она задала вопрос, но прозвучал он скорее утвердительно. - Если у Вашего Величества есть другие идеи, то я весь в внимании, - спокойно произнёс Генрих. - Боже, - хрипло выдохнула Екатерина, оперевшись обеими руками о письменный стол. Она попалась в собственные силки. Бессонными ночами она думала лишь о том, как выбраться из них. И ответ приходил, приходил сам собой, но был настолько страшен, что Екатерина вскакивала с постели, обхватив голову руками. Она готова была убрать сотню человек, но не готова была убрать тысячу. Королева прикрыла глаза, вспоминая ту страшную ночь, которую позже стали именовать Амбуазской резнёй. Франсуа де Гиз раскрыл заговор, предотвратив государственный переворот, а так же - спас ей сына. Она выбежала в ночной рубашке, чтобы обнять испуганного, ничего не понимающего мальчишку. Франциску было шестнадцать, но он всё ещё оставался ребёнком - болезненным и неспособным править. Екатерина с грустью осознавала, что первенец не удался, он был самым слабым из её детей. В нём не было ни стойкости Валуа, ни выносливости Медичи. - Уведите! - резко бросил герцог, оторвав от неё сына. Когда Франциск скрылся из виду, королева поняла, что стоит почти в неглиже перед сотней дворян. - Катрин, твоя необъяснимая благосклонность к еретикам, погубит государство! Прими совет. Мы не сможем жить с ними в мире и согласии. Чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для тебя, - Франсуа накинул на неё свой тяжёлый плащ. Она навсегда запомнила его взгляд. Красивые серые глаза смотрели на неё без обычного презрения и злости, в них было сочувствие и печаль. Франция стояла на пороге самой жестокой и калечащей из всех возможных войн - религиозной войны. "Колеблется. Она не готова убить столько народа. Только предводители и ближайшее окружение. Этим нельзя обходиться, иначе всё начнётся сначала... Жалеет гугенотскую чернь и каждого крестьянина Парижа. Баба не может управлять государством, даже если эта баба - "она", - Генрих тихо подошёл к королеве. - Поймите, у нас нет другого выхода. Мы не сможем жить с ними в мире и согласии! Вы знаете, кого они видят на троне! Вы сами дали ему эту возможность, мадам! - он нагнулся к ней, почти касаясь её шеи, и пьянея от запаха её духов. При этих словах, Екатерина вздрогнула, как от выстрела. Да, она знала, кого они видят на троне! Она и сама видела его там - на раскалённом клинке, когда в очередной раз хотела узнать у метра Рене будущее династии Валуа. - Не бойтесь, - Генрих обнял женщину за плечи и мягко повернул к себе. Уступив слишком давнему наваждению, он сделал то, что твёрдо пообещал себе не делать. - Позвольте мне защитить вас! Позвольте быть рядом с вами! - пылко произнёс молодой человек, ожидая, что сейчас просвистит пощёчина. Вопреки всему, Екатерина осталась абсолютно невозмутимой. На её лице не было ни изумления, ни негодования, ни каких-либо других чувств. Генрих посмотрел ей в глаза, и сердце его гулко забилось. В тяжёлом хищном взгляде, он с трудом узнавал королеву-мать, женщину, да и вообще - человека. Она скорее напоминала, того самого змея, который предложил Еве отведать запретное яблоко. На мгновение, герцог ощутил страх, и то безотчётное повиновение, с которым относилась к ней вся её семья. Когда-то он потешался над Марго, которая несмотря на властный и своевольный характер, до дрожи в коленях боялась свою матушку. Казалось, Екатерина была настолько погружена в собственные мысли, что попросту не замечала, как молодой человек всё крепче прижимает её к себе. Впервые в жизни Генрих видел королеву так близко. Несмотря на годы, она была ещё очень хороша собой, даже лучше, чем он представлял себе. Его желание становилось всё сильнее и неутолимее. Он почти коснулся ярко очерченных карминовых губ, но женщина отпрянула. - Генрих, вы с ума сошли, - она вытянула руку, резко отстраняя его от себя. Привычная надменность спустила герцога с небес на землю. - Возможно, так и есть, - Генрих разомкнул объятия, мысленно проклиная себя за совершённую ошибку. Он поспешил. Венецианские шелка легко выскользнули из его рук, как-будто были предназначены именно для этого. - Чего вы хотите? - произнесла Екатерина тоном лавочника, у которого выдался очень тяжёлый день. - Вы поняли, чего я хочу, - Генрих смерил её оценивающим взглядом. - Матерь Божья, зачем вам это? Когда же вы наконец насытитесь моими унижениями? - не глядя на него, королева не спеша подошла к окну. Её интонация совершенно не соответствовала сказанному. Она произнесла эти слова настолько обыденно, будто бы речь шла о предстоящей охоте. Приоткрыв створки, Екатерина благодарно подставила лицо ворвавшемуся в комнату сквозняку. Всё её нутро кипело лишь одним чувством, которое ни в коем случае нельзя было обнаруживать - яростью. Нужно было терпеть. И она потерпит, она потерпит, как всегда. - С каких это пор, подобные связи унижают Ваше Величество? - Генрих презрительно скривился. - Говорят, к моему батюшке вы были благосклоннее! - он горделиво вскинул голову, теперь уж точно готовясь получить по лицу. Ему хотелось, чтобы она ударила его, чтобы проявила негодование, чтобы проявила хоть какие-то чувства. Её безразличие вгоняло герцога в смертельную тоску. Но Екатерина сегодня не оправдывала ни одного из его ожиданий. - Ваш батюшка сам изволил говорить об этом? Или же были другие свидетели нашего грехопадения? - королева-мать со смехом опустилась а кресло. - Я знаю, что мой отец был неравнодушен к вам! - твёрдо произнёс герцог. - Неравнодушен?! Пожалуй, это можно было и так назвать, - Екатерина с ухмылкой откинулась на спинку. - Ступайте, Генрих. Сегодня мы достаточно повеселили друг друга, - она пренебрежительно махнула рукой. - Вы откажетесь от моей помощи, в угоду собственной гордыне?! - Генрих не верил ни своим ушам, ни своим глазам. Он вообще не верил, что всё это происходит именно с ним. - Да, Генрих, - так же насмешливо произнесла Екатерина, внимательно наблюдая за ним. Герцог не кланяясь, поспешил к выходу. Ему хотелось поскорее уйти, чтобы не свернуть ей шею. Холодный голос заставил его обернуться. - Тем не менее вы поможете мне, - спокойно продолжила королева-мать. - С чего бы это? - Генрих приподнял бровь, изображая удивление. Он знал, что она скажет. - Ну, во-первых - вы самый доблестный из наших дворян, а во-вторых - вы самый преданный католик. Ваша честь и ваше вероисповедание никогда не позволят вам остаться в стороне. - Почему вы так уверены во всём этом, мадам? - Генрих натянуто улыбнулся, больше не чувствуя себя хозяином своего слова. - Я ни в чём не уверена, Анри, - Екатерина покачала головой. - Уверенность приносит лишь разочарования. Не так ли? Генрих порывисто захлопнул за собой дверь. Он всё ещё слышал её смех, и всё ещё чувствовал ту печаль, с которой она произнесла последнюю фразу. Он не понимал её, слишком много лет разделяли их жизни. Возможно, его отец был прав, говоря, что она способна отравить каждого, кто приблизится к ней. - Не нужно и яда, - пробормотал Генрих, тут же наткнувшись на собственного брата. - Что, побывал у нашей мадам? Теперь одни яды на уме? - герцог Майеннский хлопнул его по плечу. - Ну и как? Договорились? - он улыбнулся наследственной для всех Гизов улыбкой - прищурив один глаз. - Дьявол, - тихо прошептал Генрих. - Д-аа, дьявол нынче повсюду, куда не посмотри. Я был на улице Бетизи, столько гугенотов можно встретить разве что в аду, - герцог поёжился. - Нет. Дьявол - там! - Генрих резко обернулся, указывая на двери в покои королевы-матери.