Цель оправдывает средства

После удачной охоты король всегда прибывал в самом благодушном настроении. Он нежился в своём любимом кресле, в компании своих любимых собак и своей любимой кормилицы. Екатерина сама распахнула дверь, не дожидаясь пока объявят о её приходе. При виде матери, Карл недовольно поморщился. - Вон! - королева-мать бросила тяжёлый взгляд на кормилицу сына. Она на дух не переносила бедную женщину, отказываясь признаться даже самой себе, что безумно ревнует. Мадлон, в некотором роде, заменила Карлу мать. Будучи слишком занятой Екатерина не могла дать мальчику той любви и того внимания, в которых он так нуждался. Она с горечью наблюдала, как простолюдинка занимает её место в сердце сына, но ничего не могла с этим поделать. - Ступай, Мадлон, - Карл тепло улыбнулся женщине. Кормилица низко поклонилась королеве-матери и поспешила удалиться. - Матушка. Чем обязан такой чести? - король нервно теребил шёлковый загривок своей гончей. - Я хочу поговорить, сын мой, - Екатерина поняла, что следовало сдержаться, но было уже поздно - она дала волю гневу, сорвавшись на Мадлон. Сын не переносил, когда она была не в духе, а она не переносила его неврастению. Сейчас они оба были уязвимы друг для друга. - Ну так говорите! - Карл начинал терять терпение. Присутствие матери радовало его лишь тогда, когда он сам изъявлял желание её видеть, а случалось такое довольно редко. - Вы слишком приближаете к себе адмирала Колиньи. Вам не кажется, что при нынешней ситуации - это делать опасно? - Приближаю? Да он сам приближается, матушка, - саркастично протянул король. И потом, о какой-такой "ситуации" идёт речь? - Вы прекрасно меня поняли, - королева подошла к камину. - Нет, матушка. Я вас решительно не понимаю, - Карл подчеркивал каждое слово. - Разве сейчас мы наконец не находимся на пороге мира и процветания? Мы сыграли отличную свадьбу, и теперь все протестанты Наварры, во главе с нашим любимым зятем, находятся здесь - у меня в Париже! Теперь мы не делимся на католиков и гугенотов, теперь мы все - одна большая дружная семья, - нараспев произнёс король, тоном её духовника. Карл вполоборота наблюдал, как мать порывисто прошлась по комнате, скрестив руки на поясе. Так обычно происходило, когда она хотела успокоиться и унять раздражение. Шелест её юбок умиротворяюще действовал на молодого человека. В детстве, заслышав его, он радостно бежал к матери. У королевы была какая-то особенная поступь, он мог узнать её из тысячи женщин, даже будучи с завязанными глазами. - Так в чём, собственно, дело, матушка? - юноша со скучающим видом облокотился на ручку кресла, подперев подбородок рукой. - Я вижу, сын мой, что сегодня вы не настроены разговаривать серьёзно. Однако вам следует выслушать меня. Вы позволяете протестантским вождям вмешиваться в государственные дела, они присутствуют на советах. Чего вы хотите этим добиться? - Екатерина слегка прищурившись, смотрела на сына. - Если уж мы породнились с протестантами, то почему, скажите на милость, мне не пускать их в совет? Не вы ли советовали мне быть терпимее? И не с вашей ли лёгкой руки был заключён сей союз? Чего же вы теперь от меня хотите? - король состроил любимую страдальческую гримасу. - Этот союз был заключён для того, чтобы убедить протестантов в нашем дружеском отношении и утихомирить повсеместные волнения с их стороны, а не для того, чтобы допускать их к власти! - Если это всё, то я вас больше не задерживаю, - король небрежно махнул рукой, давая матери понять, что разговор закончен. - Я требую, чтобы вы выслали Колиньи из столицы! - жёстко произнесла Екатерина, не сдвинувшись с места. - Вы не можете ничего требовать, мадам! Король здесь - я! - Ну разумеется, - протянула Екатерина, слегка склонив голову. В голосе матери отчетливо слышалась насмешка. Король не выносил, когда она переходила на подобный тон. В такие моменты он чувствовал себя неразумным ребенком, которому не перечат лишь бы малыш быстрее успокоился. В сложных отношениях между ней и отцом, Карл несомненно был на стороне матери, но иногда он все же понимал покойного короля. Неизменное чувство превосходства, с которым Екатерина общалась с мужем, а теперь и с сыном, вызывало у обоих стойкое желание задушить её. - Сегодня утром вы разговаривали с адмиралом, - королева пальцем обводила замысловатою вязь на резьбе камина. - Да я каждый день с ним разговариваю, матушка, - король поднялся с кресла и подошел к матери. Неизвестно почему, но он вдруг вернулся к своему благодушному настроению. - И каждый день о войне с Фландрией, не так ли? - Екатерина язвительно хмыкнула. - Так, - король, следуя ее примеру, продолжил выводить узор на камине. - А вам не кажется, что это будет очень славная война? Я бы даже сказал - праведная! Покажем наконец испанцам, где их место. А, матушка?! - он задиристо улыбнулся, вдруг схватив мать за руку. Екатерина изумленно повернулась в его сторону. Их глаза встретились, но во взгляде сына не было ни тени той дурацкой улыбки. Она только сейчас заметила, как осунулся и похудел молодой человек. Красные глаза выдавали бессонные ночи, а глубоко залегшая между бровей складка была не по взрасту, и говорила о постоянных изматывающих размышлениях. Карл не был глупцом, в чем Екатерина не раз убеждалась. Но он был слишком слаб и неопытен, чтобы самому вершить государственные дела. Ему нужен был советник, которым она и была, до того дня, пока не совершила свой самый грандиозный промах. Карл был против брака Маргариты с Генрихом Наваррским, но королеве-матери и в голову не пришло, посоветоваться с ним. Екатерина с неподдельной тревогой оглядела красивого болезненного юношу. Она ничего о нем не знала, хотя думала, что знает все. Сейчас он смотрел на нее совсем другими глазами - просто, без вызова, без обиды и без неприязни. Он хотел, чтобы она поняла... Своей бравадой он наказывал мать за ее ошибки, за излишнюю самоуверенность, за гордыню. В первый раз в жизни она увидела в нем короля. - Мальчик мой, чего ты хочешь? - Екатерина прижала к губам холодную руку сына. Карл ласково улыбнулся. При других обстоятельствах он позволил бы себе обнять ее и сказать -"мама". Но он знал эту женщину и не доверял ей также сильно, как и любил. Он медленно подошел к письменному столу и достал красную сафьяновую папку. - Вы помните, матушка? - Разумеется. Я сама дарила ее вам, сын мой, - Екатерина настороженно посмотрела на короля. - А что если я подарю ее нашему доброму другу адмиралу? У него столько государственных забот, а хорошей папки нет. Представляете? Протестанты бедны, что поделаешь. Они отрицают роскошь, - Карл также медленно положил папку на стол и прошествовал к дальней стене, где висела коллекция оружия. Взяв аркебузу, он прицелился прямо в окно. - Как вы думаете, матушка, если человек с такой же вот красной папкой будет стоять внизу во дворе, смогу я попасть в нее отсюда? - Карл одарил мать лучезарной улыбкой. - Да, - Екатерина, как завороженная наблюдала за смертельным дулом аркебузы. - Хорошо бы найти человека, который был бы столь же меток, как Ваше Величество, - она говорила тихо, взвешивая каждое слово. - У меня есть такой человек. Неплохо бы найти и других, - король вопросительно посмотрел на мать. Поняв этот взгляд, Екатерина со вздохом опустилась в кресло. Она-то пришла требовать от сына немедленного отстранения Колиньи от государственных дел. А мальчик, оказывается, не только принял решение об убийстве адмирала, но уже и наемника нашел. Борзые короля окружили Екатерину, требуя ласки. С чистой совестью обслюнявив парчовые юбки, они терлись об руки королевы, ожидая угощения. - Поговорите с Гизом, матушка, - Карл присел возле ее ног с тарелкой печенья. Кормя одну собаку за другой, королева-мать думала о том, как ей снова придется унижаться. Она и понятия не имела, что можно предложить этому хлыщу. У него было все, кроме того, он был оскорблен королевским домом. - И что мне ему предложить? - Екатерина задумчиво гладила пушистую макушку Актеона. - Да что угодно! Предлагайте хоть Марго... если она ему нужна, в чем я сильно сомневаюсь, - Карл презрительно фыркнул. - Сейчас главное не опоздать! С Генрихом сможете договориться только вы. Меня он не простит, а женщине никогда не откажет, у Гизов на этот счет свои понятия. Вспомните его покойного батюшку, вы ведь часто прибегали к его помощи. - Чаще, чем хотелось бы, - недовольно процедила королева. Из боковой двери показалось круглое румяное лицо Мадлон. Она смущенно поглядела на короля, сидящего у ног своей матери. "Мать есть мать, пусть и такая. Хоть иногда, да уделит мальчику внимание. А он все цветет, как магнолия в саду, когда она приходит", - с умилением подумала кормилица. С тех пор как ее птенчик стал полноправным королем, он все реже улыбался, и все чаще прибывал в дурном настроении. Добрая женщина жизнь готова была отдать за улыбку своего ненаглядного Шарля. - Мадлон, - послышался властный голос королевы. - Прикажи подать обед, - Екатерина снисходительно протянула руку. Маленькая женщина спешно подбирая фартуки, подошла к королеве-матери и поцеловала тонкую холеную руку. - Не сердись на меня, Мадлон, - без тени насмешки, мягко произнесла королева. - Я уж ко всему попривыкла, Ваше Величество, - женщина прямо, безо всякого раболепства смотрела на королеву. Они знали друг друга четверть века. Екатерина была зла, была добра, была раздражена, была сердечна и была просто невыносима. Но с тех пор как Мадлон выпала честь стать кормилицей ее ребенка, ни она, ни ее семья не знали нужды. Королева безоговорочно оплачивала все расходы ее многочисленного семейства. Сама Мадлон никогда не боялась этой страшной холодной женщины, с дурным характером. Она помнила ее совсем другой и знала, что у королевы есть сердце. Знала, от чего оно почернело и стало таким жестоким.