_____ [1] Тачка на прокачку — телевизионная программа, которая выходила на канале MTV. _____
— Держи ключи. Я поеду следом за тобой. Веди аккуратно, хорошо? — Он положил ладонь мне на лопатки и практически в ту же секунду отступил к серебрящемуся Мерседесу. — Конечно, доктор Каллен. Но, чтобы вы знали, идеальный таран — это Порше. А кюветы для меня малопривлекательны. — Слова сорвались с губ практически рефлекторно, и я поморщилась от собственной безнадежности. Хорошо, что меня уже поджидал кожаный салон новенькой машины, где я могла спрятаться от разочарованного взгляда доктора. Я осторожно коснулась гладких вставок на приборной панели восхитительного ярко-алого цвета, которые освежали обстановку в салоне, и завела машину. Мурлыкающий звук мотора успокаивал, вместо того, что пробуждать злость. Эта машина — как пальмовая ветвь, которую мне в лапки вложил доктор Каллен. Надо бы ее бросить или сжечь, но так я лишь увеличу число существующих проблем. Неужели мне мало обреченной матери и мнительного доктора? А может на меня и правда произвело впечатление вчерашнее извинение от недовинчестера? Пришлось сделать глубокий успокаивающий вдох и пристегнуться, прежде чем тронуться с места. Меня ждал интересный опыт и не только за рулем новенькой прыткой машины. По заднему бамперу звонко молотил взлетающий из-под колес гравий, и я бросила взгляд на преследующий меня Мерседес; казалось, даже ксеноновые фары светят строго и осуждающе. Поездка доставляла мне удивительное наслаждение: машина юрко и уверенно влетала в повороты, а растущая мощь двигателя казалось едва ли не бесконечной. Было гораздо проще управлять небольшим седаном, чем угловатым джипом или тяжелым кроссовером; наверное так чувствует себя вампир за рулем «серебряной стрелы» [2]._____ [2] Серебряная стрела — одно из названий Мерседеса; впервые автомобили стали называть именно так, после одной из гонок 1934 года, когда ради достижения нужного веса с болидов пришлось снять всю краску, и Мерседес стал серебристым. _____
Лес превратился в сплошную серо-зеленую полосу, и я видела один только расстилающийся вдаль асфальт, слышала лишь мерное дыхание работающего двигателя, и было чувство, что я лечу. Мерседес должно быть даже не напрягался, когда уверенно обошел по встречной полосе и стал неумолимо сбрасывать скорость впереди меня; вампир не оставил выбора. Мы въехали в город на положенной скорости, и эйфория принялась медленно просачиваться сквозь сидения, а яркие стоп-сигналы на машине доктора Каллена приелись до слепящей усталости глаз. Я нетерпеливо постукивала по рулю, в то время как мы лавировали по оживленным улочкам крохотного городишка без шарма и намека на привлекательность. Лужайки становились все больше, лес обхватывал боковые веранды, признаки цивилизации удалялись по мере того, как мы ехали по Зефеда-роуд — я успела прочитать все указатели, пока Карлайл как будто специально тащился намеренно медленно. Я ожидала увидеть покосившийся, обросший ползучими лианами домишко с дырками в крыше и тюками сена, что неуклюже прислонились к пожелтевшим стенам амбара. Вместо этого мы остановились на широкой подъездной дорожке у двухэтажного коттеджа; возле гаража был припаркован громадный Линкольн Навигатор, а выложенная плоскими камнями тропинка вела к крыльцу. Лужайка была коротко подстрижена и упиралась в декоративный забор; наверное за ним располагался задний двор с летней мебелью и стеганым одеялом для пикника. Два коротких стука в пассажирское стекло моментально вырвали меня из плена навязчивых мыслей. Было гораздо приятнее воспринимать Алекса как голодранца с десяткой баксов на неделю в заштопанном кармане, чем безнаказанного сыночка местной элиты. — Если ты и Порше водишь настолько опасно, я сегодня же пересмотрю возможность твоих самостоятельных поездок в школу, — строго произнес доктор, пытаясь одним своим взглядом убедить меня раскаяться и вызвать приступ вины. Носком ботинка я подцепила гладкий камушек и катапультировала его вдаль; он пролетел в каком-то сантиметре от бокового крыла Мерседеса. — Мы ехали по шоссе, и я полностью контролировала ситуацию, как это делает Льюис Хэмилтон [3], — задиристо пробормотала я, крутя между пальцев брелок от ключей. — Хэмилтона лишили прав за опасную езду во Франции. Да и опыта у него гораздо больше твоего, — сокрушительно твердо произнес доктор и первым поднялся на крыльцо, не останавливаясь даже на короткую секунду, прежде чем нажать на дверной звонок. Я нерешительно замерла на ступенях за его спиной, мечтая однажды обрести такую же уверенность в собственных действиях. Желательно без возможности вспороть глотку клыками в случае неудачи._____ [3] Льюис Хэмилтон — британский автогонщик, на настоящий момент трехкратный чемпион мира Формулы-1, пилот команды Mercedes AMG Petronas. _____
Дверь открыла мать Алекса, и я поймала себя на том, что чувствую нарастающее давление. Быть может, парня и вовсе нет дома; кто проводит воскресенье в кругу семьи? Эта мысль принесла легкую волну облегчения на фоне синеющего на горизонте шторма. Миссис Мэнголд была высокой брюнеткой со мшисто-зелеными пронзительными глазами. Черты ее лица сначала показались мне тонкими и мягкими, однако было в них что-то неестественное — не то отсутствие морщин, не то аристократическая бледность. Ее выразительных губ коснулась приветливая улыбка, но из глаз не ушла настороженность и… высокопарность. Казалось, даже непреложный шарм вампира не произвел на нее ни малейшего впечатления. — Доктор Каллен, не ожидала увидеть вас сегодня, — чопорно произнесла она и жестом пригласила внутрь. Ее персиковые губы растянулись в тонкую линию, когда внимательный взгляд остановился на мне. — Пожалуйста, просто Карлайл, — учтиво отозвался вампир и уверенно шагнул в дом. Ох, боже мой, Карлайл. Забери у меня эти ключи и поехали домой. — Кристин, мы с женой не могли оставить без внимания инцидент, произошедший между нашими детьми. Мы с Лиззи приехали сегодня за тем, чтобы принести официальные извинения. Миссис Мэнголд выслушивала речь доктора с выражением легкой задумчивости на лице: ее подбородок слегка опустился вниз, а ладони легли на живот. Стоило Карлайлу замолчать, как острый взгляд миссис Мэнголд ощупал мое лицо с высокомерной старательностью: она будто пыталась найти изъян или общие черты с доктором. Я вдруг почувствовала себя маленькой нашкодившей девчушкой, которую отчитывает директор: на щеках расплылся румянец, а сцепленные пальцы казались противно липкими и скользкими. — Вероятно, я должна извиниться за машину, которую испортила вашему сыну. — Я не совсем поняла, в какой момент заговорила. Вокруг меня сгустилось тягостное молчание; родительская коалиция ждала моей реакции. — Мой поступок был безответственным и опасным как для него, так и для меня. Я очень надеюсь, что нам с вашим сыном удастся наладить отношения и больше никогда не встречаться по такому поводу. — Больше никогда не встречаться. Ни с ним, ни с вами, леди-надменность. Спасибо вам, Бронте и Остен, за чудесные диалоги персонажей. Не дали мне упасть в грязь перед лицом врага. Я вздрогнула от грузного топота и перевела взгляд с глубоко-зеленого батистового платья миссис Мэнголд на лестницу; возникло ощущение, что под нами ощутимо дрожит пол, а полупрозрачные тени от светильников хаотично пляшут по пространству прихожей. Он остановился на одной из нижних ступеней, босоногий, в одних только шортах гавайской расцветки, из-под которых торчала резинка от белья Calvin Klein. Его гладкий торс оттеняли крепкие, очерченные полукругом кубики пресса, а на руках выступили тонкие узловатые вены. Мой растерянный взгляд сам собой остановился на его лице: широкую линию челюсти покрывала легкая щетина, губы раскрылись от изумления, выставляя напоказ ровную полоску зубов, а искрящиеся глаза горели как васильковые воздушные шары, подсвеченные изнутри маленькими светодиодами. Возникло ощущение, будто я парю высоко в зимнем небе, а сквозь ладони сочится бархатный пух облаков. И нет никаких забот, нет никакого страха, что… — Александр, немедленно оденься! — Я взволнованно заморгала, пытаясь избавиться от такого реального и несвоевременного флешбека. А был ли это флешбек?.. Шея миссис Мэнголд покрылась жуткими багровыми пятнами, а глаза стали размером с начищенный до блеска четвертак, когда она увидела образ шалопая-сыночка на лестнице. Губы Алекса изогнулись в ироничной усмешке: неужели психоз образцовой матери доставлял ему такое удовольствие? Я перевела взгляд на главу семейства Мэнголд, что неторопливо спускался вниз по лестнице, успевая сопроводить нерадивого сыночка легким подзатыльником. Его открытое лицо, как ни странно, казалась мне до боли знакомым, как и ямочки на щеках. Карлайл и Джон Мэнголд обменялись рукопожатиями и моментально завели разговор о новом транспортном средстве во дворе, пока я отвлеченно рассматривала расстилающуюся впереди гостиную. Я чувствовала себя некомфортно и расстроенно, но не могла понять почему. Несмотря на чрезмерную эстетичность миссис Мэнголд, дом выглядел обжитым и уютным. Не было стерильной чистоты и минимализма как в обители Калленов, а из-за угла за мной наблюдала миниатюрная копия Алекса с тонким вздернутым носом и блестящими волосами, что покрывали ее плечи. Он боялся, что безумие проникнет в него, как яд, и он неосознанно навредит семье. Но навредит не уверенному и широкоплечему отцу или статной, манерной матери, а этой худенькой, беззащитной девчушке лет двенадцати. Ее одну Алекс оберегает по-настоящему, с трепетом старшего брата; наверняка он все еще помнит тот день, когда впервые в жизни ему доверили взять в руки теплый, пахнущий детской присыпкой пастельно-розовый сверток, откуда торчал тот самый вздернутый носик на фоне красноватой, но такой нежной младенческой кожи. Помнит ту эйфорию и сокрушительный восторг, когда с губ слетает первая неуверенная попытка назвать тебя по имени. Первым словом Арчи было «Бет». Раздалось утробное, гортанное рычание, и за ним последовал грозный лай длинношерстного белого пса, который безбоязненно перегородил коридор. Я ошарашенно заморгала и уставилась в шоколадные глаза ретривера, что не отрывались от неподвижной фигуры доктора Каллена. Вампир совершенно не отреагировал на угрозу; на его лице отражалась крайняя заинтересованность в разговоре с Джоном Мэнголдом. В эту самую секунду спустился и Алекс. Он переоделся в спортивные треники и толстовку, попутно проводя широкой ладонью по холке обеспокоенного пса. — Финансы лучше обсудить за чашкой кофе. Без детей. — Слова мистера Мэнголда прозвучали как будто издалека; я настолько сильно погрузилась в собственные мысли, что чувствовала себя выбитой под зад из реальности тяжелым кожаным сапогом. — Нам с Лиззи тоже есть о чем поговорить. — Я моментально перевела взгляд на парня, а потом и на свою единственную защиту — Карлайла, который, похоже, чересчур сильно вошел в роль отца. — Ты ведь не против? Медово-золотые глаза остановились на моем лице; Карлайл как будто пытался считать мое состояние по одной только мимике. А я… чувствовала тревогу. И все пожирали меня взглядами, все ждали моего ответа, все хотели, чтобы я приняла решение. — Разговор пойдет вам на пользу, Лиз. — Ладонь доктора коснулась моего плеча. Как будто он пытался придать мне уверенности или показать родителям Мэнголда, что между нами все же существует намек на отношения отцов и детей. Доктор напоследок ощутимо сжал мое плечо и оставил пальто на вешалке, прежде чем удалиться вслед за отцом Алекса на кухню. Прежде чем оставить одинокую меня в коридоре в лапах перевертыша. — Лиз, я действительно был искренен вчера… — Алекс сделал шаг ко мне навстречу, понизив тон. Но вампир все равно его слышал, вампир бросил меня, потому что банально не знал… Я стремглав вылетела на улицу, молясь, чтобы Карлайл оставил Мерседес открытым. Я спрячусь в салоне и пережду бурю. Я не готова с ним говорить, я не знаю, что ему сказать… Свежесть улицы приятно холодила разгоряченные щеки, пока я так и продолжала сжимать в ладонях брелок от его новой машины. Мэнголд явился следом спустя минуту, пока я тщетно дергала закрытые дверцы автомобиля, едва слышно ругаясь. — Постой, Лиззи! Ох, твою мать… — Алекс вскопал тяжелыми ботинками рыхлую землю подле меня, прежде чем остановиться. Его глаза были широко раскрыты и полны изумления, благоговения и неприкрытой любви. К машине. — До Импалы ты еще не дорос, так что держи. — Я вложила ключи ему в ладонь. — Вместо уничтоженного драндулета. — Очешуеть… Да это же новенькая Импреза! Тут еще и модификация от STI! — Парень восторгался как умалишенный, едва ли не лобызая новую игрушку и нарезая вокруг нее круги, пока я разочарованно пинала Мерседесов Мишлен [4], надеясь вызвать закономерную реакцию сигнализации. Но, похоже, у вампира ее попросту не было. Еще бы, без уникального ключа эту серебряную стрелу и не заведешь… Его детский восторг был ни капли не заразителен, лишь действовал на нервы. Я не могла понять саму себя, и это раздражало еще сильнее: какого Мэнголда я хотела видеть? Радостного и безопасного, с искрящимися голубыми глазами и бардаком вместо волос на голове или хмурого, сутулого с осунувшимся лицом и прозрачным как стекло взглядом?_____ [4] Мишлен — компания, которая производит шины для автомобилей; Michelin — один из лидеров в своей отрасли, поставляет шины для многих гоночных состязаний. _____
Я коснулась засохшей фигурной изгороди и из-под моих пальцев тут же посыпались пожухлые листья. Голос парня стих вдалеке, а лесополоса приблизилась едва ли не до расстояния вытянутой руки. Невысокий побеленный забор упирался в могучие ветви ели, а за ним раскинулась ровная пожелтевшая лужайка с брошенными на траву резиновыми игрушками для собаки и длинными качелями, что свисали с толстой ветви высокого дуба. — А я было смирился с пассажирским сидением и велосипедом. — Парень издал глухой смешок и подкинул ключи вверх. Он не смог удержаться и снова бросил взгляд на новую игрушку. — Неожиданный подарок, скажу я тебе. Спасибо. Я резко развернулась на пятках и хмуро воззрилась на умиротворенного Мэнголда. Неужели он действительно считает, что теперь между нами все зашибись? Парень издал хриплый вздох и виновато свел брови еще до того, как я открыла рот. Словно на моем лице был огромный экран, который транслировал все эмоции и чувства. — За что ты меня благодаришь?! Думаешь это, — я неделикатно указала пальцем на машину, — моя идея? Я узнала о существовании этой тачки полчаса назад. И лучше бы щедрость моей семьи не была прямо пропорциональна чувству вины. Я молчаливо уперлась взглядом в его лицо и замерла в ожидании. Я хотела убедиться в его безумии, увидеть, когда челюсть сведет судорогой, и он крепко зажмурится, прежде чем в полупрозрачных глазах я увижу отражение собственного нарастающего ужаса. Но он был спокоен. Перебирал в ладони ключи от машины и отвечал тем же самым задумчивым взглядом. — Лично я никакой вины не ощущаю, — бросила я и поежилась от поднимающегося ветра. Едва заметная тропинка вилась между деревьями и терялась в густом подлеске впереди; хотелось убраться отсюда подальше. — Ладно-ладно, постой! — Парень нагнал меня без всякого труда и словно в замедленной съемке протянул ладонь к плечу, чтобы остановить. Кожа пылала, сердце билось где-то в районе горла; я отшатнулась едва ли не раньше, чем он осознал свою оплошность и отступил на шаг, примирительно поднимая руки. — Только не убегай… Он выглядел расстроенным: спрятал ладони за спину и угрюмо потупил взгляд, балансируя на носках. Почему-то внутри меня росло ощущение сюрреалистичности происходящего: я будто бы выпила лекарство, от которого в моей жизни происходят ощутимые перемены. Этакое плацебо под названием: «стань хозяином своей жизни». — Мне действительно очень жаль за сцену в раздевалке, я не хотел тебя… — Не хочу об этом говорить. — Я оборвала его так резко, что по спине прошелся холодок. — Никогда прежде со мной не происходило ничего подобного. — Он так и продолжал смотреть в землю и ботинком помогать кротам рыть норы. Весь такой раскаявшийся и кроткий. Светлая челка покрывала глаза до самых ресниц, а между двумя темными бровями залегла глубокая складка. Я завороженно уставилась на танцующий кадык и неровную поросль на широкой челюсти, обдумывая его слова. Я совершенно не замечала, что с высоты его роста можно безнаказанно рассматривать и меня. С губ слетел обреченный вздох; я потерла переносицу и вскинула глаза к нависшему серому небу над головой будто ожидая провидения. А передо мной так и стоял семнадцатилетний блуждающий полузащитник, велосипедист и любитель выкурить сигаретку-другую за школой. Кто же теперь поверит, что в этих небесных глазах однажды поселилось безумие и… смерть. Кто поверит неуравновешенной машиносносительной девушке, отрезанной от человеческого социума на несколько долгих лет? Я могла сбежать прямо сейчас. Влететь через парадную дверь и мольбами увести отсюда Карлайла раз и навсегда, чтобы сдаться. Быть жалкой и израненной; такой, какой они привыкли меня видеть. А могла посмотреть ему прямо в глаза и едва заметно кивнуть; дать шанс исправиться. Быть сильной и самостоятельной; сделать маленький шаг навстречу большому страху. Вот он — твой последний шанс, Александр Мэнголд. Но если ты умудришься все запороть, по твою душу придет Розали. Или Эмметт. Может, так они проведут неординарное кровавое рандеву. Ты для меня — отличный способ переключиться и забыть о матери, которая сочла меня обреченной. С тобой я смогу почувствовать себя человеком и погрязнуть в проблемах совершенного другого рода. Так что постарайся не облажаться. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Даже лучше, чем ты думаешь. Мэнголд робко улыбнулся и расправил плечи, будто ощущая перемену в моем настроении. — За домом есть скамейка. Если только тебе не нравится стоять посреди пустоши. — Он обвел ладонью простирающийся двор и напомнил, как отвратительно прекрасно умеет делать лисий взгляд. Губы предательски задрожали, и я поспешила найти тропинку за дом; ни к чему ему принимать мою грусть на свой счет. Я прислушалась к приглушенному шороху шагов за спиной, неосознанно начиная ускоряться из-за возрастающей тревоги. Сердце вот-вот готово было выскочить из груди, когда парень расторопно со мной поравнялся и покорно склонил голову набок. Я облегченно выпустила воздух через зубы и сжала ладони в кулаки, пытаясь отвлечься созерцанием его дома. — За нами кто-то гонится? — шутливо поинтересовался Алекс и отворил низкую калитку, что вела на задний двор. Я не нашлась с ответом, жадно разглядывая ровную, просторную лужайку. По всему периметру заднего крыльца громоздились тяжелые керамические горшки для растений; земля осталась рыхлой, но пустой: все саженцы заботливо убрали на зиму в теплый домашний подвал. Позади ряда невысоких фруктовых деревьев виднелась небольшая оранжерея. От ветра тихо поскрипывали петли длинной качели. Я видела как будто наяву: Алекс, десятилетний улыбчивый мальчишка с тяжелой деревянной битой наперевес сощурил искрящиеся глаза, из-под бейсболки любимой команды сочится пот. Удар. Он звонко кричит «страйк!», когда кожаный снаряд со свистом рассекает воздух; шелестят листья, мяч навсегда исчезает в бескрайнем лесу. Отец раскатисто смеется — на его лице читается гордость, а мать с нежной улыбкой на губах просит не кричать так громко, малышка только-только заснула… Картинка будто подернулась мутной пеленой; двор стал меньше, а вместо пластмассового кукольного домика под деревом взгромоздился экскаватор с ручным управлением; в ковше разместилась целая армия зеленых солдат. Мой Арчи с боевым кличем кружит с клюшкой по двору и отправляет резиновые мячи один за другим прямиком в ворота — отец со смехом успевает отбить только один. Я помогаю маме разливать лимонад в высокие, полные льда стаканы, пока она выкладывает свежее печенье на блюдо. Еще минута, и она властно отправит хоккеистов мыть руки, а потом скажет мне не сутулиться и заправит за ухо выбившуюся прядь… Я заморгала и будто оглушенная вырвалась из лап непрошенных воспоминаний, хватаясь за единственное прямостоячее создание, чтобы не упасть. Теплые ладони Мэнголда уверенно удержали меня на месте, пока сосредоточенный взгляд следил за меняющимся выражением моего лица. Он не говорил ни слова и просто ждал, пока мой пульс успокоится, пока я перестану дрожать как осиновый лист. Сколько времени, интересно, мы так простояли? Я — утонувшая в воспоминаниях, он — пытаясь понять, что со мной происходит. — Прости. — Я осторожно отстранилась и уткнулась взглядом в землю, добираясь до широкой скамейки в тени старого дуба. Я чувствовала себя сбитой с толку и попросту уставшей, хотелось разобраться со всем поскорее и забраться в лавандовую ванну на часок другой. Алекс расторопно смахнул со скамейки пожелтевшие листья, и мы безмолвно расселись по углам, несколько минут прислушиваясь к успокаивающей тишине вокруг. Мне здесь нравилось; ощущался необыкновенный шарм в незначительных, но таких завораживающих деталях их семейного дома: на ветви дуба висел резной деревянный скворечник, а будка для собаки была украшена блестящими бусинами и утеплена изнутри. Над входом выложили и имя питомицы: «Тесс». — Когда увидел вас внизу, я сначала решил, что твой отец приехал по мою душу. Забрать если не в полицию, то в дурдом. Его голос звучал тихо и расстроенно, едва ли не сливался с шепотом ветра. Он поддевал ногтем облупившуюся краску, ошметки которой исчезали в траве. Мне стало неуютно; я передернула плечами, пытаясь согреть ладони собственным дыханием: было жутко и одновременно холодно от его слов. Ведь именно такую судьбу я и пророчила ему вчера, наблюдая, как белая подушечка гребешка беспомощно утопает в соевом соусе. — Он ведь был в приемном отделении, когда в начале этой недели меня доставили в больницу. — Алекс невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль; лицо вытянулось и стало неподвижным, шевелились одни лишь губы. — В ту ночь я чувствовал себя практически так же, как и в пятницу. Я не мог контролировать свое тело. Разгромил добрую часть кухни, как будто искал что-то, а потом… — его голос совершенно сошел на нет, глаза блестели, а дрожащие уголки губ поползли вниз. Я затаила дыхание и неосознанно приблизилась, в надежде услышать концовку. Будто слепая, я пыталась нащупать табличку со шрифтом Брайля в его руках. Он мог не придать значения своему поведению, какой-нибудь маленькой детали, которая окажется едва заметной россыпью правды. Ключом от всех дверей. — Что было потом? — едва слышно спросила я, с силой сжимая деревянную спинку. Он резко выпрямился, сделал глубокий вдох и на долгую минуту закрыл глаза. — Потом я провалялся в больнице весь день; меня накачали какой-то неведомой дрянью. Вся их аппаратура признала меня полностью здоровым. А на следующий день я лишился машины. — Он обвел меня многозначительным взглядом и едва заметно улыбнулся. Попытался обернуть сказанное в шутку. Откуда внутри меня эта твердая уверенность, что концовка его истории настолько сильно важна? Как навязчивая идея, которую проталкивает оголтелое шестое чувство. Меня должен был напугать его рассказ, заставить передумать и сбежать, но вместо это я чувствовала солидарность. Мне хотелось не сторониться, а понять. — Мозгоправы и их лекарства тут бесполезны. Как и рентгеновские снимки. — Мой голос стих, утопленный в шелесте облетающей листвы и звоне скрипучих ветвей. — Снова ты недоговариваешь. Сколько в тебе сокрыто тайн, Лиззи? — с жаром вопрошал парень, требовательно распахивая глаза. — Проси все, что угодно, но я никогда не смогу забыть тот случай на парковке. — Он импульсивно взмахнул ладонью, но потом беспомощно уронил ее на колени. — Я ведь знаю, ты можешь объяснить мне все… Я сглотнула, чувствуя, что сама загнала себя в невероятно щекотливую ситуацию. Он как будто не понимает, что я… — Послушай меня очень внимательно, Алекс. — Я выдержала небольшую драматическую паузу, заставляя парня сфокусировать все внимание на мне. — Ты можешь поверить в супергеройский комикс или прочитать «Кэрри» Стивена Кинга, но не получишь никаких объяснений от меня. Лишь потому, что не знаю, как это объяснить… — прошептала я, подгибая под себя колени. — Ты ведь тоже не можешь объяснить, откуда взялся монстр внутри тебя. В этом мы даже немного похожи… Мой палец выводил бессмысленные узоры на замшевых ботинках, в то время как Алекс крепко задумался. Он уперся спиной в подлокотник и боковым зрением я видела, как парень беспардонно рассматривает меня под разными углами. Он как будто не мог решить, говорю я правду или нет. Пытать меня дальше или нет. — Тогда, раз уж мы с тобой похожи, а внутри каждого из нас сидит непонятное нечто… — он прыснул. Это и правда звучало смешно. — Тогда, может быть нам попытаться начать все с начала? К его великому счастью, я и так уже решила, что нам стоит попытаться разобраться друг в друге, чтобы разойтись с миром. Нет противоречий — нет стычек. Я даю Мэнголду шанс, хотя вряд ли смогу забыть о той угрозе, что он таит внутри себя. — Что, если ты снова сойдешь с ума? Что, если на этот раз ловушка над моей головой схлопнется до конца? — я понизила голос до едва слышного шепота. Где-то в доме сидит вампир. Все это время он мог безнаказанно слушать весь наш разговор, если родители Алекса недостаточно усердно его отвлекали. — Тогда мне наступит полный пиздец от твоих братьев, Ли. — Алекс лукаво улыбнулся и подался чуть вперед. От неожиданной легкости, что прозвучала в его голосе, я даже рассмеялась. Да так сильно, что из глаз брызнули слезы. Должно быть у меня самая настоящая истерика. — Мне-то в любом случае наступит пиздец, — мрачновато бросила я, когда-таки справилась с безудержным приступом смеха.***
Мы вернулись в дом через заднюю дверь, когда порядком замерзли под пронизывающим ветром и вдоволь нахохотались. Я — из-за собственной обреченности, он — наверное потому, что теперь его не посадят в тюрьму или психушку. Пока что. Совершенно случайно наш разговор зашел о нелепом вечере на пирсе, когда на несколько восхитительных часов все маски были сброшены и мы оказались освобожденными и раскрепощенными силой Джека Дэниэлса. Наверное только благодаря воспоминаниям, что Алекс может быть другим, я решилась дать ему второй шанс. Одновременно с этим я ощущала непреодолимое искушение узнать, что же на самом деле происходит с парнем — где-то в затылке пульсировала искрящаяся жилка, от которой по всему телу растекалась навязчивая одержимость. На стенах длинного коридора пестрили семейные фотографии, обрамленные в одинаковые позолоченные рамки: на первом большом портрете разместились счастливые дети — гордые владельцы трехмесячного щенка, белоснежную шею которого обхватил атласный розовый бант; напротив висело фото Алекса с сияющей улыбкой, загребущими ладонями он обхватил целый ряд блестящих кубков всех форм и размеров; у самой арки, что вела прямиком в гостиную находился большой портрет его сестры, за ее спиной раскинулся стенд с неизвестными мне картинами — пейзажи, написанные акварелью. Я брела как завороженная, всматриваясь в лица и едва различимые детали; мне будто позволили безнаказанно заглянуть в чужую жизнь через окошко замочной скважины — одновременно волнительно и до странного болезненно. Гостиная оказалась просторной и светлой: воздушные шторы из тюля трепетали от легкого ветерка, мягкая зона расположилась напротив очага и телевизора, и я с задумчивой улыбкой отметила тяжелый графин с вином и пару бокалов, что высился на мраморной каминной полке. В дальней части комнаты находился массивный книжный шкаф и рояль; интересно, кто в их доме играет? Сестра Алекса устроилась по-турецки у кофейного столика, который был заставлен прозрачными мисочками с разнообразными бусинами, бисером и декоративными украшениями. Она уверенно и неторопливо мастерила браслет; хороший начальный бизнес для eBay. Собака подскочила с места рядом с хозяйкой, стоило нам войти внутрь; Алекс предупредительно перегородил ей дорогу и уселся на один уровень с пушистым другом. Тесс радостно била хвостом по полу и подалась вперед, чтобы обнюхать еще и меня. Не волнуйся, Алекс. Там в коридоре она рычала вовсе не на меня. Я присела рядом с собакой и осторожно запустила пальцы в мягкую шерсть на холке. Я бы отдала все, что угодно, если бы в вампирском доме можно было завести хотя бы попугайчика. — Ли, это моя сестра Эшли. Эш — Лиззи. — Алекс приветственно махнул ладонью, и я подняла взгляд на его сестру. Похоже, у парня была какая-то мания сокращать имена. — Привет, — отозвалась я, восторженно лаская пса. Эшли застенчиво мне улыбнулась и пробормотала ответное приветствие. — У тебя здорово получается. — Я кивнула на браслет в ее ладонях, и глаза девочки загорелись вместе с щеками. Кажется, братишка не так часто делает ей комплименты. — Спасибо, Лиззи. — Она открыто мне улыбнулась и продолжила заниматься плетением, не обращая внимания на взрослых, что неспешно вышли из столовой. Миссис Мэнголд собрала волосы в небрежную высокую прическу, батистовое платье покрывал передник, а с кухни доносился аромат запекающегося в духовке мяса. Я буквально могла себе представить остаток их дня: семейный обед, где родители поднимут по бокалу красного вина, а детям достанется ягодный морс из поздних осенних ягод, что выросли в тех огромных керамических горшках; вечером они приглушат свет и разместятся в мягкой зоне — мужчины будут увлеченно следить за важным матчем, а мама научит дочь вязать, покажет несколько коротких прелюдий на рояле или подскажет, как добавить уникальности ее браслету. И не важно, как много между ними разногласий и как часто раздаются порывные, импульсивные крики — они есть друг у друга, они семья. — Справились со своими разногласиями? — От тона миссис Мэнголд по спине прошелся холодок, захотелось еще глубже зарыться в мягкую шерстку животного. Что я и сделала. Эх, придется чистить после нее пальто. Карлайл и Джон невозмутимо продолжали разговор, не обращая внимания на излишнюю прямолинейность Кристин. — Мы поговорили, мам, — коротко ответил Алекс за нас обоих, и я ощутила, как все взгляды устремились на меня. Мне не хотелось убеждаться в своей правоте. Боковым зрением я все же видела парня; он уютно облокотился о стену по другую сторону от собаки и рассматривал не то довольную Тесс, не то меня, полноценно увлеченную длинношерстным другом. — Очень надеюсь, что завтра вы оба вернетесь на целых машинах из школы, — не без иронии произнес Джон. Алекс усмехнулся; в кармане его толстовки снова зазвенели ключи от Субару. — Есть вещи, которые в этой жизни достаточно попробовать лишь раз. — Слова Карлайла прозвучали невероятно двусмысленно, и мы с Алексом практически одновременно воззрились на доктора, но он и не собирался ничего объяснять. Джон задумчиво кивнул в ответ, а Кристин оглядела Карлайла с намеком на уважение. Тесс положила теплую мордашку мне на колени, и я стала перебирать ее шелковистые уши, отвлеченно думая о чем-то своем. — Что ж, я рад, что между нашими детьми больше нет никаких разногласий. Очень надеюсь, их примирение продлится дольше, чем один учебный день. Поехали домой, Лиззи. Не помню, чтобы ты делала уроки вчера, — отцовский тон Карлайла был сымитирован поистине мастерски. И правда, я вот тоже не помню, чтобы делала уроки вчера. Я неуверенно поднялась на ноги, только сейчас понимая, что уютно пригрелась и засиделась в полуметре от парня, который… Довольно этих воспоминаний, Лиззи. Второй шанс. Он снова велосипедист с очешуенной задницей. — До свидания, мистер и миссис Мэнголд. Алекс, Эшли. Я остановилась рядом с Карлайлом и оглядела каждого из присутствующих. Доктор, прочно вошедший в роль отца, заботливо заправил выбившийся шарф внутрь пальто.***
Наверное мне никогда не удастся избавиться от страха пробовать что-то новое — изменить привычке и взять кофе с наверняка ужасно приторным пряничным сиропом, надеть яркую гофрированную юбку в пол или прозрачную блузку с ажурным бельем. Но стоит заткнуть параноика в голове, и вместо опостылевшей пасты передо мной дымится крабовый пирог в лучшем ресторане города, а потом, под руководством бессмертного, но от этого не менее беспристрастного, доктора, я поднимаюсь по ступеням в дом непредсказуемого одноклассника. Казалось, это было только вчера: кафешка, где практически непрерывно работает блендер, звук которого пытаются заглушить футбольным матчем; высокий парень в велошортах держит прозрачный стакан со смузи, и по его тонкому запястью струится холодный конденсат, а на губах пляшет загадочная улыбка. Но в другой день это самое лицо обращается в кошмар наяву — бесстрастный взгляд, ладони до боли сжимают мои плечи, и я не чувствую земли под ногами. Какой леденящий контраст. Этот день был по-настоящему головокружительным и неординарным. И сегодня на свет явилась очевидная истина: переменчивость Мэнголда настолько неестественна, что не поддается никакой логике, а значит, не зависит и от него самого. Не отрицаю, было бы проще, признай его психопатом с отклонениями в поведении, но первые дни нашего знакомства, восхитительная суббота на пирсе и сегодня доказывают, что он совершенно нормальный. Как и я. До тех самых пор, пока не возникнет угроза, пока внешняя среда не запустит когтистые пальцы под кожу, не затронет призрачные струны необъяснимого дара и не заставит обороняться. И что-то внутри меня подсказывало, что я права. А может, слишком привыкла к неординарным личностям вокруг и любую нетривиальность воспринимаю как роковое знамение. И это хорошее объяснение, если бы не пульсирующая жилка внутри. Я сложила ладони на коленях, старательно изображая покаяние и спокойствие; доктор Каллен неспешно вел автомобиль, то и дело поглядывая в боковые зеркала на предмет внезапного появления мотоциклистов или чересчур резвых водителей из других штатов. Мы ехали домой в непривычной тишине, что нарушалась лишь стремительным скрипичным концертом Вивальди, и меня никак не покидало ощущение необыкновенной легкости с щепоткой эйфории от собственного триумфа. Мэнголд повержен; он самолично поднял белый флаг и взмолился о пощаде — его больше не нужно бояться. Однако остался доктор Каллен с миллионом вопросов; он способен найти достойный аргумент в любом споре и без труда докажет свой авторитет, свое незыблемое превосходство и вековую мудрость. Наверное именно поэтому, снедаемый желанием помочь, оперирующий всеми существующими общественными нормами, он возжелал вернуть меня — в роли одинокого, загнанного в ледяные пустыни ребенка — в лапы безжалостного человеческого социума, в старшую школу. Интересно, а у него вообще мелькала мысль о том, что его бескомпромиссность может мне навредить? За эти несколько недель я могла бы провести несчетное количество часов за роялем, рисовала бы лес прямо из джакузи, изучила бы библиотеку Джаспера или поиграла в Скраббл с Эмметтом, но вместо этого вынуждена решать проблемы старшей школы, наносить визит неоднозначному и очень переменчивому однокласснику, которому вполне резонно и небезосновательно я разбила машину. Думал ли доктор, что я… Ах, Лиззи, разве теперь это важно? Таня, вероятно, отчитала бы меня за то, что я снова использую сослагательное наклонение — она приходит в устрашающую ярость, когда в полнейшем расстройстве я возвращаюсь к тому, что уже не в силах изменить. Карлайл вряд ли когда-нибудь раскроет свои настоящие мотивы, да и разве теперь это важно? Время вспять не повернуть. Есть гораздо более захватывающая тайна Александра Мэнголда, которую мне предстоит раскопать, но для этого потребуется время и недюжинная сила воли. Так что пора установить перемирие между мной и Карлайлом Калленом, попросить прощения за несколько не самых деликатных выходок и впредь не давать ему повода врываться в мою жизнь с советами, помощью, похвалами, неодобрением да чем угодно. Я не могу изменить обстоятельства, но очень даже могу изменить свое к ним отношение. — Думаю сегодня, не один только Алекс заслужил разговора со мной, — тихо начала я, скользя подушечками пальцев по ребристой коже на сидении. — Из-за меня вся ваша семья подвергается огромному риску, и я бы хотела вас за это поблагодарить. Я поступила очень неразумно, когда вынудила вас с Джаспером вытаскивать меня из Олимпии. Только сейчас я поняла, насколько на самом деле была опасной эта выходка. — Доктор Каллен приглушил музыку в салоне и склонил голову набок, показывая внимание. — Мне жаль, что я ослушалась ваших врачебных предписаний и выпила больше Ксанакса, чем требовалось. И была слишком резкой вчера. Я плохо себя чувствовала и вовсе не хотела спускаться, но так уж вышло, что вы попали под горячую руку. За вчерашний день я успела обдумать некоторые свои поступки и прошу за них прощения. Я сделала глубокий вдох и замолчала; внутри поселились противоречивые чувства. Карлайл должен понять, что никакой я не социопат и очень даже хорошо осознаю, что такое общественные нормы и асоциальное поведение; пришлось прочитать статью по пути домой, чтобы уловить эту грань. За эти недолгие две недели я успела наворотить много дел, но за каждым моим поступком лежала веская, доступная одной только мне причина. И сейчас я уж точно не готова раскрыть все карты. Я знаю, Карлайл не хотел мне навредить, но даже несмотря на бессмертие и неослабевающее самосовершенствование, его кругозор несколько сузился за те долгие годы, что он непрерывно подпитывается устоявшимися человеческими принципами существования. И что бы он себе не надумал, я даже близко не напоминаю среднестатистического подростка, и до недавних пор сама не осознавала, насколько сильно. — Для меня было большой неожиданностью услышать твои сегодняшние извинения перед Кристин, и я рад, что ты в полной мере осознаешь собственные ошибки. Это признак положительных перемен, Лиззи. — Доктор одобрительно кивнул, повернулся ко мне и заскользил взглядом по профилю; я буквально чувствовала ледяную дорожку, которая тянулась от самого виска до сонной артерии. — Я принимаю твои извинения и впредь надеюсь на обоюдное взаимопонимание: я не желаю тебе ничего, кроме благополучия, хотя мои методы и отличаются от тех, к которым ты успела привыкнуть. И все же, раз уж между нами больше нет никаких недомолвок, может, ты расскажешь, что послужило причиной твоего пятничного срыва? За одну короткую секунду все тело напряглось, как струна, потому что я никак не ожидала, что после всего, что произошло сегодня, доктор продолжит гнуть свою линию. Мне понадобилось действительно много времени и сил, чтобы осознать свою вину, а он как будто и не понимает. Пускай идет в пекло со своими методами и желанием нести одно только благополучие. Похоже ему все-таки придется узнать правду, чтобы перестать стричь всех под одну гребенку. То, что срабатывает с обычными, несколько подавленным из-за подростковых проблем детишками не лезет ни в какие ворота со мной. Моя семья погибла, а вампиресса, для которой я стала любимой теплокровной игрушкой, перебросила меня в руки друзей, пока не сочла и вовсе обреченной. И на фоне всего этого именно Карлайл Каллен переборщил с попытками вернуть меня в социум, и не рассчитал свои силы. А от этого я вполне возможно могла сыграть в ящик. — Знаете, Карлайл, на меня просто навалилось слишком много всего… — беззаботно начала я и клацнула зубами, когда стиснула челюсти. — А в пятницу Мэнголд по доброте душевной загнал меня в безлюдную раздевалку и напугал до полусмерти, но это ничего. — Завизжали тормоза, мое тело по инерции врезалось в ремень безопасности. — А во вторник он гнал меня по парковке прямо как львица загоняет худощавую антилопу для своих детей. Я спряталась в Порше, хотела вернуться домой и все вам рассказать, но своим драндулетом он перегородил мне выезд. Бросил вызов, сказал, что я не решусь разбить свою машину в обмен на свободу. Я решила иначе. Но все началось гораздо раньше, знаете ли. Еще в субботу — в кино — он… Мои ладони дрожали, а перед глазами яркими вспышками одна за другой проносились все эти сцены. Я была готова вывалить на него все подробности, показать, как прекрасно мне живется под его покровительством, как здорово он сумел обеспечить мою безопасность, как превосходство во всем сделало из него слепца. — Лиззи, я не могу поверить, что ты молчала все это время, а сегодня еще и… — Это был первый раз в жизни, когда я видела чтобы вампир, да еще и Карлайл Каллен, потерял дар речи. Его бледное лицо осунулось, а от рассеянного света под глазами залегли пугающе-темные круги. — Я прошу тебя рассказать обо всем с самого начала. — В салоне стал мерно перестукиваться сигнал о работающих аварийных огнях; мы остановились на широкой гравийной обочине и мимо с грохотом проносились лесовозы, легковушки и минивэны. Доктор Каллен повернулся ко мне всем корпусом, безмолвно ожидая ответа. — А что тут рассказывать? Под недоумение и легкое недовольство моей пропавшей мамочки вы определили меня в школу, в которую я умоляла меня не отправлять. А уже там воплотился едва ли не самый худший сюжет: местная гордость, самый амбициозный ученик старшей школы Форкса нашел забавным меня третировать. — Я едва не рассмеялась от абсурдности и одновременной комичности ситуации: моё игрушечное тельце дали поиграть друзьям, а теперь удивляются, почему на мне драное платье, а шейка и вовсе свернута. Карлайл стоически молчал. Уткнулся взглядом в простирающуюся дорогу впереди и переваривал мои слова. Не знал, что сказать? Думал, как же загладить вину? А может никакой вины он не ощущал и подавно? Он переместился и потемневший, будто бы уставший взгляд встретился с моим. Ледяные ладони потянулись, чтобы обнять. Я отстранилась и воззрилась исключительно вперед, упираясь плечом в жесткую дверь. Немного поздно строить из себя заботливого родственника. Я больше не нуждаюсь в утешении, и уж тем более таким картинным способом. — Я рассказала все это вовсе не для того, чтобы стать еще более жалкой в ваших глазах, Карлайл. Возможно тактика по примирению меня с человечеством, что вы избрали, и не сработала, но вы и не знали меня так хорошо, чтобы быть хоть в чем-то уверенным. — Я чувствовала себя до странного опустошенной. Как будто из графина выливают остатки забродившего компота, а потом, очистив замызганные стенки, наполняют свежим, искрящимся лимонадом. — Да, я не умею оперировать умными фразочками из словаря абитуриента, но успела повидать многое в жизни. Сначала я потеряла семью, а потом стала частью новой, которая, к тому же, оказалась вампирами. Для вас вряд ли станет новостью, что я не хотела уезжать из дома и уж тем более принимать новых людей, а школа… Дерьмово вышло, не стану скрывать. Но сегодня мы с Алексом обсудили все наши разногласия, и я даю ему шанс загладить свою вину. А от вас я прошу лишь не вмешиваться. Доктор свел светлые брови как от резкой боли в животе и положил одну ладонь на руль — алебастровые пальцы сомкнулись на гладкой коже, как будто ему не хватало поддержки. Несмотря на довольно резкие фразы и напряженную обстановку, Карлайл тактично меня не прерывал. Очень надеюсь, что ему потребуется время на то, чтобы найти достойный ответ. — Довольно с меня гиперопеки и назидательности, довольно считать меня уязвимой и израненной. До тех пор, пока я остаюсь слабой в ваших глазах, я не вижу смысла меняться. Потому что вы старше и мудрее, — я изобразила кавычки в воздухе, — а еще в далеком детстве мне в самую подкорку вдолбили чувство пресмыкательства перед родителями, перед учителями в школе, а потом и перед вампирами… — Я разочарованно покачала головой и глубоко вдохнула. — Но вы забыли одну очень важную вещь: все вы однажды оставляете меня одну. Не важно, смертны вы или нет. — Доктор воззрился на меня с таким изумлением и одновременным беспокойством, словно готов был заставить замолчать и убедить в обратном. Но не стал. — Так дайте же мне научиться быть самостоятельной и сильной. Прекратите мною помыкать и считать маленьким ребенком. Да, легкого пути мне не видать, но мне нужно научиться справляться с трудностями. Скорее всего, я начну падать и ошибаться за первым же поворотом, и это пугает меня по-настоящему. Уверенность мне придает лишь тот факт, что у меня есть крыша над головой и пока что мне есть, куда вернуться. — Мой голос стих, и я хмуро уставилась на дорогу впереди. — А теперь, поехали домой, доктор Каллен. У меня разболелась голова, и я хочу принять теплую ванну. Я поправила ремень безопасности и села поудобнее, чувствуя себя странно от полной неподвижности Карлайла. Он выглядел мрачным и не говорил ни слова; Мерседес ощутимо покачивался, когда мимо нас проносились автомобили. — Я не желал тебе зла, Лиззи, и никогда не хотел, чтобы ты в какой-либо мере пострадала. — Голос доктора звучал тихо и огорченно. — Мне жаль, что я не смог обеспечить твою защиту, что вовремя не услышал клич о помощи и не уделил достаточно внимания твоим особенностям. Я горжусь, что несмотря на произошедшее, ты нашла в себе силы бороться. Я обещаю, что помогу тебе разобраться в чем угодно, если ты попросишь помощи. — Он на секунду замолчал, как будто ждал моего ответа. Ждал, что я брошусь к нему в объятия и пообещаю, что теперь мы сможем жить в мире, что теперь я ничего не буду от него скрывать, и мы сможем стать семьей… Но моя семья мертва. И я, кажется, начинаю к этому привыкать. — Таня бы тоже тобой гордилась, Лиззи, — глухо произнес доктор и завел двигатель. Мне показалось, что с лица сошла вся кровь. Тоже бы гордилась. Если бы от страха не спряталась так глубоко в снежных дюнах Денали, что никакая любовь не заставит её выбраться наружу… Я признаю, что не облегчила вампиру задачи. Не попыталась рассказать все, как есть в первый же день, не сбавляла уровень эгоизма, настырности и едва ли не плевалась от бесконтрольной ярости. А он не стал угождать и подстраиваться, потакать моим маленьким порокам, которые выросли до размеров жирных бульдогов. Он не стал мириться с моим поведением и заставил жить по правилам его дома, где все важные вопросы решались главой семьи — безупречным доктором Калленом. Резко и уверенно меня опустили с небес на землю. И желание вернуть все на круги своя, достучаться до казалось бы бесчувственной матери привело меня в Олимпию, втиснуло мне в ладони Джек Дэниэлс, нажало на газ на той парковке. Нам обоим еще было, что сказать. Только вот мой порыв истончился и практически иссяк — я чувствовала усталость. Если доктор и успел все обдумать и пересмотреть, то я пока еще не готова к новому раунду. Если мне действительно удалось донести до Карлайла частичку истины, то он хотя бы на некоторое время оставит меня в покое, даст шанс разобраться во всем самой. Может и Таня к тому времени выберется из черепашьего панциря и вспомнит обо мне. Ведь что бы она не говорила, что бы не думала, я не могу перестать скучать. И день ото дня я чувствую себя еще более одинокой. — Лиззи, — голос доктора прозвучал аккурат за моей спиной, когда я сгребла-таки шуршащие пакеты в охапку. От них все еще пахло цветочными маслами и неповторимыми ароматами самых дорогих бутиков. — Может, я налью тебе чай, и мы поговорим у меня в кабинете? Карлайл замер у входной двери; невозмутимый, но, несомненно, встревоженный. Готовый принять меня любой. Готовый считаться со мной. Или желающий сломить мою волю и подчинить без остатка. Вот бы узнать об этом на каком-нибудь ментальном уровне, прежде чем снова подпускать его к себе. — Спасибо за предложение, но я хочу побыть одна. — Я поднялась на второй этаж и ни разу не обернулась. Если он и успел все обдумать, то мне требуется гораздо больше времени. А еще горячая ванна, интересная книга и расслабляющая музыка. И никаких посетителей.