______ [1] Корнелл и Гарвард — американские университеты, входящие в престижную Лигу Плюща. ______
Каждые несколько минут я отрывалась от умиротворяющего созерцания ухудшающейся за окном погоды и раз за разом обновляла пустую ленту сообщений. Она, должно быть, чертовски занята, раз запросто игнорирует мои гневные весточки. Звонок отрезвил меня и направил мысли на организацию побега. — Эй, Лиз, у тебя что-то случилось? — Софи поглядела на меня с должным участием. Ну, зачем было все портить этими бесполезными разговорами? — Какое тебе дело?! — зло прошипела я, забрасывая в сумку блокнот и сломанный карандаш. Нужно убраться отсюда подальше. Как можно скорее. — Я просто… — Девушка сникла от моей резкости. — Может, могу чем-то помочь? Ну конечно! Софи явится и, орудуя ободком, поможет мне избавиться от этой семейки вампиров и вернуться в лоно настоящей семьи! — От любопытства кошка сдохла, — коротко бросила я и сжала в руке брелок от машины. Я больше не собиралась терпеть этот паршивый день в школьных стенах. Навалилось все и сразу: вчерашний вечер, Танино путешествие, обесточенный дом. Утро, в течение которого меня успели отчитать, словно маленького ребенка, а потом и поднять на смех. «Нам следует держать маленькую леди подальше от раздражающих факторов, никакого телефона на ночь!» Осточертело! Пора мне воочию посмотреть на Космическую Иглу. Они сами рассказали про ресторан на крыше. Было похоже, что каждый ученик счел своим ежедневным ритуалом рассмотреть меня со всех сторон, когда я шла мимо. Отовсюду сыпался шквал нежелательных приветствий. Я свернула в первый же коридор, который вел на улицу — подальше от назойливого внимания. Поскорее бы добраться до машины… Легкая морось медленно и верно впитывалась в шерстяной дафлкот. Теперь он будет пахнуть дождем даже в солнечную погоду, но, к счастью, массивный капюшон не позволял волосам превратиться в хвост мокрой кошки. Вдоль вереницы зданий я двигалась к стоянке, сворачивая в один из закоулков под навес, где была организована местная курилка. Сигарета, торчащая в зубах прекраснозадого велосипедиста, выпустила облачко голубоватого дыма, и я почувствовала очередной приступ раздражения. — Куришь, молчаливый ассасин? — хрипло поинтересовался Алекс, и я остановилась, оборачиваясь к парню. Чего он привязался ко мне с этим дурацким прозвищем? Я хмыкнула, кривясь от раздирающего ноздри запаха, и одновременно чувствуя ликующего внутри бунтаря, что требовал нарушать правила и привлекать к себе внимание. Такими темпами я оправдаю Карлайловы методы воспитания. — Не доводилось, — бросила я и оглядела его. — А какой смысл ездить на велосипеде и при этом курить? На его лице отразилось легкое замешательство, и он сделал длинную затяжку, прежде чем мне ответить. — Это так… Способ выкинуть из головы всякую дичь, — он взмахнул волосами, глянул себе под ноги, и снова прищурился на меня. — Выглядишь разбито. Может, сигаретку? — Из кармана появилась ярко-красная пачка Мальборо, и я мгновенно мотнула головой. — Нет уж, обойдусь. Мне вообще-то пора. — Я переступила с ноги на ногу, понимая, в каком щекотливом положении оказалась. И понадобилось же моему соседу по следующему уроку тусить именно здесь и сейчас! — Вообще-то, класс в другой стороне, — насмешливо произнес он, и я обернулась. — Вообще-то, я знаю, — язвительно ответила я. — Тогда давай-ка я лучше напомню тебе дорогу, — окурок оставил темно-серый след на кирпичной стене и полетел в ближайшую мусорку. Я замялась. Да, мне все равно, узнает ли Карлайл о прогуле или нет, но какая-то необъяснимая внутренняя сила заставила меня развернуться и последовать вслед за парнем, который придержал для меня дверь в корпус. Вы только посмотрите, какой джентльмен! Алекс добродушно приветствовал всех одноклассников по пути, раздавая на все стороны улыбки и звонкие «пять», а я мрачная, как ребенок, которому не хватило дюйма для допуска на Русские Горки, безмолвно тащилась следом, обводя самым что ни на есть презрительным взглядом тех, кто питал надежды заговорить еще и со мной. Похоже, что парень — местная душа компании. — Опять собираешься спать? Хочешь, сопру подушку из медицинского кабинета? Хорошенькую такую клеенчатую подушечку? Я неопределенно пожала плечами и улеглась на мягкие рукава своего свитера, рассматривая четкую линию челюсти парня, которая потемнела от щетины. — Лучше сопри себе никотиновые пластыри. Тем более сам же сказал, что я паршиво выгляжу. — Я не это имел в виду, — он сконфуженно потер шею и глубоко вздохнул. Да бросьте, неужели он думает, что меня заботит его мнение? — Мне плевать, что ты имел в виду, по правде говоря. Я буду спать. Сколько бы я не пыталась заставить себя затеряться в объятиях Морфея, не выходило ровным счетом ничего. Яркая вспышка перед сокрушительным треском лампочек и насмешливый тон неунывающего вампира смешивались в бурном котле с виноватым голосом Марвел. В общем и целом выходила ядерная смесь, по губительности сравнимая лишь с вампирским ядом. Я распахнула глаза и вперилась взглядом в две небесно-голубые радужки, что с величайшим интересом скользили по моему профилю. Вот кто лишил меня сна! Урок не представлял для меня никакого интереса, так что оставалось рассматривать облупившуюся по углам штукатурку, читать корешки потертых от времени книг, что неровными рядами сгрудились в книжном шкафу, и иногда позволять себе наблюдать за парнем, который все чаще отвлекался на созерцание экрана своего смартфона, чем на учительские бредни. Мнимое спокойствие и необходимость вести себя тихо вызывали новые волны чувств. Например, вины. Нет, не за разбитые лампочки или резкость с Эмметтом. Мне стало совестно за свое отношение к Софи. Жизнь здесь и без того была далеко не беззаботна, а своими оскорбительными речами я грозилась разрушить тот шаткий баланс, что пока еще существовал. В школе мне нужны были соратники, а не враги. — Присоединяйся к нам за ланчем, Каллен, — на прощанье бросил Алекс и спешно покинул аудиторию, прижимая к уху заверещавший телефон. Едва ли погоду за окном можно было назвать подходящей для поездок: накрапывающий с утра дождь превратился в хлещущую во все стороны ледяную стену. У меня не было никакого желания даже высовываться на улицу. Да и свою вину перед Софи стоило загладить. — Прости, мне не следовало срываться на тебе, — я повернулась к девушке всем телом и поежилась, отводя взгляд. Еще чуть-чуть, и я готова была признать, что чувствую, как от моих извинений губы словно покрываются кайенским перцем. Обжигающе-неуютно. Софи вскинула тонкую бровь, и по мне прошелся ее задумчивый взгляд цвета темного шоколада; глаза она умело подвела ярко-зеленым карандашом. Уголки ярких губ дернулись вверх. Интересно, она тоже не ожидала услышать подобное от мисс-независимость вроде меня? — Забей, я уже забыла. Сочувствую тому, кто эти эмоции у тебя вызвал! — Она многозначительно вскинула брови, и я откинулась на спинку стула от такой проницательности. Я привыкла к солнцу. Привыкла, что после снегопада нельзя появляться на улице без солнцезащитных очков. Здесь же с самого утра на небе расстилались грузные тучи, которые придавливали меня к каждой плоской поверхности вроде парты на истории. Климат Вашингтона угнетал, но больший дискомфорт приносила дыра, которая росла в груди от ощущения мучительного одиночества. Жить с вампирами, которые тебя не понимают, все равно что пытаться выстроить конструктивный диалог со статуей Давида, чье очарование неоспоримо, но даже самый участливый взгляд застыл за века до твоего рождения. Таня отдалилась так резко, перестала баловать своим вниманием, не беспокоилась о моем душевном благополучии. Взяла и забросила, как горячую картошку, в ладони дотторе. Результат за тест по химии оказался невероятно предсказуемым. «D», не больше, не меньше. Вот я и подпортила безупречную статистику семьи Каллен. Несомненно, мне бы не составило большого труда расположиться вечером на мягком датском диване, заточить карандаш поострее и разобраться в каждом выбранном мной предмете. Я была уверена, что внутри меня все еще тлели угольки тяги к знаниям, которые нужно было лишь немного раздуть. Но вместо этого меня приземляла тяжесть от безысходности, напоминая о полнейшей бессмысленности моего нахождения в этих обшарпанных аудиториях. Экзамены, которыми пытался напугать меня Карлайл, не несли никакого смысла. Грезы о беззаботном студенчестве с привкусом превосходства в Лиге Плюща были заброшены, как надоевшие игрушки. После моего просвещения касательно сверхъестественной составляющей этого мира я вообще не видела смысла в высшем образовании. Ни один диплом не спасет меня, если в глотку по самый корень войдут чьи-то зубы. Я не знала, какая специальность придется мне по душе; не хотела бездумно отсиживать часы на неинтересных лекциях в мучительных поисках той ниши, что окутает мою жизнь жаждой к познанию. Не хотела жалеть об уникальных местах, которые не увидела, блюдах разных стран, которые не попробовала, человеческих ощущениях, которые не успела испытать. Получение высшего образования — это важный шаг более-менее остепенившегося человека, который должен совершаться осознанно, а не по прихоти плоского общественного мнения. Я видела себя в окружении колючих зеленых изгородей, тянущихся к бесконечным небесам, которые с высоты птичьего полета образовывали извилистый лабиринт. Было невозможно найти из него выход, не к кому воззвать на помощь, я не могла выработать стратегию побега. Неужели в этой холодной дымке Вашингтонского тумана я должна была думать о бесполезной корочке диплома бакалавра? Мне было абсолютно все равно, как оценивает мои скромные знания учитель химии или тригонометрии в старшей школе какого-то захолустного городка. Ни он, ни его синусы с косинусами не могут восстановить во мне простое желание жить. Есть домашка — нет домашки. Удовлетворять идеалистические замашки перфекциониста-Каллена, направленные на мое погружение в социум, я не собиралась. На этот раз я целенаправленно и уперто шагала в противоположную от беззаботной толпы сторону; на ланч, а уж тем более на физкультуру я не собиралась оставаться ни за какие коврижки. На сегодня с меня хватит нелепых школьных будней. Я толкнула тяжелую алюминиевую дверь, что отделяла меня от стоянки и удивилась тому, как легко она поддалась. Краснощекий ученик подул на замерзшие пальцы и стянул с головы капюшон, впуская порыв ледяного воздуха в здание. Снаружи все еще молотил дождь. Мое дыхание сперло, когда от неожиданности я протаранила тело парня, который мало того, что не дал мне свалиться, так еще и оказался никем иным, как Алексом Мэнголдом. Он, что, преследует меня? От его мешковатой куртки веяло табаком, а из-под молнии выбивался мягкий шарф в крупную клетку. Я моментально отстранилась, а парень хитро улыбнулся. — Как я погляжу, ты опять собралась сбежать? — Алекс вальяжно облокотился о стену, тем самым перегородив мне проход. На его покрасневший от холода нос упала капля и повисла на самом кончике, заставляя парня на секунду передернуться и стряхнуть с волос влагу. Он похож на промокшего под дождем щенка. — А ты с пугающей частотой появляешься в самый неподходящий момент. — Я попыталась его обойти. — Да ладно тебе! После этой бесконечной утренней тягомотины я голодный, как волк. Идем, познакомлю тебя со всеми. Я уныло посмотрела в окно на серебрящиеся вдалеке машины и перевела оценивающий взгляд на парня, головосносительные ямочки которого явственно проступали на загорелых щеках. Ну и какой мне профит от его компании? Только эстетический. Улыбаясь, он солнечно щурил голубые глаза, прямо как… — Мне, конечно, чертовски приятно быть объектом твоего пристального внимания, но от этого сочный кусок курицы не запрыгнет в мой желудок! Пойдем, ассасин. А то такими темпами моя девушка решит, что мы с тобой решили закрутить роман за ее спиной. Образ прелестного гея моментально рассеялся в моей голове, и я прыснула от смеха. Алекс крайне озадаченно посмотрел на меня, но все же потянул за собой обратно в нутра тусклых коридоров. Я не до конца понимала, что в действительности заставило меня следовать за ним уже второй раз на дню, в столовке наблюдать, как на его подносе растет нескончаемый набор высококалорийных блюд, слушать о грандиозных планах организовать волейбольную баталию на физкультуре. Он даже выразил свои надежды относительно совместного похода в кафешку, где мы впервые увидели друг друга. Странное предложение, если учесть тот факт, что у него есть подружка. Его нескончаемый поток информации прерывался лишь риторическими вопросами, на которые я парировала односложными репликами и продолжала бездумно сканировать пространство столовой. Я нервно отколупывала наклейку с яблока, замирая в нерешительности перед длинным, заполненным старшеклассниками столом. Раскрепощенный и беспечный Алекс грохнул на столешницу свой поднос и оставил короткий поцелуй на щеке рыжеволосой подружки. Казалось, его возбужденный голос услышала вся столовая, с таким рвением он представил меня своим друзьям. В ответ послышались басистые приветствия парней-регбистов, на лицах девушек заиграли лицемерные улыбки и с более-менее равномерно распределенным интересом эта сплоченная за долгие годы компания приняла меня за свой стол. Интересно, их показное дружелюбие связано лишь с фамилией, обладательницей которой я внезапно стала? Ну конечно. В этом городе знаться с Калленами — все равно, что по четвергам ужинать у семьи, владеющей производством соуса Табаско. Меня засыпали однообразными вопросами. Я кратко отвечала, напряженно смеялась, многозначительно прикусывала губу. Лишь одно событие за столом не менялось вне зависимости, матч они обсуждали или погоду на выходные: Мэнголд, который со скоростью конвейера отправлял внутрь себя содержимое тарелок. Телефон коротко завибрировал, и на экране высветилось имя матери. Сама того не замечая, я схватилась за края стола, посуда на котором предупредительно задрожала. Я не сразу поняла, что перестала дышать. Звуки вокруг стали похожи на радиопомехи: осталась лишь я и горящий экран, на котором красовалась одна короткая фраза, которую я пожирала непонимающим взглядом несколько долгих секунд. «И что за истерику ты здесь устроила, Элизабет?». Вероятно, я изменилась в лице. В ушах громыхал пульс, десятки лиц вокруг превратились в полупрозрачные воздушные шарики с копной цветного серпантина на макушке. В моих ладонях затрещала пластиковая бутылка, а в тесном пространстве кафетерия перестало хватать воздуха. От самых кончиков пальцев по всему телу прошла легкая, но ощутимая дрожь. Если я сейчас же не покину это место, полетят окна, столы, подносы, люди… Случится то, что на медленном огне газовой горелки подогревается внутри меня всякий раз, когда от избытка эмоций становится тошно. Прямо как за несколько недель до нашего путешествия в Канаду. Тогда, в непреодолимом гневе на мать, я разнесла вдребезги целое школьное крыло. Я не знаю, кому и какой ценой удалось замять последствия, но после этого мать мало того что грозилась отправить меня на полное обследование в клинику, так еще и подыскивала экзорцистов и парапсихологов в недалеких окрестностях. Если бы она только знала, как все обернется… С противным скрежетом стул проехался по бетонному полу и едва не опрокинулся набок. Чья-то услужливая ладонь успела его удержать, пока я суетливо натягивала на плечи дафлкот и невидящими глазами пыталась найти выход. Меня не заботили странные взгляды, я не слышала тревожных вопросов. Вся столовая, казалось, погрузилась в тишину, пока я слушала мягкий и беспристрастный голос автоответчика, оповещающий, что абонент вне зоны доступа сети. Я сбрасывала и набирала вновь. Без толку. Машина на парковке бесшумно моргнула габаритными огнями, и я со злостью отшвырнула сумку на соседнее сидение, заводя мотор и предусмотрительно пристегиваясь. Свалить. Как можно скорее, как можно дальше… Я еще долго не вернусь в дом этого повернутого на опеке диктатора, который уж слишком активно стал вмешиваться в мою жизнь, потакая увещеваниям моей ветреной матери. Наверное, поэтому мы никогда и не ездили к ним в гости. Небось до меня он пытался нянькаться с Таней, а Марвел, ох как не любит, когда кто-то ставит под сомнение ее авторитет. Этой машиной было до дрожи приятно управлять. Бесспорно, все транспортные средства, которые мне доводилось водить с позволения их бессмертных владельцев, прекрасны. Но почему-то именно за рулем этого кроссовера я чувствовала себя по-настоящему комфортно. От переизбытка эмоций и выброса адреналина я безбоязненно влетала в повороты, отпуская газ только на самом подъезде к ним. Противный дождь значительно ухудшал видимость, но это не мешало мне продолжать вдавливать педаль в пол, пролетать на огромной скорости мимо других машин и неукротимо нестись вперед. Меня успокаивал размеренный рокот двигателя, а уверенности добавляла стрелка спидометра, что не опускалась ниже отметки в сто двадцать километров в час. Всеми силами я старалась вернуть себя из плавного полета сознания в реальность и решить: что же делать дальше? В скором времени Карлайл расскажет о своих наблюдениях Тане, а мать поделится с ним перепиской. И тогда я превращусь в подопытную крысу, которую они с подобострастным увлечением будут пытаться вернуть в крысиный социум, не спуская с меня своих хитрых кошачьих глаз. Тошнит! Стрелка спидометра поползла вниз, когда я стиснула в ладонях гладкий кожаный руль, и открыла бесшумное окно, делая глубокие, очищающие вдохи. Я так привыкла быть добровольной марионеткой в надежных руках Тани. А Калленовские правила словно обрезали нить за нитью, принуждая меня ходить самостоятельно. Но ведь я не заводная кукла с идеально выверенными движениями; внезапно меня буквально подбросило от осознания, что во сколько бы передряг я не вляпалась, и сколько бессмертных интриганов не пыталось воздействовать на мою жизнь, я все еще остаюсь Лиз с собственными желаниями и возможностями. Чем руководствуется доктор? Кому и что он пытается доказать? Может, воспитанием кого-то из своих собственных детей он слегка пренебрег, и те свернули с его идеальной дорожки? Натворили глупостей, а он теперь считает делом первостепенной важности направить меня на путь истинный и восстановить статистику. Неужели одна неудача заставляет его душить заботой именно меня? А Таня? Хороша мать! Вместо того, чтобы писать мне обещанные весточки и беспокоиться о часах, что я провожу в таком вредном для невротика одиночестве, она при первой же возможности свинтила на долгожданный отдых. Да не куда-то там в соседнюю Канаду, а в сотрясаемую всеми возможными землетрясениями, омываемую каждым возникающим цунами Японию! До цветения очаровательной сакуры еще далеко, а фанатом манги она точно не была. Тогда, спрашивается, на кой-черт она туда полетела? Мотор взревел от возросших оборотов двигателя, и я упрямо поджала губы, унося себя вперед и вперед, как можно дальше от неприступной обители семьи Каллен. Час сменился другим, морское побережье Тихого океана превратилось в нескончаемый лес, а ровные ряды сосен национального парка Олимпик уткнулись в изрезанную береговую линию. Впереди меня ждал приморский город — Олимпия. Небольшая портовая обитель в совершенно противоположной стороне от моего так называемого дома. Телефон не показывал ни сообщений от Тани, ни звонков от диктатора, модного критика, или же мягкосердечной правой руки хирурга. Как же замечательно, что меня, наконец, оставили в покое. Казалось, в штате Вашингтон один только Сиэтл носил статус мегаполиса, потому что и Форкс, и Олимпик выглядели как мелкие деревушки даже по сравнению с родным Анкориджем. Однако здесь нашелся и долгожданный Старбакс, и ресторан на берегу морского залива, где на бирюзовой глади воды равномерно покачивались позабытые вне сезона яхты со свернутыми белыми парусами. Я не собиралась здесь задерживаться, хотела лишь перекусить в уютном местечке с видом на бескрайнее море и сразу же задать курс на Сиэтл. Уж там моя банковская карта обеспечит проживание в отеле класса люкс вроде Марриотт, Хайатт, ну, или на худой конец Хилтон. А до тех пор, пока Таня не соизволит вернуться за мной в Вашингтон, я не сделаю ни шагу за порог гостиничного номера. Посмотрим, как навыки дипломата помогут доктору Каллену выкрасть меня из испещренной камерами обители успешных людей. Обжигающий кофе и пенне со шпинатом, сыром Горгонзола и грецкими орехами немного сгладили настроение, а равномерно покачивающиеся в воде суденышки воскресили воспоминания о беззаботном детстве. Песчаная полоса в Анкоридже казалась бесконечной, и мы с Арчи успевали выдохнуться, пока носились друг за другом. Чуть сомкнув веки, я словно могла слышать беззаботный смех брата, завладевшего моей шапкой и не желающего расставаться с добычей, несмотря на все мои мольбы, пения, и угрозы. Его любимым развлечением было ломать первый лед в лужах, что образовались после отлива. Набережная представляла из себя нескончаемый дощатый помост, покрытый соляными разводами, что остались от неукротимого буйства волн. Всюду мельтешили мамочки с озорными детьми, я то и дело видела свое радужное отражение в круглых мыльных пузырях, что долетали до меня со стороны детской площадки. Укромные уголки со скамейками облюбовали парочки, воркующие о вечной любви; такой же вечной, как соль в океанской воде. В Олимпии не было дождя, лишь затянутое серой пеленой небо, на котором далеко на севере сгущались глубокие синие тучи. Мои попытки связаться с Таней так и остались без ответа. В стаканчике подходило к концу мягкое фисташковое мороженое. Я вслушивалась в долгие гудки, придерживая телефон плечом и собираясь выдвигаться дальше. Час — и я буду в Сиэтле. — Лиззи, — вкрадчивый голос Тани так неожиданно зазвучал на другом конце провода, что я выронила изо рта пластиковую ложку, без которой невозможно было бы прикончить мороженое. — Согласно какой теории ответ придет быстрее, если писать как можно больше сообщений? — И это все? — выдохнула я. — Это все, что ты хочешь мне сказать? «И что за истерику ты здесь устроила?» — Мой голос сорвался на последнем слове, и я с яростью забросила картонный стаканчик в зеленых пятнах в мусорку. — Милая, я прошу тебя, успокойся. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты… — Чтобы я что?! Чтобы я… — Мой крик оборвался, когда на заднем плане отчетливо зазвучал мужской голос. И этот мягкий баритон ласково подзывал мою Марвел куда-то там вернуться! — Это, черт возьми, что, один из твоих… — Ох, Лиззи! Опять ты за старое? Мы же уже все это проходили. — В голосе матери слышалась полнейшая обреченность и проклюнулись визгливые нотки недовольства. Я не могла найти себе места, яростно топая и метаясь из стороны в сторону по пирсу. Одна из мамаш осуждающе посмотрела в мою сторону. Отсутствие Тани превратилось в мучительную преграду между мной и целью. Будь она здесь, я бы залилась теплыми человеческими слезами у нее на груди, и она бы сдалась, как миленькая. — Да, опять за старое! А что еще мне остается?! — вскрикнула я сквозь гигантский ком в горле. — Признайся, ты просто променяла меня на новую сладостную побрякушку! Я просто-напросто тебе мешала… трахаться в вампирских количествах! — Мой голос сорвался, и я зажала ладонью рот, чтобы не зарыдать в голос прямо сейчас. Небольшой пароход издал оглушительный гудок, заходя в гавань, и от пирса поднялась целая туча чаек, которые немедленно огласили все пространство вокруг своим протяжным верещанием. Мне захотелось присоединиться к хору. — Элизабет! Немедленно успокойся! Ты делаешь просто возмутительные выводы! Как ты вообще можешь так думать обо мне? — Ее голос взлетел как минимум на октаву, стал высоким, неустойчивым, тревожным. — И что творится у тебя на заднем фоне?! С каких пор в Форксе появилось море? — Кто сказал, что я в Форксе? — Я смахнула с лица слезы. Голос сделался густым и вкрадчиво-нахальным от предвкушения скандала. — Повтори, что ты сейчас сказала, Мишель Элизабет. Повтори то, что ты мне сейчас сказала. — Я далеко от чертового дома. И возвращаться туда не собираюсь. Но какое тебе дело, мамочка? Ты ведь так занята этим… Кто на этот раз? Фудзияма? Тойота? Ямаха? Йоко Оно? — Мне не до шуток, Элизабет. Немедленно объясни, где ты! — Еще немного и ее голос сорвался бы на крик. Я оглядела пустынный пирс. Воздух, казалось, окрасился в железный гневный оттенок. — А кто здесь шутит? Японцы вроде серьезная нация. Уж посерьезней меня, во всяком случае, — я скривила губы и смахнула растрепанные ветром волосы с лица. — Ты же можешь посмотреть по iCloud [2], где я. Вот только это мало что изменит. Ты не убедишь меня вернуться в эту отвратительную, лицемерную семью. Я медленно отняла телефон от уха, уже не различая Таниных слов на другом конце и лаконично касаясь кнопки завершения вызова. Мое тело словно пронзила отравленная стрела, вызывая нарастающую в груди тупую боль. Я никогда не питала особой симпатии к ее любовникам, но сейчас Таня зашла слишком далеко. В своем стремлении вернуться к привычному положению дел, она извернулась настолько, что заставила меня сесть в самолет, измучить себя, да еще и поверить в правдоподобный рассказ о мнимом приближении каких-то сокрушительных правителей. Интересно, откуда она вообще выудила это дурацкое имя — Вольтури? Наверное, от какого-нибудь быстро позабытого итальянского ловеласа, угощавшего ее несъедобным мороженым и беспокоившимся, что Таня слишком бледна и совсем не получает солнца.______ [2] iCloud — облачное хранилище данных компании Apple. Позволяет отслеживать перемещения потерянного телефона с другого устройства, привязанного к той же учетной записи. ______
Ласковый шелест набегающих на берег волн не раз смешивался с требовательным дребезжанием моего телефона, который я стискивала в ладони. Слез уже не было, зато теперь я дрожала буквально всем телом от раздирающей злости, что клокотала во мне, как просыпающийся вулкан. Она поступила так низко, так оскорбительно, так неожиданно и так противоположно своему материнскому долгу, что несколько раз я останавливалась прямо там, где шла, крепко закрывала глаза и пыталась убедить себя, что это всего лишь очередной чрезмерно затянувшийся кошмар. И стоит мне открыть глаза, как я все забуду. Солнечные лучи на щеках растопят полночную тоску. Я спрячу замерзшие ноги в уггах, сбегу вниз по скрипучей деревянной лестнице, зачерпну немного снега на крыльце и поупражняюсь в меткости, швыряя снежки в рыжие сосновые стволы. А потом отправлюсь смотреть кино, читать книги и пить горячий какао. Но циничная реальность была против. Сердце разрывалось от мысли, что внезапно я оказалась не нужна Тане, что она нашла удобный способ оставить меня за бортом своей безоблачной жизни. Больше не будет длинных бессонных ночей, полных тихого шепота, ласковых ледяных объятий, слов утешения, которые помогут найти какой-никакой путь в этой непроглядной тьме. Я вздрогнула от порыва ветра и поплотнее укуталась в шерстяное пальто, спрыгивая с каменного помоста, с которого наблюдала за бурлящим внизу океаном. Больше нельзя было здесь задерживаться; Таня наверняка уже сообщила своим верным приспешникам о моем маленьком путешествии. Мне не потребовалось много времени, чтобы отыскать в сети эксклюзивный пентхаус с захватывающим видом на залив и улицы в неоновых огнях, мягко растушеванных дымкой начинающегося дождя. Сегодня платиновая кредитка, которой меня обеспечила Таня, подвергнется варварскому набегу, когда я оплачу ей номер в одном из самых дорогих отелей Сиэтла. — Элизабет Каллен. — Сердце бухнулось в пятки, когда за спиной раздался требовательный голос доктора Каллена. Вот за мной и явился великий инквизитор. Палец замер над кнопкой «забронировать», а в горле пересохло от бессознательного желания сорваться и броситься прочь. Единственная здравая мысль, которая все же стрельнула в моей голове — бежать бесполезно. Если Карлайл только захочет, донесет меня до Форкса в охапке. Поворачиваясь к доктору с гримасой независимого недовольства на лице, я надеялась, что глаза у меня не чересчур мокрые, а щеки не слишком разгорелись. Не хватало еще и унизиться перед ним, и показать, что я сбежала не из-за того, что неудержима и взбалмошна, а потому, что чертовски расстроена. — Сколько людей вы по дороге сбили, доктор Каллен? Я ехала сюда несколько часов, а вы добрались минут за тридцать. — Плохая шутка, Элизабет, — сухо отозвался он и подступил на два шага ближе ко мне. Я на автомате отшатнулась, и уперлась спиной в фактурные каменные ограждения. Его суровый взгляд прошелся по мне с проницательностью аппарата МРТ [3]. Глаза сотрете, доктор. Во мне нет ничего необыкновенного. Насколько сложно это понять? — Элис предупредила о твоем путешествии в Олимпию заранее, Лиззи. — Я вздрогнула и обернулась к Джасперу, который материализовался рядом так неожиданно и тихо, что любой шпион повесился бы от зависти. Отец и сын встали по обе руки от меня. Сквозь полупрозрачные, подвижные, и якобы равнодушные золотые радужки я видела, что они рассчитывают момент поудобнее, чтобы меня схватить. — Так нечестно. — Опять все мои тузы кроют бесчисленным количеством джокеров. — Жизнь вообще несправедлива, — хмыкнул Карлайл и вытянул вперед свою изящную ладонь. — Ключи. Я скривилась от неудовольствия и обиды, безвольно опуская брелок в его руку. — Ты ведешь себя крайне инфантильно, Элизабет, — звучный голос доктора окрасился обвинением. — Я еще никогда не видел, чтобы кто-то мог до такой степени обескуражить Таню. Она плакала в трубку. А у вампиров нет слез, сплошные судороги слезных желез. Настолько ты расстроила свою мать. — Я сжала кулаки. Плачет — ну и хорошо. Узнает, каково мне каждый день и вечер. Ей-то позволительно рвануть в Японию, чтобы перепихнуться с бойфрендом, а я всегда веду себя неразумно. Отвечать ему я не стала. Игнорировать его слова отныне будет легче. — Я поеду с Джаспером, — сухо объявила я, и отвернулась от доктора. — Если ты ведешь себя, как пятилетняя, то и обращаться с тобой следует соответствующе. Садись в машину. — Его решительный взгляд я видела даже боковым зрением. Я уперлась в стенку и приготовилась отбиваться, но ноги дрожали, словно мне подло, из-за спины подбили жилы. — Карлайл, — Джаспер положил руку ему на плечо. — Оставь. Ей тошно и без того. — Ты прав, сынок, — Карлайл вздохнул и потрепал юношу по пшеничной макушке. — Ее поведение подлежит обсуждению исключительно в стенах дома. Из моих легких вышли остатки воздуха, и я непроизвольно обняла себя за плечи, делая первые робкие шаги по направлению к стоянке, где оставила машину. Джаспер, по-видимому, явился сюда исключительно для поддержания эмоционального фона, так как желание едко ответить рубящему свою любимую правду доктору у меня почему-то пропало. Сколько бы лет Карлайл не прожил на этом свете, каким бы мудрым и просвещенным он себя не считал — он все еще выглядит, как интерн первогодка, облаченный в костюм от Бриони, чтобы показать свою мнимую значимость. Никакого встроенного в гены пресмыкательства перед старшими я здесь не испытывала. — Можно за руль? — Я вскинула бровь, оборачиваясь к Джасперу и отмечая обсидианово-черный Мерседес, что мастерски подпер мою машину. Мне пришлось бы яростно протаранить бампер AMG [4], чтобы отсюда выбраться. — Тебе могут начать звонить по дороге, — коротко произнес Джаспер. — Кто тебе сказал, что я собираюсь отвечать? — пробормотала я себе под нос. Вампир бросил на меня неоднозначный взгляд, но молча открыл передо мной пассажирскую дверь и обошел машину. — Спасибо, что спас, — пробормотала я, поправляя наушники. — Не за что. Но пойми и ты Карлайла. Он не привык к впечатлительным смертным детям. — И этот не видит во мне ничего, кроме теплокровного зверька. Благодарю за семейные тайны, Джаспер, но уж лучше бы ты меня просто пожалел.______ [3] МРТ — аппарат для магнитно-резонансной томографии. Позволяет получить изображения всех внутренних органов и тканей человека. [4] AMG — подразделение компании Mercedes, которое занимается созданием более мощных, спортивных моделей существующих автомобилей. ______
Мы двигались короткой вереницей по влажной трассе, и я то и дело ловила себя на том, что отключаюсь. Ярко-красные стоп-сигналы Мерседеса то появлялись, то исчезали, в то время как я уже заочно начинала себя третировать — в голове складывался наш с доктором неминуемый разговор. Все эти нескончаемые мысленные варианты беседы о необходимости социализации, его убедительные заявления о моей инфантильности и асоциальности было тяжело переносить морально. Вряд ли я смогу сдержать рыдания, а что еще хуже — губительную силу, которая способна вырваться из меня в моменты уязвимости, злости и боли. Я уже отчаялась получить хороший конец как для этого дня, так и для моего короткого заключения в чете Каллен. В меру настойчивые попытки Эсме как-то меня отвлечь или успокоить не увенчались успехом — всех я игнорировала или отшучивалась, демонстративно натягивала наушники или же угрюмо упиралась взглядом в окно. Остальные смотрели сквозь меня, совсем как через одно из огромных и прозрачных, окрашенных густыми сумерками окон. Разговора с вездесущим доктором Калленом удалось избежать по счастливой случайности: его срочно вызвали в клинику, и судя по сверхъестественной пробке на шоссе, вернется он не раньше ночи. Кое-кто явно переоценил свои водительские навыки, когда умудрился перевернуть машину на крышу в одном из скользких поворотов, и доктору предстоит провести увлекательный вечер, составляя его позвоночник обратно на манер конструктора на железных штырях. Да уж, феноменальные способности в вождении на мокрой трассе были только у Человека Дождя [5]. Непревзойденный гонщик и такая несправедливая смерть. Комфортабельная тюрьма в доме Калленов изобиловала всем, что я привыкла иметь в прямом доступе каждый день. Личное гнездышко с беспроводным интернетом (сеть на этот раз носила название: «GrizzlyDevourer666» [6]), место для рисования, в качестве которого я облюбовала ровный дубовый пол у окон, близость собственной ванной. Жаль, на двери отсутствовал замок, который позволил бы мне наглядно показать, что сегодня я не то что разговаривать, но и видеть никого не хочу. Заявления о том, что мы с Таней зря ссоримся по пустякам, меня только злили. Кому пустяки, а кому и вопрос, какой оборот в этот раз примет моя отвратительно непредсказуемая жизнь.______ [5] Человек Дождя — это прозвище получил гениальный гонщик Формулы-1 Айртон Сенна за многочисленные примеры высоких достижений в дождевых гонках. [6] GrizzlyDevourer — пожиратель гризли. ______
Мой телефон то и дело сотрясался от коротких вибраций и сообщений, которые я упрямо игнорировала, распаляясь все сильнее. Не получалось рисовать, не получалось читать, я не могла заставить себя сосредоточиться хоть на чем-то, способном отвлечь от болезненных мыслей. В голове монотонно колотились молоточки, отдавая тянущей, пульсирующей болью в висках. Лучше лечь спать, зарыться лицом в прохладные простыни как можно скорее. К счастью, осколки из-под одеяла исчезли. Кто-то все же умудрился вспомнить, что стекло для смертных совсем не та же приятная щекотка, что для вампира. Элис, на лице которой читалось заговорщическое выражение, уверенным шагом прошествовала в мою комнату. Ее юбка в пол отражала все имеющиеся в комнате источники света (включая новые лампочки) и была похожа на расплавленное золото, что струилось вниз по ее ногам. Несколько секунд я не могла оторвать глаз от гипнотического элемента её гардероба, и только потом перевела хмурый взгляд на серебристый планшет, приветливо горящий в ее руках. Безуспешные попытки нарисовать лес за окном так и не продвинулись, а теперь, кажется, и вовсе сгорят в одном из пышущих каминов. — Вам все-таки нужно поговорить, — Элис присела на корточки, отчего юбка сложилась рядом, как расплавленная золотая гармошка, и ловко устроила девайс в чехле прямо напротив моего лица. Великолепная Марвел уже укоризненно взирала на меня из незнакомой гостиной с бамбуковыми ширмами и низким блестящим черным столиком с остатками нетронутого легкого ужина на двоих. — Спасибо, Элис, дорогая, — сухо отозвалась Таня, и Элис, внимательно взглянув на меня напоследок, покинула комнату, с щелчком запирая дверь. — Так-так. Похоже, ты и без меня нашла, чем заняться. Прогуливаешь уроки, дерзишь Карлайлу и устраиваешь короткое замыкание в доме? — Да ты тоже не скучаешь, как я погляжу, мамочка. Сдала меня в исправительную колонию и свинтила по-быстрому к бойфренду? Он же смертный! Чем он тебя трахает? Катаной? Таня открыла и закрыла рот от моих слов, делая медленный, успокаивающий вдох и на несколько секунд прикрывая глаза. Ей потребовалось время, чтобы собрать по крупицам свое и без того нечеловеческое самообладание. Я вспомнила, как Карлайл упомянул ее сухие слезы, и мне внезапно страшно захотелось увидеть, как корчатся в недосягаемой жажде освобождения прекрасные золотые глаза. — Твои слова меня ранят, Лиззи. Я желаю тебе добра, потому что ты — моя дочь… — Еще чуть-чуть и я бы пустила слезу, но какое-то демоническое упрямство не дало мне заткнуться и свернуть этот бесполезный обмен обвинениями. Мною двигала неуправляемая агрессия, направляла жгучая обида, а то, что мое мнение и гроша ломаного не стоило, заставляло скривиться, как от вкуса незрелого апельсина. — А меня, мамочка, ранят твои действия! Ранят так, что я чувствую себя выброшенным на дорогу щенком! Которому каждый день в мисочке с голубой каемочкой приносят корм, просят дать лапу, а потом снова исчезают в небытие и оставляют одного в темной будке. Какое добро? — Карлайл о тебе заботится! Он пытается тебе помочь. Ты и сама прекрасно понимаешь, как глубоко запуталась в собственных проблемах. Лиззи, да ведь ты не живешь — только переживаешь прошлое! А сейчас отвергаешь искреннюю помощь и возможность нормальной жизни! — Да нет у меня проблем! Не нужна мне помощь! Ты что, отправила меня сюда на принудительное психиатрическое лечение?! — Тон моего голоса моментально вскочил, и я обреченно покачала головой, закрывая лицо ладонью и представляя себя в комнате, обитой мягким поролоном. — Все у меня было просто превосходно до того самого дня, как ты объявила об этой бесполезной поездке, ссылаясь на какую-то мнимую опасность! Сознайся, тебя ведь просто недотрах замучил? — В глазах Тани вспыхнула ярость, и она резко вскочила на ноги, отчего вместо её прекрасного лица я смогла лицезреть мраморные коленки. Она была в одном только шелковом халатике. Только-только выбралась из постели своего мужика. — Забери свои слова назад, Лиззи, — её голос звучал как тихое рычание, как механический рокот заведенного, неистового автомобиля. Я упрямо сжала губы и отвернулась, собираясь быть максимально искренней. — В глазах местных вампиров я выгляжу как идиот-социофоб, любые слова которого звучат дерзко и язвительно. Потому что я смертная. А с чего это, скажи мне, я должна вести себя иначе, когда меня насильно выталкивают за порог и заставляют страдать, ничего не объясняя? В этой жизни мне нужна была только ты! Ты заменила мне все, что я потеряла, а сейчас… — Из моего горла вырвался всхлип, и я замотала головой, пытаясь прогнать из ушей оглушающий грохот пульса. — А сейчас я вижу, что ты меня бросила. Наигралась в мамочку и соскучилась по прежней жизни без ограничений. Уж лучше бы ты тогда оставила меня умереть в этом чертовом лесу. — Мой голос сорвался на последнем предложении, и я оттолкнула планшет, чтобы она не видела слезы, предательски выступившие на глазах и прочертившие соленые дорожки на разгоряченных щеках. — Лиззи… Ты ведь так не думаешь на самом деле?.. — донесся ее тихий шепот. Я почти бесчувственно наблюдала за тем, как набухшие капли разбивались о гладкий дубовый паркет. — Вот и попробуй разобраться в этом из Японии, — ответила я так же тихо и дотянулась до кнопки, прерывающей нашу связь. В моем сердце словно вскрылся гнойный нарыв, заливающий все органы, обостряющий до невозможного чувства, с каждой следующей секундой поражающий все новую клетку своим ядовитым содержимым. Я не могла спать, не могла кричать, не могла рыдать — мозг периодически отключался, и то и дело я вздрагивала от исчезающих, как вода между пальцев, картинок. Голова пульсировала, желудок превратился в извивающегося на сковородке ужа. Я чувствовала себя отравленной и больной до кончиков пальцев. В какой-то момент на мой взмокший лоб легла ледяная ладонь, и я дернулась, в темноте ночи не в силах опознать своего посетителя. Что-то моментально охладило мой пыл, потушило неукротимое пламя из боли, и я нырнула в непроглядные глубины подсознания. Я уплыла куда-то далеко, где всегда светило солнце, где мы с братом играли в прятки, выдували мыльные пузыри и делали цветные отпечатки ладоней на белоснежной бумаге. Но свинцовые тучи всегда находили щель, чтобы проникнуть в мой золотистый прекрасный мир, застилали бесконечный лазурный небосклон, едкий дым от горящих двигателей снова прорывался в салон, и вместо прелестных ямочек на пухлых щечках, вместо голубых с прищуром глаз я видела, как шевелятся тонкие губы внезапно повзрослевшего мальчугана, в чьих глазах застыл ужас от приближающегося неминуемого конца… Меня выдернуло из отвратительного тяжелого сна так резко, что я села в постели, сминая в ладонях льняные простыни и пытаясь отдышаться. Я чувствовала себя скользким зеленым куском липких водорослей, которые выкинуло на длинный галечный пляж, где им придется засыхать и запекаться на обжигающем, неумолимом солнце. Судя по времени, я чуть не проспала в школу. Я едва не перевернула лампу на прикроватной тумбе и ударилась мизинцем ноги о дверной косяк. Путь до ванной высушил меня до капли. В голове творился полный хаос, меня качало из стороны в сторону, руки не слушались. Баночки с неизвестным содержимым одна за другой валились на кафельный пол, а сколько бы воды я не пила, все никак не могла утолить жажду в саднящем, словно после долгих криков, горле. Кроме чудовищной головной боли из ощущений не осталось больше ничего. Я была настолько изнурена, что чувствовала себя пустой бездушной оболочкой, отделяемой от внешнего мира только теплым свитером. — Мне казалось, сегодня ты захочешь остаться дома, — доктор заложил в книгу закладку и обратил на меня свой оценивающий взор. Он сидел в мягком кресле у горящего камина, где, скорее всего, провел всю ночь. С грохотом мой рюкзак приземлился на паркетный пол, и я медленно прошествовала на кухню, нажимая на кнопки кофемашины и понимая, что вместо желаемого эспрессо сделала свой обыкновенный латте. Ничего нельзя было удержать в голове… — Вы же сами сказали, что никогда нельзя предсказать, что может понравиться или хотя бы слегка отвлечь, — мой голос звучал хрипло, словно всю ночь я надрывала глотку или опустошала щедрый Деналийский погреб с вином. — Ты очень бледна и совсем ничего не ешь. Тебе не стоит сегодня ходить в школу. Я понимала, какие коварные замыслы скрываются под невероятно заманчивым предложением доктора Каллена, и не собиралась покупаться. — А вдруг я пропущу что-то интересное? — Что ж, выбор твой. — Он бесшумно приблизился к барной стойке, за которой я обычно ела. — Надеюсь, я могу полагаться на тебя, как на взрослого человека? — А я-то думала, ему вполне удобно воспринимать меня, как инфантильную тупицу. — Не хотелось бы в очередной раз ездить за тобой на другой конец штата, особенно когда ты в таком состоянии. Я скрежетнула зубами и почувствовала раздражение вкупе с виной, от которых к щекам и шее прилила кровь. — Вот и порозовела, — удовлетворенно отметил Карлайл. — Я буду паинькой. Езжайте на работу и не беспокойтесь ни о чем, — тихо ответила я и всем телом вздрогнула от вибрации телефона за стойкой. Больше всего я боялась увидеть Танино гневное письмо, в котором она объявила бы, что такая дочь ей и вправду больше не нужна — вот и еще одна перипетия для моих ночных кошмаров. Но это оказалась лишь рассылка с Pinterest, предлагающая мне кучу новых акварельных сюжетов. Это было лишь минутное замешательство, а я уже успела нарисовать в голове самые отвратительные картины, от которых только сильнее разболелась голова. Эта боль вызывала непреодолимое желание свернуться под пледом и разрыдаться, прямо как давеча. Но я ни при каких условиях не могла остаться дома. Одна его компрометирующая фраза — и я рассыплюсь, как фарфоровая ваза от поцелуя с паркетом. Если меня сейчас что-то и излечит, то это свобода от ненавистных стен. — Лиз? — Серебряная ложка со звоном приземлилась на каменный кухонный пол, и я неуверенно за ней потянулась, останавливая свой взгляд на заинтересованном лице доктора. Я мгновенно переместилась к холодильнику и принялась суетливо в нем рыться, чтобы отгородиться от Карлайла. — Лиззи, что тебе снится по ночам? — Его голос звучал тихо и тревожно, а во взгляде, которым он меня одарил, впервые просияло искреннее беспокойство. Я закусила губу и отложила на стойку йогурт, начиная нервно теребить заплетенные в косу волосы. — Я не помню своих снов, доктор Каллен. Он на мгновение задумался, и затем, явно придя к какому-то положительному заключению, ободряюще похлопал меня по плечу. — В какой-то мере это даже хорошо. — Доктор с нетипичной для него заботой вынул чашку из кофе-машины и поставил рядом с моим йогуртом на стойку. — Приятного аппетита, Лиззи. Я механически кивнула и уселась на высокий табурет, прослеживая взглядом за удаляющейся фигурой доктора в сером кашемировом свитере. Йогурт казался безвкусным, а кофе обжег язык и при этом ни капли не помог взбодриться. Что, если теперь он всякий раз станет говорить со мной о кошмарах? Начнет проходить со мной шарлатанские психологические тесты, повезет в больницу, чтобы просканировать мои мозги?.. — Лиззи, дорогая, ты в порядке? — Я вздрогнула всем телом, когда ладонь Эсме неожиданно легла мне на затылок. Я в очередной раз отключилась от реальности, уткнувшись взглядом в невидимую точку на стене. — Может, тебе и правда лучше остаться дома? Я собиралась шить. Можешь посидеть со мной, посмотрим какой-нибудь фильм… Хочешь, я сделаю тебе платье на память? Я перевела на нее затравленный взгляд и отрицательно покачала головой, спрыгивая с табурета. Остатки йогурта исчезли в мусорном ведре, а чашка из-под кофе спряталась на дне глубокой раковины. Эсме с тревогой наблюдала за моими хаотичными передвижениями по кухне. — Эмметт, сынок. Ты уже несколько дней обещаешь забрать с почты посылку, — объявила она в пустоту, и я забросила в рот несколько виноградин, наблюдая за матерью семейства, выжидающе смотревшей на лестницу, откуда внезапно раздался дикий шум. Едва не проломив пол, Эмметт как истинный сумоист приземлился в середине гостиной. — Точно, ма. Заодно закину Мисс Маниакальность в школу, — он одарил меня широкой улыбкой, давая понять, что шутит, но Эсме все равно сердито шикнула на него. Мне было все равно. Я и сама понимала, что уж если доктор Каллен не пилит меня с самого утра за разговоры с матерью, то вчера вечером я вела себя крайне неадекватно. Вот бы вспомнить хоть что-нибудь. Бесконечная болтовня Эмметта убаюкивала, и я безнаказанно отключилась под его низкий, хрипловатый бас. Правда, иногда он специально начинал нести свою околесицу немного громче, от чего я испуганно вздрагивала и пыталась определить по одинаковым рядам вечнозеленых елей, в том ли направлении мы вообще едем. В таком состоянии я бы уж точно не добралась до школы без приключений. — Выглядишь болезненно. Тяжелая ночь? — По мне прошелся заинтересованный взгляд Софи, и я коротко кивнула, испуская усталый вздох. — Поздно легла… — Сериалы? — добродушно поинтересовалась она. — Моя жизнь сама как сериал… Чуткая Софи не стала выпытывать подробности, а я спрятала лицо в ладонях, с трудом удерживаясь в ясном сознании под шквалом непреодолимой болезненной усталости. Я боялась даже думать о тех словах, что помойным потоком вырывались из меня вчера. Как же мне теперь со всем этим разобраться? Как вернуть настоящую себя, а не это бесчувственное чудовище, приносящее только боль и разруху в наш с Таней хрупкий мир? Мое тело будто обернули в стекловату, и каждое движение заставляло невидимые осколки забираться все глубже, терзать каждую клеточку все сильнее. Несколько учеников поздоровались, когда я шла к своей парте в кабинете истории; велосипедист привычно разлегся на середине стола, но при моем появлении принял сидячее положение и уставился на меня неоднозначным взглядом, который в моем понимании не соответствовал его маске привычного дружелюбия. Где же жизнерадостная улыбка и нескончаемые разговоры о волейбольной баталии, которую я пропустила вчера на физкультуре? — Привет, Алекс, — коротко бросила я, наблюдая за его статичной позой, поставившей меня в тупик. Почему он внезапно напрягся? Казалось, что он вот-вот переломит свою ручку надвое и по полу разлетятся многочисленные шестеренки. Наконец, я отказалась от попыток его растормошить. Мало ли, может, у парня умер любимый попугайчик или золотая рыбка. Уж чего я не умею, так это утешать и показушно сочувствовать. — Значит, должность молчаливого ассасина сегодня твоя, — хмыкнула я. Это был первый раз, когда я действительно вслушивалась в рассказ учителя и разглядывала слайды на электронной доске, а не только развлекала себя карандашными дудлами [7] на девственно чистых страницах тетради. Конец урока ознаменовался коротким тестом, в котором я использовала считалочку «Eeny, meeny, miny, moe» для того, чтобы выбрать верный вариант. Мои ответы выглядели как тщательно выверенная последовательность. Может, что-то из этого и получится. Со звонком суровый профиль лучшего игрока в молчанку повернулся в мою сторону, и он уставился с таким видом, словно я самолично, на его глазах, свернула шейку его волнистому другу и сейчас должна была падать ниц с извинениями. Извини, борода, не припомню такого. Телепат из него был никчемный, так что мне оставалось закатить глаза и подхватить свои вещи. Ассасин так и остался сидеть за пустым столом, с таки разломанной за урок ручкой.______ [7] Дудлы (doodle) — зарисовки на полях, каракули. ______
Остаток учебного дня до ланча ознаменовался лишь тем, что я уйму раз использовала свою считалочку или случайный набор тригонометрических функций, из которых потом складывались мои ответы на контрольные. Хотя от скуки я все же попыталась решить примеры повышенной сложности, чем с удивительной быстротой убила время и приблизила свою долгожданную поездку за смузи. Как ни странно, я чувствовала себя немного лучше. Хотя усталость никуда не пропала, исчезло психологическое давление, которое оказывали стены вампирского дома. Ледяным созданиям было чуждо утомление, они забыли, что такое гнетущая тревога и обжигающая вина. Им казалось странным, мое желание пережить все это в одиночку и на полную. А я была слишком нетерпелива и слишком разучилась доверять, чтобы пускаться в объяснения. На моем плече болталась сумка со спортивной формой, и я потягивала свой насыщенно-зеленый напиток, двигаясь по столовой в сторону столика Софи. Половина парней, сидящих вместе с Мэнголдом, радостно меня поприветствовали, в то время как хмурый, даже какой-то злой, ассасин полировал свои навыки в метании лазерных лучей из глаз. У Супермена это получалось порядком лучше. Неужели мой неожиданный уход из столовой вчера так сильно ранил его чувства? Странный велосипедист. Не знаю, стоит ли такого мерзкого характера его величественная задница. — Ого, ты успела смотаться в город? — Софи кивнула на смузи, когда я устроилась за их столом. — Здесь невозможно есть. — Кстати, Лиз. В субботу в Порт-Анджелесе будет спецпоказ одного очешуенного фильма, не хочешь с нами? — улыбнулась моя соседка, и я задумчиво повертела трубочкой в полупустом стакане. — Я подумаю, окей? Кар… Родители очень строгие. Мне надо будет с ними обсудить. Софи согласно кивнула и принялась расписывать мне все прелести города, в котором располагался кинотеатр. У меня складывалось впечатление, что где-то в подкорке у этой девушки располагались Google-карты. Она знала каждое предприятие питания, все скверы и парки, набережные и даже клубы. Софи без умолку болтала в течение всего пути в аудиторию. Кажется, ей искренне хотелось, чтобы я выбралась и погуляла вместе с ними. Что ж, я не видела в этом ничего плохого. Каллен даже сочтет это за попытку социализации. Я с недовольным видом оглядела свои уродливые мешковатые шорты в зеркало и с безнадежным вздохом уселась завязывать кроссовки — интересно, мне удастся пинать здесь балду? Волосы в соответствии с дресс-кодом пришлось убрать в высокий хвост, и я уже собиралась выйти в зал, как с елейной улыбкой позади меня образовалась рыжеволосая подружка Мэнголда. Может, она объяснится за своего бойфренда? Или это в ее руках сгинул попугайчик? — Эффектные кроссовки, — хмыкнула она, и я с улыбкой кивнула, осматривая свою золотую обувку. Я схватила ее утром с полки, вдохновившись юбкой Элис. — Благодарю, — кивнула я и подхватила толстовку, не собираясь следовать ее примеру и щеголять по холодному залу в коротком топе. — Тебя еще и недели здесь не было, а уже прогуливаешь, — весело объявила она и стрельнула на меня болотно-зелеными и, пожалуй, красивыми глазами. — Что, неужели мы такие неприятные? — Возникли непреодолимые сложности, — пожала я плечами, и мы двинулись к выходу из раздевалки. Задавать вопросы о ее парне я не решилась. — В волейболе хорошо подаешь? — Я подняла глаза к потолку, задумавшись. Когда в последний раз я держала в руках мяч? Не успела я ответить, как ее окликнул неминуемый Мэнголд. Он сверлил нас взглядом сурового агента ФБР и для пущего эффекта перебрасывал из руки в руку мяч для регби. Айрис виновато улыбнулась и безмозглой бабочкой полетела к своему ядовитому цветку. Я поджала губы от досады и дернула вверх молнию кофты, отправляясь к трибунам и тщательнейшим образом игнорируя возгласы спортсменов вокруг. Чего им сдались эти кросовки? Все равно поносить не дам. Мэнголд весь урок вел себя очень резко. Подавал слишком сильно, рычал на своих партнеров, отвлекался, чтобы мрачно на меня посмотреть, и вообще служил плохим примером для окружающих. Я порядком выдохлась под конец этого длинного, раздражающе монотонного дня. Теперь он был не прекраснозадый велосипедист, а просто большая и банальная задница на велосипедной раме. Я раздумала даже приближаться к нему: кого-кого, а пассивно-агрессивных индивидов я не терплю. Я была по-настоящему измождена и разом прикончила целую запотевшую бутылку воды, медленно стягивая с себя спортивную форму и снова прячась в теплом свитере. Еще полчаса — и я устроюсь под одеялом. Впервые за все время моего пребывания в Форксе я действительно мечтала поскорее оказаться в Большом Доме. Возле локера я ненадолго выпала из реальности, решая важнейшую дилемму: нужны мне учебники дома или нет? Меня ждет масштабный нагоняй, когда Карлайл прознает про мои учебные успехи. Что ж, неприятный разговор нам предстоит по-любому. Вопрос только в содержании. Не жизнь, а просто сказка. Автомобильная стоянка порядком опустела, когда я собралась с силами и убедила себя отправляться домой с кипой старых книг. Может, мне и удастся завалиться в постель и сымитировать болезнь раньше, чем дотторе объявит о желании незамедлительно обсудить мое взбалмошное поведение, прогулы и обескураживающие разговорчики с матерью. Я почти добралась до своей машины, как позади отчетливо послышались шаги нагоняющего меня человека. — Эй, Каллен! Не хочешь объясниться? — Я удивленно повернулась к Алексу. — А ты уверен, что это именно я должна объясняться? — хмыкнула я и отключила сигнализацию, открывая водительскую дверь. Я вздрогнула от неожиданности и отшатнулась, когда грубая мужская ладонь яростно и проворно захлопнула дверь перед моим носом. Это уже переходило всякие границы. — Ты что, думаешь, я здесь шутки шучу?! Его восклицание было буквально промаслено гневом. Я попыталась вывернуться, но в конце концов оказалась зажата между велосипедистом и своей машиной. — Я не понимаю о чем ты, Алекс!.. — Он был огромный, от него разило агрессией. Колени затряслись, сердце подскакивало до горла. — Не понимаешь, так, значит? — Парень взмахнул шевелюрой, чтобы убрать с глаз челку и в бешенстве отбросил свои вещи прямо на асфальт. Он оказался ко мне так близко, что я боялась сделать вдох. Клетка. — Да что с тобой не так?! — испуганно выдохнула я и тщетно попыталась отступить. Его ладони легли прямиком на алюминиевый корпус Порше, и я задохнулась от приступа клаустрофобии, спонсором которой он стал. На скулах парня яростно плясали желваки, а небесно-голубые глаза смотрели едва ли не с ненавистью. Да не убивала я твоего попугайчика!.. — Объясни мне, Каллен, что за хрень творилась сегодня ночью? — Его голос был похож на тихое рычание, грудь тяжело вздымалась, и на секунду он сомкнул веки, словно мое лицо мозолило ему глаза. — Ты что, обкурился в конец?! Не имею ни малейшего понятия, чем ты там занимаешься по ночам! Лично я спала в своей постели, кретин! Его кулак с грохотом обрушился на дверь, и я подпрыгнула на месте. Вот только вмятин на чужой машине мне для полного счастья и не хватало! — Ты спятил, Мэнголд. По тебе психушка плачет. Адрес дать? — Я слышала, как бьется о грудную клетку обезумевшее сердце. Воздух, мне нужен был воздух, отпусти, отпусти, отпусти, не могу дышать — прочь, прочь, кому говорю… — Ведьма! Немедленно объясни мне, что происходит! Мои зрачки ощутимо расширились, когда, словно в замедленной съемке, парень занес надо мной свою беспощадную ладонь. У задней стенки черепа замелькали сцены из остросюжетных кинолент, стали складываться отрывочные фразы героинь романов. Удара еще не случилось, а я уже выкинула свою единственную защиту — руки — вперед, отталкивая твердый торс парня и чувствуя, как дрожь пухнет, раздувается, перерастает в горячую ударную волну. Бейсбольный мяч отлетает от удара биты. Алекса Мэнголда отбрасывает в колючие заросли от соприкосновения с кончиками моих пальцев. Голова пульсировала в такт колотящемуся сердцу, а мозг на минуту полностью почернел в бессознательности. Я не помнила, как заползла внутрь безопасного кроссовера, завела мотор и нажала на газ. Только у съезда с парковки меня выдернуло из замешательства. Слезы долой, щелчок ремня, в зеркалах никого, пешеходы отсутствуют. Мне нужно было скрыться как можно скорее. Пока парень не поднялся с земли, пока не осознал. Пока не рассказал. Пока не успел отыскать свидетелей и в дом Калленов не явилась толпа…