Кармакод. История первая. SnoW/White Suicide

В дверь стучали, судя по скрипу гнущихся под натиском петель и недовольным крикам — уже довольно долго. Телефон подпрыгивал в немыслимых пируэтах, беззвучно подбираясь к его локтю. В шторах купалось солнце, из-за смога казавшееся зеленоватым и больным чахоткой. Таким же казался он и сам себе, разломанным манекеном, лежащим на краю постели. Голова, в которую выпустили пулемётную обойму, отдельно. Тело, которого как будто не было вовсе... тоже отдельно. Где-то. И если он повернёт шеей... повернётся ли всё остальное? — У нас первое место в DAC¹? Или Accession Records² наконец-то объявила войну посредственности? — Дэннис, с трудом извернувшись, упал лицом в подушку. — В любом случае я мёртв, а мёртвых не будят. Ещё через десять минут гость, непрерывно дубасивший дверь, видимо, придумал более эффективный способ потратить своё утро, потому что всё резко затихло. После одного облегчённого вздоха Остерманн вспомнил, что у смотрителя дома вообще-то есть дубликаты ключей от всех квартир. Ну что за... Скольжение с кровати головой вниз ему в любом случае представлялось по-другому. Ударившись плечом об пол и врезавшись пальцами ног в россыпь поломанных спичек, он устало подумал, что смотритель, в принципе, не такая уж большая беда. Куда страшнее, что он проспал, похоже, не менее четырёх часов. А какую гнусность за четыре часа с ним могла сотворить никотиновая ломка? Верно... нужно звонить в скорую. Вторую остановку сердца Эдриан не переживёт. Хотя Йорг, наверное, только рад будет, если врачи не успеют. Ведь продажи посмертно выпущенного альбома взлетят до небес. — Член мне отсоси, — жёстко выговорил он, подтянул к себе колени и встал рывком. — Не умру я тебе на радость. Не сегодня. Он нашёл половину сигары, подкурил и через минуту воскрес. Или почти воскрес. Умудрился выйти из комнаты, вполне уверенно держа равновесие, но поскользнулся в коридоре босыми ногами на гладком паркете... и вдруг заметил, что не надел даже трусов. Такое страшное представление обойдётся визитёрам слишком дорого. Он бросился в ванную, чудом в последний момент вписавшись в поворот, облачился в банный халат и успел открыть дверь до того, как с другой стороны в замочную скважину был вставлен ключ. — Антье? — он недоумённо проводил взглядом фурию, влетевшую в его холл. — А что ты... — Два часа! Битых два часа я развлекала в студии твоего чёртового голландского гостя, пока он вежливо не откланялся и не поехал в свой отель на ланч! Он обещал вернуться в полдень, но знаешь, Дэннис, на его месте я бы уже была на полпути домой, в страну цветов и башмаков! Ты дерьмо, а не продюсер! Ты дерьмо, а не менеджер! Ты дерьмо, а не фо... — Стоп. Спасибо, я проснулся. Что от меня требуется? Уже одеваюсь, — он развернулся, халат медленно соскользнул с его плеч на пол, обнажая... да всё обнажая. Он стряхнул немного пепла в декоративную вазочку для фруктов и прошёл обратно в спальню. Антье тем временем приводила в порядок содержимое своей закружившейся головы. Ответы на все вопросы волшебным образом улетучились, равно как ярость и недовольство. И дело было не в том, что она уронила челюсть от увиденного. Ну подумаешь, голый Остерманн. Подумаешь, у него симпатичная задница. Это ведь не мужчина её мечты. «Он даже не в моём вкусе, — напомнила она себе в очередной раз. — Бледный, худой, вечно небритый и с чёрными синяками под глазами. И в пирсинге. Абсолютный антиидеал». Но его проклятая харизма... будто ореол особого благоволения свыше не покидает этого человека ни днём, ни ночью. Есть ли на нём какой-то знак? Или ему вручили Цель? Совершить что-то невероятное, создать шедевры, войти в историю, врезаться в чужие сердца. А она — просто его орудие, свита и служанка, которой суждено остаться безымянной в безвестности. Устраивает ли её такая роль? А если не соглашаться и восставать, то куда идти? Как будто в другом месте и у других людей она возвысится в собственных глазах. Она сдвинула брови, рассматривая убранство квартиры, в которой бывала не так уж и часто. Дэннис не любил идеальный порядок, зато у него здесь всё было светлое, деревянное и лакированное. Минимум мебели. И стены покрашены в нежно-оливковый цвет со вставками белых квадратов, в центре которых крепились картины, часы или небольшие книжные полки. Заглядывать на кухню она не стала, побоявшись найти там пыль, паутину и полное запустение. Остерманн вышел обратно в невероятном костюме на подтяжках, длинных полосатых носках и тяжёлых ботинках. И в чёрном цилиндре. «Похож на циркового клоуна, — вердикт она вынесла сразу и беспощадно. — Хоть бы не вздумал краситься...» — Подожди внизу, нанесу тени. «Вот дерьмо! Однажды я его умою и побрею. И поцелую. И... Господи, что?! Дерьмо...» Вслух она так не выражалась. Ну, иногда — в минуты праведного гнева. Или в растерянности. Или когда совсем не знала, что ей думать. Поэтому она перестала думать, надела перчатки, вернула не пригодившийся ключ смотрителю и спустилась к автомобилю. За рулём дремал Йорг, отреагировавший на её возвращение невразумительным мычанием. Ничьи опоздания или сорвавшиеся встречи его сегодня не волновали. Ведь Дэннис-фотограф приносил не так много денег, как Дэннис-вокалист. — Moin³, — Дэннис явился при полном параде, смешной и одновременно пугающий в своём будничном макияже и новом диковинном наряде. — В каком отеле остановился Маттиас? — Э-э... в “Park Inn by Radisson” вроде, — она быстро достала смартфон и пролистала контакты. — Да. Массенбергштрассе, 19-21. — Йорг, ты слышал? Гони быстрее из трущоб. Они прибыли минут через двадцать к белому параллелепипеду отеля, ненавязчиво напоминавшему мужское достоинство, и, несмотря на все возражения, Антье осталась в машине. — Это мой прокол. Мой клиент. Тебе не посчастливилось развлекать его утром случайно. Отдохни, отправься за город. Я сам улажу дело. Йорг, отвези фрау Шульц домой. И, кстати... дай мне сигарет. — Тебе не кажется, что ты слишком много куришь? — встряла Антье, пользуясь случаем и усаживаясь на переднее пассажирское сиденье. — Твои пальцы пожелтели. — Отмою, — последовал невозмутимый ответ. Остерманн снял пальто и элегантно перекинул на согнутой руке. — Счастливо добраться. Йорг, сверни с центральных улиц. Швейцар открыл ему дверь, согнувшись в глубоком поклоне. Но объяснялось это вовсе не вежливостью: ему стоило большого труда сохранить лицо при виде такого странного и дурно одетого посетителя. Антье, заметив это, удручённо вздохнула и пристегнулась. Её начальник — фрик. Пора бы уже смириться.

* * *

— Герр, здесь нельзя курить, — метрдотель рассмотрел его худощавую фигуру в подтяжках с ещё большим презрением, чем швейцар у входа. Дэннис тихо усмехнулся. Его фамилия эффекта разорвавшейся бомбы не производила, но всё-таки в некоторых кругах он был известен. Устрашающе хорошо известен своими выходками. — Что вам угодно? — Вы забыли сказать «Herzlich willkommen». На первый раз прощаю. Мне угодно курить там, где мне это нравится, — он стряхнул пепел на красный ковролин и втоптал понадёжнее квадратным каблуком. — А ещё мне угодно видеть мистера Гроневальда. Назовите номер апартаментов, в которые он заселился. — Вам назначена встреча? — служащий, явственно скрипнув зубами, всё же заулыбался с подобострастием и начал набирать кого-то по внутреннему телефону. — Как вас представить? — Вы всё ещё не извинились за хамство, — Дэннис стряхнул вторую порцию пепла на регистрационную стойку. — Кстати, у вас нет пепельниц. Моё имя вы не узнаете, просто скажите Гроневальду, что пришёл тот, кого он очень долго ждал. — Разрешите уточнить, о каком хамстве идёт речь? — метрдотель быстро повторил всё слово в слово в трубку и повернулся... белый от едва сдерживаемой злости. — Ваши взгляды красноречивее слов, сударь, — и после короткой паузы Остерманн повторил мягким хрипловатым голосом: — Номер комнаты. — Сто первая, — осторожно ответил тот и протянул через стойку чашку. — Пожалуйста, выбросьте окурок сюда. Я приношу свои извинения за то, что... за всё. Отель “Park Inn” рад видеть вас своим гостем. Лифты через коридор налево, вам нужно на десятый этаж. — Благодарю. Минуту спустя он стоял перед дверью с табличкой «101», навязчиво напоминавшей и самый глубинный страх, изложенный Джорджем Оруэллом⁴, и его собственный музыкальный трэк⁵, написанный под впечатлением прочитанной книги. Room 101... Почему? Неужели это простое совпадение? Мог ли Маттиас или, скорее, юный муз Юрген, знать об Остерманне больше, чем он сам себе осмеливался говорить? То, что он сам с собой отказывался обсуждать долгие годы. Он толкнул дверь, входя без стука, уверенный, что она не заперта. И она была не заперта. — Герр Остерманн, моё почтение... — с аляповатого дивана, покрытого пёстрой шкурой какого-то хищного животного, поднялся мужчина средних лет и средней тучности. Невыразительная наружность компенсировалась дорогим костюмом от Hugo Boss и броским золотым перстнем на указательном пальце. — Прошу, садитесь. Желаете кофе, чая или отобедать со мной? — Я Дэннис. И можно сразу к делу, — он равнодушно скользнул взглядом по широченной улыбке Маттиаса и ощутил тревогу. Этот человек очень опасен. И насквозь пропитан фальшью. — Разрешите выразить недоумение, что не застал вас в офисе, однако ваша помощница... — Я сказал — к делу. — Что ж... вы сами захотели, — Гроневальд перестал корчить гостеприимность, убрал благостное выражение лица и заговорил резко и даже, в общем-то, злобно: — Юрген знает об особенности вашего интереса. Не спрашивайте откуда, мне он о своих источниках не докладывает. Полчаса назад он прилетел регулярным рейсом в Кёльн. Он погуляет немного по городу, затем поедет в Бохум, к вам в фотостудию. И воплотит на плёнке любую вашу фантазию. — Цена вопроса? — Дэннис с удобством устроился на полу напротив дивана, нашёл под журнальным столиком пепельницу в форме голой морской девы, про себя решил, что в конкурсе вычурной безвкусицы она победила и диван, и шкуру, и с нарочитым наслаждением закурил. Бесшумно работающий кондиционер погнал дым в лицо голландцу. Тот поморщился, но не пересел. — Юрген назовёт цену сам, — у Маттиаса начался нервный тик нижней губы. — Никогда не понимал его, поганый своенравный мальчишка... — Вы его отец? — без тени удивления поинтересовался Остерманн, выдыхая всё новые и новые струйки дыма. — Дядя, — Гроневальд надсадно закашлялся. Похоже, он не курил, и курить пассивно не задалось. Но Дэннису было плевать. Чёрные лёгкие алкали всё новую и новую подпитку. — Нанялся практически против воли. Кому-то нужно было заняться его делами, отсекая других, жадных до лёгкой наживы мерзавцев. Не спорю, мы все торговали бы его телом и внешними данными одинаково. Но отличие в том, сколько бы процентов прибыли получал он со всех контрактов. Если получал бы вообще. — И вы отдаёте ему сейчас половину, — уточнил Дэннис, стреляя фактически наугад. Ему было скучно и хотелось поскорее закончить этот разговор. Но озлобление Маттиаса проходило по мере того, как он говорил. Говорил и говорил не затыкаясь. Фальшь осталась. — Больше. Две трети. Он много тратит и ничего не смыслит в бизнесе. Увлекается вечеринками, естественно, ещё — стрельбой и плаванием, пропадает где-то подолгу, говорит, что в охотничьем клубе. Я обзвонил все джентльменские клубы Гааги — он нигде не зарегистрирован. Говорить, чем занят на самом деле, отказывается. Одно доверенное лицо утверждает, что юнца регулярно видят в обществе известных оружейных баронов. Во что он в действительности впутался, мне думать страшно. Но покамест он жив-здоров, а значит, я просто продолжу находить каждое утро новые седые волоски в своей шевелюре. — Мой адрес у него есть? — холодно спросил Остерманн, вклинившись в паузу. — Ну... да, я всё переслал ему. Правда, он может задержаться немного в дороге, глазея на архитектуру, Кёльнский собор, например, его давняя страсть... — Он приедет без вас? — прервал Остерманн, не поверив ни единому слову. — Да, он будет один. Если вы захотите, я могу... — В котором часу? — он выкинул скуренную наполовину сигарету, а за новой не полез — раздумал. — Между 16:00 и 17:00. Но если хотите, я могу его сопрово... — Не хочу. На обед не останусь. Всего доброго. И смените одеколон. Очутившись в лифте, Дэннис поймал себя на лёгкой дрожи в коленях. Неужели это дрожь предвкушения? Скверно пахнущий менеджер Юргена напрочь отбил ему аппетит, обед с Антье нужно срочно отменить. Но сам Юрген... в его мыслях... будто заново пробуждает голод, о котором он забыл, наверное, на месяц. Голод творения. Жажду творения. Минус один мир. Он запрётся в своём собственном. Он быстро пересёк регистрационную, небрежно кивнув метрдотелю, а едва вышел — набрал Йорга. — Не пил? Бегом в машину, езжай в банк. Я покупаю муравейник, где мы арендуем студии. Весь, да, весь, — он сбросил беседу, не дожидаясь реакции своего флегматичного коллеги и менеджера, и добавил в тихом восторге: — Я назову его “Minuswelt⁶”.