Кармакод. История первая. SnoW/White Suicide

— Ри, проснись. Короткая фраза в ночи тихим надломившимся голосом. Окна были раскрыты настежь, уличный шум никогда не спящего большого города агрессивно врывался в спальню, и этот голос должен был раствориться, не дойдя до адресата. Должен был. Лодыжку Эдриана свело болезненной судорогой, и он проснулся, сам не до конца въехав — почему. — Господи, где этот чёртов будильник... — вокалист DoD поднял взъерошенную голову, протёр один глаз и нахмурился. — Четвёртый час утра. Вы должны быть или очень-очень хорошенькой девушкой, или моим... — он осёкся, на мгновение испугавшись. Остерманн привидением сидел на крохотной тумбочке, поджав под себя ноги и немного сдвинув в сторону зелёный ночник. Непрерывно дымящаяся сигарета, зажатая между его пальцев, показалась Эдриану куда большей угрозой, нежели заострившиеся сильнее обычного черты угловатого лица. — Дэн, сколько пачек ты выкурил за сегодня? — Он нашёл меня, — Дэннис щелчком отправил цилиндрический кусочек пепла в стакан, из которого Эдриан до этого пил пиво. — Что делать? — Кто нашел? — Моя муза. Мой ангел. Он оказался... — нервозное движение рукой, глубокая затяжка до самого фильтра. — Что мне делать? Такое чувство, что я впервые облажался. Меня поимели. — С чем? Нет, не говори ничего... — Эдриан потянулся к нему, неловко сбил с тумбочки стакан, разметав пепел по полу, и хрипло выругался. Дэннис не шелохнулся, будто не заметив. Из его рта свисала следующая сигарета, пока еще незажжённая. Зажигалку стараниями Хэйтса тоже смело на пол. — Это может подождать до утра? Я зверски изнасилую подушку, а затем тебя, если не посплю. Дэн, мы же поговорили два часа назад. — Мне пора. Утром его менеджер должен быть заложником моего кабинета и называть дату пробных съёмок. До встречи, Ри. Не проспи свой выход. — Стой!!! Он чуть не порвал одеяло, выпрыгивая наперерез тонкой, даже болезненной фигуре, стремительно покидавшей спальню. «Излишне строен, невозможно худ, — с ласковой хищностью подумал Эдриан, беря его под талию. — Холодный, циничный, красота без возраста. Идеальная добыча для язвы и рака, они забирают только лучших». — Сколько тебе лет, Дэн? — прошептал один мужчина другому, и последний вздрогнул. — Столько же, сколько и тебе. — Но выглядим мы абсолютно по-разному. — Пирсинг ты пробил в той же брови, друг мой. — Дэн, — вторая рука тоже нашла себе пристанище под талией. Пальцы сжались в замок, придвигая Остерманна ближе. Мужчина чьей-то испорченной мечты пах дорого и крайне опасно: парфюмом от Клайва Кристиана, тяжёлыми сигаретами и полной недосягаемостью. — Я очень хочу отвлечь тебя от глупой затеи по розыску несуществующих людей. Или вещей. — Вера в чудеса тут ни при чём. Ты услышал? Он нашел меня. Раньше, чем это сделал я. Он ходит по земле, он дышит, он смеётся... Он так же реален, как ты или твоя малолетняя шлюха в белых шортиках. Кстати, ей не мешало бы их чаще стирать. — Интересные вещи он с тобой сделал за два прошедших часа, — Эдриан развернул друга спиной к себе и облокотил. С наслаждением в который раз втянул в лёгкие его запах. — Что ещё я пропустил? Нет, не вырывайся... — он ослабил объятье. — Удобно? — Нет, — Остерманн запустил руку в карман его брюк, заставив мгновенно взмокнуть и напрячься, нашёл другую зажигалку и подкурил. Нарочито медленно выпустил дымок из тонких ноздрей. — Я в ловушке. Едва взглянув на фото, я разгадал, кто предстанет передо мной. Искренний и ясноглазый кошмар, выпущенный из оков темноты и свободно разгуливающий средь бела дня в мире живых. Магнитная аномалия, обворожительный преступник, который никогда не будет пойман и наказан за свои мерзости, злой рок в чистом виде, насмешка судьбы и её самое дорогое дитя. Все, кого он касается, теряют волю, превращаются в игрушки, раболепно обожают его и умирают за него. Ри, теперь ты понял? Я хочу сбежать, но некуда. Я запросил его у небес, сотворил из земного праха своим необузданным желанием. Он часть меня, и мне никак не скрыться, раз уж он сам возжелал встречи. — Значит, ты трусишь? — Нет. Он же принадлежит мне. Отражение моих грязных мыслишек о совершенстве. Жаль, что они были так грязны... но наедине с самим собой я как-то не думал стесняться. — Дэн, а почему ты так уверен, что он — именно тот? Или, скорее... — Эдриан позволил себе скептическую улыбку, которую Дэннис всё равно не видел, — та... которой ты бредил. Помнишь? Ты вовсе не был наедине с собой. Ты был со мной. И бредил мне, — он обвёл двумя пальцами ухо, которое очень хотел обнять губами, но сдержался и прошептал: — Ночные звонки, послания по электронке, встречи в маленьких кафешках на вшивой изнанке города. Ты подолгу молчал, а я захлёбывался в этом молчании. Изнемогал, разглядывая стальные орудия пыток в твоих глазах. В своём откровении ты никогда не подпускал меня слишком близко, но я видел... видел разное. В том числе — обыкновенные женские тела, стоны, мольбы, оргазмы. Голые кончающие бабы — ну что может быть проще и понятнее, чтобы уравновесить философию смерти, не так ли? Однако там ни разу не промелькнуло мужское лицо. — Отпусти-ка меня, — Дэннис мотнул головой, освобождая ухо от слишком горячего шёпота, и вернулся на тумбочку. Вторая сигарета была докурена, сразу вслед за ней в рот отправилась третья. — Однажды беременная королева Беатрикс Оранская сидела за поздним шитьем в своей роскошной спальне. За окном свирепствовала зима, весь подоконник был усыпан снегом, ровным белым слоем. Королева засмотрелась на снежинки, что падали и падали, сверкая в пламени единственной свечи... и уколола палец об иголку. Тёмная капля крови шлёпнулась прямо на подоконник и окрасила снег в багрянец. И тогда королева пожелала родить ребёнка, который будет сочетать в себе всё: мрак холодной ночи, её снежно-белую красоту и... и что ещё — Беатрикс не знала. Капелька крови была необходимой жертвой, её королевской данью, чтобы задобрить силы, у которых она просила столь необычную драгоценность. Чёрная свеча погасла, задутая нежданно ворвавшимся морозным ветром, а оконные ставни захлопнулись. Через неделю королева родила наследника. Он отнял у неё жизнь на третий день после родов. — Дэн? Ты ничего не... — Нет, я ничего не путаю. Я тоже простодушно думал сначала, как и все, о прекрасной дочке. Но я ошибался. Беатрикс родила сына. Он убил её, высосал все жизненные соки своими тёмно-красными губами, навязчиво напоминающими кровь на снегу. Безутешный король Бернард похоронил жену, а единственного наследника окружил заботой, теплом и нянечками. Которых, правда, приходилось заменять каждый месяц или два. Они сходили с ума, бросались с крепостных стен в замковый ров или убегали в лес, где пропадали без вести. Некоторые очевидцы утверждали, что за первую неделю службы в королевской детской опочивальне они старели и седели, превращаясь в сгорбленных старух. — И это — твоя мечта? — Эдриан недоверчиво всмотрелся в лицо непрерывно курящего рассказчика. — Твоя великолепная муза? — Ты же так долго захлёбывался в моём молчании. А когда я его нарушил — сам струсил? Спасовал перед правдой, которой добивался? А это был лишь один образ из тысячи, — третья сигарета умерла в пепельнице, случайно найденной под кроватью. Он потянулся за четвёртой. — Знаешь, я был не прав. Тебе пора возвращаться в Бохум. — Конечно, — Дэннис улыбнулся, пряча пачку, и соскользнул с тумбочки. Выпрямился, негромко хрустнув в спине, нашёл свой плащ, небрежно брошенный на кресле в прихожей, сложил вдвое и перекинул через плечо. — Стой! — Эдриан выбрался из секундного столбняка и оттолкнул от него высокие ботинки. — Для одной короткой ночи я многовато стою, Ри. Подумай об этом. Ботинки ушли, унося с собой длинноногого владельца, а дверь захлопнулась, как всегда, бесшумно. И лишь когда рассвело, Эдриан заметил на подлокотнике кресла неприятные последствия разговора. Полуночный гость вернул ему свой комплект ключей от квартиры.