Испанец

Сенатор Эванс преодолел всего несколько ступенек и очутился на краю большой круглой ванны, над которой поднимался еле заметный пар. Он потрогал ступнёй воду, сбросил тунику и погрузился в прозрачную горячую жидкость. Раскинув руки по мраморным бортикам, он медленно выдохнул. Приятная истома, наполнившая его тело, заставила позабыть неприятные моменты сегодняшнего дня, а именно жаркие дебаты со своим оппонентом в сенате. Разумеется, Эванс вышел победителем из словесной перепалки с Нумицием, но на душе остался неприятный осадок. Мужчина отыскал взглядом маленькую подушечку и, подложив её под затылок, откинул голову на край ванны. Монотонный звук водяных струй, льющихся по каскаду каменных панелей в нижний бассейн, заставил его веки смежиться. Он закрыл глаза и вспомнил Джона. - Прошу прощения, господин, но мне передали, что Вы хотите меня видеть. - Есть разговор, Маркус, - Эванс открыл глаза и посмотрел на главного евнуха своего гарема. - Я весь внимание, - грузный человек в лёгких белых одеяниях поднялся на три ступеньки – ровно настолько, чтобы быть чуть ниже уровня глаз хозяина - и почтительно поклонился. - Думаю, что самое время распрощаться с некоторыми моими наложниками. Человек десять можно смело продать. - Если судить по последним трём неделям, продать можно всех, кроме одного… - словно испугавшись своей дерзости, евнух демонстративно прикусил губу после сказанных слов. - У тебя явно имеются какие-то соображения на этот счёт. - Да простит меня господин, но гарем обходится достаточно дорого. Изысканные яства и вина, одежда из лучших тканей для ваших невольников, ко всему этому два массажиста, врач и ассистент по процедурам, парикмахер, космет, учитель музыки и танцев, учитель рисования и преподаватель латыни, про уборщиков, поваров и прачек я вообще молчу. И всё для чего? Чтобы гарем сидел, сложа руки и, извиняюсь, ноги? - Признайся, не только у тебя такие мысли? - Ну, если быть откровенным… - Маркус замялся, явно не желая поддерживать тему разговора. – Ассистент по процедурам и космет перестали видеть смысл в своей работе… - Кто ещё? – Эванс убрал руки с бортиков ванны и опустился в воду по шею. - Парикмахер сетовал, что старается, укладывает невольникам волосы, а Вы даже не глядите в их сторону. Да и сами ребята заскучали. Они пытаются привлечь ваше внимание, но тщетно. - Это вполне естественно, когда у меня появляется новый фаворит. - Я служу в Вашем гареме уже десять лет и осмелюсь заметить - неестественно. У Вас всегда были фавориты, но Вы не отказывали себе в удовольствии пользовать и остальных наложников. Да и групповой секс считался нормой… Сенатор шумно вынырнул из воды, сделав вид, что не расслышал последней фразы Маркуса. - Как успехи Джона в освоении латыни? - Никак. - А что говорит учитель? - Он считает, что Джон просто не хочет учить язык. Ваш фаворит уже понимает основные приказы, но дальше никакого прогресса. Если бы Рокулус знал язык басков, дела бы продвинулись, но он галл по происхождению. Он пробовал заговаривать с Джоном на персидском, греческом и турецком, которыми неплохо владеет, но всё без толку. - Может, это даже и к лучшему? Зачем мне болтливый наложник? – Эванс сладко потянулся. - Я даже нахожу определённую прелесть в том, что он не понимает мои слова. А что говорят остальные преподаватели? - Они хором заявляют, что им нечему учить Джона – он прекрасно рисует, играет на лире и кифаре, и, к тому же, великолепно танцует. Он явно аристократического происхождения. Сенатор глубоко вздохнул. - Как он с остальными наложниками? Общается? Контачит хоть с кем-то? - С самого первого дня пребывания он осознанно дистанцировался ото всех. В нём есть какая-то едва уловимая надменность и отрешённость – он кажется выпавшим из привычного мира. По крайней мере, он держится обособленно и не пытается ни с кем сблизиться. - Вернёмся к нашему разговору. Я хочу, чтобы ты выяснил, кто содержит хорошие гаремы. - На этот счёт Вы должны быть осведомлены лучше меня, - в голосе Маркуса послышалось искреннее изумление. - Да, ты прав, я знаю все лучшие гаремы римской знати, но только с одной стороны. Меня же интересует обратная – как относятся к невольникам, в каких условиях их содержат. Я не хочу продавать своих рабов в дома, где их будут подвергать телесным наказаниям и унижать. - Вы задали мне нелёгкую задачу, - главный евнух развёл руками. – Вряд ли во всём Риме сыщется богатый патриций, который так церемонится со своими наложниками, как Вы. - Значит, у тебя есть возможность проявить старание и отличиться. Ты свободен. Маркус учтиво поклонился и, приподняв полы своих одежд, спустился по ступеням. - Чуть не забыл, – евнух обернулся к сенатору. - Ваш бывший фаворит Флавий просил аудиенции. - Хорошо. Только пусть захватит красного вина. Очень хочется выпить. - На счёт вина я лично прослежу. - Пусть поторопится, - Эванс вновь положил подушку под голову и закрыл глаза. Он уже почти задремал, как вдруг расслышал размеренные шаги. - Мой господин… Сенатор открыл глаза и взглянул на застывшую в почтительном поклоне фигуру у лестницы. - Ты принёс вина, Флавий? Стройный молодой человек с длинными белыми волосами улыбнулся и вскинул руку с кувшином. - Я сейчас налью Вам, мой господин, - он наполнил вином кубок и, поднявшись по ступеням, протянул его Эвансу – тот жадно сделал несколько глотков. - Чего ты хотел? - Я хотел быть угодным Вашей милости… - наложник спустился на несколько ступенек вниз и, повернувшись лицом к хозяину, замер. Сенатор нахмурился и отвёл взгляд. - Вам же нравились мои ласки… Разве я доставлял Вам мало удовольствия? Мои губы по-прежнему мягкие, а плоть податлива… И брать в рот до горла я не разучился… - Если у тебя нет других вопросов или просьб, то закончим на этом, - Эванс допил вино и потянулся за ароматизированным маслом. - Позвольте, я вотру Вам масло, мой господин. - Я справлюсь сам, - отрезал сенатор, бросив тяжёлый взгляд на наложника. - Вы напряжены, Вам надо расслабиться. Позвольте мне помочь Вам! - Когда мне захочется расслабиться, я пошлю за Джоном. - Зачем посылать за ним, если я рядом? – Флавий сорвал со своих бёдер повязку. – Моё тело не хуже, чем у испанца, - он начал медленно подниматься по ступеням, поправляя руками вьющиеся локоны. - Я не просил тебя приближаться! – возмущённо сказал мужчина, и в тот же миг послышались торопливые шаги со стороны фригидария. Сенатор посмотрел на входную арку и увидел Джона. Молодой человек замедлил шаги, потом окинул взглядом обнажённую фигуру невольника и попятился назад. Резко развернувшись, он бросился прочь из терм. - Теперь ты доволен?! – сенатор встал и шагнул из ванны. Надев тунику, он торопливо направился к выходу. Досадливо морщась, Эванс миновал внутренний двор и оказался в крыле дома, отведённом под гарем. Появление сенатора вызвало оживление среди наложников – они поднялись со своих мест и застыли, почтительно склонившись. Не глядя на рабов, мужчина прошествовал к спальне Джона и толкнул дверь. Испанец лежал на широкой кровати, зарывшись лицом в подушку, и даже не приподнял головы. Эванс опустился рядом и жадно посмотрел на обнажённые бёдра фаворита под сбившейся белой повязкой. - Идиотская ситуация… Всё как в банальной пьеске труппы бродячих актёров… И конечно же ты подумал, что я собирался овладеть Флавием, - мужчина тронул Джона за плечо, но тот резко дёрнулся, словно желая стряхнуть руку. - Я бы тоже так подумал, если бы был на твоём месте - нагой раб в термах, готовый на любые услуги, что тут скажешь? – сенатор вздохнул, потом наклонился и поцеловал испанца в бедро. Джон выпростал руку из-под подушки и демонстративно вытер место поцелуя. - И объяснять тебе бесполезно – ты ведь не понимаешь латынь. Если бы ты знал истинную причину, побудившую Флавия явиться ко мне, ты бы успокоился, а может даже и загордился бы, - Эванс горько усмехнулся. – Похоже, мои невольники скоро устроят бунт – я совсем забросил их. Маркус считает меня расточителем, обслуга гарема недоумевает и ропщет, а рабы скучают без моего внимания… Но разве я виноват, что хочу только тебя? - он вновь склонился и стал покрывать невесомыми поцелуями спину и плечи испанца. Переложив подушку, Джон отодвинулся от мужчины. - Самое обидное, что мне никак не доказать свою невиновность, и по идее, это вообще смешно – господин, оправдывающийся перед своим рабом за что бы то ни было. Но почему то мне хочется, чтобы ты понял одну простую вещь – кроме тебя мне никто не нужен… Зачем я тебе всё это говорю? – сенатор пересел ближе к фавориту и, задрав край набедренной повязки, провёл ладонью по упругим ягодицам Джона. Рука испанца вновь вынырнула из-под подушки, и пальцы сомкнулись на запястье хозяина. - А таким ты мне нравишься ещё больше… - мужчина перехватил руку невольника, и после короткой борьбы тот разжал пальцы. Оседлав бёдра фаворита, Эванс с силой вдавил его предплечья в мягкое ложе. – Непокорный, строптивый раб… Ещё никто не позволял себе со мной таких вольностей… - выдохнул он над ухом Джона. – Но твоё сопротивление лишь распаляет мою страсть… Так что обойдёмся без прелюдий… Сенатор рывком раздвинул ноги испанца и начал вылизывать чуть раскрывшийся вход, стараясь проникнуть языком как можно глубже. С трудом оторвавшись от желанной плоти, он вогнал член в тело на всю длину. Джон поднял голову и протяжно застонал. - Я знаю, что ты тоже хочешь меня… - мужчина плавно двинул бёдрами. – И это безумие – то, что творится сейчас между нами, но безумие сладкое, и я принимаю его… - он толкнулся жёстче. Испанец в изнеможении опустил голову на подушку и облизал пересохшие губы. Вынув член из тела, Эванс склонился над фаворитом и прижался ртом к его губам. Языки двух мужчин сплелись. - Quiero ver tus ojos, miseñor*, - Джон отстранился и лёг на спину. Подтянув согнутые в коленях ноги к груди, он начал ласкать рукой свой член, призывно глядя на господина. - Ты сводишь меня с ума… - сенатор мягко вошёл в тело наложника и заскользил в тесной глубине плоти. Испанец ускорил движение ладони и кончил, выплеснув семя себе на живот. Несколько мгновений спустя, Эванс дёрнулся, прогнувшись в спине. Громко всхлипнув, он ещё пару раз толкнулся бёдрами и лёг на бок. - Я бы остался, но у меня много дел, - нарушил тишину мужчина. – Так что я пойду, - он поцеловал фаворита в шею и сел на кровати. - Lamento que te vas**, - Джон схватил сенатора за руку и томно посмотрел ему в глаза. - Ты наверняка говоришь что-то приятное. Типа, «побудь со мной» или «как жаль, что ты уже уходишь», - Эванс улыбнулся. – Надо бы поискать учителя баска. Невольник отпустил руку господина и откинулся на простыни. Мужчина встал и, надев тунику, направился к порогу. Обернувшись у двери, он покинул спальню. Обитатели гарема вновь поднялись и замерли в поклоне. - Где главный евнух? – спросил сенатор, окидывая взглядом просторный невольничий зал. - Он на балконе, господин, - Флавий поднял глаза на Эванса. - Эй, Маркус! – хозяин дома вышел на широкую площадку, залитую солнечным светом. - Я к Вашим услугам, - евнух устремился навстречу сенатору. - Приведёшь Джона в мою спальню в девять вечера. - В Вашу спальню? Я не ослышался? - У меня что-то не так с дикцией? - Простите, господин. В девять вечера Джон будет у Вас. - Хорошо, - Эванс сощурился от яркого солнца и пошёл в свои покои. * * * Сенатор проснулся и несколько минут лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине. Он пытался уловить ровное дыхание Джона, почувствовать малейшее шевеление любовника. Засыпая глубокой ночью, он мечтал, что проснётся утром и разбудит своего фаворита, прижавшись губами к его напряжённому члену, а потом будет истязать его тело самыми изощрёнными ласками. Открыв глаза, Эванс разочарованно посмотрел на пустое место рядом с собой. Мужчина встал и, откинув тяжёлую штору, невольно зажмурился – судя по находящемуся в зените солнцу, он проспал до полудня. Освежившись в прохладной ванне, сенатор надел тунику и направился в свой гарем. Невольничий зал оказался пустым. Эванса удивил этот факт, но потом он подумал, что должно быть наложники спустились в сад, к открытому бассейну. Он вышел на балкон, чтобы осмотреться, и увидел Джона, сидящего спиной к нему перед мольбертом, под тенью переносного тента. - Доброе утро, - сенатор обнял фаворита сзади и посмотрел на мольберт. – Ты рисуешь мой портрет? – он с изумлением уставился на незаконченный набросок. – Прекрасная работа! Я повешу её в раме в своём кабинете. Эванс поцеловал испанца в шею, потом в висок. Запустив пальцы в волосы наложника, он слабо потянул, вынудив Джона запрокинуть голову, и смял его губы настойчивым ртом. Фаворит всхлипнул и отстранился. - Постой-ка, у тебя разбита губа! И откуда взялась ссадина на щеке? Синяк на подбородке! – Эванс присел перед невольником. – Кто посмел избить тебя? – он осторожно провёл рукой по свежим царапинам на груди Джона. - Маркус! – мужчина поднялся и направился в зал. – Маркус! – крикнул он ещё громче, продвигаясь к комнатам персонала гарема. - Что случилось, господин? – главный евнух показался в дверях кухни. - Это я у тебя хочу спросить – что случилось!? Почему мой фаворит весь в синяках и ссадинах?! – сенатор подскочил к Маркусу и, вцепившись в его плечи, тряхнул изо всей силы. – Кто избил его? Отвечай! - Простите, простите меня! – лоб евнуха покрылся испариной. – Это мой недогляд, господин, но я отлучался, чтобы встретиться с осведомителями – Вы сами вчера попросили собрать сведения о гаремах римской знати. Меня не было всего полчаса! Эванс опустил руки и тяжело вздохнул. - Я услышал только топот ног и приглушённые голоса. Вхожу в зал, а Джон сидит на полу. Я сразу почуял неладное – наклонился к нему, а у него кровь на губе и на щеке… В его глазах было столько отчаяния… - Врач обработал его раны? - Да! Я, не медля, отвёл его к Аскепиаду, он промыл царапины и смазал заживляющим кремом. - Почему ты сразу не доложил мне о случившемся?! - Вы спали, господин, я решил не беспокоить Вас по пустякам… - По пустякам?! - гневный голос сенатора прозвучал пугающе. – Собери всех наложников в зале, чтобы через пять минут были здесь! – крикнул он. - Да, господин, сейчас приведу, - Маркус поспешил к лестнице, ведущей в сад. Эванс вернулся на балкон, взял Джона за руку и повёл в зал. Опустившись в кресло, стоящее на невысоком постаменте, он кинул к своим ногам подушку и жестом повелел фавориту занять место. Испанец сел. Подняв на своего господина затуманенные желанием глаза, он облизал губы. Не в силах справиться с лавиной противоречивых эмоций, мужчина наклонился и еле ощутимо поцеловал невольника, стараясь не задеть ранку в уголке его рта. Послышались шаги со стороны лестницы, и двадцать два раба во главе с Маркусом вошли в зал. Выстроившись в ряд перед сенатором, они опустили головы. Чтобы виновники смогли прочувствовать всю серьёзность ситуации, Эванс тянул время и молчал. Наконец, он кашлянул в кулак. - Может быть, кто-то не понял до сих пор, так я акцентирую факт – Джон мой фаворит, - мужчина заметил, как плечи невольников напряглись. – За всё время существования моего гарема это первый случай избиения раба. Не уверен, что вы знаете законы, но для каждого из вас ясно, как день, что все вы – моя собственность, а порча собственности карается законом, - он выдержал многозначительную паузу. – Так вот, мои фавориты являются наиболее ценной моей собственностью, и потому наказание должно быть суровым. Эванс встал и молча прошёлся вдоль строя наложников. - Сомневаюсь, что кто-то из вас бывал в портовых борделях, - он окинул взглядом поникшие головы. – Я поведаю вам об особенностях этих заведений. Туда приходят моряки, вернувшиеся из долгих плаваний, не мывшиеся месяцами и месяцами же дрочившие в свои грязные, просоленные кулаки. От этих «парней с бака» исходит такой смрад, что глаза режет. И они суют на сухую свои вонючие члены в задницы таких же рабов, как вы, разрывая им кожу промежности, и, вдобавок, заносят целый букет болезней! Я так понял, что вам не терпится там оказаться?!! Разъярённый голос сенатора прозвучал неожиданно громко. - Мне рассказывали, как умирают ваши ровесники в подобных заведениях – редкий раб доживает до тридцати лет, а если и доживает, то глубоко больным человеком. Сифилис, триппер, гнойные язвы и паразиты – вот что является уделом этих людей. Вы хотите побывать в их шкуре? Закончить свои дни в богодельнях или в приютах для прокажённых? Вам наскучил праздный образ жизни - мягкие постели, кулинарные изыски, вино, музыка, танцы? Может, вам хочется отведать кнута или подвергнуться унизительным наказаниям? Я слишком избаловал вас! - Эванс отошёл от невольников и вновь сел в кресло. - Если сейчас никто не сознается, я накажу всех и жестоко. - Простите меня, мой господин! – Флавий кинулся ниц перед сенатором, заливаясь слезами. – Умоляю, простите меня! – он начал заламывать руки. - Думаю, у тебя были сообщники. Надеюсь, они не заставят меня долго ждать. Из ряда невольников неуверенно шагнули пять человек. - Шестеро против одного, - Эванс потёр пальцами виски. – Мне даже страшно представить, что могло бы случиться, если бы главный евнух пришёл на пять минут позже… - он резко выпрямился в кресле. – Принеси мне хлыст, Маркус. После этих слов шестеро виновников подняли головы - в их глазах застыл неподдельный ужас. Евнух кивнул и направился прочь из зала. - Я понимаю, какие чувства двигали тобой, Флавий, но они не могут служить оправданием твоей жестокости. Я смягчу наказание только потому, что вы признались во всём сами. С сегодняшнего дня Джон будет ночевать в моей спальне, но хочу предупредить на будущее – если я ещё увижу на его теле хотя бы одну единственную царапину или синяк, я даже разбираться не стану, - Эванс набрал в грудь больше воздуха. – Я распродам весь гарем к хренам собачьим! – яростно выкрикнул он. – И вы будете гнить в дешёвых лупанариях Рима, раз не цените комфортабельность пребывания в этих стенах! Главный евнух бесшумно вошёл в зал и направился к господину. Передав ему хлыст, он согнулся в поклоне и попятился назад. - В общем так, Маркус, этих пятерых, - сенатор кивнул на заговорщиков, - запрёшь в их спальнях на две недели. Никакого алкоголя, десертов и фруктов. Развлечения, занятия с учителями, массаж и купания отменить. - Я понял, господин. - А ты, Флавий, отправишься на две недели работать в мои конюшни. Вчера управляющий жаловался мне, что заболел раб, ухаживающий за лошадьми. Я так понимаю, у тебя накопилось много энергии, которую некуда девать, вот на конюшне её и выплеснешь. Коленопреклонённый блондин поднял на Эванса полные слёз глаза. Сенатор тронул сидящего у его ног Джона за плечо – тот задрал голову и посмотрел на искажённое досадой лицо господина. - Ты можешь расквитаться с ним, - мужчина протянул фавориту хлыст. – Выпори его! Испанец бросил недоуменный взгляд на Эванса. - Только не надо делать вид, что ты не понимаешь, - сенатор тряхнул рукой с кнутом. - Ну же! Возьми хлыст! - Нет, - сказал Джон на латыни. - Твой обидчик заслужил не менее десяти ударов! Не жалей его! - Нет, - испанец упрямо замотал головой и отвёл ладонью протянутый ему хлыст. Эванс с силой швырнул кнут на пол – деревянная рукоять, отскочив от каменных плит, упала у колен Флавия. - Убирайся с глаз моих, - еле сдерживая ярость, сенатор кинул на раба неприязненный взгляд. Белокурый невольник поднялся и, разразившись рыданиями, выбежал из зала. - Уведи всех отсюда, Маркус, - мужчина устало откинулся на спинку кресла. - Все к бассейну, кроме пятерых! – скомандовал главный евнух. Невольники молча развернулись и направились к выходу. Зал опустел. - Лучше бы я неделю ругался с Нумицием в сенате, - Эванс вздохнул. – Из колеи меня выбило это разбирательство. -Veo que estás molesto, miseñor***, - Джон пересел ближе к господину и обнял его бёдра. - Мне надо успокоиться, - мужчина запустил пальцы в густую шевелюру фаворита. - Yo sé cómo ayudarte****, - рука испанца нырнула под тунику сенатора, обвила член. Невольник поднял голову, его ресницы дрогнули. - Если бы ты знал, что со мной творится, когда ты вот так смотришь на меня… - Эванс прильнул к губам фаворита, затем настойчиво притянул его к себе. Джон встал коленями на края широкого кресла и начал медленно опускаться на член господина. - Te quiero*****, - выдохнул он. _________________ * – Я хочу видеть твои глаза, мой господин (исп.) ** – Жаль, что ты уходишь (исп.) *** – Я вижу, что ты расстроен, мой господин (исп.) **** – Я знаю, как помочь (исп.) ***** – Я люблю тебя (исп.)