Испанец

Женщина с мелкими чертами лица небрежным движением сложила веер, дав понять, что разговор исчерпан, и поспешила к выходу. Пропустив её вперёд, седовласый советник поклонился сенатору и последовал за своей госпожой. - Постойте, сеньор Рутилио! – Эванс приблизился к мужчине. – У меня к вам вопрос: как переводится «Te quiero» на латынь? - Это любовное признание. Дословно – «люблю тебя». Испанский язык, наречие басков. - Благодарю… - сенатор потупил взгляд. - К Вашим услугам, - советник коротко кивнул и возобновил путь по коридору. Эванс сел в кресло и предался тяжёлому раздумью. Он допускал возможность такого поворота событий, но до сего момента гнал от себя мрачные мысли. Предчувствуя наступление этого дня, он боялся его неизбежности и отказывался верить даже сейчас в то, что всё кончено, и ничего нельзя изменить… Полтора месяца абсолютного, почти ничем не замутнённого, счастья… Ему отчаянно захотелось увидеть Джона. Сенатор встал и направился к мраморной лестнице, ведущей в сад. Спустившись по ступеням, он побрёл по аллеям к бассейну. Он знал, что найдёт своего фаворита именно там. Он шёл быстро. Эванса подгоняло не столько желание близости с испанцем, сколько неумолимый бег минут. Следуя торопливой походкой по дорожкам сада, он с трудом сдерживал волнение. Обогнув колоннаду и стройный ряд цветущего кустарника, мужчина вышел к бассейну и замер. Картина, открывшаяся его взору, была настолько безмятежной и идиллической, что он невольно залюбовался. Джон лежал спиной к нему, на боку, подперев голову рукой. Он был обнажён – сенатор повелел ему всегда быть обнажённым во время отдыха в саду. Ткань навеса от солнца была достаточно плотной, и потому в её тени кожа испанца казалась ещё смуглее, чем обычно - она резко контрастировала с белым шёлком матраса. Сняв сандалии, Эванс на ходу избавился от лёгкой туники и бросил её в траву. Опустившись на матрас, он прижался к Джону сзади и провёл рукой по его груди, бедру. Испанец повернул голову и томно посмотрел на своего господина. - Mi señor...* – выдохнул он. Сенатор приподнялся на локте и начал с упоением целовать мягкие губы фаворита. Рука скользнула между ягодицами по увлажнённой коже промежности. - Ты знал, что я приду… уже подготовился… - три пальца плавно проникли в расслабленный вход. – Меня заводит то, что ты заранее смазываешь себя… - Llévame…** - прошептал Джон, глядя на Эванса. - Я не понимаю твоих слов, так же как и ты не понимаешь моих… - сенатор неотрывно смотрел в глаза испанца, продолжая ласкать его податливую плоть. – Зато я могу говорить тебе всё… - он вынул пальцы и ввёл член в тело Джона. Невольник закусил губы и застонал. - Ты такой чувственный… Твоё тело с обезоруживающей готовностью отзывается на ласки... - Эванс сделал несколько мощных толчков и, наклонив голову, впился в рот наложника. Посасывая его язык, он продолжил двигать бёдрами, снова и снова погружаясь в тесную глубину. Прервав поцелуй, он тяжело выдохнул и кончил. - Te quiero***… - Джон пронзительно посмотрел в глаза своего господина. - Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что я тоже люблю тебя… Взгляд испанца резко изменился. Он широко раскрыл глаза. - Похоже, ты понимаешь латынь! – перевернув фаворита на спину, Эванс навис над ним. Взгляд невольника хаотично заметался по сторонам. - Отвечай мне! - Да. Теперь нет смысла отпираться. Я говорю на латыни. - Но зачем ты скрывал это от меня? - Мне нравилось слушать твои откровения. - Почему? - Я нуждался в них. Обычно с рабами не откровенничают, но ты был уверен, что я не знаю язык, и потому не боялся говорить мне о том, что чувствуешь, чего хочешь. Ты разочарован? - Нет, - сенатор сел и обхватил руками согнутые в коленях ноги. Противоречивые эмоции разрывали его изнутри, необъяснимая горечь подкатывала к горлу комом. Он вдруг мучительно осознал, что ничего не знает о человеке, с которым делил своё ложе. - Моя сестра приходила? – ровным голосом спросил Джон, усевшись по-турецки. - Похоже, тут какой-то заговор,– сенатор с подозрением посмотрел на собеседника. – Если тебя похитили корсары, почему ты сразу не предложил за себя выкуп и умолчал, что ты младший сын сеньора Кортахарена - наместника в Тарраконской Испании? Я слышал, твой отец из очень знатного испанского рода, а ваша семья принадлежит к элите империи… - Потому что никто не продавал меня в рабство Рахмету. Нападение корсаров – всего лишь выдумка. - О чём ты говоришь?! – резко развернувшись, Эванс вцепился пальцами в плечи Джона. – Что за игру ведёшь?! - Ты забываешься. - Прости… Я не могу привыкнуть к мысли, что ты уже не мой наложник… - сенатор опустил руки. – Наверное, мне следовало бы называть тебя Ваше сиятельство… - он потупил взгляд. - Это лишнее. - Ты выше меня по положению… - Однако это не помешало тебе овладеть мной несколько минут назад… Эванс отвернулся. - Да. Я лицемер, - вымолвил он после продолжительной паузы. – Я собирался заниматься с тобой сексом в течение всего того немногого времени, которое у меня оставалось. Позже Маркус известил бы тебя. В вестибюле ждут слуги. Я обещал твоей сестре, что отпущу тебя, как только смогу... Повисла угнетающая тишина. Сенатор никогда в жизни не попадал в подобные ситуации, и потому совершенно не представлял, как вести себя с бывшим наложником. К тому же он мучительно осознавал, что ему будет тяжело расстаться с Джоном. - Может, объяснишь мне, что сподвигло тебя на эту авантюру? – Эванс недоверчиво посмотрел в глаза испанца. - Я хотел тебя с тех пор, как впервые увидел, - задумчиво произнёс молодой человек. – Это было прошлой осенью. Мой отец приезжал к императору, я был с ним. В тот вечер устраивали пир в честь присоединения очередной провинции. Ты сидел за столом далеко от меня и ни разу не взглянул в мою сторону. Твоё внимание было всецело приковано к смазливому молодому человеку, сидящему рядом с тобой. Я видел, как ты смотрел на него. В твоих глазах была такая откровенная похоть. И я вдруг захотел, чтобы ты точно также смотрел на меня, чтобы также страстно желал моё тело, - Джон сел удобнее, опершись на руку. - Разговорившись со словоохотливым гостем из окружения императора, я узнал, что ты - сенатор Эванс, не женат, и содержишь завидный гарем наложников. Подпоив собеседника, я выведал, где ты живёшь, и даже имя работорговца, который поставляет тебе товар. Но тогда дальше этого ничего не зашло. Испанец повернул голову и посмотрел на Эванса. - Мой старший брат Маурисио большой поклонник гладиаторских боёв и по возможности посещает их в Риме - он часто приезжает сюда из Испании. В надежде увидеть тебя хоть издали, я стал сопровождать его в поездках. Мне удавалось отыскивать тебя глазами на трибуне знати. От тебя всегда шла мощная волна сексуальности, а взгляд пресыщенного самца раздевал каждого, на ком задерживался, в радиусе двадцати метров. И мне ни разу не удалось попасть в этот твой радиус… Сенатор напряжённо слушал, впитывая каждое слово. - Около двух месяцев назад я гостил у Маурисио, и ему как раз привели двух новых наложниц. Работорговец Рахмет многим обязан моему брату, и потому старался всячески угодить. Как бы из праздного любопытства, я спросил у него, кому ещё он продаёт невольников, и оказалось, что он тесно сотрудничает с Сервиусом Тотти – главным поставщиком рабов для интимных услуг в гаремы римской элиты. И тогда у меня возникла идея… - Но, это же чистое безумие… - Я попросил Рахмета поближе сойтись с Тотти, узнать, в каких условиях он содержит рабов для продажи, как с ними обращается, кто его клиенты, и существует ли у кого-то из них приоритетное право покупки невольников. Через две недели мы встретились, и он выложил мне всё, что узнал. Как я и ожидал, ты был одним из клиентов Сервиуса и, более того, пользовался правом приоритетной покупки. Я понял, что это мой шанс реализовать своё навязчивое желание… - Так вот почему твой взгляд был так дерзок… - Я поставил на карту всё. Вероятность того, что ты выберешь меня, была не так велика – я видел остальных рабов моей партии, и они были красивы, а твоих предпочтений я не знал. Значит, мне оставалось только одно – как-то привлечь твоё внимание, поразить, сбить с толку. Накануне нас предупредили, что невольникам строго настрого запрещено смотреть на клиентов, за это полагалось двадцать ударов палками, но я твёрдо решил, что буду ловить твой взгляд. - Расчёт оказался верным… Но если бы я не купил тебя? Что тогда? - За домом Сервиуса следили мои люди. Если бы меня привели не к твоему дому, они бы напали на сопровождающих. - И ты не побоялся стать моим невольником? Я мог бить тебя, подвергать унижениям и наказаниям. - Кое-кто из твоих слуг не отказался заработать пару мелких монет и выдал моему осведомителю нужную информацию – ты не истязал своих наложников, не издевался над ними. - Мне трудно представить, насколько сильным было твоё желание… - Я ни на миг не пожалел о том, что сделал, - Джон пронзительно посмотрел на Эванса. Мужчина повернул голову и глубоко вздохнул, глядя в глаза испанца. Пауза грозила затянуться, но у сенатора было так много вопросов… - Сроки твоего пребывания в моём доме были заранее оговорены? - Нет. - Тогда почему твоя сестра пришла именно сегодня? - Потому что я так решил. - Только не говори мне, что кто-то из слуг гарема тоже захотел заработать пару монет… - Я бы не стал так рисковать. У меня был связной. Каждое утро с девяти до полудня он ждал от меня сигнала, глядя на балкон Невольничьего зала. - Ну, разумеется, расположение помещений гарема твой осведомитель тоже выяснил. - Всё было тщательно спланировано, варианты продуманы. Месяца три назад моя мать, урождённая римлянка, захотела пожить в родном городе, благо, что она владеет здесь особняком, который оставил ей по наследству мой дед, сенатор Нэвилус. Моя сестра Адория решила поехать с ней. В разговоре с отцом я выразил озабоченность состоянием здоровья матери и попросился сопровождать её. Он с радостью согласился – ему нужно было передать императору финансовые отчёты и какие-то важные документы, а Маурисио был занят другими делами и не мог покинуть пределов провинции. Оказавшись в Риме, я выполнил поручения отца, а потом начал прорабатывать план своего добровольного рабства. Матери я сказал, что поживу какое-то время у родственников, а вот сестру пришлось во всё посвятить. Она долго отказывалась принять участие в моей авантюре, но в итоге уступила уговорам. Была одна сложность – Адория почти не говорит на латыни, но мы взяли с собой советника Рутилио, в качестве переводчика. - Но что побуждает тебя уйти именно сегодня? – Эванс повернул голову и выжидающе посмотрел на Джона. - Вечером здесь будет оргия. - Просто настала моя очередь организовать праздничный приём… - сенатор досадливо поморщился. - Я не хочу принимать в этом участие. - Ты думал, что я отдам тебя на потребу гостям? - Именно так все и делают. - Я своими фаворитами не делюсь. И остальные рабы моего гарема участвуют в оргиях только по желанию – их никто не принуждает. Обычно для подобных мероприятий я набираю проституток обоих полов из дорогих публичных домов. - В такие тонкости ты меня не посвящал, – Джон лёг и положил руки под голову. – Я вообще удивлён, что ты так человечно относишься к своим невольникам – не наказываешь, не бьёшь… - Намекаешь на то, что я не выпорол Флавия? Но ведь у тебя самого рука не поднялась его высечь! - Да, не поднялась. Когда я смотрел в его глаза, то видел такую боль, какую и врагу не пожелаю… Он любит тебя и ужасно страдает, его агрессия в мой адрес вполне объяснима – она вызвана жгучей ревностью. Он очень несчастен, было бы слишком жестоко усугублять его мучения… Если бы я оказался на его месте, я бы вскрыл себе вены, но я сын наместника римской провинции, и потому могу позволить себе просто уйти. - Ты говоришь так, словно я предпочёл тебе другого, - Эванс недоумённо посмотрел на Джона. - Ещё до сговора с Тотти я знал, что ни с кем не буду тебя делить. Я решил, что как только ты переспишь с кем-нибудь, я на следующий же день покину гарем. Теперь мои внутренние страхи усугубились – я не собираюсь покорно дожидаться твоей измены, я оставлю твой дом, предвосхитив ситуацию. - О чём ты говоришь? – глубокие складки прорезали лоб сенатора. - Как хозяин дома, ты просто обязан принять участие в сегодняшней вакханалии, а я не в праве требовать от тебя верности. - Значит, вот как ты обо мне думаешь… - Позволь напомнить тебе, что ты владелец гарема из двадцати трёх… - Уже двадцати двух… - ... пусть двадцати двух человек. А я не вчера родился и знаю, что такое вакханалии. Среди испанской знати тоже практикуются подобные развлечения - название другое, но суть та же. - Что ж, ты принял правильное решение, - Эванс встал. – Не смею дольше задерживать. Я распоряжусь, чтобы главный евнух проводил тебя в вестибюль, - он учтиво поклонился испанцу. - Как у тебя всё просто. - Думай, что хочешь, - сухо кинул на ходу сенатор, удаляясь от бассейна. Джон закрыл глаза и сжал пальцы в кулаки. ______ * - Мой господин (исп.) ** - Возьми меня (исп.) *** - Люблю тебя (исп.)