Виски и карамель

Джессике не хочется сейчас спать, что бы там ни говорила Триш. После всего, что случилось за день, ей чертовски нужно отмыться, стереть с тела кровь, грязь и отвращение к самой себе. — Не уступишь мне ванную комнату ненадолго? — серьёзно спрашивает Джонс, глядя себе под ноги. Триш облегчённо вздыхает. — Господи, тебе и спрашивать не надо, — отвечает она, включая свет в нужной комнате. Джессика нагибается, чтобы расстегнуть сапоги, морщась от режущей боли, но Триш тут же останавливает её, запрещая лишний раз шевелиться. Она всегда готова помочь, эта Триш Уокер. Разобраться с застёжкой на обуви для неё не проблема. Когда с сапогами наконец покончено, Джонс ковыляет в сторону ванной, но сестра снова задерживает её на полпути. — Снимай всё это, — серьёзно приказывает она, — я постираю, пока ты будешь отдыхать. Джессика хмурится. Раздеваться прямо здесь, в полутёмном коридоре — эта мысль кажется ей абсурдом, но с Триш спорить бесполезно. Садясь на край пластикового стула у входа в ванную, Джессика стаскивает через голову майку, и сестра тут же подхватывает её. Затем очередь джинсов. Джессика никогда не стеснялась сестры, в детстве они спокойно переодевались вместе, но сейчас, оставшись стоять на кафеле босиком в одном белье, она чувствует себя странно. Триш не понимает, почему Джонс выглядит такой напряжённой и взволнованной — израненная, лохматая, словно пострадавший в драке воробей, но Джессика лишь хмуро закрывает перед её носом дверь. Вода в кране непривычно тёплая — дома Джонс редко позволяет себе такую королевскую роскошь, но тут, у сестры, можно расслабиться. Цепляясь руками за края ванны, она пытается повернуться, подставить струе спину, испачканную машинным маслом и налипшей пылью, и вода окатывает Джессику, делая её иссиня-чёрные спутанные волосы гладкими и блестящими. Крупная капля срывается с кончика носа, и Джонс, удивляясь собственной нелепости, насмешливо фыркает, наблюдая, как капля растворяется на дне ванны среди тысяч таких же. Отвлекшись, Джессика не рассчитывает напряжение рук и, внезапно скользнув мокрыми ладонями по краю, падает косо, неловко, задевая головой кран. Наверное, грохот и ругань слышны далеко, потому что дверь мгновенно распахивается и Триш с выражением испуга на лице вбегает в ванную. Секунду-две она молча стоит на пороге, осмысливая произошедшее, и наконец решительно объявляет: — Ты не будешь находиться здесь одна. Джессика огорошена. Это случается редко, но если всё же случается, она ни за что не позволяет кому-то это заметить. — Да брось, — насмешливо ворчит она, не решаясь шевельнуться от режущей боли под грудью, — ты же не собираешься стоять тут и пялиться на меня? — Кто сказал, что я буду стоять? — округляет глаза сестра. — Нет уж, тебе так просто от меня не отделаться, Джессика Джонс. Джессика вытягивает шею, со дна ванны глядя в светло-голубые глаза Триш, и думает. Она не может взять в толк, зачем сестре всё это. Зачем слежка, деньги, звонки, визиты, зачем, наконец, новое стекло на дверь Alias Investigation? И самое главное — зачем она так ласкова с ней сейчас, подхватывая и бережно-медленно поднимая на ноги? — Ш-ш-ш, — шепчет Триш, убедившись, что сестра стоит твёрдо, — я сама всё сделаю. И Джессика повинуется. В конце концов, так даже легче: прислониться спиной к стене и прикрыть глаза, пока волна тёплой воды обволакивает уставшие стопы, когда сестра постепенно открывает кран. Дверь плотно заперта, но кондиционер включать не хочется — Джонс поневоле наслаждается уютом в помещении. Она упирается лопатками в гладкую плитку, покрытую бесчисленными мелкими каплями, и смотрит на Триш сверху вниз, пока та, выпрямившись, не спрашивает: — Готова? Ладони Триш пахнут жасминовым гелем, и этот аромат ударяет Джессике в голову, заставляя качнуться вперёд. Но Триш, как всегда, наготове: придерживая её за талию, она не спеша проводит мыльной рукой по бледной коже, стирая с неё усталость, боль и грязные пятна. Джонс едва может дышать. Ей тесно, неловко во всём этом, и сил хватает лишь на то, чтобы тихо пробормотать: — Спасибо. «Так мы уже вышли на этот уровень отношений?» — в глазах Триш мягкая ирония, но прикосновения сами собой становятся осторожнее, нежнее и невесомее. — Всегда пожалуйста, — чуть шевелятся безупречные губы сестры, прежде чем в ванной наступает дрожащая, как капля на ручке крана, тишина… Джессика Джонс столько раз клялась, что больше никогда не разрешит себе дать слабину. Морщины на лбу сходились и расходились, она хмурилась и гримасничала перед мутным зеркалом у себя дома, обещая больше это не повторять, не поддаваться и не подпускать её к себе, но Триш Уокер не отставала. Она привязалась к сводной сестре, как породистая домашняя кошка вдруг привязывается к грязному избитому котёнку, которого сын хозяйки приносит в гостиную для смеха. И когда этой кошке становится не всё равно, она хочет делать что угодно, чтобы котёнку было хорошо. «Хорошо?» — спрашивает взглядом Триш, на мгновение оторвавшись от своего занятия, но сестра молчит. Джессике больно дышать, душно и стыдно смотреть вниз — как в первый раз, когда Триш сделала это с ней. Тогда они остались дома одни на целые выходные, и Джонс, запершись у себя, не хотела видеть никого, кроме парня с базукой в дурацкой телефонной игре, и не слышать никого, кроме Джина Симмонса в своих наушниках. Триш поднялась к ней, тихо-тихо ступая на цыпочках, и вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. — Джесс, — прошептала Триш, тронув её за плечо, — ты чего? Джонс не хотелось говорить. Она судорожно водила пальцами по клавиатуре телефона, стараясь не смотреть в сторону сестры, и наигранно раскачивалась в такт музыке. Тогда Триш опустилась на ковёр напротив Джессики и крепко обняла руками торчащие из-под короткой джинсовой юбки колени. Ниже колен были чёрно-синие гетры и простые кеды — первая обувь, купленная для Джонс после её переезда в дом Уокеров, Триш сама их выбрала. И сейчас она чувствовала прикосновение тонкой шерсти и округлых носков кед — кожей сквозь лёгкую ткань футболки, не желая лишний раз вздрогнуть, чтобы не нарушить эту странную гармонию. Джессика как будто не чувствовала ничего. Тогда Триш позволила себе это. Она двинулась вперёд, забросив ноги сестры себе на плечи, и осторожно опустила голову ниже. Пылающие щёки обожгли кожу на внутренней стороне бедёр, и Джонс дёрнулась, машинально поставив игру на паузу. — Ты что творишь? — пробормотала она, в изумлении глядя на Триш. Та улыбнулась взглядом. И, приподняв край юбки, дотронулась сначала губами, а потом, не встретив сопротивления, толкнулась вперёд горячим напряжённым языком. Джессика упала на спину, упираясь локтями в кровать, и выронила телефон куда-то на пол, хватаясь за волосы сестры, как за спасательный круг. … — Ты ведь тогда так и не поставила рекорд в игре? — лукаво спрашивает Триш, закутывая в полотенце трясущуюся сестру. Джонс утвердительно кивает, всё ещё не в силах справиться с неисчезающим щекочущим чувством внизу живота, и молча кусает губы. Она в который раз убеждается, что язык Триш умеет не только говорить красивые слова по радио.