Виски и карамель

Триш зажимает ладонями уши, жмурясь изо всех сил, пока отчаянно не заболят виски — и старается не слушать происходящее за пределами её комнаты. — Она больна, чёрт тебя дери! — грубо кричит Джессика, и что-то большое со звоном летит на пол: кажется, любимая ваза миссис Уокер, она стоит в прихожей. — Это наши семейные дела, тебя они не касаются. Мать редко опускается до споров с приёмной дочерью, но удар оказывается слишком сильным: взбалмошной девчонке редко удаётся рассчитать свои способности и сейчас, сбив вазу, она проламывает насквозь крышку изящной тумбочки, на которой та стояла. — Ты можешь хоть раз в году побыть нормальной матерью? — доносятся до Триш крики снизу, и больше всего на свете ей хочется, чтобы всё это поскорее закончилось. Когда наконец в коридоре хлопает входная дверь, и шаркающие шаги извещают о том, что домработница пришла убирать беспорядок, Джессика бормочет какие-то извинения и взбегает по лестнице на второй этаж, рассчитанным движением надавливая на ручку двери в комнату сестры. — Прости, — говорит она, подходя к окну мимо кровати Триш, — я правда не думала, что она закатит истерику. Мне не следовало так шуметь, — она прижимается лбом к стеклу, торжествующе наблюдая, как дорогой автомобиль миссис Уокер отъезжает от тротуара, выпуская выхлопные газы в замёрзший палисадник. Сегодня победа снова одержана. — Эй, — окликает её Триш, — всё в порядке. Ты просто переволновалась. — Просто день — дерьмо, — разводит руками Джессика, забираясь на подоконник. В комнате уже совсем темно, и только от окна исходит слабый свет от фонарей и наряженных ёлок в окнах на противоположной стороне улицы. Снег перестал идти полчаса назад. — Вообще-то сегодня Рождество, — напоминает Триш, подтягиваясь выше на подушках в попытке разглядеть за окном хоть что-нибудь. Джонс всё равно. Это первое Рождество, которое она встречает в доме Уокеров, и оно начинается не очень-то весело. Конечно, все комнаты украшены к празднику, в гостиной стоит ёлка, но горький осадок от очередных пререканий, болезнь сестры и эта глухая, вязкая тишина в полупустом помещении не дают Джессике успокоиться ни на минуту. Триш заболела три дня назад — такое редко случается, но запоминается надолго — на записи рождественского поздравления своим зрителям она целый вечер снималась на морозе без шапки, так как мать не разрешает ей портить парик. Признать свою вину миссис Уокер никогда бы не захотела, и Джонс пришлось сказать, будто это она угощала сестру мороженым на улице, таким образом избавив Триш от ругани и выговора… — Наверное, утром она будет выпрашивать у тебя прощение с помощью праздничных подарков? — угрюмо спрашивает Джессика, оторвавшись от вида зимнего города. — Она никогда не дарит мне подарков на Рождество, — невесело смеётся в ответ Триш. Джессика обескуражена. Она твёрдо уверена, что была отвратительной дочерью и сестрой в своей родной семье, но подарки к зимним праздникам всегда казались чем-то самим собой разумеющимся. Один раз ей подарили несколько дисков Led Zeppelin, потом игровую приставку, затем ещё что-то… Странно, что у Триш этого не было. — Ты хочешь пересесть к окну? — взгляд Джонс стреляет в сторону кровати, где Триш кутается в одеяло, глядя на неё с надеждой. — Я сейчас, подожди. Плана действий не нужно: ногой она пододвигает раскладное кресло к подоконнику, а сама спрыгивает с него, чтобы помочь сестре подобраться к окну. Триш стесняется сильных властных рук Джессики, заворачивающих её в одеяло и подхватывающих её под спину и колени, чтобы отнести к окну, но Джонс и слушать ничего не хочет. — Я могу поднять машину твоей матери, — ворчит она, поднимая укутанную девочку на руки, — что я, тебя не дотащу? В кресле гораздо удобнее, особенно когда Джессика приносит несколько диванных подушек, сооружая своеобразный трон для Триш. Закончив с этим и удостоверившись, что сестра чувствует себя комфортно, Джонс приносит из своей спальни ещё один плед и две коробки. Небрежно положив одну из них на колени Триш, она садится на подоконник, чтобы разобраться со второй — большой и плоской. Понимая, что объяснений от Джессики сейчас не дождёшься, Триш молча распаковывает подарок: шершавый картон коробки, кое-где обмотанный скотчем, скрипит под пальцами, и когда, испортив маникюр, ей удаётся раскрыть её, Джонс замечает это уголком глаза. — Я постоянно забываю, какого цвета у тебя пальто, — говорит она словно про себя, не прекращая возиться со своей коробкой, — наверное, они не подойдут. У Триш красивое пальто кремового оттенка, и хоть Джессика и не видит в нём ничего особенного, купленные ей забавная шапка и шарф цвета сливок неплохо будут с ним сочетаться. Триш вертит в руках мягкую светлую шерсть, поворачивая шапку к свету, чтобы разглядеть вышитые по краю буквы, почти не заметные с первого взгляда. — «Hellcat»? — удивляется она. — Звучит, как прозвище супергероя. Да, будь я супергероем, то, пожалуй, взяла бы себе такое имя. Ты слушаешь, Джесс? Джессика? Резко выпрямившись, так что головокружение начинает набирать обороты, Триш дёргает сестру за руку и та, теряя равновесие, неуклюже падает в кресло. Несколько мгновений они обе лежат вместе, не понимая, что сейчас произошло, и только когда Джонс находит в себе силы вытянуть руку, на которую намотан провод от гирлянды, неловкий смущённый смех нарушает тишину в комнате. — Ты дашь мне закончить с украшением? — нетерпеливо спрашивает Джессика, высвобождаясь из моря одеял и подушек, и Триш испуганно отдёргивает руку, лежащую на спине сестры. Странно, что Джонс удалось рассчитать силу при падении: провод цел, только разодрана кое-где обмотка. С совершенно серьёзным лицом она возится с ним, прикрепляя гирлянду вдоль оконной рамы, и наконец переползает на другой край подоконника, чтобы нащупать в полумраке разъём. Сотни огоньков вспыхивают один за другим — красные, жёлтые, зелёные и только потом синие, освещая стену и лица сестёр, пёстрой россыпью света ложась на кресло и ковёр. Агатовые глаза Джессики зажигаются в ответ, и ломкие морщины на лбу разглаживаются. Триш тянет к ней руки, и теперь уже можно покориться, ведь кресло легко может выдержать двоих, а работа сделана. Джонс устраивается рядом с Триш, скрестив на груди руки, и не успевает вовремя отдёрнуться, как сестра, повернувшись, застенчиво касается губами её щеки. В полумраке поцелуй приходится в уголок губ, и Джессика, фыркнув, всё же кладёт голову на подушку, нюхая пахнущие карамельным шампунем русые волосы Триш. — Ладно, — хмуро бросает она, — может, Рождество и не самый плохой праздник. Огоньки искрятся вокруг заиндевевшего стекла. Джонс щурится, ловя взглядом радужные отблески. — Спасибо, — шепчет Триш, обвив руками шею Джессики, и улыбается тихой и грустной улыбкой. Потому что даже самому дорогому ребёнку на телевидении иногда нужно, чтобы кто-то зажигал ради него гирлянду.