Альтернатива

Сокпум-ран по праву считает себя любимцем Небес. Ему везёт почти за гранью приличия: сначала, когда мелкого не по возрасту, вёрткого, злющего мальчишку из захудалого провинциального клана заметила сэчжу, потом — когда его заметил её сын. Сокпум был меньше всех, беднее всех, и ачхан к тому же. Среди будущих хваранов — через одного чинголь из столичных, — он был самым уязвимым, и природа обделила его талантами, чтобы переломить ситуацию самостоятельно. Он был куда как хорош в родном городишке, но быстро понял, что Сораболь не испытывает недостатка в достойно обученных юношах благородного происхождения. Всё, на что оставалось полагаться Сокпуму, это злость. Злость позволила ему пробиться в столицу, получить редкий шанс на будущее — для себя и семьи. Из столичного корпуса хваранов выходят командиры Пенбё и Нэсон, это почти залог будущей карьеры... От Почжона Сокпум тоже ничего доброго не ждал. Тот был крупнее, сильнее, увереннее с виду, и уже явственно демонстрировал дар, который со временем должен был развиться ещё больше и когда-нибудь принести ему звание пхульвончжу. Тем удивительнее было, когда оказалось, что Почжон тоже ачхан, и то через мать. Узнав, наконец, из казарменных сплетен, что нынешний рен Пенбё, прославленный Сольвон-гун, происходит едва ли не из зажиточных простолюдинов, Сокпум сперва не поверил, а после был просто потрясён. Да что там говорить, сама госпожа сэчжу была из ачхан, а значит... значит, даже для такого, как Сокпум, существовал шанс пробиться в жизни. А к Почжону Сокпум прирос, тихо и незаметно. В друзья не набивался, но старался быть полезным. И однажды не без некоторого удивления обнаружил, что не просто входит в ближний круг Почжона, но сам этот круг и составляет. Прочие приписанные к Пенбё хвараны были тому в лучшем случае приятелями, однако в личную комнату ход был только Сокпуму. Почжон ценил его, а Сокпум ценил своё право приходить к нему без предупреждения, откровенные беседы и те редкие моменты, когда Почжон позволял себе выглядеть усталым. Всем остальным Сокпуму порой хотелось впиться в глотку: Токчхуну, богачу и сыну тэдына; тихому, как мышь, Имчжону с его высокими покровителями; Альчхон-рану, всегда смотрящему мимо и поверх, будто Сокпума и не было рядом. Иногда, не слишком часто, Сокпум задумывался о том, почему сэчжу обратила свой взор именно на него. Она никогда не ошибается, это знали все, её выбор неизменно обоснован, но причины чаще всего бывают скрыты от нижестоящих. — Вы не ладите с Альчхон-раном? — как-то обронила госпожа рассеянно, глядя на хваранов последнего набора, усердствующих на своём первом турнире. — Удивительно, у вас ведь так много общего. — Общего, сэджу? — с недоумением переспросил Сокпум. — У вас схожие таланты, — спокойно ответила она и больше не отвлекалась от происходящего на площадке. Сэчжу имела в виду не его боевые навыки. Сокпум не питал иллюзий — как боец, он уступал и Тэнамбо, и Имчжону, не говоря уж про Альчхон-рана, сходившегося с Почжоном в финале доброй трети всех проведённых пичже. По-настоящему хорош Сокпум был разве что в обращении с ножом, для шеста или алебарды ему не хватало силы, для меча — длины рук. Первая полноценная стычка с Юсином приносит унижение, а когда он обещает Почжону вывести из строя Пидама, чтобы расчистить путь к званию пхульвочжу, это скорее акт отчаяния. Почжон, кажется, это понимает, но что хуже всего — он всё равно благодарен. У себя в палатке Почжону нет нужды изображать непринуждённость, и смотреть, как он двигается — на то, что скрывается под одеждой — почти физически больно. Сокпум вздёргивает голову, старательно смотрит в глаза, но взгляд всё равно скатывается, будто сам собой. Сплошной синяк, и уже начал наливаться нездоровым сливовым цветом. Почжон кривится, расхаживая по палатке туда-сюда, разогревая мышцы, потом начинает отжиматься от постели — всё верно, если сейчас остановиться, через полчаса уже не встанешь. Сокпум смотрит. Есть кое-что, чего он хотел бы от Почжона, то, чего он никогда не получит. Никогда о таком не попросит. То, что нельзя. Его поражение Сокпум переживает вдвое мучительнее, чем своё, и приход сэчжу впервые вызывает в нём едва ли не ужас. Однако, когда они с Сольвон-гуном покидают палатку, Почжон не выглядит раздавленным — вымотанным, удивлённым, но и только. В этот миг сэчжу получает верность и жизнь Сокпума в своё распоряжение во второй раз, хотя даже не догадывается об этом. Когда Сольвон-гун и Сэчжон-гун обращают мечи друг на друга, Сокпум не думает долго, на чью сторону встать. Похищение сандэдына — почти готовый смертный приговор, но благодарность в глазах Почжона, его рука на плече стоят любого риска. А ещё — Сокпуму невыносимо было бы смотреть, как Почжон стоит перед колеблющимися хваранами, силясь переломить их нерешительность своей властью. В таких случаях нужно, чтобы кто-то просто решился первым: на самом деле они все уже слишком далеко зашли, чтобы отступать. Сокпум по праву считает себя счастливчиком, любимцем Небес. Неприступная крепость открыла врата, сыновей сэчжу ждёт смерть, но он, к счастью, этого не увидит. И есть кое-что, что Сокпум ещё может сделать. Чувствуя лезвие у горла и глядя в ясные, сожалеющие и беспощадные глаза человека, который лишит его жизни, Сокпум вдруг не к месту думает, что никогда не называл его без этого «-ран», даже мысленно. Сэчжу никогда не ошибается в людях, а её выбор неизменно обоснован, даже если сокрыт от нижестоящих. Из всех талантов Сокпум обладал в полной мере всего одним, но наиредчайшим. Верностью до конца.