***
Никлаус задумчиво глядел в окно, вертя в руках уже давно опустевший граненный бокал. Его челюсти были крепко стиснуты, на щеках то и дело подергивались желваки, а зелено-голубые глаза, такие светлые на солнце, смотрели в одну точку. За его спиной без конца что-то говорила пришедшая в себя Хейли, успевшая разбить парочку ваз и сервизов. Она то и дело останавливалась, пыталась что-то сказать именно ему, но, оставаясь без ответа, только злилась еще больше и продолжала выпускать гнев в словесных баталиях с Элайджей и Фреей. Брат же вглядывался в лицо Клауса, стараясь не упустить ни единой эмоции. Ему, успевшему за тысячу лет изучить гибрида вдоль и поперек, никак не удавалось проследить хотя бы за одной искрой, ведь той так и не доводилось перерасти во что-то большее. Все, что Элайджа понимал — его брат и сам пока что не может разобраться в своих чувствах. Поздравляю тебя. Майкл смог бы тобой гордиться. Что ж, слова, которые будучи человеком Никлаусу так хотелось услышать, сейчас были чужды, резали слух своей резкостью и пустотой, сквозившей в девичьем голосе его старшей дочери, которая своим характером удивительно точно повторяла его самого. Клаус был готов признаться, что сожалеет о словах, сказанных в запале. Сожалеет и о последствиях собственной импульсивности и не способности вовремя замолчать, ведь он видел. Видел так отчетливо, что на секунду, крохотную, что никто и не заметил, перестал дышать. Эта искра, которая бывает у любого ребенка во взгляде на своего родителя, на потенциальный образец для подражания, она потухла в распахнувшихся глазах Каи. Всё восхищение, преданность и любовь к отцу, которые только могли быть у нее когда-либо, просто исчезли, будто их и не было. И глубоко в душе Клаус ненавидел себя за это. Он помнил, как когда-то Майкл добился того же — как заставил своего сына, пусть не родного, но выращенного им самим, страдать, гореть в агонии и повторял без конца: «Мерзость. Мерзость. Мерзость». Но Клаус не был виноват в ошибке своей матери, однако платить пришлось именно ему. Как и не была виновата и Кая в своей наивности и желании защитить Анну. Увы, Клаус понял свою ошибку слишком поздно, когда его девочка уже покинула их. Нет, не физически. Духовно и морально — вот, что было страшней. Жаль, им обоим вряд ли теперь уже придется узнать, как сильно они на самом деле были дороги друг другу, и как давно эта любовь живет в древнем сердце одного из них. — Прекрати орать, Хейли, — внезапно подал голос гибрид, переводя взгляд на Лабонэйр. — Криками ты Анну явно не найдешь. Лицо женщины было искажено гневом, на щеках пылал румянец, а волосы были чуть растрепаны, однако даже в таком состоянии она умудрялась выглядеть необычайно красивой, словно какая-нибудь воительница сошедшая с древних картин. На слова гибрида она закатила глаза и сложила руки на груди, качая головой. — Речь шла не только об Анне, Клаус, — горячо фыркнула волчица, остановившись посреди комнаты. — Твоя дочь… — Я обещаю тебе месть, Хейли, — доверительно зашептал Никлаус, оказываясь прямо рядом с женщиной и крепко сжимая ее тонкие плечи. — Но давай не будем забывать, чьи именно руки держали сердце Джексона в ладонях. Каиса тут не при чем, а Анну я сам преподнесу тебе на блюдечке, клянусь. Альфа Полумесяца в ответ вздернула подбородок, а в глазах её зажегся недобрый огонек, черты лица чуть разгладились и губы тронула злая усмешка. — Я вырву ей сердце, — доверительно зашептала она.***
Холод кладбища окутывал меня с головой, помогая прийти в себя и трезво мыслить. На самом деле, в окружении каменных надгробий и неупокоенных ведьминских душ, чьи стенания были слышны даже в этом мире, было совсем не комфортно и даже неприятно. Однако, я не забывала о целях своего визита и довольно прищурилась, заприметив знакомый силуэт у одного из памятников. Пожилая женщина что-то шептала над многочисленными свечами, наверняка молясь о своем умершем супруге или ком-то еще, правда, весьма резво развернулась, стоило мне встать за ее спиной. — Елена, верно? Женщина с легкой усмешкой оглядела меня с ног до головы, покрепче запахнула шарфик на своих плечах и кивнула мне. — Да. Что же привело тебя сюда, Кая Майклсон? — иронично спросила она голосом полным издевки, заставив меня чуть поежиться и поджать губы, ведь эта старуха явно знала, зачем я пришла по ее душу. — Давайте не будем играть в кошки-мышки, и сразу перейдем к делу. Мы ведь обе знаем, что мне нужно. — Как интересно, — хмыкнула ведьма, снисходительно покачав головой, заставляя меня медленно закипать и беситься, эти стервы всегда умеют поглумиться над вампирами. — А твой отец любит подобные игры. — Ему в тысячу лет больше нечем себя занять, думаю, вам это чувство хорошо известно, — саркастично произнесла я. — Сколько вам? Семьдесят? Я понимаю, вам уже нечего терять, но я ведь могу разнести это место, если захочу. Прекратите юлить и говорите по делу, и хватит ухмыляться. Знаете, у меня был сложный день, и поднять руку на невинную старушку сейчас уже не кажется противозаконным, а уж на вас — тем более. — Ты так красноречива, девочка. И спеси точно как в отце. Но я действительно совершенно не понимаю, о чем речь. А у вас, вампиров, как всегда богатое воображение. Чтобы там с тобой не случилось, я не имею к этому никакого отношения. — А я разве говорила, что со мной что-то случилось? Вы, может, и не причастны, но вот ваши очаровательные внучки — совсем другое дело, — победно улыбнувшись, я вскинула брови, а Елена как-то потупила взгляд и злобно на меня посмотрела, тут же меняясь в лице. — О, я вижу, что попала в точку. Что вы сделали со мной в ту ночь? — Лишь то, что нужно было сделать уже давно, — твердым голосом проговорила Елена и презрительно сморщилась, отходя от меня на пару шагов. — Вы что, пытались меня убить? Ведьма не ответила, однако какой-то опасный блеск в её глазах заставил меня судорожно сглотнуть и нахмуриться. Разоблаченной она не выглядела, но точно была в предвкушении чего-то масштабного. — Вы сделали что-то другое? — угрожающе прошипела я, но ответа так и не добилась, только выражение лица женщины становилось все более хищным, а явная угроза сквозила во всей ее позе. — Что вы сделали с моей кровью, мать вашу? — Ты удачно вспомнила о матери, — насмехаясь, произнесла она, намекая, видимо, что Анна явно приложилась ко всему этому руку. Не выдержав, я зарычала, выпустила клыки и молниеносно прижала женщину к чьему-то надгробию, царапая когтями кожу. — Отвечай мне! — воскликнула я, чувствуя как судорожно руки Елены сжали мои плечи, стараясь оттолкнуть. — Мне не составит труда тебя убить и всю твою семейку. Отвечай! Какое проклятье примешали к крови? — Все бессмертное становится смертным, — прохрипела женщина, прикрывая глаза. — Что ты несешь? — недовольно ответила я, слыша лишь бессмысленный треп в её фразе, когда сзади раздались шаги, а саму меня внезапно подбросило вверх и буквально выкинуло с территории кладбища. Покрывая старуху и ее соратников на чем свет стоит и поняв, что не смогу больше войти внутрь, я эмоционально ударила по воротам кладбища и покачала головой, чувствуя как в груди нарастает беспокойство. Что бы там ведьмы не намудрили, это явно не сулило мне ничего хорошего. В следующую минуту мой телефон как-то звучно пиликнул, оповещая о пришедшем сообщении от Рона и заставляя меня мягко усмехнуться. Брат не знал, какой рингтон установлен на всех его номерах в моем телефоне, что позволяло мне безнаказанно смеяться над ним в ответ на любой звонок. Но, открыв сообщение в этот раз, я лишь нахмурилась и со злобой зашвырнула телефон обратно в карман джинсов.***
Рон не соврет, если скажет, что задолбался. Он искал любые признаки Анны по всему Новому Орлеану до самого вечера, но ничего конкретного так и не нашел. Лишь обрывки, легкий запах ее тела слышался в каких-то закоулках, но порой Рону казалось, что ему уже просто мерещиться. Его стерва-тетя определенно знала, как себя вести в подобных ситуациях — когда тебя ищет и хочет убить полгорода вампиров. В самом деле, когда ему наконец удалось узнать, где искать сумасшедшую блондинку, он определенно заподозрил что-то неладное. Чувство, что он сам, да и его сестра и Майклсоны вскоре будут самозабвенно плясать под чужую дудку в умело составленном спектакле не покидало его с тех пор, как он случайно наткнулся на вампира-болтуна на пустынной улице достаточно далёкой от Французского Квартала. — О, мы с твоей сестричкой очень хорошо знакомы, — задорно проговорил парень по имени Кай, когда Рон, не выдержав его пустого трепа, поинтересовался, кто же он вообще такой. В грубой форме, надо сказать. — Знаешь, я бы даже приударил за ней, уверен, у нас что-то да вышло бы, все-таки когда еще в нашем веке встретишь свою теску, а? От белозубой улыбки этого Кая, больше напоминавшего психопата, у Рона сводило зубы, а еще хотелось выблеваться от кошмарно-прилипчивого взгляда льдистых глаз. — Послушай, мне не до тебя сейчас, ясно? — фыркнул Рон, оттолкнув парня с дороги. — И если ты здесь, чтобы болтать впустую, свали и не мешай. — О, да, — Кай закатил глаза и печально покачал головой, будто бы и не заметив грубости Батлера. — Я совсем забыл. Ты, наверное, ищешь Анну? — Что? — Рон развернулся на пятках и во все глаза уставился на вампира напротив. — Ну такая блондинка, рост где-то метр шестьдесят семь, стройные ноги… О! А еще… — Да-да, я понял, — вовремя остановил его Рон, взмахнув рукой и нетерпеливо вытаращился. — Ты что-то знаешь? — Конечно, она попросила передать ее дочери, что она в церкви Святой Анны… Святой Анны, надо же, — рассмеялся Кай. — Вот же умора! — Просила передать? Зачем? — Ну, как же? Она не хочет уезжать не попрощавшись. Разве матери так поступают? Рон не особо запомнил, что было после этих слов и как вообще Кай вдруг испарился, оставив Батлера одного. Он только точно помнил как в нерешительности закусил губу, а после быстро добрался до той самой церкви, о которой уже не единожды слышал. Прямо перед резными ее дверьми он быстро напечатал Кае сообщение о своем местонахождении, делая ставку на то, что она никогда не проверяет телефон, если нет звонков и придет достаточно поздно, чтобы с ней ничего не случилось. Айрон любил свою младшую сестренку и не простил бы себе, если бы поставил ее под удар.Control — Halsey
А, как оказалось, удар был. Анна, эта стервозная дрянь, которая пол жизни пыталась выбить его долю в компании деда, о чем Рон никогда не рассказывал Кае, стояла за алтарем, как всегда при параде. Идеально уложенные волосы, подведенные глаза и изысканный наряд черного цвета с красной отделкой, да выученная Роном предвкушающая ухмылка. — Ты всегда был идиотом, племянник, — хмыкнула женщина, осмотрев его с ног до головы. — Я все делала ставку явишься ты один или все-таки притащишь сестру, но ты оправдал мои надежды, молодец. — Что ты задумала? — О, ты совсем скоро это поймешь, — прошептала она, а ее янтарные глаза взглянули ему за спину с опасным блеском. Перед тем, как резко развернуться, Рон успел увидеть, что тонкие руки Анны были в крови, свежей и еще не свернувшейся, однако рык позади заставил его позабыть обо всяких странностях старшей Батлер, и во все глаза уставиться на Хейли Маршалл-Кеннер-Лабонэйр, сверкающие золотом очи которой прожигали его насквозь. — Я убью тебя, — заявила она, подходя все ближе, пока по щекам, извиваясь, вздувались вены. — И не думай, что всё будет быстро. О, Рон не знал, чем была вызвана вся ярость волчицы и ненависть, ощущающаяся буквально физически. Он так же не понимал до поры до времени, почему стал объектом ее обвинений и вообще почему альфа Полумесяца все больше звереет. Все встало на свои места, когда он понял — Хейли его просто не видит. Наверняка, волчице кажется, что она говорит с Анной, которая, как в итоге понял Рон, все-таки убила Джексона за просто так. А еще она явно старательно выводила волчицу из себя, иллюзиями затуманивая ей разум, селя внутри все большее количество гнева, обиды и боли. И старшая Батлер сзади все смеялась безумным смехом и удерживала племянника на месте каким-то вычурным заклятьем, с упоением наблюдая за тем, как до парня наконец доходит, в каком невыгодном положении он оказался. Он осознавал это, пытался достучаться до Хейли, сдвинуться с места и сделать хоть что-то в попытке защититься, но все оборвалось ровно в тот момент, когда изящная ладонь вконец разъяренной Хейли исчезла где-то внутри его грудной клетки и сжала колотящееся сердце со всей возможной силой, причиняя неимоверную боль, специально вонзаясь когтями. Отчаяние заполнило Рона. Нет, он не был трусом, но кому захочется умирать такой нелепой смертью в двадцать, пусть и с лишним? Он был в ужасе, а перед глазами пронеслись все моменты его жизни, самые яркие и радостные: улыбка Каи, ее заливистый смех, милое лицо Хоуп, а еще его мать и даже дедушка, с которыми, Рон был уверен, ему уже вскоре предстояло встретиться. Он вдруг неожиданно вспомнил первую встречу с сестрой — тогда маленькой язвой, обладающей такими же рыжими кудрями, как и Хоуп в детстве. Он был вообще-то не намного старше неё, но все-таки, воспитанный своим отцом в лучших традициях аристократических семей, увидел за маской вредности обиженного и брошенного ребенка, неприкаянного и совершенно одинокого, хрупкого, даже несмотря на пухлые щечки, которого ему почему-то сразу захотелось защитить и окружить любовью. Вспомнил, сколько времени ему понадобилось, чтобы завоевать доверие малышки и стать ей настоящим другом и братом, ее тенью и стеной от любых недоброжелателей. А она росла, но ничего не менялось, разве что щеки сменились выразительными скулами, а рыжие волосы потемнели, напоминая теплый каштан, но маска оставалась при ней, с каждым годом приобретая все новые тени, и единственное, что за ней оставалось неизменным — глубокий взгляд зелено-голубых глаз. А потом для него всё закончилось. Упал замертво недалеко от того места, где стояла прежде уже исчезнувшая Анна. Не видел он и ошарашенного лица резко побледневшей Хейли, которая, узрев перед собой лучистые голубые глаза мальчишки Батлера вместо медовых Анны, замерла и выронила из рук еще рефлекторно бьющееся горячее сердце. Прижала руки к губам, придерживая трясущийся подбородок и чувствуя, как щиплет глаза от подступающих слез. Хейли не хотела смерти Рона, так же, как и Кая не желала подобной участи Джексону, однако они обе уже ничего не смогли бы сделать. Уже через пару десятков минут прочитавшая сообщение брата Кая была в церкви, в то время как Хейли хаотично рассказывала Элайдже о своем проколе. И тогда еще только покидающая город Анна в полной мере осознавала, на что способна её дочь, и к чему она её подтолкнула.