***
В суматохе по приготовлению торжества, никто не стал интересоваться моими делами, что шло мне на руку. Я достаю флакон с жидкостью, оставленный мне Чеширом, из-за тумбы и осторожно делаю маленький глоток. Глаза начинают плыть, голова кружится, и я понимаю, что начинаю оседать на пол. В панике, стараюсь уцепиться за край тумбы, но резко падаю на голый мрамор, проваливаясь окончательно в сон. Перед глазами проплывает смутная картинка, в которой я едва различаю человеческие очертания, и через мгновение, вижу перед собой белокурую макушку и смутно знакомый фиолетовый дым. — Наконец-то, я уж думал, ты не сообразишь выпить его! — радостно ворчит Мон Ами, испуская фиолетовый дым из трубки. — Что это значит? — в недоумении я протираю глаза, но Мон Ами не хочет испаряться, как я того ожидала. — Так, малыш, у нас мало времени, средство не столь сильное, чтобы дать нам часик-другой на «поболтать по душам», — Мон Ами хмурит брови, едва ли не скрываясь за сгустком токсичного фиолетового вещества. Я, молча, морщу лоб, пытаясь понять хотя бы половину того, что слышу или вижу, но бросаю попытку, когда торопливый голос парня задаёт вопрос. — Как обстоят дела в замке? Сумела найти наших ребят? Вместо ответа я быстро киваю, в тот же момент, ощущая, что не могу дышать из-за сигаретного дыма. — Уже что-то… — под нос бурчит он, едва опустив глаза, — Значит, я не зря ставил на твою удачу. Мон Ами щёлкает пальцами в воздухе, радуясь собственным рассуждениям, словно выиграл в лотерею. А мне не до веселья, поскольку я ничего не понимаю. — Ещё раз, что именно я должна понять? Мон Ами, устало вздохнув и вытащив из внутреннего кармашка пиджака ранее созданные песочные часы, поставил их на раскрытую ладонь, перевернул и выпрямился. — Когда я сказал, что дал тебе трое суток, я имел ввиду, что у тебя будет в распоряжении три дня и три ночи ровно. Я с надеждой поднимаю на блондина взгляд и замечаю утвердительный кивок в ответ на свой немой вопрос. — То есть, ты не исчезнешь после заката. А время в Стране Чудес весьма эфемерно, ты могла запутаться в днях, поскольку прибыла сюда, когда наверху был полдень. — Но, где искать выход? Я бродила по замку, но так и не нашла ничего, что могло бы помочь. Только… — я осекаюсь на полуслове и замечаю, как губы Мон Ами расширяются в улыбке. — Ты знаешь, что нужно делать, — в подтверждении своих слов, Мон Ами медленно кивает и вручает мне часы в ладони. — Но помни, они в любой момент могут закончится. Намекая на дым внутри сосуда, указывает подбородком Мон Ами и собирается исчезнуть. Но я успеваю его окликнуть. Он вопросительно смотрит на меня, изогнув брови и остановив поднятый кулак в воздухе. Я делаю несколько вдохов и выдохов, прежде чем, наконец, задаю самый важный вопрос: — То место… оно скрыто от чужих глаз, — МонАми кивает, призывая продолжить, — тогда, как его найду я? — Ищи там, где ты уже была. — Его улыбка на секунду меркнет, а в глазах читается сочувствие. — Ты умная девочка, сможешь распознать то, что скрыто от чужих глаз. Силуэт блондина испаряется, и на его месте появляется чья-то смутно знакомая спина. Человек сидит в кресле, а рука приставлена к виску. Я осторожно делаю шаг навстречу, но, осознав, кто передо мной, спотыкаясь, шарахаюсь назад. На удивление Юнги молчит, словно не замечает меня. Лицо его сморщено, словно в голове много запутанных мыслей, а глаза устремлены мне под ноги. Он поднимает взгляд, но будто не видит меня. Я же наблюдаю в его жестоких алых зрачках сгусток прозрачной жидкости. Но картинка вновь обрывается, и я мучительно открываю глаза, пытаясь вернуться в реальность. Смутно знакомый потолок доказывает то, что я всё ещё нахожусь в замке, в своей комнате, в своей клетке. Пытаюсь поднять голову и осмотреться, но тяга в голове не даёт даже приподнять её. Морщусь от боли в висках, и ощущаю, что лежу не на полу, а на кровати. Надо мной стоят стражники, но их глаза не смотрят на меня. Они устремлены вправо. Я поворачиваю голову туда же и вздрагиваю. Юнги сидит на том же месте, и даже руки занимают то же положение. К моему удивлению, стража выходит из комнаты, оставляя меня наедине с их королём. Я пытаюсь повернуться к нему, но внезапно подкатившая к горлу тошнота не даёт мне даже пошевелиться. — Я прекрасно знаю, о чём ты думаешь, — едва слышно говорит он. Я сжимаю кулаки, ощущая, как на глаза наворачиваются слёзы. Но тут же прикрываю глаза, не давая им шанса посыпаться из глаз. Пытаюсь дёрнуться в его сторону, чтобы ухватиться за горло, исполнить то, что давным-давно мечтаю сделать, но удаётся только присесть на кровати. — Зачем ты на этот раз появился передо мной? Юнги склоняет голову, с кошачьим интересом наблюдая за моим лицом. Встреть я его впервые, решила бы, что у парня проблемы с личностным восприятием. Но сейчас понимаю — это лишь последствия отравы, которая окружает его. Его взгляд скользит по мне и останавливается на кандалах. И пока он рассматривает мои «браслеты» у меня есть время рассмотреть его самого. Даже сегодня он весь в красном. Кроваво-красный мундир и такого же цвета сапоги до колен. Злой мальчишка, помешанный на цвете крови, но, тем не менее — мальчишка. Тот, с которым я вынуждена бороться. Лицо его привычно непоколебимо, пока он без стеснения оглядывает меня с головы до голых пят. Я делаю глубокий вдох и ухитряюсь коснуться того единственного, что возможно в нём осталось. — Сколько ты здесь просидел? Взгляд алых глаз взметается ко мне, и в комнате становится невыносимо душно. Ресницы у него подрагивают, что хорошо заметно на бледной коже. Когда по его лицу проходит вспышка смущения, я понимаю, что он не солжёт. — Долго. Раньше я бы отогнала эти мысли далеко и надолго, но сейчас я вынуждена испробовать, возможно, единственно верный метод, чтобы сломать его. Задеть за живое. Причинить боль. — Зачем ты продолжаешь делать это? — я сжимаю простынь под собственным телом в руках, устремившись взглядом чуть правее лица короля. На стену. Не хочу смотреть в глаза этому чудовищу. Какими бы ранами он себя не калечил, он остаётся чудовищем. Смерть трёх старших наследников — тому подтверждение. И я сомневаюсь, что в душе у него что-то осталось человеческое. Если честно, сомневаюсь, что душа у него вообще ещё есть. Вместо слов Юнги вскакивает на ноги, согнувшись в пояснице, и его лицо оказывается опасно близко. От неожиданности, я дёргаюсь назад, чуть не ударяясь затылком в спинку кровати. Сощурив взгляд, он изучает моё бледное лицо. Юнги хватает одной рукой меня за подбородок, заставляя взглянуть себе в глаза. — Я не могу тебя отпустить, — хрипло шепчет он едва сорвавшимся голосом и продолжает осматривать моё лицо, останавливаясь на моих дрожащих от обиды губах. — Не выходит. Понимая, что, возможно, именно это ему и нужно, я позволяю слёзам досады скатиться по щекам. Юнги жадно проводит пальцами по влажным дорожкам. Он грубо целует меня в губы, оставляя на душе горький осадок, и, прежде чем я успеваю среагировать, так же грубо отталкивает меня. — Я не хочу отпускать… Я дёргаюсь, чтобы ударить его по лицу, но вместо этого выходит слабый толчок в грудь. Юнги оставляет меня — злую, обиженную, оскорблённую — посреди комнаты и уходит. Ему не нужны чувства, ему важно держать при себе понравившуюся игрушку. Короновать, чтобы никуда не делась.***
Голос девушек возвращает меня к реальности, и я нервно дёргаюсь от шума в ушах. Слишком открытое платье для моей натуры. Слишком вызывающее. Слишком… алое. Приготовления закончились, и мои фрейлины принялись украшать собственные запястья венками. Именно венками, поскольку для меня эта свадьба — является трауром. Обычно безлюдные коридоры начали пестрить гостями, которые с нетерпением ожидали начала церемонии. Я покосилась на своё отражение, желая разбить к чёрту это огромное зеркало. Снаружи, во дворе короля толпятся сотни незнакомых мне существ. Жители Страны Чудес, которые не удостоились посетить коридоры замка, и не имеющие особого статуса, чтобы суметь протиснуться через врата. Когда из колоколов доносится звон, толпа начинает притеснять тех, кто стоит спереди, пытаясь разглядеть что-то. От этого у меня начинают дрожать пальцы рук. Я начинаю заламывать их, в ярой попытке унять дрожь. И дело отнюдь не в тревоге перед своей свадьбой. Я начинаю бояться, что не успею. Не смогу спастись. Не смогу освободиться от этого мира. Разум упрямо велит мне сконцентрироваться на продуманном до мелочей плане, однако в душе я прячу огромный страх неудачи. Когда отворяются двери комнаты, я ожидаю увидеть стражников, либо Чондэ, возможно, даже самого короля, но теряюсь, когда в комнату медленно заходит Шляпник. Он, увидев меня в чёртовом кровавом платье, на секунду застывает в дверях, оглядывая меня всю. В его взгляде я замечаю что-то наподобие восхищения. Но Шляпник буквально сразу же налепляет на лицо натянутую улыбку. Я с подозрением отмечаю, что глаза совсем не радостные. — Тебя освободили? — с порога набрасываюсь на него с вопросом, отчего Шляпник хмуро кивает в ответ. Его длинные пальцы тянут рыжеватые, взлохмаченные волосы, и надевают на голову чёрный цилиндр с тёмно-красной лентой. Я усмехаюсь собственным мыслям. Даже он в красном. Сплошная ирония. — Король освободил меня с условием, что я буду сопровождать тебя до алтаря, — одновременно с грустью и облегчением произносит рыжий, устремив на меня свои до безумия печальные глаза, контрастирующие с широкой улыбкой. При мысли о Юнги, я вздрагиваю. Осознавать, что он что-то делает для меня — доставляет дискомфорт. Мне привычнее слышать от него приказы и грубые слова, а вовсе не мольбу и ласку. — Чимин? — с надеждой спрашиваю я. Взгляд Шляпника тускнеет, становится печальнее, он медленно опускает голову, и я принимаю его ответ. Юнги освободил одного из них. Как и обещал. Ведь он человек слова. Слишком просчитанный человек. Ведь освободил не того. Он знал, что Чимин умеет выбираться наружу. Знал, что я воспользуюсь этим. И всё рассчитал. — Мне нестерпимо хочется сделать кое-что, — вдруг бормочет Шляпник, из-под рыжей чёлки взглянув на меня. Я с вопросом в глазах повернулась к нему, когда вдруг ощутила, что меня уволакивают в охапку крепких рук. — Оу. — только и вырвалось у меня, когда я оказалась в объятиях знакомого. — Спаси его, — тихий шёпот парня мурашками прошёлся в зоне открытой шеи, и я поняла, что он хотел сделать. — Спаси нас всех.