Теплая зима

«Сегодня как-то холодно. Пока дошел до тебя, так успел пожалеть о забытой куртке». Стив поежился, дрожащими пальцами разглаживая на папке смятый листок бумаги. Поднял голову, подставил лицо свежему ветру и, задумавшись, тихо рассмеялся сам себе. Не убирая с лица улыбку, Стив вновь взял в руки карандаш и заскрипел им по бумаге. «Сейчас вспомнил, как ты меня усиленно укутывал в морозные вечера; всегда боялся, что подхвачу простуду, а затем со своим иммунитетом слягу на месяц, но уже с пневмонией. Мама еще так часто заставала тебя спящим у моей кровати, когда возвращалась после ночных смен, а по утрам читала нотации. И так же часто она говорила мне о том, как рада, что у меня есть такой друг, который никогда не оставит, который настолько заботится; говорила, что спокойна за меня, когда я с тобой. Мы были как одна семья». Стив поднес озябшие пальцы к губам и подул на них так, как, казалось, совсем недавно делал друг. Прошло уже больше полувека, но воспоминания были все так же живы. Стряхнув секундное оцепенение, Стив снова принялся за почти исписанный крупным почерком листок бумаги. «Надо поблагодарить Пегги за то, что она устроила это место для нас. Две пустые могилы сгинувших во льдах и снегу лучших друзей. Она ценила выбор каждого из нас. Убеждала меня уважать твое решение встать на мою защиту, принять твой личный выбор погибнуть с верой, что я того стою. Пусть я и не смог, но, Бак, это сделала Пегги. Надеюсь, что и мой выбор она сумела принять». Стив посмотрел на надгробную плиту, где сухим армейским шрифтом было выгравировано "Джеймс Бьюкенен Барнс". Подул ветер, принеся холодные капли начинающегося дождя, которые забрались за ворот рубашки, словно выпроваживая Стива с кладбища. «Холодно, Баки. Пора возвращаться». Стив подошел к надгробию, пряча карандаш в папку и аккуратно складывая письмо. Опустившись на корточки, он вытер первые капли дождя с лица, улыбнулся имени на плите и придавил исписанный листок бумаги камнем. Письма всегда исчезали — уносил ли их ветер или их просто выкидывали — Стивен не знал куда, да и не хотел знать. Так ему казалось, что письма доходили до адресата. Спустя пару дней, возвращаясь домой, Стив обнаружил дверь в свою квартиру незапертой. Приготовившись к незваным гостям и подняв щит, Стив проскользнул в открытую дверь. Никакого погрома, все находилось на тех же местах, что и прежде. О пребывании кого-либо в помещении тоже было сложно судить — стояла тишина, прерываемая лишь ходом секундной стрелки в часах, висящих в коридоре. Войдя в гостиную, Стив сразу же встретился с глазами, которые так хорошо знал. Расслабленная поза, отросшие волосы, тревогу выдавала лишь неуверенная улыбка. А в руках — ворох писем: измятых, грязных, исписанных карандашами и ручками, пара рисунков. — Баки? — Стив не верил в то, что видел. Застыв в проходе, он изучал пришедшего. — Ты долго, — с улыбкой ответили ему, голос был все тем же — хрипловатым и теплым. Сорвавшись, Стив оказался рядом, опускаясь вместе с Баки на диван, прижимаясь к груди вновь обретенного друга. — Я жив, Стив, жив.