Ошибки

- Ты никогда раньше не чистил картошку? — удивлённо спросил Викинг, отклеиваясь от столешницы у которой стоял, и Мэтт опустил взгляд, почесав нос. Можно было проследить, как Викинг по-хищному зашёл со спины и пнул Мэтта с табуретки. Тот встал, занеся тупой нож над раздербаненной картофелиной и недоумевая, чего от него хотят, и едва не упал, когда его потянули за джинсы назад. Опасное дело затеял Викинг, усаживая его к себе на одно колено, обнимая и накрывая руки своими. В замёрзших пальцах они пытались зажать упрямо выскальзывающую картошку, чтобы Мэтт мог понять, какими движениями лучше её чистить. Получалось неплохо, длинные завитушки кожуры падали в ведёрко у них под ногами, Вероника усиленно пялился на картошку и тупо улыбался тому, как Викинг искренне пытался его научить. И появилась мысль, что они трудятся где-то не здесь, на ферме, может быть? И что они готовят для себя, а потом их ждёт ужин на двоих. Делать что-то вместе ужасно приятно, уже в сотый раз думает он, а ещё думает, что они очень многому друг у друга учатся. В смысле, не тому, как чистить картошку, а в целом, как люди. Звякнули кастрюли в соседнем помещении и Мэтт вздрогнул, промахнувшись по картошке, и наверняка бы порезался, если бы нож не был таким тупым. Не тупее него самого. - Ты, наверное, много картошки начистил чтобы так наловчиться, — сказал он, чтобы разбавить повисшую тишину, и запоздало понял, что комплимент вышел сомнительный. Викинг замешкался на мгновение, но ничего не ответил, продолжая орудовать ножиком. Ещё несколько минут они молчали, после чего он сказал: - Ну, за два с половиной года не наловчится только безрукий.. За сколько? Вероника сглотнул от страха. Опасная тема, но очень уж хотелось знать. Нужно было знать, за что его отправили сюда и зачем он делает всё, чтобы здесь оставаться. Нужно было, но он всё ещё не был уверен, что стоит спрашивать, и точно не был уверен, что Викинг готов отвечать. Очищенная картофелина гулко ударилась о стенку кастрюли, Викинг взял следующую. - Хочешь знать, что я сделал, чтобы сесть сюда, да? — он был спокоен, прекрасно зная, что ответ «да», и зная, что Вероника сам не ответит, хотя смиренно будет ждать. Может, действительно время пришло? Викинг продолжил, не слишком вдаваясь в подробности: — Отец напился, они с матерью поругались, он избил её, я избил его. Я хотел, чтобы они перестали ругаться, но… Они оба остались лежать на сером кафеле кухни. Там больше никого нет, как я и сказал. Теперь я живу здесь, никакого «потом» не будет. Надеюсь, это всё, что ты хотел знать. Викинг пугающе равнодушно сдавливал замёрзшие пальцы, заставляя Веронику срезать с картофелины аккуратные полоски кожуры, но было очевидно, что это обман. Он не стал сопротивляться, когда Вероника бросил недочищенную картофелину и нож в ведро с очистками и повернулся чтобы обнять его. Вертелось много слов и мыслей в голове, но он ничего не говорил, он боялся представлять себе, каково это. Никто не должен проходить через такое. Он прижимался как можно теснее и сжимал грязные руки в кулаки за спиной Викинга. У него обязательно будет «потом», всё у них будет. Так надо. Викинг всё-таки обнял его в ответ. Прошло очень много времени с последнего раза, как он это рассказывал. Они сидели так ещё чуть-чуть, пока не раздалось опять звяканье посуды с другой стороны кухни. - П-прости, — Вероника отодвинулся, поправляя на себе фартук, и поправил Викингу выбившуюся из-за уха светлую кудряшку. Он немного помолчал и полез в ведро с очистками, пытаясь выловить нож.. — Теперь я могу сам, смотри, — он взял новую картофелину, у него почти начало получаться, пока он не дёрнул слишком сильно застрявший нож и не отрубил половину картофелины. Мэтт чуть испугался, когда ему под ухо громко выдохнули, а потом ткнулись носом, даже лбом, немного бодаясь и прижимаясь щекой к шее. Щекотно и не похоже на правду, такие телячьи нежности любит только Мэтт... А может, он не один такой, кто ценит каждое прикосновение, словно оно волшебное, целебное, золотое? Так вот значит, как это. Викинг повернулся, дотягиваясь до столешницы, и взял второй нож. Он поставил подбородок на чужое плечо, устраиваясь поудобнее, взял из другой кастрюли холодную картофелину и принялся за работу. Он не смел мешать Веронике уродовать продукты дальше, и бросал аккуратные картофельные снаряды в кастрюлю к остальным очищенным. Мэтт снова поймал себя на тоскливых мыслях, как же хотелось уже жить не здесь, а нормально, и заботиться о том, что действительно важно, а не о том, как бы их не застукали, или как бы не сказать что-нибудь тупое, да и как бы перестать постоянно бояться, что всё рухнет, перестать всё время бояться в принципе. Это уже перерастает в нездоровую паранойю, похоже? Один неловкий вздох и всё пойдёт (по пизде) трещинами, расколется, как стекло. Но ведь порой это даже не его вздох, много ли надо, стекло — хрупкая вещь... Мэтт взял очередную картошку, она была последней. Он конечно представлял, что нужно много продуктов для такого количества воспитуемых, но чтобы настолько! Такой кастрюлей, в которую может поместиться сам Вероника, можно целый квартал бомжей накормить! Собственно, именно это и будет сделано сегодня вечером в столовой. Дальше им предстояло чистить лук, на что Вероника стал отнекиваться, пытаться слезть с чужих колен и как-нибудь убежать. - Не заставляй меня. Давай я лучше вымою посуду или пол... - А в чём дело? Это ты тоже не умеешь? - Я буду плакать от лука как последняя… не знаю кто, — ответил Мэтт, уже даже чувствуя фантомное жжение в глазах. У него просто чувствительные глаза, из-за близорукости они всё время в напряжении. Конечно, можно было бы оформить справку на свои очки, но было лень, и он боялся их здесь сломать. И ещё не хотел чтоб прозвали очкариком, он и без того здесь не пользуется популярностью, самый большой зануда, самый хороший мальчик. Оровиц хотя бы был ботаном, который шарит в физике и алгебре, Вероника же не имел никаких полезных навыков за которые его кто-нибудь мог бы ценить. Разве что Викинг. Хотя всё ещё не ясно, за что. - Как скажешь. Вынеси тогда очистки и вымой кастрюли. Мэтт послушно сделал, что попросили, и хотел что-то сказать, но вошла повариха в белом фартуке и скомандовала «выметаться», грозно указав на часы над дверью. Действительно, было пора. Викинг поддакивал на каждое замечание поварихи, Вероника преувеличенно серьезно извинялся, выталкивая его с кухни. Мэтт подумал что это глупо и смешно — дёргать за завязочки на чужом фартуке — чем они занимались в коридоре около кладовки, хотя дверь в кладовку в какой-то момент показалась знакомой. Викинг открыл её и Веронике показалось, что чернота протянула к нему руки и попыталась схватить за ноги, потрогать за лицо, но всего на секунду, а после зажегся свет. Они оставили грязные фартуки, после чего вышли в ещё один коридор, и в другой, потом прошли через решётчатую дверь, возле которой стоял охранник с дубинкой на поясе. В коридорах было мрачно, салатовые стены давили со всех сторон, но Мэтт почувствовал теплоту чужих пальцев, сплетающихся с его. Это уже входит в привычку. Они вернулись в главный корпус и заметили какое-то оживление. - К нам везут новенького! Интересно, какой он?