Ошибки

В корпус притащили несколько ящиков с вещами, переданными озабоченными гражданами и знакомыми заключенных, подходящих для «духовного развития» — с книгами. Херерра с благоговением разбирал стопки потёртых книг, Вероника и Оровиц ему помогали, потому что, ну кто ещё будет? Несколько заинтересованных ребят недоверчиво поглядывали на этот пир во время чумы, слоняясь по залу, но подойти никто не решался, всё ещё боясь показаться некрутыми, как эти читающие книжки зануды... Психолог, раскладывая книги в новые стопки по тематике, бормотал себе под нос, что надо сделать нормальную библиотеку, которая была бы в свободном для всех ребят доступе, а Мэтт тем временем распечатывал очередную плотно замотанную скотчем коробку с помощью выданного канцелярского ножа, ужасно тупого и специально закрепленного, чтобы им нельзя было ранить. А так хотелось вскрыть им себе вены, со вздохом подумал Вероника. Он ожидал увидеть в этой коробке ещё книги, но обнаружил проигрыватель, а в соседней коробке штук тридцать пластинок. С конвертов смотрели незнакомые нарисованные лица, но по бриолиновым причёскам можно было примерно понимать, какая будет на пластинке музыка. Дальше шла стопка записей какой-то классической оркестровой музыки вроде Шуберта и Бетховена, но и это было не всё. Под классикой лежала щедрая стопка пластинок известных соул-исполнителей, Билли Сквайр, Назарет, и ещё несколько рок-альбомов. Вероника молча разглядывал пластинки, не подавая виду, что нашёл что-то необыкновенное, но Херерра зачем-то обернулся на него сам. У психолога загорелись глаза, стоило ему увидеть эти распакованные сокровища, он тут же бросил книги, забрал проигрыватель из-под носа расстроившегося Мэтта и понёс к посту надзирателя, чтобы включить в розетку. Он вернулся и схватил было пластинку с Шубертом, но через секунду снисходительно предложил Веронике выбрать, что ставить. Мэтт подумал, что хочется чего-то душевного, поэтому просмотрел соул-пластинки в надежде найти что-нибудь знакомое. Один из конвертов привлёк внимание стильной обложкой и красными буквами, и Мэтт взял его, шагая к призывно открытой двери, к проигрывателю. Конверт был сильно потёрт, написано было Let's Get It On. Вероника знал заглавный трэк этого альбома Марвина Гэя, но никогда не думал, что будет слушать его полностью. Под обложкой он нашел стикер, на котором мелким подчерком извинились, что смогли передать только один из старых альбомов, и надеялись, что получить Sexual Healing* получится хотя бы так. Подпись «К.» со звёздочкой выдала в неизвестном двоюродную сестру Вероники. Пожалуй, это будет слишком вызывающе. Он вернулся, откладывая Марвина Гэя, и просмотрел пластинки дальше, открывая фиолетовый конверт с альбомом 75-ого года. Он улыбнулся, укладывая пластинку обратной стороной на проигрыватель и наводя иглу в поисках третьего трека. Привычный вечерний гул корпуса оказался разрезан нежным журчанием гитары и светло-грустным пронзительным голосом, тянущим слова: Love hurts, love scars, Love wounds and mars, Any heart not tough or strong enough To take a lot of pain, Take a lot of pain Love is like a cloud Holds a lot of rain… Love hurts... Все вокруг замерли от неожиданности, а шокированный Херрера даже не мог шевельнуться. Не подпевать было очень трудно, закрыв глаза можно было почувствовать, как внутри росло тепло, хоть и болело, даже огонь, хотелось танцевать в такт. “Уууу, love hurts…” Слова конечно ранили где-то глубоко, но Вероника игнорировал, максимум может выкатиться слеза от боли, задевшей струны душевные, но не больше. I'm young, I know, but even so I know a thing or two I learned from you I really learned a lot, Really learned a lot Love is like a flame, It burns you when it's hot Love hurts... Вероника быстро закрыл решётчатую дверь, запирая себя с проигрывателем, и включил громкоговоритель, транслируя музыку на весь корпус, будто это было самое важное объявление, срочная новость. Он позволил себе немного подвигаться, сладко потягиваясь и виляя жопой, с энтузиазмом подпевая: Some fools think of happiness, Blissfulness, togetherness, Some fools fool themselves I guess They're not foolin' me I know it isn't true, I know it isn't true Love is just a lie Made to make you blue… Love hurts Мэтт оглянулся, заметив на себе толпу жадных взглядов. Смотрели на него голодно, а может с завистью, что он мог бы устроить диверсию, но всего лишь пел и танцевал, подпевая и обнимаясь с настольным громкоговорителем. Или может они смотрели с интересом, потому что паинька-зануда нарушил правила и стопроцентно отправится за это (в лучшем случае) в карцер на пару дней. Внимание льстило и пугающе раззадоривало. Херрера наконец опомнился и начал ломиться в дверь, угрожая всеми известными наказаниями, Мэтт приложил в ответ палец к губам и тихонько-тягуче подпел «уууууууу….. Love hurts….». Он увлёкся, подтанцовывая и подпевая, и слишком поздно заметил, как дверь уже отперли. Под грустную мелодию гитары и повторяющиеся слова “ я знаю, это ложь, любовь ранит” его грубо подмяли под себя двести фунтов надзирателя Дэниелса. Музыка оборвалась и послышался сдавленный возглас «проигрыватель не разбейте!». Вероника был оттащен в карцер грубо и бесцеремонно, и хотя он мог идти самостоятельно, ему не разрешали, раздавая тумаки дубинкой, и волочили по полу специально до самой двери, после чего его пнули внутрь темноты и заперли снаружи. Он оказался в карцере впервые, ведь до этого он ещё никогда не нарушал правил. Он осторожно наощупь нашёл голый матрас на полу, пахнущий затхлостью и чужим телом, а в противоположном углу комнаты унитаз и маленькую раковину. Камера была четыре шага в глубину и три в ширину, было холодно, пахло сыростью и грязью, темно было хоть глаз коли. В щель под дверью проникало чуть-чуть света, Вероника пока не понял до конца, что произошло, ещё напевал под нос те незамысловатые, но искренние слова из песни, и щелкал пальцами под музыку из своей головы, представляя, например, что на матрасе вместе с ним сидел Викинг, хотел прикоснуться к нему и обнять. Спустя минут двадцать пыл утих, и Мэтт задумался, а действительно ли стоила эта глупая шалость карцера? Свернувшись калачиком на липком матрасе, он постарался заснуть. К счастью, это получилось сделать достаточно легко. Пока была возможность, Вероника тупо дрых, отсыпаясь за все бессоные ночи у Викинга. Как ни странно, тягучие параноидальные мысли в голову даже не лезли, давая отдых в тёмной маленькой комнате, и единственное чего не хватало, так это вкуснейшей столовской еды. Приносили только воду в мятой металлической чашке и один раз серую кашу в мятой металлической тарелке. Хотелось есть и ещё потрогать другого человека, а точнее, Викинга.. Через двое суток (по словам вошедшего Херерры) срок наказания закончился. Психолог проводил мальчишку в жилой корпус, озабоченно попросив не делать больше глупостей, и довёл до столовой, где как раз все ужинали. Мэтт был в хорошем настроении и предвкушении, когда его поднос заполнился едой. Он огляделся в поисках курчавой головы блондина среди сидящих. Да, место рядом с ним было свободно, как всегда. Предусмотрельный такой, — подумал с улыбкой Вероника по дороге к столу. - А, вернулся, Маккаферти? — ехидно спросил Викинг, можно было подумать, что он переживал. — Стоила эта песня карцера? - Самые простые двое суток в моей жизни. Отоспался на год вперёд. - Как скажешь, — Викинг хмыкнул, доедая брокколи и подкладывая Мэтту под локоть своё печенье. Как мило с его стороны. Все вернулись в жилой корпус, Вероника без лишних слов привычно шёл вместе с Викингом, там они валялись в кровати, каждый со своей книжкой, и не нужно было ничего бояться, кроме качков на плакатах, которые смотрели со стен конечно. Но можно было в любой момент отвлечься от книги и уставиться на Викинга, что полусидел рядом, можно было не бояться, что он поймает взгляд на себе, не бояться, что у тебя уже кажется реальная паранойя... Раздался треск из динамиков, и Херерра в громкоговоритель объявил полчаса музыкальной паузы. В удивленной тишине последовало тихое шуршание пластинки, после чего зазвучал какой-то джаз. По голосу Вероника легко узнал Фрэнка Синатру, но он не слишком разбирался в его творчестве, чтобы знать название этой песни. Вероника встретился взглядом с Викингом, пока Синатра тянул какую-то приятно-грустную песню, и решил пригласить его танцевать. Парень улыбнулся, быстро слезая с кровати, он был явно заинтересован и готов. Они встали близко, Мэтт поднял руки и Викинг повторил за ним. Тихий смешок — «нет, ты должен по-другому..» Перед глазами мелькнуло, как Мэтт учил О'Брайена держать партнершу в танце, но Викинга можно было нормально обнять, ничего не боясь, так что это сравнение неуместно. Уютно. Синатра пел, чуть слышно потрескивая из динамиков, и они покачивались в такт. Красивая поза спустя пару минут превращается в простые обнимания, Вероника жался ближе и ближе, пока не уткнулся лицом в чужую шею, сцепляя руки на пояснице Викинга, тот погладил по голове и прижал к себе крепче. Поцеловал в висок. Тепло. Хорошо. Хочется верить, что это то, что им нужно. - Ничего, что мы так... просто постоим? — сдавленно спросил Вероника. Хотел на всякий случай удостовериться. - Не думал я, — протянул Викинг, прижимая подбородок к макушке Мэтта, — что когда-нибудь буду обниматься с каким-то парнем под песни Синатры здесь. - А можно представить, что мы не здесь. - Например, где? - Например, на террасе прибрежного кафе, сейчас вечер, вода плещется недалеко от наших ног, огни причала в ней отражаются, пахнет пиццей и кофе, где-то кричит чайка вдалеке, и из ресторанчика доносится по радио Синатра. - Здорово... — протянул Викинг. Мэтт живо представил то, что описал, кажется даже слышал за голосом Синатры чужие голоса и шум улицы. - Музыка стоила карцера. Музыка — это чудо. Они замолкли, просто покачиваясь в обнимку, Синатра уже запел что-то другое, но не менее приятное. - Ты такой романтичный, — сказал наконец Викинг, было слышно, что он улыбается. Вероника не смог тоже сдержать смешка, щекотя тёплым дыханием, и Викинг тоже усмехнулся. Кто бы сомневался, что Мэтт — самый безнадеждный и романтичный дурак.