Ошибки

Итак, он прибыл. Пако Морено ничем не отличался от остальных, но сам считал иначе. Глаза его горели праведностью, взвинченный как пружина, он был готов наброситься на любого, кто бросит косой взгляд, и был уверен в своей победе. Вероника ожидал худшего, но тайными путями, вероятно, усилиями Викинга и его методами перевернутых подносов с едой и туалетных швабр, за первые несколько дней Пако не удалось сразу обрести единомышленников. Не более, чем любой другой новичок. Вероника поглядывал за О’Брайеном, хотя пытался заставить себя заботиться только о себе, хотя у него под боком был способный на всё Оровиц, но абсолютное чувство ненависти к этому высокому латиносу хлопало где-то внутри своими чёрными крыльями каждый раз, когда он пересекался с взглядом с Пако. Пако попробовал пару раз спросить, расист ли Вероника, когда замечал на себе эти взгляды, имеет ли он что-то против Карибских Островов, привлекая к себе внимание одной из местных латиноамериканских группировок, и Мэтту пришлось выловить его один на один, чтобы кое-что прояснить. Это против правил, но он просто знает, за что Пако здесь. И он ненавидит таких, потому что сам подвергся… Мэтт не стал продолжать, надеясь что латинос уловил, чем всё кончилось. Так что неприязнь исключительно личная, исключительно за дело, никаких расовых предрассудков. Но, к сожалению, история, которая должна была успокоить душу заблудившегося подростка, вызвала обратный эффект. Пако лишь усмехнулся. - С таким именем, Вероника, ты обречен. Кто знает, может быть, я стану тем, кто доведет наконец дело до конца. Вероника почувствовал ужас, даже не страх, а первобытный ужас поднялся из глубины к горлу от мысли, насколько человеку похуй на принципы и правила. Но лишь на мгновение, которое сменилось здравой мыслью и даже ноткой восхищения, насколько человек может блефовать и сохранить лицо, столкнувшись с этим местом, под названием “исправительный лагерь для несовершеннолетних” и с этими людьми. Мэтт смахнул с кончиков пальцев все свои мысли на этот счет, и не стал ничего отвечать, уверяя себя, что сделал, всё что было в его силах. Он отвернулся и ушёл, не надеясь ни на что хорошее в ближайшем обозримом будущем. Никто не рассказывал никому ничего про О’Брайена и его историю, Вероника никому, кроме психолога, ни слова не проронил про все события, произошедшие с ирландцем, и повлекшие появление неприятного латиноса в блоке, но каким-то образом все поняли, что между О’Брайеном и Морено есть связь, что гораздо глубже личной неприязни какого-то там очередного еврейского мальчика. Прошло какое-то время, прежде чем Пако снова начал пытаться задирать его. Похоже, что Веронике всё-таки было суждено стать козлом отпущения с самого начала, как самому мелкому, слабому, самому эмпатичному и не принадлежавшему к этому месту, просто этот момент оказался отодвинут до последнего. После очередных гейских колкостей от ребят, что раньше всегда приветливо здоровались, Вероника подумал, что похоже здесь уже все знают, кто и что делает в свободное время. Про Мэтта все всё знают, просто больше не стесняются говорить, и нападки на режим власти Викинга были лишь вопросом времени. Но это сегодня это не имело значения, это совсем не важно. Сегодня была пятница, сегодня разрешалось смотреть телевизор. Хотя делали это не все, только несколько ребят собрались на железных стульях вокруг черно-белого ящика, кто-то периодически уходил, их заменяли другие. Сюжет фильма был не столько важен, сколько сам акт. Это была кино-ночь, не хватало только пива и чипсов. Вероника был поглощен романтикой старого кино, драматичным освещением и сюжетными поворотами черно-белого фильма, а игра актеров была совсем не такой, как принято сейчас. - Я бы ей вдул, — хмыкнул кто-то среди небольшой аудитории, и Вероника даже поёжился от возмущения. На экране была замужняя женщина в длинном платье, голова её была покрыта каким-то красивым платком. Вероника обернулся. Позади через пустой ряд стульев сидел Пако и нагло ухмылялся. Он смотрел с вызовом, и Вероника этот вызов принял. - Оставь свои мерзкие комментарии при себе. - Я что, задел твои нежные чувства, Вероника? — ехидно спросил Пако и несколько парней рядом гаденько посмеялись. Пако всегда был первым, кто начинал задирать Мэтта. Едва его заприметив, он даже О'Брайена не задирал так, как его. Те двое лишь обменивались долгими взглядами, полными молчаливой ненависти, нет, задирать он начал Мэтта. Похоже его справедливое желание проявить откровенность и прояснить причину своей неприязни сыграло с ним злую шутку, лишь став почвой для целого леса доёбок и оскорблений. А ведь Вероника не лез ни к кому напоказ, но и привык уже особо не стесняться своих отношений с королём этой сраной дыры, его величеством Викингом. И все прекрасно знали, что многие здесь не брезгуют мужской компанией, в этих четырёх стенах выбирать не приходилось, но прицепились все конечно только к Веронике, с лёгкой руки новобранца, сумевшего отвести весь огонь от себя на того, к кому все, казалось, давно привыкли и перестали замечать, может, даже были благодарны за изменения. Казалось, что у Мэтта началось получаться, уроками литературы и рисования, привнесением в их жизнь библиотеки и музыки, это место и правда начинало походить на лагерь, а не на тюрьму. Но с таким-то именем, с таким-то видом, Вероника так ни разу здесь ни с кем не дрался, он только пиздел. Самый хороший мальчик, Вероника неожиданно стал главным петухом в блоке. Когда было надо, был плаксивой девкой, когда было не надо, был крысой под ногами. С приезда Пако прошло лишь пару недель, но даже усилия Викинга оказались напрасны. Нападки Пако нашли единомышленников, которым было всё равно, кого, лишь бы обосрать. Шавки дружно цеплялись к другим ребятам при любом удобном случае, но только к Веронике они могли приставать безнаказанно, потому что он не давал сдачи. И всё же, задирали его только тогда, когда он был один — резонно боялись получить пизды от Викинга. На самом дне, в укромной глубине души Мэтт был немного рад, что козлом отпущения стал он, а не О’Брайен, и без того переживший достаточно, но легче от этого совсем не становилось. Хотя все они были жалкие. Мэтт всё же ответил: - Твоё «вдул» ни одной девушке в мире не всралось. Ты видел себя в зеркало? Похож на двухметрового таракана. - Да что ты знаешь о девушках? Ты же у нас хуесос, — усмехнулся Пако, и Мэтт дёрнул бровью. Неужто он считает себя теперь экспертом по девушкам, после… Отвратительно. И ещё интересно, он каждое оскорбление так правильно подбирает? Какой бесполезный навык. - А ты кусок грязи из-под ногтей и не заслуживаешь никаких девушек. Надеюсь, ты сгниешь в одиночной камере. — пути назад больше не было, сейчас Вероника либо отхватит в пузо, либо отхватит по еблу. - Говоришь так, будто кто-то тебя очень сильно обидел. Ты что, поссорился со своим ёбырем? — Пако сделал притворно жалобливое лицо, вместо того чтобы дальше разозлиться. Не похоже, чтобы он был настроен драться, скорее только насрать кому-нибудь на голову и уйти по-английски. — Может тебя приласкать? О, эту перепалку можно было продолжать вечно, она нравилась абсолютно всем присутствующим. - Не боишься огрести? — встречно спросил Мэтт, игнорируя подступающий к горлу холод, ведь рано или поздно перепалка должна будет перейти с вербального на физических язык, и он не был к этому сейчас готов. Он всего лишь хотел посмотреть фильм перед сном. — Огребешь и зубов не соберёшь. - От твоего парня может быть и огребу, согласен, вполне будет заслуженно. А ты-то что мне сделаешь? Заплачешь? Или может быть отсосёшь? Мэтт стиснул зубы, холод протянул свои склизкие пальцы и обволок руки, заставляя их сжиматься в кулаки до боли. Вероника вопреки сомнениям чувствовал прилив сил, прилив ярости. Вмиг захотелось накинуться, сбить на пол, ударить череп о бетон, вцепиться в горло, душить долго и мучительно, как того, что попытался однажды… Вероника опомнился и отвернулся. Ему никогда раньше не приходило в голову посягнуть на чужое тело, как бы он не ненавидел, каким бы умопомрачительным не был приступ ярости. Сексуальность была настолько сокровенным, настолько… Хрупким. Чем-то, к чему никогда нельзя прикоснуться без нежности, без позволения. Что-то глубоко внутри, единственное непосягаемое, только своё, что так легко сломать. А может, стоило? Чтобы проучить, чтобы знали, как это. Нет, он никогда не поступит так, не опустится, не сможет отнять такое. Хотя из мести, сделавшему такое однажды с кем-то другим, соблазн был, но он никогда не поддастся, он дал себе слово. - Ты знаешь, мы все здесь отбываем срок далеко не за красивые глаза, — проговорил Вероника, — тебе стоит быть осторожнее. Фильм закончился, пошли титры, Пако бросил «хуйня это ваше кино», удаляясь. Вероника ожидал продолжения, но его не последовало. Он было выдохнул, как услышал, что на то же место сели снова. Он не стал оборачиваться, не зная, кого он не хотел бы увидеть сейчас больше. - Почему ты не можешь просто молчать? — это был всего лишь О’Брайен. Его-то тут только и не хватало до кучи. — Он питается тобой каждый день, а это даже не твоё дело, — недовольно пыхтел он. - Оно стало моим как только он переступил порог нашего корпуса, ты знаешь, через что я прошёл, и что он сделал, через что прошла Джей Си. И ты знаешь, что он не получит здесь власти, а ты не получишь своей мести, потому ты выходишь через два месяца. - Почему тебя ебёт? Когда я выхожу… — О’Брайен замешкался на мгновение, но быстро продолжил: — Всё это тебя не касается. Оставь свои тупые попытки помочь и не мешайся. Не вставай у меня на пути, не то... - Не то что? Пошёл ты. — Слова эхом раздались в голове. Ах, как давно хотелось это сказать. Как сразу хорошо стало на душе. - Достаточно, вы двое, — раздался голос Викинга, откуда он только взялся? Викинг положил ладонь на плечо, сжимая и придавливая. — Пако теперь живёт здесь, и его работа мыть унитазы. Его потуги собрать отряд сопротивления бесполезны. Займитесь своими делами. Вероника поднял глаза на своего рыцаря в сияющих доспехах и поблагодарил его мысленно. Может сегодня ночью благодарность будет не только мысленная? Телевизор погас, надзиратель Дэниелс, отвечавший сегодня за импровизированный кинотеатр многозначительно звякнул ключами, собираясь разогнать засидевшихся в зале. Пора было идти.