Ошибки

      За окнами лил дождь, когда Вероника ещё раз навестил Оровица в лазарете. С него уже сняли бинты и он сидел в кровати с книгой Жюля Верна, шмыгая носом. Синяки почти сошли и скоро он вернётся в основной корпус, где новый О'Брайен всё ведёт себя как... как пустое место. Зато Мэтт не сидел сложа руки, был продуктивным, приклеиваясь к Викингу, как банный лист при любой возможности, верно?       - Ты говорил с Миком? — нетерпеливо спросил Оровиц, едва Вероника сел на стул рядом с больничной койкой. Ни привет, ни как дела... Такое недовольное лицо. Значит, О'Брайен уже навестил его? Не так уж безразлично ему в конце концов. И что же он поведал своему другу? «Другу,» — Мэтт запнулся об это слово. Себя он бы так не назвал, а Барри можно.       - Да, вроде говорил, — неуверенно протянул он, сощурившись.       - Он сказал тебе то же, что и мне? — Оровиц будто специально тянул кота за хвост. Сейчас будет неловко, если это окажется не то, что слышал Вероника. — Что ему ничего не нужно и он отлично дотянет оставшиеся четыре месяца без «друзей»?       - Примерно... — Вероника тихо выдохнул, напоминая себе, что не он один чувствовал себя преданным, был ещё Оровиц и его существования никто не отменял. Казалось бы, мелкий ещё, куда ему, но такой смышлёный порой. И такой же обиженный, что О'Брайен повёл себя, как говнюк. Повёл он себя так по своим причинам, конечно, но всё равно, как говнюк.       - Я думал, что мы друзья.       - Я тоже так думал, — вздохнул Мэтт, цепляясь мысленно за это слово снова, — но не воспринимай его слова близко к сердцу. Я думаю, Мик тебя ценит. Просто я...       - Да я видел, — перебил Оровиц, — ты смотрел на него так всё время, точно втрескался, как девчонка. Но это не важно! Важно, что это был мой план, это я помог ему сбежать, всё придумал и всё достал, а он..       Вероника пропустил всё, что было сказано дальше, время на секунду остановилось, показалось, что вся жизненная сила покинула его и ушла сквозь пол, захотелось отправиться за ней следом, прямо в ад. Втрескался... как девчонка... Это было так очевидно? Для всех или только для Барри? И давно? Смышлёный, говоришь. И кто ещё мог знать? И разве за такое не должны пиздить? Почему никто даже не плюнул в его сторону ни разу? Как Вероника вообще до сих пор жив с таким пониманием ситуации? То есть с не-пониманием? Неужели все всё вокруг видят и знают? И сейчас тоже? Кто-то знает, что Викинг... нет, не может быть. А ему то как? Разве не обзывали тогда, из-за... чайки? Твити? Но никто не трогал. Ну, Викинг не похож на парня, которого можно загнобить. Но Вероника? Как же это работает? Мэтт заставил себя согнать вопросы в кучу, но они разбегались и блеяли, как стадо овечек на холме. Он силился сделать вид, что он сейчас не на грани паники. Нет, никто ничего им не сделает, они же не звери. А точно ли не звери? Так много непредсказуемых подростков в замкнутом пространстве. Одно неловкое движение и кто-нибудь выйдет из себя. Так, ладно, достаточно себя накручивать, живой и живой, а проблемы надо решать по мере поступления.       - Я думаю... — осторожно произнёс он севшим голосом, и пришлось повторить, — я думаю, что не должно ничего поменяться, вы же с Миком соседи, — Вероника не стал уточнять, что соседи они по камере, и добавил снова: — друзья. Я так, пришёл и ушёл, забыли.       Пришёл и ушёл, повторил он себе. Забыли. Вот бы забыть. Он не то чтобы просил, чтобы его взяли под своё крылышко, тогда, в первый день, когда они толком не понимали намерений друг друга. Да так и не поняли в результате, не зря же говорят, что каждый видит то, что хочет. Мэтт ошибся, доверившись лишь ожиданиям, и будет ещё долго жалеть, что пошёл на поводу у собственных фантазий, но Оровиц ничего такого не делал, верно? Всё у них будет нормально, как раньше, просто без Вероники. И как только всё разрушилось в одно мгновение, просто потому что О'Брайен побывал по ту сторону изгороди. А ничего бы может и не случилось, если бы тот парень не тронул его подружку. Урод. Конечно, многие факторы поспособствовали тому, что с ней случилось, но виновный был только один. Вероника лелеял мысль, что Пако уже осудили на срок в настоящей тюрьме, где он больше никогда не почувствует себя хозяином хоть чего-нибудь, не сможет владеть даже самим собой. Но это уже не Мэтта забота, как бы он не переживал, хотя и никогда не была, пусть О'Брайен сам решает свои дела, ясно ведь дал понять, что заботиться о нём не нужно. Он, похоже, молчал слишком долго, и Оровиц уже смотрел на него недоверчиво.       - Ты как будто собираешься что-нибудь натворить.       - Я? — удивился Мэтт. «Упаси Боже натворить что-нибудь ещё», он едва сдержал нервный смешок, как внимание привлекла тень за дверью в палату. Мальчишки стихли, медсестра заглянула через стекло, они посмотрели на неё в ответ. Она не стала заходить, и едва тень её скрылась, Вероника заверил: — Ничего такого.       «Натворить». Скажет тоже. Как будто «натворить» это не как раз то, что он делает лучше всего. И как будто он не натворил уже. Мэтт почесал нос, пряча от Барри глупую улыбку. Викинг наверно прекрасно понимает, какой это тогда было ошибкой, и как Мэтт очень не хочет натворить что-то такое снова. Даже немного любопытно, что бы об этом подумал О'Брайен. То есть, вовсе ничего О'Брайен бы об этом не подумал, нельзя ему о таком думать. Пусть продолжает считать, что он принял правильное решение, пытаясь вырезать из жизни куски, словно ножницами.       - Ты просто присматривай за ним, — зачем-то попросил Вероника. Несмотря ни на что, остатки тепла и ощущения, что он должен, неприятно булькали в животе. Вряд ли от них получится избавиться полностью, но достаточно и того, что ему не всё равно. Хотя лучше бы было. — Ладно, я, пожалуй, пойду. Поправляйся и переезжай уже обратно, хорош от работы отлынивать.       Барри рассмеялся негромко и неубедительно проворчал «я вообще-то чуть не умер, ты бы видел этого психопата! И это они наши надзиратели!». Вероника снова вздохнул. Барри никогда ему особо не нравился, слишком большого о себе мнения, маленький Эйнштейн. И Мэтт Оровицу никогда не нравился, он это знал. Потому что взял и влез в их дружбу с О'Брайеном. Так что с Барри всё будет нормально, да, о нём точно не нужно заботиться. Не-нужно. Мэтт вытер нос, попрощался и вышел из палаты. Он зацепился карманом джинсовки об дверную ручку на выходе из лазарета, как дурак, и едва не разбил себе нос. Медсестра что-то охнула ему в след, но он не расслышал, оказавшись в длинном коридоре с окнами. На стенах плясали тени от сотрясаемых ветром деревьев, подвывал сквозняк, ещё со вчерашнего дня было ужасно промозгло, кажется, в помещении было даже холоднее, чем на улице. Кутаясь в джинсовку, Мэтт почувствовал слабый запах, стало теплее. Викинг отдал ему джинсовку вчера утром на пробежке, с тех пор он её так и не вернул. И не уверен, что планирует. Вероника спрятал улыбку в воротник и неспешно пошёл вперёд. Он уже успел забыть то чувство восхищения Миком и всё что там было, будто это было и не с ним. И чем он только так восхищался, теперь ума не мог приложить. А забыть было не так уж и сложно, когда перед глазами всё время был только Викинг, который всегда смотрел в ответ открыто, доверчиво. И правильно, на самом деле, что почти забыл, нечего такие эмоции хранить, должно быть место для новых. Повернув, Мэтт чуть не столкнулся с надзирателем Дэниелсом, и тот вызвался проводить юношу до корпуса прачечной, где уже работали остальные. Надзиратель зачем-то жаловался на грозу и суставы, как будто Мэтту могло быть до этого дело. Юноша старательно разглядывал потрескавшуюся краску на стенах коридоров, ведь они соединяли между собой почти все корпуса на территории тюрь... Исправительного лагеря. Благодаря этому никому не придётся лишний раз идти под дождём. Если это, конечно, не утренняя, мать её, пробежка. Вероника скрипнул зубами, глянув на надзирателя. Дэниелс вдруг будто вспомнил что-то важное и развернулся в обратную сторону на полпути. Зачем, спрашивается, вообще провожать было? И без него дорогу знал. Вероника добрёл до нужного корпуса и завернул на лестницу, спускаясь и проходя мимо куривших на ней ребят, потому что в самой прачечной курить было нельзя. Среди них стоял и О'Брайен. Кажется, впервые за это время на его лице мелькнул проблеск сознания, а то был как призрак. Мик посмотрел на него осмысленно, даже проводил взглядом. Похоже, он раздумывал или, может, хотел заговорить, но кому это надо? Вероника не сбавил шаг, не стал давать ему повод, уверенно топая по ступенькам ниже, и подумал, что хотелось бы уже увидеть Викинга. То есть, просто поработать в прачечной где-нибудь недалеко от него, вовсе не как будто у них там свидание или есть возможность прохлаждаться. Мэтт опять вздохнул, это входит в привычку, и заметил себе, что совершенно отчетливо хочется присматривать за Викингом. Да, он всегда пытается присматривать, работа такая, ну и когда есть, за кем присматривать, появляется наивное чувство, что за тобой, может быть, присматривают в ответ. Так бывает, напоминал себе Мэтт, бывает, когда небезразлично, трудно не надеяться, не ждать ответных эмоций. И уже обжёгся один раз об костёр таких надежд, а горят они очень хорошо, обуглившиеся их остатки дымят и тлеют днями, может, неделями, и где-то между рёбер всё ещё противно ныло. Он надеялся, что не сможет держать обиду вечно и скоро уже просто выкинет ненужные переживания из головы. Мэтт завернул после лестницы в первую дверь — в большую комнату-подсобку, и ткнул в выключатель. Под потолком зажглась лампочка на коротком проводе, дальней стены даже не было видно. За спиной всё ещё было слышно дождь, но вдоль стен блестели жирные провода, переплетаясь с тихо перешёптывающимися трубами. Кажется, раньше это было полноценным помещением, может, тут тоже стояли какие-то машины, но сейчас лишь хозяйственный хлам, коробки, контейнеры из-под белья, несколько бочек с порошком, и стеллажи с инструментами. Зашёл он сюда за фартуком, они лежали белыми стопками на стеллажах в глубине комнаты — по мнению надзирателей, находиться в прачечной без фартука было негигиенично. Ещё гигиеничнее было бы, если бы все мылись перед работой в прачечной, но просить такого от мальчиков было уже слишком. Спасибо, что хоть фартуки надевали... Вероника вздохнул, завязывая на спине бантик из пояса фартука. Он развернулся и вздрогнул, едва не налетев на взявшегося из ниоткуда парня. Надо же так подкрасться. Напугал, как чёрт. Присмотревшись, Мэтт вспомнил, что его, кажется, звали Трент. Он хотел было обойти, но его толкнули:       - Эй, смотри куда прёшь, — прикрикнул парень и Мэтт даже отшатнулся назад от неожиданности. Он был уверен, что не задел этого умника, даже не дыхнул в его сторону, так что за наезд? Трент скрестил на груди руки и непонятно почему настроен был очень угрожающе. Мэтт сделал ещё одну попытку обойти его и уже хотел выйти, но его снова окрикнули: — Я с тобой разговариваю!       Вероника растерялся, застыв в дверях, он медленно обернулся, почёсывая запястье и бегая взглядом по комнате в поисках какой-нибудь подсказки, но показалось, что Трент сделался ещё злее. И что делать? Извиниться перед этим придурком, даже не зная, за что, чтобы не спровоцировать насилие? Молча уйти? С чего он вообще пристал? Вероника был занят собой, шёл по своим делам и точно его не трогал.       - В чём дело? — спросил он и пожалел, что интонация могла быть слишком резкой, но исправляться было уже поздно.       - Дело в том, что ты, подстилка, должен передать своему хозяину сообщение.       Звучало это отвратительно и унизительно, и Мэтт почувствовал, как моментально загорается. Конечно, ему не впервые говорили гадости, не маленький, но сейчас он чувствовал себя достаточно смело, чтобы не поджимать хвост. Он не был уверен точно, почему чувствует себя борзым, зато знал, что это глупо. Да, глупо, но каким-нибудь высокоинтеллектуальным сарказмом себя от тумаков всё равно не защитить, если он правильно понял, о каком сообщении сейчас идёт речь. А здесь подходящее место для засады, стоит заметить. Вероника вдруг испугался, что такая засада может быть не просто для абстрактного насилия вроде набитой морды, а чем-то более страшным, но вряд ли этот страх был оправдан. Они же просто дети, что они могут?       - Какое сообщение? — максимально спокойно постарался произнести Вероника, но скорее всего интонация уже не имела значения. Раздались шаги, и обернувшись, Мэтт увидел ещё двух ребят, они толкнули его глубже в комнату и закрыли дверь. Настроены они были явно не помогать. А он видел их, они курили там на лестнице, будто только его и караулили. Это был план с самого начала? Вероника застыл на месте, чувствуя, что всё тело сковывает страхом. Как тогда, в раздевалке, его толкнули в душную комнату и заперли дверь, один на один, никто не придёт на помощь. А сейчас, трое на одного, вот так просто, даже непонятно с чего. Они собрались избить его? Чтобы передать сообщение? И какое это должно быть сообщение? Какому ещё хозяину? Викингу-то? Так их видят остальные? Что Вероника чья-то шавка? Гнев разгорался где-то в жопе, он не какая-то вещь, равно как и не мальчик для битья. И он, может быть, успел привыкнуть к гадостям, сыплющимся на голову пеплом, но его ещё не ловили вот так, втроём, запланированно. Было всё ещё ужасно страшно, он пытался заставить себя не сравнивать с тем ужасным случаем, а в крови уже закипала эта глупая храбрость, как будто сейчас он был готов на всё. Но он не должен ответить насилием на насилие, он не станет получать баллы за нарушение порядка, даже если это означает не защищать себя. Он был готов принять любой удар, и даже взыграла гордость, вроде «не выдавят из меня ни единого звука, сволочи». Подумалось, что это похоже на стандартный сюжет фильма, где главного героя в первые дни заключения пиздят из-за какой-нибудь херни, чтобы показать своё превосходство над ним, чтобы он подчинился. Почему это происходит с ним только сейчас, а не раньше? А, точно, О'Брайен же забрал под крылышко, едва Вероника приехал. И вот зачем?.. Его должны были отпиздить в самом начале, как всех, а он бы как герой, стоически вытерпел, не сломался. Всем хочется почувствовать себя героем своего фильма иногда.       - Боюсь, ты такой тупой, что ты можешь забыть послание по дороге, — Трент чуть улыбнулся и стал выглядеть не так уж страшно, как будто просто шутил. — Поэтому я набью его на твоей морде, чтоб наверняка.       Мэтт услышал позади себя возню, его больно схватили за локти, чтобы не дать вырваться, и он приготовился к удару, хотя вряд ли возможно по-настоящему подготовиться к этому. Это всё равно страшно. Трент широко замахнулся и ударил откуда-то снизу слева, Вероника укусил себя в губу от удара, голову запрокинуло назад, перед глазами заплясали искры. Он зашипел, но поспешил стиснуть зубы, не желая показывать, что больно. Новый удар пришёлся по носу, внутри запульсировало и заложило, а следующие удары уже было трудно определить, потому что лицо просто звенело. Внезапно ударили в живот, Мэтт охнул и рефлекторно попытался согнуться пополам, но ему не позволили, встряхивая и подставляя под кулаки Трента. Думал, что они ограничатся разбитой рожей. Трент глухо бил в живот и в рёбра, как будто бил матрац, ребята делали свою работу без лишних издевательств. Живот недобро заурчал, видимо, охуевая, и очень хотелось сжаться в комок, как ёж, чтобы закрыть мягкое брюхо. Мальчишки были так спокойны при этом, как будто это было не актом установления своего авторитета, а чем-то скучным, рутиной. «Современные дети». Мэтт был уверен, что старше этих ребят, но кому было до этого дело, когда какой-нибудь пятнадцатилетний дебил уже мог быть в два раза больше него. Скоро чужая хватка ослабла, позволяя сползти на пол и скрючиться, последовали пинки ногами от всех троих, но округлые носы кроссовок и кед оказались не такими уж опасными. Осталось уже немного, наверное. Мэтт закрыл лицо локтями, а живот коленями, и молча вытерпел череду тупых ударов. Если подумать (чем он всегда и занимался обычно), ребята не были особо жестокими или даже просто достаточно сильными, чтобы нанести увечья, и как-то не слишком серьёзно всё произошло, будто понарошку. Но в конце концов, они ведь и есть дети, какие там увечья, всё так, как и должно быть.       - Вот твоё сообщение, — раздалось сверху, — а теперь беги к своему хозяину, шавка, — и тупой гогот. Жалкие. Мэтт надеялся, что это всё, потому боялся ответить. Конечно, он не считал себя способным дать сдачи трём парням крупнее себя, но он мог и попытаться, мог и сделать что-нибудь, мог сделать им тоже больно. Но это не то, ради чего его сюда отправили, а самозащитой, как можно заметить, никого не убедишь.       За всё время он не издал ни звука, как и хотел, разве что шумел заложенным носом. Лицо болело, во рту чувствовался грязный металлический вкус, противный кусочек кожи висел с внутренней стороны губ, рёбра болели, как и вообще всё тело, но вряд ли что-то было сломано. Просто синяки. Мальчишки попинали его ещё несколько раз, кто-то плюнул, а Вероника так и не понял смысла. В чём сообщение? Что это должно значить? Не стоит, наверное, спрашивать. Викинг, он надеялся, поймёт. Трент выругался в последний раз и ушёл, подгоняя остальных, кто-то из них даже снова закурил. Показушники. Мэтт приподнялся на полу, весь извалявшийся в пыли, казалось, что болело всё и не осталось ни одного живого места. Примерно такого ему хотелось той ночью от страшного Викинга, но что-то пошло не по плану. Он разделил с ним нечто совсем другое. Вероника опять задумался, а хуже ли то, что он тогда получил, чем то, что он хотел, или лучше, но это была мысль для другого раза. Надо быть совсем больным, чтобы находить размышления о ночи с Викингом уместными сейчас. В разводы пыли на полу капнула кровь, похоже, течёт из носа. Смешно. Убедился ли он, что мазохист? А сомневался ли? Вероника неохотно поднялся на ноги, опираясь на контейнер поблизости, и стал отряхиваться, боясь сделать себе больно. Фартук, блин, испортили. Вот чёрт, и джинсовка Викинга тоже грязная теперь. Придётся подумать, как объяснять свой вид остальным. «Упал», — хмыкнул Мэтт. Придерживаясь за стену, он стянул с себя тряпку и побрёл в направлении туалета на этом же этаже, надеясь не встретить никого на пути, вроде и не должен. Он прикрыл ладонью лицо, чтобы не капнуть кровью на одежду, и уже видел манящий белый кафель через приоткрытую дверь, сразу за дверью на лестницу. Он чуть ускорился, из-за чего прихватило где-то слева в рёбрах, и он зашипел, сгибаясь у стенки. Вдруг дверь с лестницы распахнулась, чуть не прибив его, и на этаж зашёл О'Брайен. Он застыл как вкопанный при виде Вероники, они смотрели друг на друга молча секунд десять, но показалось, что дольше.       - Ты в порядке? — наконец приглушённо услышал Мэтт, в голове звенело. Ну и что ему отвечать на это? «Не твоё дело»? «Я упал»? «Меня избили»? Стоп, он ведь спросил не об этом, не «что случилось», он задал конкретный вопрос. Дебильный, но конкретный, требующий простого ответа.       - Да, — ответил Мэтт и двинулся вперёд, но его остановили, хватая за локоть. Это отозвалось вспышкой страха и ярости после того, как его сегодня уже похватали за руки.       - Уверен? Не похоже.       - Уверен. Дай пройти, — Вероника дёрнулся, чтобы сбить чужую руку, и резкое движение отдалось новой болью в рёбрах. Они посмотрели друг другу в лицо, Мэтт подумал, что на его месте горел бы праведным огнём и уже закатывал рукава, чтобы выяснить, кто и что, и хоть он бы никого не избил, он бы придумал что-нибудь. Но он не был на месте О'Брайена, и они оба прекрасно знали, что с рыцарством у него покончено, так что едва чужая ладонь соскользнула, Мэтт отвернулся и юркнул за дверь туалета. Умыться и собрать себя в кучу. Ничего серьезного, никто и не заметит.       - Ты не мог бы позволить помочь тебе? — раздался эхом голос, отражаясь от кафеля, и Вероника снова загорелся от злости. На мгновение в голове промелькнуло, что вот так это выглядит с обратной стороны, когда он лезет к кому-то из них со своей помощью. Но действительно ли так же? Нет, Мэтт не лез с заботой к тем, кого послал до этого. И Мэтт не посылал тех, кто к нему тянулся и хотел заботиться о нём. Так что от О'Брайена сейчас нужно только чтобы он исчез.       - Ты не мог бы пойти нахуй? — передразнил его Вероника, — мне ничего от тебя не надо.       Он открыл кран, почти падая в раковину, открыл посильнее, чтобы не слышать ответа, не слышать этого голоса, чтобы смыть с себя и забыть весь этот абсурд. Если это было сообщение для Викинга, то он расскажет, и всё будет нормально, Викинг разберётся. Все эти глупые дети, пытающиеся вести себя круто, как отморозки. Вот использовали его, чтобы насолить другому человеку, которому, предположительно, не похуй. Ничего не напомнило? Мэтт сжал челюсти, снова сделав себе больно. Кусок кожи с губ пришлось откусить, казалось, теперь полный рот крови, и вкус был грязный, медный. Раковина выглядела жутко с рыжими подтёками крови и грязи, зато когда Вероника поднял голову, то в зеркале за своей спиной он никого не увидел. Спасибо, Господи, отвязался.       Ну вот, он отряхнулся как следует и умылся, выглядел нормально, хотя рожа помятая, как будто его и правда отпиздили, и никак это не скрыть. Конечно, он мог бы пойти обратно в лазарет, но дурацкая гордость засела в горле, что не надо об этом рассказывать надзирателям, это лучше выяснить самим. К тому же, разве могло быть что-то, с чем Викинг бы не разобрался? Другое дело, уверены ли они все, что Викингу настолько не всё равно, насколько избивший его Трент надеется? Ну и насколько Вероника надеется тоже. И он и так уже мнётся перед зеркалом в толчке слишком долго, пора идти и делать вид, что он в порядке, как взрослый. Это ведь и есть отличие взрослых от детей — виртуозно и до последнего делать вид, что всё идёт по плану, даже когда всё очевидно идёт по пизде? Осторожно взяв новый фартук, Вероника проследовал за работу, стараясь обойти всех и заняться сортировкой уже постиранных вещей, это несложно и подходит человеку, у которого всё болит. Да, как и ожидалось, он ловил на себе недоумевающие и заинтересованные взгляды, но никто не спрашивал, не их дело. Мэтт не поднял взгляда и не дрогнул, проходя мимо Трента. Непонятно, чего тот ожидал, но наверное не того, что Мэтт будет выглядеть как ни в чём ни бывало и пойдёт работать. Викинга пока видно не было. В конце зала несколько ребят складывали в аккуратные стопки простыни, наволочки и всё остальное, и увидев рожу Мэтта, его молча пустил на своё место парень в синей бандане.       - Спасибо, — тихо сказал ему Вероника, принимаясь складывать уголки с уголками в такие же аккуратные квадратики. Наволочки улетали быстро, а с большими простынями приходилось повозиться, чтобы сложить ровно...       - Помочь? — услышал он знакомый голос откуда-то сверху и почувствовал глупую радость, быстро оборачиваясь и едва ли не подпрыгнув от восторга. И совсем забыв, что у него разбито лицо. Вероника увидел испуг, потом досаду и, конечно же, гнев. Не такие уж и пустые были у всех ожидания, может быть. Викинг так разозлился, Мэтт увидел, как побелели костяшки на сжатых кулаках, и поспешил накрыть их своими ручонками. Не надо сразу в драку, за это Херерра добавит в файл баллов за дисциплинарные нарушения. Он взял из контейнера чистый пододеяльник, предлагая сложить его вдвоём. Хотя и неясно, разозлился ли Викинг потому что избили именно Веронику, или вообще из-за самой ситуации, в которой кто-то попытался так донести сообщение, Мэтт не знал, на что бы разозлился сам, не знал, что из этого хуже. Но пришлось заверить Викинга, что он в норме и это просто синяки, прежде чем всё рассказать.       - Что это могло быть за сообщение? — тихо спросил Мэтт, после того как Викинг успокоился. Они разошлись, расправляя в руках уже простыню, Вероника поправил места сгиба и шагнул вперёд, подходя к Викингу вплотную, чтобы приложить уголки простыни к тем, что держал он. Получалось идеально.       - Вопрос власти, наверно? — недовольно проговорил Викинг, стараясь, чтобы их никто не слышал. — Я же прибрал дела О'Брайана обратно, и не похоже, что его ебёт, но Трент захотел в долю? — О'Брайен похерил не только людей, но и местный бизнес? Как расточительно. — Я разберусь с этим.       Разберётся? Покажет, кто здесь власть? Вероника улыбнулся. Не то чтобы это означало напрямую «я прибью того, кто это с тобой сделал», не всё ведь вертится вокруг него, но можно и помечтать, это не вредно. И верилось легко.