…и тело сковано льдом. даже задыхаясь, я продолжу бежать вперед. я протяну руку туда, где никого давно уже нет…
Практически все дети не любят ходить в школу. Им бы побегать, подурачиться, поиграть, но никак не сидеть в душном кабинете и слушать нудную речь учителя. Иджону было все равно. Сидеть ли на уроках или бегать, где-нибудь в парке, играя в салки, - все равно. Может потому, что ему попросту не с кем было так бегать; может потому, что он был слишком послушным ребенком и знал, что школа – это «святое»; может потому, что ему действительно было плевать, просто плевать. Первый месяц лета был по-особенному жарким. Это не была удушающая жара, при которой обдираешь горло горячим воздухом и просто невозможно дышать. Нет, это было приятное тепло, обволакивающее все тело, сжимающие в своих объятиях. Иджон откинул голову назад, теснее прижимаясь к прохладной стене. Ему повезло, что дверь на крышу оказалась открыта. Теперь он спокойно мог пообедать кимпабом, который мама ему насильно пихнула в рюкзак утром. Еще три урока, потом домой, поесть и за пианино, потом уроки, пара серий любимого мультика и спать. А на следующий день по той же схеме. Мальчик вздохнул и поднял взгляд на небо, запихивая кимпаб в рот. Редкие облака лениво скользили по голубому небу, будто бы замедляя время вокруг. Лениво пережевывая, Чан неотрывно пялился наверх, пока обзор ему не перекрыл какой-то парень. – Эй, мелкий. Разве детсадовцам можно находиться здесь? – смешок вырвался изо рта брюнета. Иджон слишком резко вдохнул, давясь рисом и истошно кашляя. Старший рассмеялся и легко похлопал того по спине. – Прости, я не хотел. Так пошутил, что чуть не убил тебя, – все еще посмеиваясь, парень присел рядом с мальчиком в тень. – У тебя есть еще? Шатен проследил за взглядом незнакомца и, спохватившись, открыл лоток и протянул последний кимпаб. Тот широко улыбнулся и потрепал мальчонку по волосам, задержав ладонь на голове. – Мелкий, – слегка сжав прядки, парень заставил младшего посмотреть на него, – никогда не ввязывайся в какие-то темные дела. Это нихуя не интересно и пиздец как опасно. Обещаешь? Иджон нахмурился, надувая губы, от чего детское лицо приобрело еще более милый вид. С подозрением глянул на протянутый мизинец и, пожав плечами, обвил его своим, прижимаясь большим палец о чужой. Улыбка напротив, заставила какое-то тепло разлиться по телу и подарить ответную улыбку.***
Путь домой у Чана обычно занимает минут пятнадцать, если идти размеренным шагом. Но сегодня он задержался на час, внезапно захотев зайти в очень заманчивый магазин со сладостями. Потратив долгие минуты на разглядывание разноцветных конфет на полках, мальчик быстро топал домой, ведь ему еще нужно поесть, позаниматься за пианино и выучить уроки. Подходя к белой калитке, Иджон немного помедлил, перекатываясь с пятки на носок. Почесав затылок, он отогнал какие-то непонятные тревожные мысли и все-таки прошел во двор. Открыв дверь ключом, неуверенно ступил внутрь, неспешно разуваясь. – Мам, я дома! – крикнул шатен, и, услышав лишь звенящую тишину, спешно скинул рюкзак. Проходя вглубь дома, мальчонка молился, чтоб его тревога внутри оказалась мнимой, навеянной вчерашним ужастиком, который он смотрел втихаря ночью. Прошел кухню, гостиную и затормозил у двери в спальню родителей. Страшно, безумно страшно. Пульс набатом раздавался в висках. Глубоко вдохнув и зажмурившись, Иджон толкнул дверь. Досчитав до десяти и сделав шаг в комнату, распахнул глаза. Ох, лучше бы он этого не делал: добрая половина ковра заляпана кровью; мать сидит на полу у кровати, привалившись к ней спиной; отец лежит у матери на коленях; некогда кремовое платье, любимое мамино платье, превратилось в бардовое. Зажав рот рукой, Чан сделал пару шагов вперед, в упор глядя на тела родителей. Аккурат, посреди лба матери находилась еле заметная дырка от пули, кровь из раны залила половину лица, разрушая всякую надежду и заставляя мальчика всхлипнуть. Не решившись рассматривать отца, шатен упал на колени, мелко подрагивая и глотая слезы. Он надеялся, что это всего лишь страшный сон и сейчас прозвенит будильник, вырывая из лап ужаса, прилипшего к коже пластами. Но прошла минута, две, будильник все не звенел, а чувство ужаса перетекло в безысходность, панику и негодование. Почему? За что? Кто мог сотворить такое с его любимыми родителями? – Блядский пластырь. Иджон дернулся в сторону, будто от удара. Открыв заплаканные глаза, он уставился на, уже знакомого, старшеклассника, который заматывал палец. Качая головой из стороны в сторону, мальчик начал отползать к стене. – Твою мать, – ругнулся брюнет и в несколько шагов оказался рядом. Обняв себя руками за плечи, младший закусил губу, слезы продолжали литься из его глаз. Неужели и его сейчас хладнокровно убьют? Почему именно этот человек? – Мелкий, их просто заказали, – усмехнувшись, парень протянул руку, чтоб снова взъерошить волосы, как тогда на крыше, но Иджон в страхе отшатнулся. Нахмурившись и вздохнув, убийца (?) начал шарить по карманам кожанки. – Блять, да где она… Чан будто бы уже и не дышал, он просто сидел, съежившись и тихо поскуливая. Тошнота подкатила к горлу, в глазах медленно, но верно темнело. – Нашел, – раскрыв ладонь, парень показал Иджону что там. Сережка. С каким-то садистским выражением лица, брюнет приблизился к еле дышащему тельцу. Зажав крючок серьги пальцами правой руки, левой он схватил мальчонку за челюсть и сжав, повернул боком голову. Ухо пронзила дикая боль, заставив встрепенуться. Шатен начал брыкаться и хотел уже закричать, но большая ладонь накрыла рот. – Это тебе на память, мелкий. На память о моем первом убийстве. Перед тем, как провалиться в спасительную темноту, Чан Иджон увидел лишь пронзительный взгляд, который больше никогда не оставит его в покое.***
Холодно. Холодно настолько, что дышать почти невозможно. Мороз будто проникает под кожу и превращает кровь в лед. Изнутри холодно. Глаза зажмурены, кулаки сжимают простынь, лоб покрылся испариной. «На память о моем первом убийстве». Досчитать до пяти: раз, два, три, четыре, пять, - и проснуться от собственного крика. Трясущимися руками сжать пряди своих волос и попытаться сжаться до состояния молекулы. Закусить край подушки, чтобы заглушить рыдания, непроизвольно рвущиеся наружу. Молить все высшие силы о том, чтоб этот голос в голове перестал повторять эти чертовы слова, чтоб он заткнулся. Рвано дыша, Иджон кое-как присел на край кровати. Он начал вспоминать. Вспоминать то, что никогда не хотел помнить. В комнате стоял жуткий холод из-за распахнутого настежь окна. Некоторые бумаги и мелкие вещи валялись на полу. Полный хаос. Укутавшись в одеяло, которое сбилось у подножия кровати, парень потянулся за пачкой сигарет. Хаос в комнате, внутри него, в его голове. Вдыхая дым, заполняющий легкие, ему удалось немного отойти от жуткого сна, но голос глухим эхом продолжал звучать в голове. Чан потер переносицу, сбивая пепел прямо на пол. Зачем его мозг так зло над ним подшучивает? Почему воспоминания приходят именно сейчас? Бросив бычок в окно, шатен поспешил закрыть его. Улегшись на кровать, Иджон со вздохом прикрыл глаза. Он мысленно вернулся в тот злополучный день, когда собственными глазами увидел, как собираются убивать человека. Тот молодой человек, кажется, Сон Кениль… Какое-то дежавю. Иджон однозначно видел его раньше, точнее его глаза. Этот взгляд будто был направлен внутрь, мог видеть все твои органы и даже душу. «Их просто заказали». Чан дернулся, заворачиваясь в одеяло сильнее. «Нас просто наняли». Мотая головой, парень зажал руками уши. – Нет. Нет! Такого не может быть, блять!