Каждую пятницу мы уходим в небытие, Танцуем и двигаем бедрами при свете луны. Все отлично, Мэри, перебирая четки, молится за мой рассудок. Я прославляю электрическое тело, Он плавит меня изнутри, как и каждого обладателя, Моя одежда все еще пахнет тобой, Фотографии говорят, что мы такие же молодые. Притворяюсь, что мне не больно, Хожу по миру, будто веселюсь. lana del rey — body electric
Мое дитя искренне не понимает причину своего поступка, воистину боится признать, что случилось, показаться из-под одеяла и посмотреть в глаза кому-либо из обитателей дома, в том числе себе же, в отражении. Ненависть, потаённое презрение постоянно витали в воздухе, когда они ненамеренно встречались или находились вблизи друг друга, но что произошло тогда? Ясное дело, что демону пощечина или поцелуй как близнецы, только бы производилась реакция на его издевательства, только бы Мерелин кормила его эмоциями, ибо сам он их сотворить не может. Но как она повелась? Сознание её оставалось в целости, без алкоголя, излишней эмоциональности или атмосферы — она просто сделала это, а теперь проклинает вину обоих. И также как она ругает себя за свой поступок, она продолжает мысленно наказывать себя за детское поведение вместо того, чтобы признать косяк, нелепую ошибку, и спокойно жить дальше — ну, случилось и случилось, она же не влюблена в демона и не целится стать его любовницей, соответственно, подобного повториться не должно, зачем же прятаться и избегать? Это лишь углубляет и расширяет саму суть проблемы, даёт некие ложные опасения и тревожность, нужно поступать как взрослый здравомыслящий человек — да, мой разум поглотила романтика и надежда на то, что в вас засияет частица ангела, глупо и по-детски, признаю, вот, признала, пойду дальше гулять, давайте данную ситуацию вычеркнем из наших воспоминаний. Мерелин скрещивает пальцы до побеления, лишь бы хозяин не стал использовать произошедшее как хорошую основу для издевательств, только бы суккубы не прознали о поцелуе, Анна, ангел готов поспорить, обрадуется, узнав о данном событии — говорила же, что Мер — мадам легкого поведения. Это незапланированная измена собственным принципам; смертная вроде презирает выродка за его натуру, выродок на постоянной основе пренебрегает правилами морали и нравственности, он ведь конченный, начальник и маньяк, с другой стороны — спаситель и помощник, да и в голове отчего-то появился новый страх — мой ребёнок имел вероятность попасть в руки куда более жестокому нечистому, что с превеликим удовлетворением сломал бы девчушке психику, а этот большую часть времени ворчит и высиживает пассивную агрессию в кабинете. Начала ему сочувствовать? Малышка аж передёргивается от подобных выводов. Но, рассуждая, беря во внимание изменения — если раньше демон видеть ребёнка не желал и всячески измывался при первой возможности, то сейчас он ведёт себя в разы спокойнее и более равнодушно, исключая последние дни — из-за сделки или действительно наигрался? Нужна ему эта сделка. Сколько раз повторять, что она адски не выгодна для владельца, так ещё её основное условие — никакого плотского воссоединения, пока Мерелин сама не даст разрешения на близость. Когда он намекает или прямо заявляет, верить ему — все равно что в лотерею играть, быстрее обезуметь в ментальных дискуссиях, нежели прийти к разумному заключению его истинных намерений, пробовать даже не стоит. К тому же, с его внешностью от любовниц, похоже, отбоя нет, на что ему неопытный воитель? Разве что в качестве достижения, но нечистый уже украл её девственность, а потому данное предположение не имеет смысла. — Неужели так плохо? — у младшей губы задрожали от обиды. Дарья всегда входила в комнату девушки тихо и осторожно, будто об пол боялась обжечься, металась по комнате пару минут, затем исчезала на весь день, оставляя только еду. И сейчас почти плачет от того, что ею приготовленная с любовью и заботой, отвергнутая пища, нетронутая, находится в блюде такой, какой она сюда её принесла. Малышка вообще не взглянула на суккуба, продолжив залипать взглядом на диван, её поток мыслей сию секунду столь мощён, что исключает способность обращать внимание на раздражители внешнего мира. Ровно до того момента, как Дарья пускает слёзы. — Нет, я просто с Мэри поужинала на весь день, вчера, — показывает ладони в успокаивающем жесте, младшая отходит от неё, не позволяя прикоснуться, — Дарья! — Ни крошки не попробовала, — мяуканье, а не голос. — Но это правда! В следующий раз и крошки не останется, обещаю! — та хнычет и надувает губы. Ребёнок, этот нечистый ребёнок; малышка тяжело выдохнула, расслабив крылья и всматриваясь в милашку, морально пообещав себе однажды отшлепать её за такие манипуляции. Это же надо, из-за еды разругаться. — Последний раз, — смотря в сторону с обиженным личиком. Ангел моментально подпрыгивает к суккубу и прижимает к себе, облегченно отдавая воздух из легких, но тут же теряя момент радости от примирения — воспоминание о демоне и поцелуе, блять. Ощутив внутреннюю сжатость, младшая обращается: — Все в порядке? — отклоняет голову, дабы закрепить зрительный контакт. Мерелин игнорирует вопрос, раскрывая объятия, тем самым отпустив нечистую — её глаза застыли на окне, по виду — задумалась, на самом деле вновь обругивает себя за необдуманность действий. Лучше бы она Дарью поцеловала в порыве эмоций, тогда бы волнений и разбирательств стало меньше, да и поцелуй, наверное, оценивался бы куда выше ее чувствами. Хотя… У демона горячий язык, приятно поглаживать его и облизывать сухие губы. Так, о чем мы? — Дарья, скажи, — не моргает, не отлипая взглядом от стекла, — какой поступок демона по отношению к тебе стал наихудшим? Длительное молчание немного высвобождает смертную из водоворота мыслей, кажется, будто суккуб нагло игнорирует ее интерес или делает вид, что вовсе не услышал, тишина кажется даже подозрительной, стоит лишь захотеть обернуться, как высокий голос звучит без принуждения: — Он меня создал, — с непониманием, почему малышка сама не додумалась до столь простой вещи. Названная резко повернулась корпусом к суккубу с раздражённым видом — ее карие глаза округлились, а брови нахмурились, так она выражает не злость, а острое недопонимание. Младшая же ведёт себя абсолютно спокойно — по лицу читается, что она озвучила самую очевидную вещь в мире, потому данный факт не нуждается в столь бурной реакции. — Позже пошушукаетесь, — красная голова заглянула в дверь без стука, манеры, — ты знаешь, куда идти, — с наездом на ребёнка. — Дарья, — обращение-призыв к работе. Младшая кивает Мер и, как вор из чужого дома, сбегает из комнаты, в то время как суккуб постарше пропускает ее и аналогично кивает смертной в знак того, чтобы в момент засобиралась в назначенную точку, куда следует бежать. Ну, начинается. Перемещение занимает у невинной около десяти минут — она переоделась из спальной одежды в растянутую мамину футболку белого цвета, чёрные широкие джинсы и накинула оранжевый кардиган, чем меньше кожи видно — тем лучше она себя чувствует, имею в виду, рядом с демоном. А тут их два оказалось. — Радость очей моих! — блондин налетел на нее, придушивая в объятиях, затем тиская ее лицо, как бабушка, — как поживает моя малышка? Тебя не обижают? — смеётся. Владелец стоит позади, напоминая Мерелин минутами ранее — скрестив руки, со сфокусированным видом рассматривает территорию за окном, как будто он тут не несколько веков обитает, наверное, каждую травинку запомнить успел. Смертная едва успевает заметить, где стоит объект её переживаний, тут же всматриваясь в закатывающиеся глаза Андасара — она никак не могла привыкнуть к его физиологии и дёргается каждый раз, когда он слишком близко. Чего ему надо? Давно ли они так сблизились? Мер внутренне делает вывод, знает, что у них было заключение о мире, она просто не помнит, когда произошло их примирение и установление обоюдного согласия на [взаимовыгодную] дружбу. Она знает, что не держит серьёзных обид на блондина, вроде как и доверять ему можно, да обстоятельств к этому нет, а потому можно из его объятий не вырываться. Ребёнок решил приколоться. В момент, когда демон отпускает ее щеки и всматривается довольными глазками в томительном ожидании ответа, Мер, надев лицо только что пробужденного кота, мягко прижимается к бессмертному, слабо трясь лбом о крепкую грудь и обнимая того за спину обеими руками. Осознав, что произошло, Андасар вдохнул в умилении и прижал ту крепче в ответ; как будто еще не способный говорить младенец делает нечто неосознанное и, разумеется, милое. — Для начала: она не твоя, — грудной голос звучит в приказе, — затем, вы отпустите друг друга, недолюбовники. У собственника волдырями в радужной оболочке цвет в голубой плавится, отблески синевы растворяются, как лопнутые воздушные шары, словно ультразвук режет в сочетании с темнотой от резкого поднятия, воспринимать происходящее становится физически несладко. — Ревность? — светловолосый кидает, лица не повернув. Названный не отдаляется от Мерелин, мурчит от объятий, в это время его коллега полноценно разворачивается и опирается на подоконник, поставив руки по бокам и ласково улыбаясь, созерцая сцену воссоединения двух союзников — затем, эх, а затем раздаётся щелчок. Равномерными шагами восставший подбирается к паре, пока малышка не осознаёт, что произошло, ибо гость замирает статуей в объятьях, прекращая тактильную ласку, становится живым камнем. Владелец выдергивает девушку, толкнув ту к себе за спину, щёлкает повторно; глотка нечистого рвётся пополам, пуская фонтаны крови, тело его начинает плавиться и кипеть, буквально как кипит вода на огне, кипит и его плоть — покрываясь красными пузырями, мышцы смешиваются с кожей, пошагово демон тает, оставляя в сохранности лишь собственный костюм, хотя, минуту спустя, тот пропитывается кровью и бугрится от остатков внутренностей. Мер многочисленные подробности упускает, мучитель специально встаёт так, чтобы прикрывать большую часть обзора массивной спиной, сам смотрит вдаль кабинета, как бы невзначай, как бы само по себе его коллегу на мясные пузыри перемололо. — Если у тебя нехватка касаний, то ластиться следует к хозяину, а не к гостям, бестолочь, — проговаривает из-за спины, но Мер помечает его замечание как старческое бурчание. Поначалу ей хочется усмехнуться, как будто дети внимание воспитательницы не поделили — «она со мной будет обниматься!» — «нет, со мной!», и после подобных выходок владелец еще смеет заговаривать о ревности девушки, хотя сам рядом с посторонним дышать запрещает — и кто из них дитя. Спустя минуту восставший поворачивается с привычным равнодушием к ангелу, что тот улавливает — быстро смотрит на то, что осталась от визитера и охает — кровавое пятно и запачканная одежда: — Что вы сделали с ним?! — Съел. Как паук¹, — и бровью не повёл. Осознав, что правды от нечистого можно ждать насколько десятков лет, она, задыхаясь, разглядывает растворенную плоть, заметив нечто темное и круглое, цепенеет, не в силах увести глаза, она не боится, это скорее реакция подкорки, внутренний биологический испуг, хотя понимает, что хозяин столь верного друга навряд ли с концами уничтожил. Разве что, тот его довёл до грани подобными шутками. Восставший тем временем слегка поворачивает голову, будто только что ее заметил рядом, рассматривает приоткрытые губы ангела, положив пальцы на ее подбородок, надавливая, приподнимая, дабы улучшить обзор. — На меня смотри, — приходится надавить, ибо приказ до этого не выполнен. Ее нахмуренные глаза наполнены непониманием к тому, что проклятый совершил, к тому, что он совершит, и это забавляет демона сильнее ее бестолковости. Ребёнок томно дышит, правда не чувствует в его действиях никаких намеков, слишком выродок приучил ее к издевательствам и лжи, а теперь переворачивает свои прежние намерения в противоположную сторону — никакого лукавства, полная серьёзность ради удовлетворения. Владелец наклоняется, выдыхая в сухие губы девушки, та успевает положить ему ладонь на грудь в качестве легкого сопротивления, когда подобное помешало бы ему? Не стоит забывать изначальное намерение. — Сукин ты подонок, — отряхнув плечо от последних засохших капель крови, — мог бы вежливо обратиться, а не жарить меня. Ангел отпрыгивает от хозяина, тот устало выдыхает на возвращение приятеля, отвернув лицо к камину. Он выпрямляется, надев обратно раздражённый вид, не сводя обрекающего взгляда с блондина, на сей раз стоит обратить того в компот, дабы дал время закончить начатое. — Мерелин, детка, — тот мягко хлопает ладонями, сведя их в замок, улыбнулся, но, заметив корочку собственной крови, отвлекается от любимой смертной и спокойно отдирает ее. Названную пробирает непринятием его физиологии — плазма демона столь темна, словно чёрное золото, и так легко отлипает, как детская наклейка, не ломаясь, не трескаясь, нечистый прячет ту в пальцах, спустя мгновение — от вещества следа не остаётся. Ангела внутренне встряхивает несколько раз осознанием того, что существа, окружающее ее, совсем не из ее мира, до самых скрытых мелочей — у созданий, животного, имеющего кровь, холодную у рептилий, прозрачную у насекомых, красную у млекопитающих, потеря плазмы есть опасность, которая вполне может привести к печальному исходу, когда она застынет, то ломается корками, превращаясь в пепел. У восставших как специально — пусть плазма и схоже ломается, но от такого значимого количества потерянной крови демон чувствует себя как от кружки крепкого кофе, а ещё данная липкость. Правда ведь, как стикер отлепил от пиджака и сжёг — это не отвратительно, необычно, скорее, непринятие в самой странности данного явления, его существования. Ощущается, что воительница уже где-либо видела данное явление: не свойства алого вещества нечистых, а саму кровь, очень много крови. Девушка созерцала потоки плазмы, целую реку чужой крови, но где, какое воспоминание так игриво просыпается в сознании и моментально стирается вновь, дразня: кто-то сказал это не так давно настолько четко и громко, прямо заявил о жилом, но где, кто и когда — ангел просто не может вспомнить. Мерелин будто вспомнила отрывок сна, который явился к ней полгода назад, она забывает его частями в первые пять минут после пробуждения, но вспоминает спустя такой значительный период времени. Это кажется выдуманным и нелепым, положиться на сомнительные сюжеты своих снов, но в том-то и дело, что смертная не может поверить в подлинность факта о том, что это был лишь ее сон. Что-то важное ее память зачеркнула, уничтожила без ведома сознания, и теперь играючи кидает отрывки фраз того сна или события, мучая истерзанную, вызывая больше сомнений и пробуждая гипотезы о шизофрении. Мерелин отряхивается, пытаясь разгладить нахмуренность бровей — кратко прикладывает большой палец между, затем обращается к союзникам, к слову, восставшие ее смущения не заметили, предпочли не заметить. У обоих пока нет лишнего времени и внимания посмотреть на смертную, оба погружены в временную ненависть друг к другу — первый злится, что второй не позволил поиграться с Мерелин, второй играется на злости первого. Спасибо за лишние секунды, чтобы сфокусироваться на действительности; малышка взглянула на владельца, который поднял бровь и возвратился к осмотру территории за окном; понятно, что Андасар раздражает его, терпимо, но врезать хочется каждую секунду, пока он находится под крышей этого здания. — Нам нужно лишь твоё согласие, — м-м, дозволение на что-то, поехали. Блондин делает пару шагов к девушке, вновь хлопнув ладонями и взирая на смертную так, как учитель на безобидного, но непослушного ребёнка в попытке усмирить его шалости; Мер взглянула на владельца, ему пламя в камине затмило сознание, в данной конференции он вовсе не присутствует, но Андасар повествует от лица обоих, ясно. Обиделся, наверное, что друг его шутки не оценил — напакостил он, а виноваты все, кроме него. — Подробнее, — шагает прочь от демона к другому, его поддержки ждать бессмысленно, всегда нужно решать все самой. Светлый аж дёрнулся, показав оскал от воодушевления в сотрудничестве Мерелин. Его глаза окончательно переходят в белый свет, прекращая показывать зрачок, невинная пугаться не стала — её от пустых яблочек повело конечно, но кое-что понять воительница понять-таки успела — если собеседник столь эмоционален до потерянных зрачков, навряд ли лукавит, а притворяться ему незачем: хозяин воительницу не продаст, поиздеваться не даст, ревность-змея душит. Его поведение также не вызывает доверия, обычно от издевок и колкостей не отделаться, сейчас мы решили вести себя немым слушателем и рассматривать предметы в кабинете, словно видим их впервые. С другой стороны, редка ситуация, в которую владелец не вмешивается ядовитыми замечаниями, а потому грешно упускать возможность занять его должность и обсудить детали. — Знаешь ли ты кого-либо по имени Артемис? Вероятно, исковерканные версии? Артем, Артерия, Арамис? Чёрные волосы и лицо последнего выродка, — тут Мер обернулась к владельцу, ибо единственное, в чем описание не совпадает — это его имя. Солгал из-за стыда? Андасар, заметивший, на кого падает взгляд напуганного и без того ребёнка, прыснул, пошагово падая в громкий хохот. Демон реагировать не стал, отошел от Мер к виски, наливая, видимо, исключительно алкоголь дарует ему потерянные нервы в выслушивании двух идиотов. Как правило, он считает всех мудаками, но знаете простое правило? Если в вашей компании нет плохого человека, то, скорее всего, этот плохой человек — вы. Удивительно, считай демон себя положительным персонажем, жутко представить, каким зверем требуется стать, дабы выглядеть в глазах восставшего злодеем. Мерелин хватило одной первой встречи, чтобы заставить доброго хозяина ворчать и скалиться от презрения, единого наказания, чтобы самой понять, как далеко от злости выродок способен зайти, возвращаемся: — У вас настолько чёткое определение подозреваемого, — перечитала детективов, — почему не описать его ещё более расплывчато? — Оу, — блондин пыжится думать, судя по виду, пока приятель его тяжко вздыхает от безрезультатности беседы. Любимый владелец никогда не показывал значительного терпения по отношению к ангелу, положительной реакции в диалогах с ней, но, видимо, ощутив возможность новой игры в простом объяснении, описании нужного им существа, не стал оставаться в стороне и молча слушать гостей кабинета, недолго длилась идиллия. Мерелин лишь слышит, как его обувь соприкоснулась с полом за ее спиной, но не отводит тревожного взгляда от светловолосого; тот, заметив активность приятеля, похоже, понадеялся на его помощь в более ясном представлении для воительницы. Когда проклятый дотрагивается до малышки, та вздрагивает, замерев: — Длинные прямые волосы, любит забирать в хвост, — музыкальные пальцы скользнули по прядям девушки, ползя затем по позвоночнику, — выглядит юнцом, но у него крепкое тело, — проговаривает рядом с шеей, смертная чувствует, как большим дотронулся до застежки кулона, — широкие плечи, — нечистый сжимает названные части тела по обе стороны, ангел подскочил вверх от подобных касаний. Андасар, наблюдая, какую шалость затеял демон, ухмыльнулся в щеку, не желая мешать ему в развлечении. Мер прикрыла глаза, не собираясь больше реагировать так ярко; по-лисьи она старается уловить перемещение восставшего по его тени на древесине, но движения его различаются с касаниями на девушке. Пока его голос мягко плавит слух, разливаясь горячим воздухом на шее и плечах, прикосновения обжигают, как нагретым металлом по коже, ткань едва может сдерживать температуру восставшего, малышка ерзает и сжимается, но об удвоении дистанции никто пока не задумывается, интересно. — Он предпочитает носить маску суровости, но для него ты — младшая сестра, — пока его ладони падают по ее рукам, невинная обращает внимание исключительно на повествование попечителя. — Иногда он временно исчезает, беспричинно, но всегда предпочитает возвращаться. Бессмертный почти улёгся на ее плечо, как она машинально дёрнулась, заучив все его привычки — ребёнок выходит из его касаний, обернувшись, всматривается в синие глаза, будто знает, что хозяин солгал в каждом своём слове. По его описанию никто не подходит, пусть оно и не столь двойственно и нетипично для знакомых, всех ее друзей и семьи, демон словно нарисовал портрет обычного человека в толпе, затем добавляя к его телу щупальца, четыре рта, лишнюю пару глаз и прочую ересь, что исключает существование изображенного в реальности, тем более, в каких-либо отношениях с Мерелин. Да и не многого ли оба требуют? Она свою семью видела месяц назад, а остальных знакомых, память не так обширна, дабы помнить деталь каждого встречного наизусть, приятелей… Длинные волосы — в наше время нечасто встречаешь подобное у парней, многие остерегаются подобного имиджа. Суровый, порой срывается в беспричинные поездки, имя начинается на первую гласную букву, стоит только вспомнить. — Миси-писи, для вас просто Мис. Мы дружим с десяти лет, но причём тут он? — При том! — блондин буквально вырывает ее от близкого расстояния с владельцем, вспыхивает позади, затем они оказываются в трёх метрах от первого, похититель хихикает, — Мис, Артемис, милый Ниби, ты проиграл спор. Названный выдохнул, обращаясь к стеклу с алкоголем. Андасар заставил малышку сесть на диван, своеобразно попытался успокоить ее, пока взрослые решают проблему для взрослых, потому ангел хмурого взгляда не снимает. Мис никак не мог оказаться в центре событий, даже рядом с ними — в последнюю встречу он вёл себя странно, но чего стоило ожидать от обиженного подростка, заслуги которого назвали бесполезными. Вероятно, он случайно столкнулся с демоном при их последней поездке на грешную землю, но нечистому гораздо легче было бы заставить его позабыть их встречу, нежели марать руки новым убийством, так к чему его розыск? — Вы издеваетесь, да? — в позе посаженной куклы, словно не имея способности двинуться, Мерелин смотрит поочерёдно на собеседников. — Оу, позабыл представить. Твой друг, Артемис, — глаза снова окончательно закатились, не к добру, — старший воитель, первый из пожирателей, кто обернулся бессмертным и начал охоту. Ангел лишь усмехается на доводы нечистого, конечно, куда же нам без очередного комедийного выступления, то у них клан девочку на сделку соблазнил, теперь парня они воителем называют, борцом со злой мифической преступностью. Правда, что описание первого пожирателя и друга детства сходятся, но людей, подходящих ему, больше чем литров алкоголя, выпитого владельцем за всё его существование, если убрать слишком явные детали. Это же совсем нелогично, ошибка во времени, как он может быть старше остальных, когда малышка знает его с младших классов, когда он успел развязать войну и подыгрывать ей как друг? Чушь демоничья, они разводят её, как мосты Петербурга, а она ведётся, веря в каждое их слово, но только не сейчас. Мис — самый обыкновенный молодой человек, едва зачислился в универ, едва подрасти успел, а восставшие записывают его в пожирателей, не жирно ли? Понятное дело, есть схожести, врать не будем, признали данный факт, но различий чрезмерно много — как он смог превратиться в ребенка ради доверия малышки? Если воители как семья, что они не бегут ей на помощь, не навестили ни разу, особенно старший — ведь, если он столь стар и опытен, должен был хоты бы раз попытать удачу, тем более если Артемис считает себя верным близким другом, так печётся о Мерелин, но в сложившихся непростых обстоятельствах как воитель, искусный и давно созревший к достойному бою, избегает встречи с последним пожирателем, хрупкой девушкой и ее попечителем, забавно, и, разумеется, нелепо. — Нет, мы всё-таки говорим о разных персонажах, — она улыбнулась, слегка скатилась по спинке дивана и покачала головой. — Мис точно не воитель, а если бы и был, то где доказательства? Блондин взглянул на девушку с пассивным удивлением, будто она сказала нечто очень дерзкое, и вот, обрекла его обдумать наказание за отсутствие манер. Или демон скорее удивился тому, что Мерелин серьезно полагает, что является важным лицом в беседе. — Нет-нет, нам не требуется твоя вера. Я сделал ставку на то, что он вновь будет виться вокруг тебя, как на твоих предыдущих «ступенях», и не ошибся, — злорадствуя, посмотрел на, судя по его ответу, проигравшего в споре товарища. Дитя не стало рассуждать над колкими загадками нечистого, моментально обращается к владельцу: — О чём он говорит? — Артемис является неотъемлемой частью твоих прошедших жизней, — равнодушно потягивая виски. — Ты умирала у него на руках. — Традицию изменять не намеревался! — подмигивает, скалясь, — нарек тебя супругой. Он бы легко соблазнил тебя, если бы мы не открыли тебе глаза, не благодари, — хорошо, его клыки начинают раздражать. — Недавно его видели рядом, — дабы малышка не мучилась от недо-шуток блондина. Мерелин не смогла сдержать улыбки, ибо пару месяцев назад она бы испугалась от сути диалога, факта того, что понимает, о чем беседуют демоны, более того, принимает участие в их обсуждении, подобные темы дискуссий у людей прослеживаются только в специальных больницах закрытого типа. — Идиотизм какой, врать не стану. Ангел качает головой, глаз не отрывая, непонятно, во что она больше не верит, в то, что действительно спорит с выродками о своём бывшем друге, или в то, о чем, собственно, говорят, о чем кипит цель данного диалога — выяснение сущности Миса. Демоны взглянули на нее утомленно — им словно не нравится присутствие третьей, но изменить ситуацию они, увы, не в силах. Вставая с мягкой мебели, ребенок смело взглянул на владельца: — Если он заделался героем-любовником, зачем ему тянуть? Почему он до сих пор не спас меня? Смертная кивнула оппонентам, сужая глаза, сейчас завалит их уверенностью и аргументами, хотят они слышать ее гипотезы или нет. Оба ни за что не признают невинную заслуженной собеседницей, но оба пойдут, как голодные псы на кости, ибо сейчас Мерелин единственная, кто предоставляет им информацию о своей жизни и ее прежних участниках. Они противоположных мнений, но ангел убежден в собственной правоте, заставит оставшихся двух подчиниться ее теории. — Дорогая, но ты же!.. — Андасар не договорил по поправке друга на латыни. Какое редкое явление — нечистый отказывается от алкоголя, поставив склянку на стол, равномерно чеканит шаги, приближаясь к истерзанной, она не двинулась, ибо знает, что расстояние между ними слишком велико, дабы проклятый так быстро добрался до нее. — Ему нет до тебя дела, — отрезано, в привычной приятной манере. Приятной для себя. — Я — чрезмерно значимое препятствие на его пути к тебе, — пресыщенно улыбнулся, будто бы от самодельных словесных ласк сейчас погрузится в сон. Мерелин прищурилась. — Так это ваш фетиш! Нахваливать себ… — она бы высказалась, честно, высказалась бы достойно и дерзко, если бы не кашель блондина. Он будто бы поперхнулся собственной слюной, малышка всмотрелась, убеждаясь, что отчасти права — из уголка его губ проползла черная густая капля, а по левой щеке вытягивается темная ветвь из вен, словно кровь его заменилась нефтью или другим инородным черным веществом. Демон не испугался или удивился, скорее, нерадостно принял свое состояние: поначалу слегка согнулся, затем приобрел прежний победоносный вид без каких-либо намеков на неудовлетворение здоровья. Он посмотрел на хозяина, а когда губы его расползлись в приторной улыбке, обратился к встревоженному ребенку, пугая того, как пугают детей ночными страшилками: — Видится, ко мне прибыли гости. Вынужден вас покинуть, — легко поклонившись. Андасар во вспышке оказался вблизи невинной, кратко целуя ее ладонь, затем с чересчур оживленным для истерзанного взглядом выпрямляется, оскалив испачканные кровью зубы, мое дитя скромно отвечает сжатыми губами, будто бы ее не волнуют подобные случаи. В голову ударяет образ мотылька — тот истекает похожей жидкостью, она является неотъемлемой частью его физиологии, но, тем не менее, к малышке она не липнет, даже наоборот, отлипает, как два магнита друг от друга. А вежливый блондин испачкал ее ладонь, стоит ему раствориться в шипучем тумане, как она непременно оботрет кисть о диваны демона, всяко, он здесь убирается, суккубов не допускает. Ладно, не будем врать, он здесь лишь пьет и издевается, найдется ли время для столь занятого создания? Когда иной восставший покидает здание, ангел не решается начать движение, дабы выбраться из помещения: ей придется подойти к двери, следовательно, приблизиться и к владельцу, а как мы знаем, малая дистанция между ними есть большая опасность для девушки. Пока мебель является не только расстоянием, но и трудностями в охоте на Мерелин, она не стремится обойти их, тем самым выйти, с позволения сказать, на открытую местность, такую удобную для хищников: — Это всё? Тогда я пойду, — щурится, сделав единый шаг по направлению к двери. — Ты жаждешь правдивого ответа или дозволения? — А вы умеете не лгать в каждом своём ответе? — интонация, будто не знала о его скрытой способности. Нечистый повел подбородком, не сводя с нее острого надзора, морально посоветовал ей надеяться на то, чтобы его слух дал осечку, и он не услышал запретных переговорок. Мерелин быстро улавливает — демон охотится, он и не скрывает. — Ты вольна уйти. Высказался слишком спокойно для подонка, малышка хмурости не снимает; она торопливо и бесшумно пробирается сквозь мебель, наступая на пол с нагой осторожностью, словно под ее стопами кипяток, ведет себя, как детеныш хищника — не сводит глаз с восставшего, следя за действиями, как при первой охоте потомство следит за опытной матерью, когда дверь оказалась в метре, ребенок скрытно выдохнул — вроде не бросается, вроде бы хорошо. Мерелин расправляет крылья, протягивая пальцы к ручке, уже представляя, как начнёт доставать Дарью — с чего бы ей слушаться среднюю? Сама везде приберётся, первостепенная задача суккуба — присматривать за смертной, господин уж очень сильно опечалится, если поставленные им условия не будут выполнены. Да как же. Ангел слышит лишь смешок, когда откидывают назад мощным рывком, благо, каменная полка над камином помогла удержать равновесие, точнее, вовсе спасти его. Мерелин не испугалась или обозлилась, она вспыхнула, но в первую очередь обиженной оказалась на себя: — Да твою ж, я так и знала! — ругается по-детски, взмахнув кулаками и топнув, у нечистого оскал шире. Наступает на нее, как пантера на мотылька — можешь ведь обойти и мурча отправиться на охоту, но нет, нужно наступить, дабы потешить эго. Почему нельзя жить как аллигаторы и египетские бегунки — когда один охраняет гнездо от хищников, а другой помогает чистить пасть от чужой плоти? Хотя, убирать за демоном малышка тоже не смогла бы: мучитель, узнав такие обязательства Мер, стал бы настолько кровожадным и не щадящим, что истерзанная сломалась бы быстрее, чем от пыток. Отвлеклись: бессмертный специально закрывает любой доступ к свободе, исключая окно, предположительно, оно также защищено неким заклинанием, да и прыгать не самое чудесное занятие, пусть и с первого этажа. Нагнул голову, отчего шея издает хруст; слабо наклоняясь и пряча руки в замке за спиной — отстраняясь, ребенок почти садится на тумбу со склянками, ибо ее загнали в клетку, она отодвигается назад, почти падая на подоконник позади деревянной мебели. При вдохе невинная почувствовала ударивший аромат алкоголя и ягод, сжав челюсти от опаски опьянеть; Мерелин поворачивает лицо к камину, почти ощущая боль от упорства, с каким зубы прижимаются друг к другу — восставший улыбается, поедая напряжение пойманной, давно ему не выпадал шанс насладиться процессом вдоволь. Когда его пальцы поползли по правой стороне шеи, малышка качнулась, как от хлопка по спине и груди, зажмуривая глаза: — Бес-следно, — соскучился по укусам? Если так нравятся, себя в руку укуси. Грубо одергивает за подбородок, заставив смотреть прямо, но ребенок не открывает глаза, его счастливый оскал не особо хочется видеть, пусть потешается, а пока подождем. Это ясно как день, нужно уходить, когда есть третье лицо между ними, нужно было сбежать, пока блондин здесь обсуждал подозрения на Миса, тогда бы и нападения не произошло. Смертная едва приоткрывает глаза, наблюдая за тем, дабы ее физически не обидели — ну как у такого обаяния может быть такая гнилая натура? Точно, большинство красивых людей обладают весьма изощренными чертами характера, не стоит вестись на внешность. Ангел выдыхает, выпрямляясь, дабы глаза находились на одном уровне — заметив ее вступление в игру, больше азарта в настрое, начинается, теперь кому-то придется проиграть, чтобы развлечение подошло к концу. — Вы раньше за каждый метр от меня платить были готовы, а сейчас вас не оторвать, мой господин, — режь-режь глазами, — хозяин, — пропела, ибо заметила вытянутые зрачки. — А как же ответ за свои слова? Или меняете отношение, как путана клиентов? — сжимает губы, готовясь жмуриться от удушения. Удивительно, сегодня он себя ограничивает в этом. Значит, раскрепостится в другом? — Усмирение довольно приятный процесс. Сейчас, ты боишься? Или продолжаешь ненавидеть? — его большой палец уткнулся под челюстью, отчего приходится поднять голову. Клыки почти впиваются в теплые губы невинной, но аргументацию тоже пропускать несладко. — Оба, — на выдохе.☾
— Инструкция. Следуй моему голосу, и ты пребудешь в безопасности, Мерелин. Ангел вздрагивает, стремясь отвернуться, но у нее не выходит и самое незаметное движение головы. Она не в силах открыть глаза, пошевелиться в целом, дышать доводится с трудом, в легких как будто царствует огненный шар, вызывая инстинктивное чувство тревоги за свою сохранность. Противный холод липнет к телу, надавливая на каждый сантиметр кожи, она не ёжится, мурашек тоже нет, к девушке словно кусочки льда приклеивают, пошагово превращая ее в скульптуру. Она ощущает, что некто ведёт около ее лица рукой, хочет дотронуться и погладить костяшками, но незнакомец ограничивает себя, его рука скользит по воздуху справа, не задев и пряди волос моего ребёнка. Мерелин слышала, что Ловец ее снов говорил что-то до своей последней фразы, объяснил ей то, что смертная физически не смогла бы распознать — она только что проснулась, и то, что ты лепетал над ней, пока она сладко дремала, кануло в небытие, зря слюну тратил. — Нет, — «выжимает» языком последнюю букву, — когда я позволю, ты подашь свой чудный голосок. Невинная рвано выдыхает и хмурится, его команды, его мерзкие команды, почему она слушается? Ребёнку и так тяжело поддерживать дыхание, словно на груди камень или демон сонного паралича, сбиваться на кого-то ещё в сей момент является действительно трудным. Она собиралась спросить его, но стоило ей приоткрыть рот — тут же прозвучал запрет, стоило ему закончить, как девушка уже не могла произнести ничего, кроме сдавленного шипения; на ее грудину будто нажимают, вынуждая отдавать весь кислород наружу. — Вот, хорошая девочка, — резко отворачивает лицо, ибо ощутила, как пальцы приблизились к скуле, а палач улыбнулся на бойкость. — Ты опасаешься меня?! — истинное изумление, — после всех своих поступков? Дышать становится чуть легче, ангел переходит на краткие вдохи и выдохи, хоть какой-то прогресс: у неё наконец получается приоткрыть глаза, которые словно накопили запас слез и никак не могли выплеснуть его на щёки, теперь все выглядит слишком размытым и отдаленным, дабы четко понять происходящее. Мерелин способна рассмотреть белую кожу и длинные рыжие волосы, которые то ли вьются, то ли в косах, чрезмерно сбитый обзор. Голова девушки падает назад, тело каменное, сейчас истерзанная чувствует лишь ватность и наступающую тягучую жару, неприятную, как от температуры, она будто не может вспотеть, нагреваясь до кипятка, но не залипая, отчего все вокруг начинает плавиться. Ловец повествует о новых приказах и философии, справедливости и наказаниях, но до сознания доходят обрывки: слушать его также не особо приятно, во-первых, Мер не может интенсифицировать голос, не к какому демону он принадлежит, нет, скорее его интонацию, само звучание — большую часть монолога он низкий, не бархатный и не хриплый, но моментами он повышается и растворяется, будто разбавляют замедлением и иным тоном, совершенно непохожим на первый. — Да заткнись ты, — ломано, но отрезала. Оба замолчали, конечно же; малышка возвращает прежнее положение головы, всматриваясь в персону напротив, видит темные глаза, которые как-то узки, и розоватые губы, слишком длинные, в такой рот шар для тенниса без проблем войдёт. Воитель усмехается, поворачивает и роняет голову, смотря по сторонам, но кроме темноты другого нет, на собеседника она не фокусируется, его белый оттенок, как яркое пятно, смотреть как на солнце, без сжатых век или солнечных очков, не выйдет. Чудом невинная замечает приближающуюся к ней ладонь с целью пощечины, она быстро отворачивается и зажмуривается, но удара не ощутит, лишь тепло ударившегося о шею воздуха и несколько волосинок, пришедших с ним. Чужой смешок.✴
Пока красочные огни играются вокруг, а радостные крики раздаются все громче позади, брови ангела сводятся почти до кончика носа. Она сжимается всем телом, надевая максимально злое лицо обиженного и надутого от недовольства ребенка, скрещивая руки и сгибая спину так, будто головой старается уткнуться себе в грудь. Ярость не душит малышку. Она просто снова ругает себя за то, что дала согласие на эту вылазку и дозволение суккубам переодеть ее — кто бы мог подумать, что они дойдут до латекса в собственных шкафах своими поисками; ее верх состоит из легкой майки из кожи, прилипающей к ее груди и ребрам как к клею, отчего и сама грудь становится чувствительной — затем шла мини-юбка и каблуки, смертная ощущает себя беглянкой из местного публичного дома или доминой², уставшей от множества клиентов. Она смогла выпросить темную ткань, что прикрывает ее спину и плечи, но не настолько плотную, дабы не показывать всю красоту ее силуэта. Хитрые суккубы. Умные суккубы. Не то, чтобы Мерелин негативно настроена из-за своего вида или выпрошенного разрешения сбежать сюда, скорее, бесится из-за того, что стала игрушкой нечистых сестричек, куклой для переодевания двух сестер. Одна из которых, к слову, улизнула, «увидев давнего должника», старшая, как и обговорено, остается с невинной, но лучше не становится — ее забавляет хмурость ангела, и Мэри совсем не собирается скрывать свои насмешки в отношении ее внутренней настороженности: — У тебя милое личико, перестань надувать его. Иначе результата не получить. — Результата? Я с вами за компанию, а не за коллегу, мне никого соблазнять не требуется, — Мер качнула головой, крепче обнимая себя руками. — Конечно-конечно, как тебе, — здесь старшая приближается к девушке, ухватывая ту за плечи и развернув корпусом, аккуратно указывая на определенную персону, — этот кандидат. Он здесь относительно недавно. Малышка даже смотреть не стала на предлагаемого мужчину, она уткнулась взглядом в газон, зажимая губы, словно слова могут вылететь из ее рта без ее позволения на то, и помотала головой, смиренно ожидая, когда Мэри отстранится. Она предложила еще несколько вариантов, но смертная либо отворачивает голову, как от невкусной еды, либо переговаривается и смотрит на траву, словно та есть спасение и укрытие от всех проблем на земле. Их расставание происходит спустя минуты две, но суккуб не собирается униматься, продолжив рассказы о том или ином обитателе данной деревни, кстати, пока рассказывает, обратимся к ней. Тёплая летняя ночь богата согревшейся землёй и воздухом от ушедших солнечных лучей, но захвачена темнотой вечера, а потому всюду горят красные-рыжие-желтые фонари, порой мерцают и холодные цвета, что позволяют ярко видеть саму обитель и ее жителей. Это место напоминает старую деревню где-нибудь на юге Италии, светлые дома из белого камня, небольшие и непонятные пристройки к ним, у каждого дома есть небольшие столики во дворе, и много, множество счастливых людей, гуляющих сегодня без особого повода. Кто-то громко беседует в гостях друг у друга, кто-то энергично и страстно танцует неподалеку, остальные гуляют по проходам между домами, улыбаясь и смеясь, явно не испытывая забот остального мира. Мер почувствовала, что находилась в подобном окружении, но в более строгом и ожесточенном, не может лишь вспомнить, когда. Жители, проходящие вблизи, не испытывали никакого недоверия к гостям, некоторые приветствуют Мэри и спутницу, мягко поклоняясь, другие не придают прибывшим значения, ибо слишком увлечены светской беседой. Знакомая интонация прозвучала рядом, рыжие локоны развевались по ветру, пройдя мимо малышки, будто ей вслед кинули, но Мер не успевает проследить за иным мертвецом, ее утягивают дальше. Здесь хорошо, наверное. Приятная музыка, людской смех и говор, легкое веселье и открытое несуществование каких-либо трудностей в жизни — никто из здешних не показал и толику грусти или недовольства от принадлежности демонам, от жизни в Преисподней, наслаждаются ли они последними днями или дни, наполненные танцами и умиротворение, есть их загаданное желание, неизвестно, да и честно, гадать не хочется. Побыть бы здесь еще немного, вслушаться в беседу того или иного семейства и посидеть с чаем или вином без нападок и угроз. Мерелин так залюбовалась деревней, что упустила из внимания, как красноголовая перешла на тихий разговор сама с собой, вытягивая шею и вертя головой, выискивая кого-то в толпе, она продолжала рассказывать что-то о ком-то, но каждое ее слово с легкими порывами летнего ветра уносило прочь от смертной. Ее давно захватил интерес выяснить, почему жители так беспечны, где их страх и опасения наказания за соблазн, где их будущие хозяева или мотыльки, что должны охранять их от побегов. Не так она представляла себе будущих мертвецов, которых по их собственной воле ожидает не самая благополучная участь за заключенные сделки и договора, не так они грустны от неизбежной судьбы ее, да и задумываются ли они об этом вовсе? — Тот, кого ты ищешь, на берегу озера. Не в силах оторваться от новой любовницы, — некто одергивает Мэри, проговаривая слова прямо в ее шею, отчего малышка не видит лица. Она замечает только мужскую фигуру, достаточно высокую, он будто растянут, и достаточно крупную, будто отработал лет десять на заводе или фабрике. Незнакомец, очередной, выпрямляется, отпуская суккуба, улыбаясь с закрытыми глазами, наконец шанс рассмотреть: не больше тридцати лет, высокий, как скала и бледный, как фарфор, при таком росте должен быть худым как щепка, но сквозь его светлую рубашку заметно, что тело его обладает силой, мышцами, ветром не унесет в соседнее село. Он вообще ходячее сочетание двух цветов, чёрного — черные кожаные штаны, напоминающие мучителя, черные виски, хотя остальная часть прядей светлая, черные следы под глазами, будто стрелки себе на нижней слизистой изобразил, чернота в губах, словно наелся угля, отчасти, чернота во взгляде, предположительно — от усталости? Светлые тона показывали себя в бледноте кожи, цвете волос, бледно-телесной рубашке, отдающей стилем средневековья, светлом тоне, точнее, отсутствии красноты в губах, костяшках, словно кровь его давно стала белой. Заметив на себе чужое внимание, он ответил, повернувшись к Мерелин, позволив и лицо рассмотреть подробнее, вновь сжато улыбнулся и прикрыл глаза, будто каждый его вдох — горючее топливо в легкие, и каждое его движение есть разрубленная напополам кость. Лоб его прикрыт светлой челкой, хотя его длинные изогнутые брови черны, большие глаза с бледно-желтым оттенком, словно яркость выкачали, чернота под ними, длинный прямой нос, несмотря на массивность, впалые щеки, пухлые сухие губы, как будто их ваткой с неким черным веществом протерли, рельефная шея, дальше вы знаете. — Абраам. Когда ты последний раз причащался? — маняще ухмыльнулась, ступая за его спину, ведя ладонью по плечам, — это моя новая обязанность и новая игрушка Господина, Мерелин. Ангел едва выдавливает улыбку на устах, как замечает — теперь уже знакомый протягивает ей ладонь; думала, что он сожмет ее в знак приятного знакомства, но мужчина медленно подносит ее к губам, едва касаясь и тут же опуская, а затем слишком машинально ведет подбородком влево, от Мэри. — Приятного вам вечера, — она подмигнула малышке, — я вернусь, — сказано так тихо, что девушка больше прочитала по губам, нежели услышала. — Мэри! — окликнул, — et utitur ea³, — слышится акцент и смущение в словах, демон не так скромно на мертвом языке болтает, мужчине латынь явно не родна, названная покачала головой, судя по интонации, вопрос. Невинная тоже с радостью бы окликнула суккуба и попросила объяснить ее кратковременную заботу и опеку над ребенком и скоротечное исчезновение ради какого-то безымянного должника, но данный наезд слишком длителен в воспроизводимости, и ноги суккуба слишком быстры, значит, отложим на потом. Абраам возвращается к девушке с куда более усталым видом, словно от ответа нечистой зависит ее настроение, не влюбился ли он в нечистую, не расстроился ли потому, что оставила его в компании Мерелин? Столь важно ли это, когда малышка может просто пройти вглубь деревни и быть замеченной кем-нибудь другим, имея такую внешность и, тем более, наряд. — Сожалею о твоём положении, — дитя вздрагивает, когда его голос звучит вновь. Он не монотонен, чрезмерно спокойный низкий голос, льющийся неторопливой музыкой, Мер столько не слышала других мужчин кроме демона и его приятеля, что отвыкла от простых, хриплых и приятных, лишенных бархатности и насмешки голосов. Голос его имеет также одну особенность — скрытую вибрацию, словно глотке тяжело выдавать речь полноценно. Собеседник смотрит на девушку с мрачной усталостью, будто несколько ночей пахал, но при этом есть в его глазах некая отдушина, ангел полагает, оттого что они оба смертные, что не имеют сверхнеестественных способностей и ненасытной злобы, что оба тем или иным путем покинули родной дом и оказались здесь, по своей воле или воле обстоятельств. — Отчего же? — истерзанная отодвинулась назад, пытаясь понять, есть ли у ее нового друга бывшая человечность, есть ли дееспособность, иначе, безопасно ли продолжать отвечать ему, возможно, стоит найти уловку и покинуть мужчину? — Я не знаю вашего мастера, но наслышан о его деяниях. В мое время людей, подобных ему, старались отправить в монастырь или лечебницу. Ровно посередине предложения его голос охрип, перейдя на шепот, но улыбки чудак не убавляет, как взрослый мужчина предлагает девочке конфетку — только вместо конфетки новые знания о владельце, вместо добродушного предложения —новые игры и уловки. — Ваши ответы рождают во мне больше вопросов, — прикрывает грудь накидкой и нервно теребит ткань, — как вы можете не знать его, но при этом быть осведомленным в его злоключениях и интересах? Да и что это значит, «ваше время»? И он мне не мастер, прошу учесть. Абраам выпрямляется, сведя руки за спиной, Мер замечает, как глаза его постепенно темнеют, сама радужная оболочка словно переходит в глубокий карий цвет, а улыбка становится наглее, ее слова пробудили его спрятанных зверей? Подобно ему смертная напрягается телом, по шее чувствуя пульс, сжимает челюсти, она не хотела обидеть его расспросом, опасалась, а потому так остро реагирует. Мужчина вдруг разворачивается и неторопливо чеканит шаги, отдаляясь от невинной, но та, как завороженная, следует его пути, она знает, собеседник начнет монолог, а пропустить его нельзя; он пока что единственный, кто может просветить ее в теме сделок и живых мертвецов без души, в причине существования этой деревни и буквально рая здесь, где нет проблем экологии, экономики или брака, все довольны всем и никто ни в чем не нуждается, но ведь момент расплаты грядет судным днем. — Я имел в виду, что не видел господина Мэри в лицо, но она бывает здесь время от времени, проверяя его должников. Она учтива. Я ценю это в отношениях контракта, — здесь он внезапно замер, всматриваясь вверх, проследовав его взгляду, ангел осознал — луна. — А время… Моё время было около полувека назад, полагаю. Скажите, Марлон Брандо жив и хорош собой, до сих времён? — Кто? Одной улыбкой он ответил на все свои вопросы, одной эмоцией показал ответ спутнице — «ясно». Мерелин повторно всматривается в мужчину рядом, кажется, словно вблизи него цвета тускнеют, что придает хитрецу загадочности и элегантности, он следует своим путем и, похоже, блондин — единственный, кто действительно понимает, что ждет его за заключение сделки с проклятым, становясь проклятым. Кстати, если речь зашла о контрактах: — Абраам, скажите, — в отчаянии невинная прикоснулась к его ладони, моментально роняя взгляд на руки — на его ладонях столько линий, порезов и углублений, будто генетика уместила несколько поколений в его руки, оставив каждый след его предков. Смертный аккуратно убирает свои руки подальше от взора девушки, спокойно смотря на ту, но Мерелин совершенно потеряла мысль из-за дополнительных узоров на его ладонях, словно те загипнотизировали ее и ввели на короткий миг в беспамятство. Малышка покачала головой, нахмурившись, подумала, что вот-вот наступит неловкая пауза, ибо сказать она ничего не может, а спутник перебить ее не посмеет, послушно дожидаясь вопроса. Демон бы посмеялся. Человек не стал: — Вас интересует процедура сделки, не так ли? Ее веки распахнулись от его догадки, кхм, разгаданной тайны, к которой ангел собирался подойти так деликатно, как мог, но, видимо, не успел. Лизнув губы, она вновь качает головой, растерянными глазами согласившись с Абраамом. Что он загадал? Богатство? Бессмертие? Любовь? Мерелин чувствует, что желание его было выполнено точно по договору, но он не учел какой-либо пункт в следке и теперь платит печалью и болью, с трудом глотая страдания, как приторное вино, при этом принимая свое положение, ибо знал, что это его долг — терпеть. — Зачем вы заключили её? — ребенок встаёт напротив него, преградив путь дальше. — Зачем согласились? Да и как оказались здесь, — осматривается по сторонам, — не буду врать, мне кажется, что вы один понимаете цену данного контракта. — Нет, они всё помнят. Цена всегда одна, желания и срок разный. Мерелин приподнимает подбородок, не сводя взгляда с мужчины. Она не понимает, но его слова должны помочь разобраться. Только бы продолжал вести рассказ и не уходил от нее. Тут мое дитя замечает, насколько молод ее оппонент, насколько здоров и крепок от этой молодости, будто его заморозили в возрасте до тридцати лет, и он, не познавший старения, умудрился поседеть разумом, ибо рассуждения и тембр не далеки от истинного восточного мудреца. Лунный свет в соединении с блеклым светом утренних фонарей играет на его вытянутой коже, что не изрезана морщинами, глаза его хлестко загораются время от времени, малышка как человек в темной комнате старается найти нужную точку, дабы заработало, но найти их и включить не в силах, утыкается, словно слепой котенок в шерсть матери. Видимо, пока смертная в который раз рассматривает внешность персоны, он набирается смелости, воздуху и слов, чтобы начать свой нелегкий рассказ. — Мне было не больше двадцати пяти, когда я узнал, что добродетель творит с детьми из местного приюта. Он посещал одну церковь со мной, но не слышал и единой проповеди, — сжато улыбается и отводит взгляд, будто бы стесняясь откровенничать, — торговал ребятишками как скотом среди обеспеченных растлителей. Один из клиентов заметил моего сына, стоило тому научиться говорить, — выдыхает, прикусив нижнюю губу, но по-прежнему не сморит на единственного слушателя. — Наивно было полагать, что он не тронет его. И полагать, — тяжелый выдох, — что понесет ответственность. Мне требовались сила и укрытие. Момент, ради которого я проведу вечность здесь, стал короче их мозга. Думал, проведу здесь пару лет. Сейчас возвращаться — прыжок в пропасть, жена моя мертва, а дети заняты заботами о внуках. Смертная опускает взгляд, рассматривая, как коротко стриженая трава пытается волнами танцевать от ветра. Если остальные обитатели, казалось, пошли на поводу дурацких желаний и пустых, бессмысленных продаж своей души — Абраам тот, кто будет страдать вечность за страдания других. Несправедливо. Но есть ли выбор в сложившейся ситуации, что при его жизни до заключения контракта, что после, и шанса нет изменить что-либо. Это печальное осознание того, что при первой встрече с интересным для вас человеком вы неспециально надавливайте на определенную точку и словно ломаете картонную стену, проваливаясь в самые скрытые недра души, самые растерзанные другими людьми, и теперь необходимо извиняться и пытаться выйти из данной темы, но неловкости, а может даже грусти из вашей когда-то дружелюбной и милой беседы не убрать. Мерелин встряхивается, приподнимая одно плечо, прилипает взглядом к тени, смотреть ему в глаза сейчас равносильно тому, чтобы облить себя бензином и бежать в магазин за спичками, лучше наблюдать за тем, как ступни мнут газон, нежели его неудовлетворенное лицо от горьких воспоминаний и единого воспоминания тому, как придётся платить за собственную, казалось бы, справедливую месть. Абраам, тем не менее, сейчас переводит на ее белое лицо все свое внимание, рассматривая смущение девушки с открытой надменностью и неприязнью, чуть ли челюсти от неприятия не сжимает. — Мне жаль. Я не хотела задеть то, что причиняет вам такую боль. Клычком малышка прикусывает губы, уводя взгляд в бок, надо смываться, покинуть его, иначе ее вопросы приносят ему больше страданий, возможно, не вытерпит и как ударит, психов много в мире, особенно в Преисподней. — Боль? — показалось, что он вспыхнул в усмешке и ярости. — Мой сын ничего не вспомнит, одно из условий. Жена изменяла мне с добродетелем, — девушка быстро поднимает лицо, замечая, как меняется мимика собеседника. — Я хотел мести, а получив ее, позволения дальше развлекаться, — его черный язык скользит по резцам, а зрачки загорелись белым светом, уменьшаясь до размера точек. — И чего вы хотите сейчас? — выпаливает, ибо реакция ожидалась иная. Спутник хмыкнул. Мер ненароком удалось разглядеть, как его прежняя усталость растворилась на лице, и как он сам воодушевился и будто сбросил пару лет, как от пластической операции, выпрямляясь и покачиваясь от родившейся энергии. Она что, всегда будет попадать на выродков? Неужели притягивает подобное? Абраам, конечно, довольно симпатичный, и не такой подонок, как кажется — наказал педофила, за сына отомстил, жену оставил без любовника, но подобные махинации с эмоциями, таким образом он легко докатится до образа лицемера. Хотя, какая ему разница? Если сделка была на развлечения. Пока она отвлекалась на размышления, знакомый уже давно запланировал ход действий: — Помню, когда душил тварь, хруст его шеи явился мне музыкой, — грубо впивается в шею ангела правой рукой, сдавливая, но позволяя дышать, — представляешь, какого это? Остерегался, что мои пальцы прорвут кожу, лишат меня способности насладиться процессом, — она замычала, когда его рука чуть поднимается, затрудняя работу легких. — Когда лишают души, становишься жестоким, и, блядь, чертовски ненасытным, — выругивается в сторону, но, услышав очередной кашель, не упускает возможности поиздеваться, — что, придушить тебя, котенок? Резко дергает руку на себя, отчего малышка приближается к нему, хватаясь за жилистое предплечье и царапая его, насколько может, закрывая глаза и шипя от нехватки кислорода; не закричать, не освободиться — в какую удобную позицию поставил невинную. Она вытягивается на цыпочках, дабы заглотить воздуха, но тот встряхивает ее, не расслабляя змеиной хватки на девичьей шее, чтобы перестала бороться. Должник больше не улыбается, он кратко лизнул нижнюю губу, не отводя взгляда от открытого ротика смертной, слушая, как мычание и всхлипы идут буквально из легких, просящих его. Параллельно тому, как чернеет радужная оболочка, сливаясь со зрачком, шире сверкает его оскал, ярче сверкает и то безумие в глазах, как у садиста при послушном рабе. — Хрупкая. Стоит отпустить тебя, да, — прикусывает ее подбородок, лизнув губу и расслабляя пальцы, дабы говорить смогла. — Не-т, — пустив горячую слезу, — п-род-олжай. Возводит глаза к небу, прикрывая веки, укладывая обе ладони на держащую его руку, чувствуя, как кровь подбегает к белой коже шеи, намереваясь загореться бордовыми красками от столь немилостивых прикосновений к шее. Абраам ухмыльнулся в щеку, шлепая ее по ладоням, опуская руку и наблюдая, как Мерелин медленно приходит в себя, набираясь кислорода. Пальцами он коснулся ее подбородка, едва приподнимая и рассматривая набухающие следы на шее, надавив на яремную ямку, убирая ткань с груди, оголив плечо, убирая и с ключицы лямку майки, затем надавливая на саму ткань, дабы увидеть больше наготы. Она вздрогнула, когда спутник заставил ее приоткрыть рот и взять зубами кулон, ибо тот мешает рассматривать места для укусов и следов, чисто для удовлетворения, чисто для потехи собственного эго. — Почему же Мэри привела сюда столь чудесное создание, — наклоняется за поцелуем в шею, девушка ахнула, подняв грудь, выпуская кулон, отчего тот мягко ударяется об кожу. — Тебя так давно не ласкали? Губами он захватывает участок ниже ключиц, втягивая его, а затем слабо кусая, настолько слабо, дабы не ранить, но не так незаметно, чтобы Мерелин не ощутила. Признала, что возбуждена, так же четко, как и то, что она больна в плане влечений. Абраам отдаляется от неё, выпрямившись и вновь становясь на полторы головы выше ребёнка, усмехаясь, расстегивая ремень. Малышка тяжело вдыхает, не следя за его действиями, наблюдая за шеей — отдельный вид искусства, шеи, напряженные, рельефные, длинные, тонкие, удивительное место человечного тела, полное эрогенных и изящных зон, чувствительных точек, такое хрупкое и прекрасное. Спутник накидывает ремень на девушку, притягивая ее, отчего она врезается в его грудь, прислоняя ладошки, дабы иметь право на малейшую дистанцию между их телами: — Я уведу тебя. Не тревожься, я утолю эти потребности, — наклоняется за поцелуем, обжигая губы дыханием, смертная избегает, отклонив голову. — Прости… Не думаю, что у тебя выйдет что-либо со мной, сегодня, по крайней мере, да и когда-либо вообще, — и улыбается, закрыв глаза, как от долгожданной награды за упорные старания. Собеседник скоротечно выпрямляется, улыбаясь на глупость, как ему видится, пойманной им жертвы, подыгрывая, он снимает с неё ремень и делает шаг назад, продолжая усмехаться. При лунном свете он кажется альбиносом-волчарой, отбившимся от стаи за свою особенность, но вдвойне опасней благодаря инстинкту выживания, а сейчас, походу, инстинкту продолжения рода, рассматривая Мерелин как предмет сладких увлечений. Названная аналогично в более вежливой манере реагирует положительно на любое его действие и взгляд, молчит и сжимает сухие губы, всматриваясь в потемневшие от заведённой охоты глаза. — Хотел бы я сказать, что наша гостья имеет выбор. Если ты не последуешь за мной, я сам утащу тебя, — он закрывает глаза, вновь надевая тот вид, когда они только встретились — сжатая улыбка и опущенные веки, видимо, его излюбленная маска. Мерелин улыбнулась, повернув голову вбок, а Абраам потянулся к ее подбородку пальцами, дабы погладить его, поднять или одернуть, неизвестно, главное, что поставленной цели он не достиг, не в силах преодолеть последнее препятствие на пути к ее изнасилованию. Его запястье удержали в паре-тройке сантиметров от лица ангела, не давая ни приблизиться, ни руку забрать, пальцы ловушкой сильно впиваются в мужское предплечье, как раз-таки стараясь разрубить его напополам одним касанием. — Она предупредила, а не предложила компромисс, глупец, — шипящий голос разносится рядом с виском малышки, отчего она отклоняет голову, дабы дыхание говорящего не обошло ее. Грудью добрый господин прижимается к крыльям истерзанной, не сводя чёрного взгляда с противника, пока дитя спокойно опирается на персону позади, как на спинку дивана, прикрывая глаза и выдыхая, пробудил свору собак, которые Мер не тронут, но им с удовольствием позавтракают. Демон будто удовлетворенно отпускает чужую руку в тот момент, когда глаза прежнего нападавшего возвращают себе первичный желтоватый оттенок. — Лукавый? — с обвинением, — твои угрозы недействительны, я уже канул в бездну, — пока на его лице счастьем играет безумный оскал, малышка подмечает холодное лезвие в ладони, но для хозяина оно равносильно «недействительно». Недалекий мальчик, смертная уже многое испробовала в своем освобождении, как видишь, она до сих под крыльями выродка, неважно кто — воитель, иная нечисть, человек или мертвец — шансы на ее кражу и вызволение являются маловероятными, коли попечитель столь могущественен. — Si tactus puer meus iterum, ego obligavit animam tuam ad inferos virtutis, et delectabitur in comitatu suo in perpetuum⁴. Неиссякаемая самоуверенность Абраама падает под обаянием восставшего, понятия нет, что предложил ему добрый хозяин взамен на его уход, но на настояние бессмертного блондин отвечает несокрушимым повиновением. Мертвец лишь прыскает, взглянув на уставшего ребенка в последний раз, рычит, когда отказывается от добычи, но его эмоции уже не привлекают ни девушку, ни господина: та решает, что сейчас будет говорить проклятому, демон не решает ничего, ему попросту нет дела. Мерелин усмехнулась, смотря, как белая спина Абраама толкает людей и пытается спрятаться за каждым прохожим, в итоге скользнув за стенку здания, а столько разговоров было, куда теперь нам? Ребенок смело выходит из тёплых объятий владельца, оборачиваясь к нему с положительными эмоциями на милом личике, хихикая и жмурясь от подобной шутки. Демон же не показывает особой энергичности от их встречи. — Научилась ощущать присутствие хозяина, — водя глазами по жителям, будто ее ищет среди них. Сперва малышка дрогнет от его бархата в голосе, затем находит в его строгости и апатии шутку для себя, ненавидит ее; невзирая на это, пришел. — Скорее, его ревность. Чем обязана вашему преследованию? — покачиваясь телом: скрыто смеясь над владельцем. Демон производит шаг ближе, не сводя изучающего взгляда с людей вдали, не обращая и толики внимания на Мерелин и ее ядовитые шутки: пальцами он надевает темную ткань обратно на ее плечо, проведя по нему, шее, забирается на затылок, грубо впиваясь в распущенные волосы, столь безжалостно, что малышка сжимает челюсти, цепляя за его предплечье: — Тебе повторять необходимо раз за разом, не правда ли? — ангел мяукнул, стоило ему сдавить пальцы. — Ты принадлежишь мне. И если у тебя есть зудящая нужда, то в первую очередь ты обращаешься ко мне, ибо я твой единственный вариант. Поняла, бестолочь, — одергивает. — Пре-к-расно, — надрываясь от боли, она прикусила губы дабы не замычать. Нечистый моментально заметил. Незамедлительно начинает действовать. Он ослабляет хватку ровно до той степени, дабы боль больше не поступала знатным количество в голову малышки, но удерживает ее, дабы та не посмела даже повернуть лица; закрыв глаза, Мерелин благодарит за единственную вещь — люди далеко и не видят происходящего, стал бы ублюдок останавливаться: — Открой рот. Услышав идентичный приказ, ангел рефлекторно сжимает челюсти, прикусив нижнюю губу, жмурясь от подготовки к последствиям. Кажется, сегодня любимый хозяин вырвет ей часть волос на затылке, подарив лысину на какое-то время. Пальцами демон далее производит круговое движение, вынуждая ребёнка громко выдохнуть, но не выполнить его поручение. — Ну попытайся ослушаться, сожми сильнее, — проговаривает рядом, она не видит его из-за закрытых до боли век. Ребенок чувствует как натягивается кожа на лице от столь упорного прижатия зубов друг к другу, пока несколько горячих пальцев ползет от яремной ямки до подбородка, подыгрывая заботливому замечанию мучителя. Сглотнув, смертная таки перестаёт буйствовать, сглатывая ещё раз, приоткрывает искусанные губы, подрагивая в дыхании, демон же удовлетворено наблюдает за ее дрожанием, находя собственную эстетику в ее тяжело доступном подчинении. — Вот так, хорошая девочка. Указательный и средний торопливо проникают сквозь губы невинной, надавливая на язык, пока выродок не перестаёт раздавать указания: — Просыпайся, оближи их, — царапает плоть восставшего, но раны его заживают быстрее течения воды в омуте. — Втягивай щеки, — давится, следуя приказам. Лучше следовать. Быстрее отцепится. Здесь он перестаёт изучать толпу и не находит в себе сил отцепить взгляд от губ пойманной, втягивая воздух сквозь зубы с шипением, ухмыляясь в щеку от ее кратких прерывистых всхлипов и мяуканья. — Я столько сотворю с этим дома, — нехотя вытягивая пальцы и отпуская пряди смертной, та мгновенно закашлялась. Она согнулась, прикладывая ладони к грудине и стараясь отдышаться в изогнутой позе, но внимание, владельца не стоит лишать внимания, когда он рядом, не стоит упускать его из виду, когда он поблизости, демон опасен своей непредсказуемостью, и если Мер может облегчить себе участь молчанием и подчинением, то не стоит противиться этому. Впрочем, выродок настигает её первой — не прикасаясь, поднимает голову девушки за подбородок, рассматривая красное от отдышки лицо несколько секунд, лишь после осмотра приступает к действиям. Его пальцы вновь впиваются позади шеи, надавливая двумя по разные стороны, будто душит со стороны спины, мышцы в голову отдают от действительно нежелательного задевания чувствительных мест, следы останутся от подобной заботы, стоило ли прогонять Авраама, когда результат его действий был бы схожим, как близнец? Восставший прижимает ангела к себе, дабы исполнить задуманное, малышка лишь успевает заметить, что он прикусил себя, снова наказывая подчиненной открыть губы. На сей раз она не принимает попыток сопротивления, покорно выполняя просьбу и закрывая глаза, дабы не видеть. Бессмертный лишь слегка наклоняется, пустив слюну в маленький рот, резко отвернув невинную и зажав ей рот, отчего Мерелин приторно замычала, вырываясь, ибо способность дышать в сей момент перекрыта его ладонью. Ребёнок дёрнулся вниз, извиваясь змеей, но владелец обгоняет ее в силе, прижав за талию к себе, перекрывает возможность как-либо освободиться до исполнения команды. — Глотай, — мотает головой, трясь об него крыльями, сейчас демон более терпелив, ибо не уточняет, что приходится повторить ради выполнения, — глотай. Мер судорожно трясётся при каждом выдохе, продолжая удерживать всё на языке, готовясь сплюнуть при первой возможности, но ждать становится труднее, когда ее вновь и снова обделяют доступом к кислороду. Мучитель без предупреждения выпрямляет ее майку, особо не церемонясь ни с одеждой, ни с возможным вниманием посторонних. Свободной рукой пробирается под ткань, сжимая грудь, сжимая чувствительное места, изминая девичье тело, малышка вытягивается, но делает хуже себе. — Хочешь, чтобы они наблюдали? С радостью, нет послушания — нет сделки, — Мерелин вскрикнула, воспылав вместе с исполненным поручением и тут же почти упав на землю, ибо демон больше не удерживает ребёнка. В испуге она схватилась за шею, ощущая, как красные пятна и набухшие следы превращаются в мурашки и сходят с ее кожи, лишая ту следов от сегодняшнего вечера, любых следов, постепенно убирая головную боль от удушения и жар от сопротивления. Она прикрывает глаза, пока восстанавливает дыхание, чувствуя, как раненные клетки ее тела будто… Обновляются. Выпрямляется, пуская пальцы в пряди и откидывая их на спину, все ещё не может отдышаться, смотря на привычно равнодушного повелителя, совсем потеряв смысл его деяния, его причины и последствия. Прежде чем завести монолог, демон шагнул прочь от смертной, дабы проверить, станет ли слушаться и следовать. Зная, что под его гнев могут попасть суккубы, ребёнок поторопился нагнать выродка. — У тебя нет возможности покинуть здание, особенно на подобные расстояния, — они обступают их, словно чувствуют, иногда оглядываются, малышка поежилась. — Переместить тебя и оставить одну, кратковременной ссылки Мэри может не ждать, — для себя подмечает. Услышав спрятанное обещание навредить средней, Мерелин как можно скорее опережает его, перегораживая путь вперёд собой, потирая большие пальцы, нет, нужно упросить его передумать, суккубы — одна из немногих ее защит, защит от него, владелец будто знает это и ищет пути их отдаления, чтобы малышку загнать в угол с условиями его сделки. Она вспыхивает несколько раз, собираясь произнести просьбу, но осознает, что любое ее возражение мучителю есть новые переговоры с ним, восставший так легко не отпустит столь выгодное положение, а потому будет бороться с Мерелин, как адвокат с прокурором, но не попробовать станет хуже наказания. — Нет, пожалуйста, вы не можете отослать их, пускай и временно, — его брови дрогнули от пламенного заявления, — прошу вас, просто давайте все вернёмся домой, и подобного больше не повторится, обещаю, — дитя показывает ладони в знак безоружности. Демон замолкает на несколько мгновений, поворачивая голову с боку на ровное положение, всматривается в девушку так, будто взглядом пытается определить, не пьяна ли та, не одурманена ли чем другим. Его синие глаза полны недоверия, Мер читает его эмоции как открытую книгу, привыкла к ним, проведя в кабинете с нечистым достаточно времени для распознавания данного механизма. Надо же. Только заметила, что на нем рубашка белого цвета, какие перемены. Владелец немного отклоняется, будто расслабляясь в разговоре с ангелом, конечно же, он нежданно-негаданно не стал прислушиваться к советам и просьбам юной прелестницы, хотя аура вокруг него кажется благосклонной к терпению наших путешествий. Неужели Андасар его так заговорил или новый контакт на тысячу душ удалось заключить, и теперь он ходит довольный, не против поиздеваться и напасть, не против простить и уступить в дискуссии со смертной? — Сожалею, — услышав первое слово, желудок ее вяжут веревками, — что позволил тебе думать о снисхождении, — а теперь нитями, что режут безупречной тонкостью. — Разве я дал дозволение на схожие выходки? Здесь восставший не усмехается, не злится, он правда интересуется причинами храбрости истерзанной, рождением альянса между ней и суккубами и их переходом под крылья воительницы, теперь она отвечает за их поступки, всецело. Попечитель довольно терпеливо ожидает содержательного ответа от напуганного ребенка, но та словно теряется, щурится и приоткрывает губы, сомневаясь в том, что внутри него не живут несколько личностей. То игривый, то строгий, то властный, то добрый, то уставший, то раздраженный, и нужно знать каждую, чтобы не прилетело на иное слово. Время на достойное обоснование забирает ее скоротечное размышление о его изменчивой натуре, девушка предпочитает молчать, выслушать речь нападающего до конца. — Ты слышишь себя? Позволь узнать, — качнув подбородком, — я сделал тебя любовницей, женой, дабы раскрепостить? Ты не более, чем моя собственность, — сглатывает, брови домиком. — Не забывай своего места. Угнетение. Она бы испытывала его, несомненно, если бы не была такой мокрой. Хозяин обходит ангела, и не взглянув на ту, идёт дальше, видимо, на розыск суккубов, но Мерелин стоит на месте как вкопанная. Поначалу она, правда, растрогалась от его слов и напоминаний: особенно от воспоминаний, которые всплывают в памяти с одной определенной ночи, но сделка и верность демона сделке создают для неё незримый кокон, как величайшая защита от выродка. Так к чему же ее толерантность к владельцу? Она припеваючи может играть на его сексуальных потребностях, а потому и нервах, всяко, Мерелин не будет ровно ничего, ибо это затея выродка — порождение их контракта, удобный он ему, или крайне мучительный, проблемы ли это для малышки? Пусть терпит ровно также, как смертное дитя терпело и терпит многие его монологи и колкости. — Видите? Проблема не в моем характера, а в вашей неверности, — обошел ее, зрительного контакта нет, невинная проговаривает в сторону. — Вы так упорно бьетесь за принципы, которые затем самодеятельно помечаете пустыми, мой господин, — тихая усмешка. — Сколько бы ненависти и неприязни вы не втаптывали в меня ежеминутно, себя вам не переубедить: несмотря на прежнее презрение, сейчас вам ничего так не хочется, как разрыва нашей сделки ради доступа. Останавливается от бывшей спешки, едва поворачиваясь корпусом к осмелевшему пленнику, улыбается от дурости, как ему видится, домыслов Мерелин, но возвращать не целится, скорее, углубить тему, чтобы добраться до основы таких высказываний от воительницы. — Доступа? К чему? — гаденькая улыбочка, — ты — безвластная вещь, какие у меня могут быть ограничения? — доходит до потери каменного лица, проклятый покачивает подбородком и почти светится от шуток невинной. — Кхм, в использовании тебя, бестолочь. — Да признайтесь, наконец, вас влечёт эта игра в усмирение! Вы держите меня рядом постоянно, день и ночь, пристаете ко мне, даже когда я с мотыльком, следите! Я вижу это! Прежнее мяуканье не оставляет за собой следа, малышка разворачивается, расправив плечи, повествует достаточно четко и громко, другие их не услышат, если услышат, то побегут прятаться, ибо спор с Мерелин — развлечение исключительно для любимого хозяина. — Я знаю, как мужчины смотрят на девушку, когда она неинтересна, и, позвольте сказать, я не вижу этого, — слушатель выпрямляется, внимая ее доводам. — Не вижу смертной скуки на вашем лице, когда я рядом. Казалось, воительница наконец его усмирила. Впервые и так сладостно. Восставший умолкает, покорено смотря на собеседницу как на нового владельца его дома, созданий и жизни. Мерелин разгадала великую тайну, не испугалась его угроз, не побереглась последствий ради победы, и риск сей был оправдан самой победой над мучителем. Она говорила это не счесть, сколько раз, стыдно, что она пользуется сделкой, ее существованием так часто, дабы защитить себя, но что у неё есть ещё для обороны? Точнее, было. Теперь, когда данная очень сложная загадка наконец преодолена, то церемониться сейчас нет смысла — высказать ему в лоб о собственных ошибках, которые он позволил накопить с момента возвращения истерзанной под его крылья. Раздражение, гнев, презрение и неприязнь — всё стерлось как не засохшая краска от плеска кипятка, а переделывать демон свою картину не станет, слишком ленив и зол, поэтому принимает всё как есть: его вожделение оказалось замечено, но не будет удовлетворено, ибо контракт запрещает ему отныне посягать на Мерелин как на женщину, и контракту он подчинится, сам виноват, но это, как правило, не наши проблемы. Ребёнок выдохнул, намереваясь обойти бывшего соперника и дальше погулять по улицам деревни должников, насладиться вином или танцем, только бы оставить мудака подальше от себя, только вот, напоследок, на прощание он захотел высказать свою точку зрения насчет сложившихся против него обстоятельств. Конечно, перегнуть их не в силах, остаётся только обсудить их, и обминать, разумеется. — Они пользуются разными языками, но смысл неизменим. Твои записи, — замирает, — осознаёшь, что я прожил более чем, дабы породниться с вашими языками? Малышка Мер. Нечистый берет ее за предплечье без особой заботы, щёлкнув, чтобы названная зажмурилась и осмелилась открыть глаза спустя десяток секунд после их перемещения. Приоткрывая глаза, Мерелин не сразу узнаёт помещение из-за томного света свечей, но, постепенно осматриваясь, выпрямляясь от инстинктивного ощущения безопасности, вспоминает сию комнату — ванна. Демон щёлкает повторно, и подобно звуку щелчка раздаётся замок двери, сообщающий, что комната ныне закрыта. Большинство свечей загораются, предоставляя больше освещения, но не избавляя помещение от темноты, скорее, сотрудничая с ней. Мерелин убирает прядь волос с груди, смотря на каморы и ткань повсюду, не замечает, как ее накидка, желая воссоединиться с сородичами, покидает плечи и остаётся лишь на ее руке, другим концом расслабляясь на мраморном полу. Восставший наступил на неё, сочтя, что отведённое время на осмотр прошло, и пора им начать то, ради чего он переместил их, не найдя суккубов, ублюдку на руку. Следующий его приказ оглушает малышку, как от знатного взрыва петарды в полуметре, что смертная не сразу осознаёт, что происходящее сейчас — действительность. — Раздевайся. Ее шея изумительно переливается мышцами в напряжении, заставляя владельца обращать внимание на ямки и линии, что возникают от ее глотков и прерывистого дыхания, ангел сжимает челюсти в который раз — привычка в стрессовый ситуации, а выхода это не даёт. Мерелин взглянула вбок, надеясь найти спасение, но демон стал слишком близок, дабы дернуться и ударить его, почти вплотную, специально оставляя немного места, как манящую надежду на хрупкую возможность удачно покинуть обозначенную комнату. — Я не стану, — последовал тяжелый мужской вздох. — Тогда я сделаю это сам. — Не посмеете! — зажмурилась и закрыла грудь, но владелец и шагу к ней не ступил. Любое ее сопротивление как очередная шутка, сколько бы слез и просьб ангел не проливал в стараниях избежать болезнетворных наказаний — бессмысленно, по мнению нечистого лучше не нарываться на уроки воспитания, по его желаниям пусть девушка нарушает правила как можно чаще, ибо именно данные наказания приносят попечителю такую сласть. — Проверим? У тебя больше нет сделки, «ограничивающей» меня, нет желанной опоры в собственной неприкосновенности, — ребенок в испуге поднимает на него стеклянные глаза. — Ты сама ее разорвала. Мер-лин: напомни мне условия. В отчаянной надежде и трясущемся непонимании названная проговаривает все, что требует восставший, опять же, ради собственной неприкосновенности: — Вы должны защищать меня, обеспечивать безопасностью и неприкосновенностью. Также посещать грешную землю раз в четыре недели, — не реагирует, вслушиваясь. — Я должна не сбегать, не лгать вам и быть менее строптивой, проявлять уважение, — на последнем ее голос срывается, перейдя в шёпот. От загнанного состояния истерзанная сгибается, выдавая словно заученные слова в темнеющее пространство помещения, пока проклятый спокойно смотрит, как ее губы приоткрываются в шепоте условий договора, стоит ей ошибиться или слукавить, как хлесткого удара для пробуждения более четкого воспоминания не сбежать, благо, Мер ничего не забыла. — Умница. А сейчас, — новый щелчок, и смертная не по своей воле полноценно разворачивается к нему, разведя руки, — расскажи мне о сегодняшнем дне. Мерелин моментально осознаёт, в какое положение загнала себя, но противиться не станет — если зашла так далеко и если хочешь не оказаться разорванной, то продолжай отвечать ему, пока демон спрашивает столь умиротворенно, без касаний и угроз, гнева —возможно, все обойдётся, нужно просто продолжать утолять его вопросы ответами. — Я ушла с суккубами… — Нет. Начни с утра, — хотя голос его привычно равнодушен, ангел находит нотки ярости и голода в бархатной интонации и острые зрачки в зачарованном взгляде. Кивает, заново начиная повествование: — Я… Мы в кабинете, — ее голос окончательно теряет звук, ибо владельца не понять, какую именно деталь ищет надзиратель. Названный, лишившись терпения, подходит ещё ближе, роняя ладони по бокам смертной, ребенок подпрыгивает от стука кистей и мебели, затем, вынудив девочку вжиматься в грубый комод, рассуждает все тем же голосом без эмоций, но к каким последствиям приведёт его безучастность, интересно: — Ты покинула кабинет без моего разрешения, солгала мне, сбежала из здания. Я не стану задевать твою дерзость, это отдельный диалог, но неподчинение. Наш контракт подошёл к своему концу. — Пожалуйста, нет! — нечистый собрался отдалиться, как ее белые пальцы впились в того же оттенка рубашку. — Это был единый раз, с заключения сделки не было оплошностей. Прошу вас, — дрогнула, ибо давно начала плакать. Мимика мучителя видится настолько пораженной, словно ангел рассказывает чертовски умные вещи на латыни, без акцента и заикания, что шок поглощает нечистого как питон. В зверином ужасе от того, что Мерелин прикоснулась к нему без дозволения, названная расцепляет пальцы, отпустив психа, отстраняется, обнимая себя руками, честно, дитя полагает, что попечитель сжалится и отпустит ее сейчас, но настрой меняется с тем, как он повернулся к малышке: — Чш-ш, ангел, тише, — провёл костяшками по скуле, стирая влагу. — Ты помнишь, что твои слёзы заводят меня? — мягко стукнул большим пальцем по молочной коже. — За поступки нужно нести ответственность, правильно? И демон отстраняется, дабы невинная увидела. Дабы узрела его чёрные глаза и оскал из клыков, при виде которого Мер зажимает рот ладонью, не в силах удержать всхлипы от страха и отчаяния. Владелец отдаляется от неё, приближаясь к краям ванной, каменные питоны которой быстро наполняют ее своим ядом в виде молока, пока смертная всеми силами старается не сползти вниз от ватных ног, тихо всхлипывая, ибо стоит ей убрать руку от рта, как она не сможет сдержать рыданий. — Мне долго ждать?