Частицы ангелов

Я хочу быть честным, я хочу быть плохим, Я хочу уничтожить тебя, я хочу двигаться быстро. Я хочу внимания, я слишком много прошу? Я хочу быть верным, я хочу быть чистым, Я хочу быть в неведении, и я хочу знать все. Я хочу умереть когда-нибудь, я хочу жить долго, Я хочу то, что я прошу, И получать то, что хочу. neighborhood - lurk

      Странные чувства. Необоснованные, а потому непонятные. Стоит лишь попытаться убежать к другому — любимый демон настигает в ужасной ярости и голодном желании, стоит не пытаться совсем — он будет продолжать ненавидеть и презирать существование ребенка, будто не по своей воле обрек его на плен.       Мерелин не опробовала бы соблазнение другого без весомой симпатии, под опекой господина, под его собственной крышей, практически, носом, что уж скрывать. Она давно осознала, насколько двуличен каждый представитель рода нечистых, но иногда, после встреч с различными грешниками и восставшими, если это представляется возможным, то сдержать его обзор, наблюдение за тем или иным привлекательным бессмертным — запрет на подобную хитрость, отчасти, наслаждение, незаконен и невыполним.       Зачем ты хранишь верность тому, кто назначает тебе мизерную цену, кто назначает тебе цену вовсе? Сама не единожды ловила восставшего за коммуникацией с различными демонессами и соблазнением своих союзниц, так чего ради? Сколько бы нечистый ни рычал, завладеть волей малышки ему не суждено, завладеть ее вожделением — тем более.       Приношу свои извинения за столь краткую дискуссию, нужно рассказать сначала, с самого утра — после очередного побега с его постели в покои суккубов моё дитя пряталось там до полудня, дождавшись подтверждения без доказательств, что псих её не тронет и не позовет, сбежала в комнату за сменой одежды, но, что удивительно, даже когда она в домашних штанах и пушистой кофте, её умудряются тревожить и проявлять интерес, будто она стоит в кружевном белье. Малышка так и застывает с круглыми глазами и испускающей пар кружкой чая, смотря на воскликнувшего, как на человека-тень — она словно знает, что он плод воображения и недосыпа, но все равно видит его здесь и сейчас, а потому путается в действительности, как обреченные в лабиринте минотавра.       Стоит сказать, что незнакомец (в который раз, сколько еще этих неизвестных гостей придет в дом демона) поражен не меньше смертной — мимика его будто показывает, что он — сливки общества, само воспитание и учтивость; и вот некая простолюдинка оскорбила его жаргонизмом, а он только и понял, что его обозвали, но не значение самого оскорбления «деревенщины». Опишу его более подробно для вашего удобства: высокий, под два метра, не худой, хотя и не сама сила; мужчина словно подтянут, обладает крепким телосложением, но будто никогда и не занимался физическим трудом, будто никогда не видел солнца и избегал его, голубая кровь¹, бледный, словно сделанный из фарфора, Мерелин замечает, как черная кровь иногда пробегается по венам его шеи и лица, пульсируя, синяя и чёрная, из чего понятно — не человек. У него огненные пряди, локоны, как будто пять минут назад вышел из парикмахерской или вытащил бигуди из волос, пряди достают ему до ключиц, отблескивают светом, но волосы его не густы, странно, впервые небольшой недочет во внешности проклятого. Карие, немного узковатые глаза с лисьим намеком, многие девушки стремятся к такому разрезу путем пластических операций; вопреки цвету его волос, у него длинные темные брови, в оттенок глаз — точно темно-карие, почти черные, сливающиеся с круглым зрачком. Ангел примечает два момента, ладно, не стану лгать, все три: первое — приятное лицо, модельное, ровный вытянутый нос, слабо выступающие скулы, сухие пухлые губы, затем — ровный, как по линейке очерченный подбородок, челюсть, за него бы рвались многие агенты, ибо уникальны детали лица, привлекательны, и, наконец, при таком раскладе, при подобной внешности ловеласа, в данный момент времени он смотрится пораженным и едва напуганным, как будто видит у девушки злостный оскал и святой меч вместо кружки, сам ошеломлен встречей, хотя малышка ему и слова не сказала, пока что.       — Ты — ее копия, — она не слышала.       Ее глаза приковались к кожаным штанам, он, видимо, не выбирался из дворца с века примерно шестнадцатого, — подобный стиль обожали охотники и дворяне того времени, картинка из учебника по истории воплотилась в реальность. Та же рубашка из плотной почти ткани оттенка зернового молока, при попадании на солнце невинная замечает бинты в районе солнышка и низа живота, ранили его или аксессуар — не забыть бы расспросить. Хотя обувь нашего времени, чистая и черная, очаровательно — стоит ему ступить к ней, как она так же отшагивает назад в своих полосатых носках.       — Оу, я не хочу причинить вред, — его правая рука прижимается к мускулистой груди, заметно, что он словно опасается Мер столько же, сколько и она его.       — Хоть представляете, сколько раз я слышала эти заявления? Кабинет в метре от вас, демон там, не трогайте меня, если не хотите получить, — хмурится и отворачивает лицо, взгляда не сводя, не выпускать же его из поля зрения.       Незнакомец выдыхает носом, едва улыбаясь, роняет взгляд на секунду, возвращаясь к смертной с куда более расслабленным выражением лица. Его музыкальные пальцы, словно принадлежащие болезни паучьих пальцев², забираются на затылок, заделывая волосы и всячески убирая их с лица и плеч, он не смотрит на нее, как бы оправдываясь, при этом приоткрывая губы, будто все-таки собирается начать аргументацию. Малышка не убавляет сомнения, доходит до сжатия пальцев ног, боясь соскользнуть с ровного пола как с гладкого льда.       — Вы же подлинная версия, простите, — вау, первый, кто искренне извиняется, наверно. — Я не обижу вас, особенно если вы принадлежите моему собрату. Вы остро реагируете. Что, позвольте поинтересоваться, — двигается к ней, разводя кисти, — во мне пугает вас столь сильно?       — Я же сказала, где находится ваш «собрат», не вовлекайте меня в вашу встречу, — иначе придется остаться в кабинете до глубокой ночи.       Ангел вновь отступает, готовясь лишиться чая, но выиграть время для побега, но, прежде чем она успевает возразить или воспроизвести попытку отдалиться снова, видится, расстроенный подобным отношением нечистый склоняет голову, уронив взгляд как от стыда, прячет руки в замке за спиной и повторно кланяется туловищем, задерживаясь в согнутом положении несколько мгновений. Малышка торопливо отходит на кухню, ставя кружку и впиваясь в его спину, пока он равномерно и, словно замедленно, отходит к кабинету, так и не взглянув на девушку, будто бы испытывает тяжелый груз от того, что якобы обидел ее. Черт, Мерелин, действуй, пока он не погряз в диалоге с демоном и тот не переубедил его о куда более отвратительном отношении к смертной:       — Стойте, — приказом, который исполняется, — почему вы обращаетесь ко мне так вежливо? Почему не принимаете за предмет быта, как ваши друзья?       Прежде чем ответить, он отстраняется от двери кабинета, вновь выпрямляясь и спрятав ладони, опускает карие глаза в пол, видит там карту или читает свои ответы на древесине?       — Добиться желаемого куда проще добротой и вежливостью, нежели жестокостью, — всматривается в ребенка, наклонив лицо.       — Здешний хозяин иного мнения. Как вы сотрудничаете с таким разным восприятием? — скорее бурчит и проговаривает недовольно, нежели обвиняет.       Демон скромно усмехается, сжимая губы, словно боясь быть обнаруженным в своем довольстве, он производит шаг к ней, но продолжает находиться примерно в двух метрах от истерзанной, не намеревается напасть или, как он сказал, обидеть ее, разговаривает, потому что его спрашивают, если девушка пошлет его — он, несомненно, послушается. Вероятно, владелец и ценит его за подобную покорность и терпимость, не сказать, что он схож с подчиненным или, грубо говоря, шестеркой выродка, но, имея власть и статус в Преисподней, похожая воспитанность элементарно не к лицу представителю их рода. Он боится ее, как воителя? Или остерегается и внимает ей, как любовнице начальника, опасаясь, что, обидев её, обидит своего собрата?       — Как говорят смертные, — голос его становится более низким и монотонным, — противоположности притягиваются, — улыбнувшись, впивается в глаза напротив, с дьявольской искрой проговаривая, как заклинание. Мер ежится.       Восставший не отводит взгляда от пойманного ребёнка, ему важна ее реакция, но ведёт он себя не заинтересованность касательно ее эмоций, ведёт лукавую, но качественную игру. Мерелин прикрывает глаза, рассматривая обои, надеясь, что стены нашепчут ей подсказку о новоприбывшем госте и его намерениях, что стоит с ним сотворить и что следует попытаться узнать, если демон так учтив и сговорчив; с другой стороны, малышке уже не особо и требуется его информация, ибо сперва следует обдумать, надежным ли источником знаний является незнакомец. Взамен бессмертный кланяется в который раз, прижав ладонь к груди, заходит в кабинет, не изволив попрощаться с ребёнком, со взором, будто потерял к ней всякий интерес, она же теперь ни о чем другом думать не смеет: пока он здесь, необходимо искать различные методы развести его на правду.       Хотя, будем честны — толк искать истину в существе, для которого лучше разлагаться, нежели изложить кому-либо эту истину. Насколько бы не был высок уровень его манер и воспитания, кровь — не водица, в его генах ненависть к роду человеческому, помогать одной представительнице он не станет: какая помощь? Мысли о подобной — чистый идиотизм. Малышка понадеялась благодаря тому, что, пускай демоны и ведут себя как последние подонки, подкупает их внешность, невинные взгляды и выражающие уважение жесты — Мерелин не ведется, но время от времени, слово от слова в диалоге с ними способны слегка сбить с толку. Названная прекрасно понимает это, знает, что отсутствие доверия к нечистым — самый верный способ выбраться и выжить, влияние их, аура, намеки — жаль, что это невозможно с легкостью вычеркнуть из памяти и перестать обдумывать причины и, разумеется, следствия такого обходительного обращения со смертной, словно та — ровня ему. Не ровня, конечно. Она лучше его.       Не станем рассуждать о разнице и недостатках, едем дальше: содержимое ее кружки выпито, сама кружка заполнена и опустошена в который раз, а кухню ангел так и не покидает. Суккубов нет, демона нет, внимательного незнакомца нет, мотылек в состоянии забвения в дневное время; развлекать себя самой, несомненно, удачное занятие, но пока в здании есть лишнее звено под личиной постороннего, лучше докопаться до него, юный сыщик. В войне все средства хороши, вероятно, от радости благоприятной сделки с выродком или горя от затратного договора на эмоциях выкрикнет его слабость или нечто похожее, информация важна, почему нет? Пока девушка набирает силы для нового побега, наберется и новых знаний о своем мучителе, вполне возможно, исход побега будет куда успешнее предыдущего, а если гость и не скажет ничего полезного, то она хотя бы попытается.       Очнулась малышка от того, что поперхнулась воздухом, ибо притворялась, что пьет воду из кружки, мы еще думаем над обучением на актера, все верно; знакомый голос, кажется, в эйфории называет французское имя, не помнится, чтобы ребенок хоть раз видел владельца довольным. Нет, когда он издевается и пристает к девушке, радости в нем примерно столько же, предположение оказалось не верно.       Прежде чем покинуть дом, брат Мэри по оттенку волос наклоняет голову, едва поворачивая корпус к смертной, выражая почтение в первую очередь к ней, а не к коллеге, затем нечистый выпрямляется, впиваясь в невинную уже более презрительным взглядом. Так смотрят на врагов, на умных врагов, которых многие жутко недолюбливают, но которыми интересуются, ибо это достойный оппонент, а трудная победа над ним зачастую является смыслом игры. Мерелин мысленно прощается с незнакомцем, ибо названный исследует ту взглядом рядом с владельцем, любимый хозяин не прощает такие выходки по отношению к его собственности, особенно той, что удовлетворяет его голод в плане унижения и, кхм, сна. Когда же они остаются вдвоем, девушка резко разворачивается спиной к восставшему, ставя кружку перед собой и имитируя занятость готовкой, что бессмысленно — его запах четче, значит, и расположение близко.       Разум ее производит недобрую шутку — подозрительная тишина, ребенок с трудом выдавливает из легких воздух, остерегаясь дышать слишком шумно, звук привлекает внимание, его внимание — всегда опасность. Мерелин поворачивается с готовым к оскорблению настроем, как мгновенно почти запрыгивает на тумбу, вжимаясь мягкой плотью бедер до боли. Всегда гуманный хозяин запретно близко, чего не особо жаждется, против его воли и силы идти тяжело и бесполезно, подождите, сейчас размесим его:       — Не следует поддаваться, — поворачивая лицо, всматривается в девушку, в ее веснушки, плавно наклоняя голову, как змея.       Не сказать, что моё дитя понимает его наказ, да и собирается понять, к черту психа — она сжимает губы и отворачивается, вглядываясь в правый угол потолка, заметно выдавая желаемую цель увеличить дистанцию между ними так, чтобы не чувствовать его выдохи на шее, как минимум.       — Слушай меня и глаза не отводи, — демон не трогает ее, а наказ выполняется лишь потому, что ребенок чувствует, как его ладонь соприкасается с тумбой, в миллиметре от ее бедра, почти касаясь его.       Мерелин с трудом сдерживается, порой-таки фокусируясь на стенах за спиной нечистого, но она довольно быстро возвращается к голубым глазам рядом, не целясь попасть в очередную сцену ревности или нехватки мастурбации. Ребенок вытягивается на носочках, ментально целуя собеседника, когда тот, будто одержав победу в собственной ловушке, отдаляется от нее, убирая руки, но не отрывая взгляд от шипящего негодования на милом личике.       Он не отстанет, ты же знаешь, лучше сразу указать ему, согласиться с владельцем и произнести то, что названный стремится услышать, потому что это единственный работающий способ отогнать его от себя и убрать его из диалога. Невинная мягко выдыхает, вставая на ноги, без дрожи и отстранения, прекращает вжиматься задом в мебель, отстраняясь от нее на несколько сантиметров.       — Благодарю за ваши наставления, я учту их. Если вопросов больше нет, прошу вас отпустить меня восвояси, — дальше не придумала, а восставший приближается.       Девушка замирает, словно заяц видит в метре исхудавшего волка с горящими глазами ровно на нем; демон, будто расправляя плечи, наклоняется вбок, не отрываясь от нее, тянется за спину ребенка, отчего та цепенеет сильнее. Его пальцы поднимают кружку ребенка, замечает, что в емкости ничего нет, она суха для ёмкости, в которой находился какой-либо напиток ближайший час — небольшая уловка, тем не менее, ангела будто в бетон закатали, пальцем дернуть не может, она еще от прошлой ночи не отошла.       — Дитя.       А дальше? Дальше восставший спокойно ставит блюдо на место без какой-либо заинтересованности или намерения наказать за своего рода ложь и притворство, демон разворачивается и чеканит шаги, убегая в кабинет как в нору, Мер же прижимает ладонь к сердцу, словно то будильник с динамитом, с минуты на минуту мелодия закричит и всему зданию конец, будто тут его никогда и не существовало. Что ж, на данный момент волчара решил оставить зайку в покое, несмотря на сильное желание поесть и выжить, но вопрос остался открытым — чего ты так напугана, если по сравнению с его предыдущими выходками это даже цветочками назвать нельзя?

☼

      У неё редко появляется повод одеваться подобным «тёплым» образом по той причине, что погода, соответственно, и температура не позволяют носить толстовку и легинсы без каких-либо неудобств. Сегодня на свежем воздухе довольно прохладно, не за счёт яркого, но слабого по уровню согревания солнца, а за счёт ледяного ветра, который будто перепутал страну, мир, и в данный момент времени хлещет и щипает каждого, кто попадётся ему под крыло. Неизвестно, последствия ли это ночи или утренний мороз никак не может усмириться, зато сейчас малышка может выйти на улицу без страха сжариться под лучами, плюсом также является то, что заболеть ей не представляется возможным — земля, на удивление, прогрелась и не колет тело незаметными лезвиями холода, ангел сидит вне здания с обеда, читая время от времени, время от времени погружаясь в часто нарушаемую шелестом травы дремоту, опираясь на засохшего мотылька — он будто лишился всей влаги своего тела и замер в искорёженной позе, хотя, Мер знает, с уходом солнца его состояние перейдёт в привычное, липкое и темное, с множеством кружащих бабочек, что воспринимают его как дом, скорее даже целое поселение для насекомых.       Погода этого дня — вторая непривычная составляющая; первым фактом есть одинокая ночь и утро без владельца, она не скучает и не волнуется, а также не боится ночевать одна, демон не оставил и записки (я бы посмеялся, если бы оставил, дабы уберечь ребёнка от испуга), вероятно, он не вылезал из кабинета со вчера, задремав или погрузившись в книги, как в беспросветную пучину, малышка не стала навещать его или стремиться проверить если не его безопасность, то в каком-то роде и свою, в кабинет не заходила, в спальню тоже, остерегаясь увидеть нечто дурное — вдруг с любовницей засел. У Мерелин напрягалась глотка, выступая мышцами на шее — мысль о том, что он с кем-то спит и пачкается об демонессу или вызванную куртизанку, отвратительна, хоть и не подтверждена.       Она ничего не увидит, посмотрев на окна кабинета, ибо они вечно зашторены, словно нечистый боится солнечного света, как Носферату; истерзанная с тяжестью отворачивает лицо в другую сторону, кладя щеку на плечо и всматриваясь в расстояние за высокой оградой — высокая трава и крепкие деревья, которые различаются лишь частотой и яркостью зелёного оттенка, остального увидеть не дано. Смертная хочет подойти к воротам, дабы просто проверить, вероятно, увидеть другое здание другого демона, но она рано замечает чужую спину недалеко от забора, сначала вдыхая от неожиданности, затем мгновенно теряя любое беспокойство — локоны огня, с которыми нагло играется мощный поток ветра.       — Он в кабинете, как и всегда, — странно, что гость не обращается и не оборачивается к ней прежде, чем она подошла на полтора метра к нему, готов поспорить, нечистый слышит ее дыхание и шаги от мотылька.       На голос девушки пришедший не реагирует, не поворачивается ради приветствия, будто растерял вчерашние манеры и уважение на пути к данному дому, не сказать, что мой ребёнок удивлён — владелец наверняка высказался, как его воротит от ангела и его глупости, нескончаемой бестолковости и неотесанности, да, умеет он делать незабываемые комплименты. Главное, не принимать слова чужих людей и существ к сердцу, и жить будет куда проще без ненужной вам критики.       В неловкости тишины ребёнок целиком закусывает нижнюю губу, вбирая ее в рот и округляет глаза, перестав дышать, он поднимет ногу, стремясь отойти, если его голоса в голове приказали ему молчать, если он повинуется им, то это — исключительно его проблема, и чтобы восставший сам не стал значимой проблемой для Мерелин, следует сбежать, пока есть возможность.       — Персефона. Пускай тебя и похитили, — она не останавливает себя в цели отойти от мужчины, — остаёшься ты по своей воле.       — Я не стану менять ваше мнение. И мы оба знаем, что вы пришли сюда не за моим, — пальцами открывает закладку, стремясь найти взглядом абзац, на котором сделала паузу.       Ангелу противно признавать факт побега, желаемого побега в дом от пришедшего гостя, ибо тот, кто владеет домом сейчас, единственный, кто может защитить ее. Восставшие обладают гораздо большей властью и силой, нежели суккубы, а лишних жертв приносить не хочется, но стоит ли сдаваться так рано? Пережив ситуацию в нападении, могу посоветовать, что требуется не возбуждать агрессора, а попытаться успокоить его и удалиться на достаточное расстояние — нет смысла вести переговоры или переговорки, себе дороже, ваша жизнь ценнее обезумевшего идиота, зайки.       Достаточно советов, мой ребенок действует согласно своим рассуждениям: если собирается покинуть доброго хозяина без его официального позволения на то, так ли Мерелин зависима от той твердости крыльев, которыми нечистый защищает ее. Старайся сама. В побеге кроме мотылька тебе никто не поспособствует.       — Нибраса здесь нет, к сожалению, — спасибо, дает начало к его опросу. — Но я не против вашей компании, дитя.       Малышка приостанавливается в отдалении, выпрямляясь и чуть выправляя плечи, приближает подбородок к левому плечу, искоса наблюдая за незнакомцем, французом — от него исходит запах красного вина и теплого белого хлеба, а его имя принадлежит династии Валуа. Демон не отвечает девушке зрительным контактом, он следит за волнами на траве от ветра, кажется, вовсе потеряв способность менять собственную мимику; сбоку Мер замечает, что его лицо показывает сфокусированную серьезность и безучастность, как у охотника, в первую очередь он сосредотачивает внимание на жертве, нежели на том, что будут чувствовать ее сородичи, когда поймут, что зря позволили той забрести достаточно далеко, ведь она попадет в лапы хищника.       — Для чего вам это? Кем вы стремитесь стать, — звонкий девичий голос, эмоциональность которого ребенок отчасти перестает контролировать, ее слишком часто морально изводят, чтобы она пренебрегла шансом отыграться на других. — Другом? Любовником?       Нечистый поворачивается к ней с абсолютно умиротворенным видом, никакого раздражения от ее лишенных уважения вопросов, никакого презрения к факту того, что она — человек, будущая воительница, женщина и тому подобное. Он вновь пригибает голову, уронив взгляд на секунды, ровно поднимая его, будто в жесте вежливости джентльмена, прячет руки за спиной и только потом набирается отваги заговорить с требовательным созданием:       — Кем вы позволите.       Смертную не то, что обливают холодной водой, ей скорее, наоборот, вкалывают теплый укол, и по всем венам отдает кипятком лекарства, что заставляет Мерелин собраться и контролировать любую вспышку гнева, страха или паники, которая способна выдать ее внутреннее состояние и секреты, с помощью которых можно ее победить. Тяжелым взглядом она впивается в гостя, молча спрашивая его о том, откуда столько манер и почтительности, но увы, названный вопрос не получит ответ.       Они бы, наверное, продолжили бы изучать детали друг о друге путем тщательного осмотра, Мерелин точно продолжила бы, если бы демон не решился узнавать ее иначе; его ладонь тянется к невинной, отчего та ежится, видя длину пальцев. Они не кажутся результатом мутации генов или конечностями монстра, но при этом сами фаланги длинные, словно в его роду действительно некто завел потомство от паука или Арахны (женщина-паук), пусть у него и не больше двух ног и отсутствует умение прясть паутину, все равно что-то не так, неправильно. Следует также винить в этом Мер — она постоянно пытается приравнять нечистых к людям, хотя между ними в пропасть разница.       Ангел приподнимает лицо, видя вызов в его приглашении, она храбро делает шаг вперед, не сбавив уверенности кладет ладонь, тихо сжимая зубы от того, что кожа почти плавится от температуры, правда, внутри него сердце гоняет по организму не плазму, а горючее вещество, хватит искры, чтобы пламя поглотило его и ближайшие два-три метра вблизи.       — Это даже смешно, не находите? — ребёнок перестаёт смотреть под ноги, на склон, с которого способна съехать из-за скользкой травы под ступнями.       Нечистый едва поднимает брови в изумлении, видится, будто его больше впечатляет способность Мерелин составлять целые предложения и задавать нужные вопросы для поддержания беседы, как говорящее животное воспринимает её, что ли. Хозяин ему, предположительно, описал малышку как неотесанного глупого подобия на воителя, который с трудом может выдавить попытку постоять за себя, а сейчас смертная предстаёт сильной девушкой, которая по воле обстоятельств находится в плену у садиста. Но никто не говорил, что ангел не попробует изменить своего положения.       — Пытаетесь вызвать во мне доверие, ради чего? Ваш коллега не одобрит мое похищение.       — Прошу вас, Персефона, — наконец, он улыбается вопреки своему образу серьезности, улавливая в речи девушки анекдот, а не вопрос. — Мне не симпатизирует брать девушку без ее дозволения, тем более, явного возбуждения, — рассказывает, как мурчит, — и… Я предпочитаю оставаться в стороне, когда мой приятель находит в ком-либо нечто действительно важное. Стоящее вечности, — улыбнулся. К чему?       Каждый ответ нечистого принуждает смертную сглатывать, ибо в горле образуется пустыня от выводов, что приходят в голову благодаря доводам собеседника. Он словно знает всю необходимую для благополучия информацию, но отдает ее с «пробелами», настолько обширными, что легче в мыслях не становится, никто не говорил, что недоговаривать есть лучше, чем лгать. Да и нет больше смысла подозревать его — демон сумел вывести ее за пределы территории владельца, сумел украсть ее без рукоприкладства и заклинания, но до сих пор не бросается, не спешит заточить или спрятать, дабы кто другой не забрал или вернул обратно… Француз, конечно, не похож на глупца, чтобы красть у приятеля ангела, тот только взбесится и заставит его кровью плеваться от таких выходом — демоны, как мы могли заметить, не так устроены, им лишнее внимание и, соответственно, ссоры, маловажны и совсем не желательны. По поведению схожи с тюленями, если честно — самое главное, что бы было тепло и мягко, спокойно и без конфликтов, и все хорошо, если все хорошо.       — Вы меня не ради светской беседы позвали, верно?       Мерелин приподнимает подбородок и руки скрещивает, напуская на себя уверенность и закрытость — сторона нападения; если демон попытается раскрыть ее секреты или секреты дома, в котором она временно живет, то важно помнить — либо посылаешь выродка, и он слушается и замолкает, либо бежишь со всех ног в противоположном направлении. Не будет отвечать на её допросе, тогда не будет никакого диалога вовсе.       Красная голова едва наклоняется, а на лице покорная улыбка, как будто его поймали на горячем, и дальше просто неразумно продолжать упираться, потому малышка получает подтверждение своему предположению:       — Остро мыслите. Я… — помотал лицом, словно сожалея о сказанном, — лишь хотел попросить вас быть аккуратнее. На вас затаил злобу древний демон.       От его песен ангел вспыхивает. Ее прежний самоконтроль падает и разбивается, как хрустальная фаза с многоэтажного дома, неизвестно еще, обо что она разобьется, об асфальт или его огненную макушку, которую и цилиндр не убережет. Словно ощутив нарастающую вспышку эмоций, восставший отворачивается с определенной неудовлетворенностью от того, что сам себя выдал, и так просто надевает солнечные очки в золотой оправе, думает, что его спасет данный способ от атаки моего ребенка.       — О чем вы говорите? Как я могла обидеть кого-то из демонов? Я даже толкнуть вас не могу, любой мой удар все равно что бросить в вас перьями!       — Тем не менее, вы обидели.       Ох, уверяю вас, Мерелин могла бы много чего сказать ему, ответить так, чтобы он, наконец, разучился повествовать загадками и недоговорками, сперва бы расплакался и убежал от ее оскорблений, а затем переосмыслил бы все свое существования, да перевоспитывать его нет выгоды, пусть лучше скажет, что задумал. Прежний джентльмен успел отвернуться от девушки, открывая вид на рельефную спину, мышцы которой местами показывались из-за яркого солнечного света на белой ткани рубашки и самой непрочности ткани, он явно нашел материальный предмет, на котором будет объяснять, вот только монолог не составил, бедолага. Спустя глубокий вдох, возвращая себе мертвое спокойствие и вдохновение, его низкий голос разливается, переплетаясь с лучами солнца, ему словно и двадцати от роду нет, молодость всплесками играет в интонации.       — Взгляните, Персефона, на деревья вдали от нас, — малышка подходит, пока тот взмахивает рукой, направляя ее взор, — зримые отличия, не так ли?       Она кивает, соглашаясь с ним. Все дело в том, что лесной ряд в пяти-шести метрах от них имеет между деревьями цветные кустарники, насколько зрение позволяет рассмотреть, это белые розы, но вот несостыковка — стебли цветов не так переплетаются, как это присуще названным растениям, и рост их слишком велик, так что останемся без точного названия. Если не приглядываться, данное произведение природного искусства можно принять за высокие тонкие палки с белым кругом на конце, как нелепая изгородь, между ними можно пройти, но не задеть нельзя, если только не весите двадцать килограммов. Между ближайшими к паре черешнями такой изгороди не существует, да и сами деревья идут реже, чем те, что цветут вдали.       — Эти растения — спасение от беглецов, — поначалу невинную укусила тошнота от осознания того, что он — демон, и также соблазняет людей на страдания. — Касание — и жгучий яд распространяется по венам. Шипы не страшны человеку. Это лепестки к нему безжалостны.       На его раскрывающейся, как созревший бутон, ладони располагается названный предмет — маленький белый лепесток, что трясется от дыхания, целясь сбежать, как мучимая веками душа. Сгибая безымянный палец, дотрагивается до него кончиком, у малышки глаза и грудь расширяются от испуга и вдохов — лепесток растворяется на коже, как сахар на кипятке, буквально исчезая в ладони и проникая в плоть. Спустя секунды Мерелин рефлекторно отодвигается и вздрагивает, когда видит, как на руке нечистого один за другим возникает множество надрывов и маленьких волдырей, что кровоточат и будто кровью плавят и заражают остальную часть пока еще здоровых клеток кожи:       — А самое страшное, Мерелин, это коснуться зачатков моего растения, — его пальцы сжимаются, распускаясь вновь, раны уже нет, ну естественно.       Демон производит шаг от нее, подходя ближе к тем кочками, щелкая — с ближайшей из них слетают листья и ветки, оголяя знак того, что здесь спустя время появится растение — на земле сжимается нечто странное, как гибрид цветка и поганки, лепестки вывернуты в конусообразной форме и словно накачены жидкостью, которая, как показал нечистый, при малейшем раздражителе взрывается и врастает в человека, пожирая его кровь как основной источник полезных веществ.       — И вы напоминаете мне его, — отворачивается от растения, ребенок замечает, как природные отходы вновь укрывают его, как от холода. — Ваша защита — не ваша вина, его вина — его безрассудство. Пускай мы и дети огня, но играть с ним тоже стоит по правилам.       — Но… Но когда?       Прежде чем мое дитя успевает выдохнуть и произнести новый вопрос, она не может сформировать полноценную фразу, а потому выдает её по отдельности, по слову — восставший приближается к ней, сжимая ее ладонь своей, той, что лепестка не трогала.       — Мерелин, все, что я хочу сказать: вы, несомненно, сильная девушка, образованная и способная. Он безумен, если стремится навредить вам — но за дураками необходимо следить, понимаете? Время опаски будет недолгим, но я советую вам — не противьтесь защите семьи. В этой битве вы можете полагаться только на нее.       Собеседница усмехнулась:       — Как мои единокровные защитят меня, находясь в другой реальности?       — С тех пор, как Нибрас впервые коснулся вас, принадлежите вы нам. Теперь вы наша дочь, милая Персефона, — и пальцы его скользнули по ее скуле, запястье его она обжигает дыханием.

♥

      Она была бы настоящей дурочкой, если бы придавала значение каждому слову каждого демона: Мерелин давно осознала, что у очередного нового ублюдка своя манера повествования, уровень уважения и презрения к человеческому роду или воителям, свои цели, так или иначе задевающую смертную. Все знакомые отличаются друг от друга, как земля и небо, но при этом все они одинаковы — как бы ты не лелеял свои розы в саду или не защищал бедных беззащитных суккубов без дома, никто из восставших свою часть садизма упрятать до конца не мог — да и куда бы он ее спрятал? В глубину души? Души-то нет. Каждый палится на незначительных деталях, на которые мое дитя обращает пристальное внимание, новый демон — новые отличия, но кушать хочется всегда. А еда для них, как мы помним, бессмертные души людей в мучениях.       Хорошо. Новый союзник донес до малышки мысли об осторожности, может, догадался, как любитель растений, что в ее разуме поселились зачатки о плане побега и его воплощения, разумеется, он не станет лезть, как и говорил, но повременить с этим — еще бы немного, и умолять начал. Французу нет сугубой выгоды от того, сидит ли Мерелин в здании у его коллеги или бегает по лугам и полям Преисподней, периодически катаясь на мотыльке, как на пони, тем не менее, пыхтит он над ее безопасностью как остальные члены «семьи». Что за семья, кто ее члены и какое между ними родство — загадка года, но, предположительно, если спросить об этом владельца, тот удовлетворит её интерес в данном аспекте.       Что ж, вскоре после небольшого разговора с новообретенным приятелем, намереваясь сменить тему, дабы не тратить больше нервов из-за "на тебя тут охотятся, но ты не переживай, пойдем лучше покажу свои тюльпаны" — примерно подобным образом нечистый отвел ее к другой части садов, с целью показать успехи в области флоры, и, как и было упомянуто ранее, с целью отвести внимание Мерелин от сезона охоты. Не сказал бы, что данная «охота» означает для девушки огромную угрозу, скорее для того, кто на нее посмеет позариться — мой демон все-таки тоже не дремлет.       — Спасибо вам за то, что просветили меня, я учту требование быть более аккуратной, — замечает, как демон вдыхает, собираясь ответить ей, — но я тоже кое-что прошу взамен. Как только опасность минует, сообщите мне, я настаиваю.       — Вы можете рассчитывать на меня, — с непривычной решительностью сжимает ее ладони, целуя белые пальцы ребенка.       Мерелин улыбается, что затем переходит в хихиканье, чувствуя, как по ладоням пробегается слабое чужое дыхание: вечер наступает на замену солнечному дню, ветер усиливается, а тепло сейчас исходит довольно обильно, от персоны напротив?       Когда дыхание ребёнка нормализуется, а звонкий девичий смех переходит в скромную улыбку, ангел как по чутью проверяет взглядом местность, чтобы убедиться, одни ли они. Владелец закрывает за собой парадную дверь, уже через момент стоит в метре от собеседников, нося равнодушие на лице как награду. Смертная ощущает и это — усмешка над ней без какой-либо причины и тихое недовольство, с причиной, но пока что неизвестной для неё.       С момента воссоединения псих не сводит уставшего взгляда с девушки, следит за ее мимикой, как бабушки следят за первым выступлением внуков, только когда обращается к другу, медленно переводит глаза на него:       — Благодарю за потраченное время с ней. В одиночестве она бы смогла переломать себе ноги на ровном полу, — и снова возвращается.       Малышка осознаёт, что должна встать за спину хозяина, но ее от названного воротит, опасается она его, недавний опыт наказания мерзким колокольчиком бьёт по чувству безопасности. Поэтому… Не будем спешить и немного насладимся близостью француза, он при каждой фразе оскорбления не вставляет, антитеза любимому господину.       — Она чудесный ребёнок, но не буду препятствовать твоему недоверию. Благодаря ему мы встретились, — краткий поцелуй в костяшки.       Демон вдыхает, Мерелин как по сигналу сжато улыбается гостю и бесшумно перебегает на сторону владельца. Тот поворачивает голову, убедившись, что его собственность на месте, с куда более разочарованным видом вновь вступает в диалог, тон его понижается и холодеет, ибо больше нет пользы играть вежливость.       — Советую тебе впредь избегать с ней контакта. Это моё дитя, — ёжится, когда чувствует, как зрачки вытягиваются на голубых глазах.       Собеседник вдыхает, улыбаясь, его забавляет и одновременно ошпаривает обеспокоенность выродка в данном вопросе; он кланяется, проговаривая что-то на латыни, прощания наверняка, кланяется Мерелин, а затем исчезает в дыме, ушёл яблони на ночь поливать.       Прежде чем хозяин поворачивается, малышка с напуганным взглядом сбегает к двери входного дома, будто не специально, будто ждала побега с самого начала диалога, желая вернуться в дом и согреться, а не избавиться от необходимости вести с нечистым беседу. Неудачно, она врезается в мужскую грудь, когда, закрыв двери, радостно и быстро спешит к лестнице.       Демон осмотрел ее, пока она восстанавливала дыхание и убирала красноту от пробежки: темные пухлые штаны, футболка, большая зелёная кофта — ее бы ничто не выдало, он не сможет обвинить ее в распутстве или попытке соблазнения его союзника, у малышки крепкий шанс вырваться без его уроков воспитания.       — Он заманил тебя без усилий. Будь у него дурные помыслы, где бы ты оказалась?       Мысленно ребёнок выдыхает, ибо демон к ней не приблизился, не нагнулся, шагу не сделал, а так, расспросы — что расспросы, главное, найти переговорку понаглее и заткнуть его, огрести морально, но уйти от коммуникации, так как в подобных дискуссиях восставший силён только своими (моментально выполняемыми) угрозами.       — Будь у него дурные помыслы, вели бы вы с ним дела?       — Бестолочь.       В кабинет она входит не по своему желанию, конечно же, но упираться — себе дороже, сейчас-сейчас нечистый поворчит немного или много, выскажет претензии и оскорбит ее несколько раз, ну пусть, в одно ухо влетело, в другое вылетело — это лучший и самый действенный способ оставить психику не сломанной.       — Ты меня услышала? Подобная храбрость — и я надену на тебя ошейник.       — Да, сэр, — она улыбнулась, пряча руки за спиной, прижимается к двери, ожидая, когда сможет открыть ее.       Демон подошёл на расстояние вытянутой руки, едва пригибаясь и перенимая улыбку, хотя ему тяжело поднимать уголки губ, судя по тому, как часто он носит угрюмое выражение лица. Хотя он счастлив, когда имеет возможность поиздеваться над Мер.       — Полагаешь, я шучу?       — Никак нет, сэр! — подпевает.       Владелец выпрямляется, чуть наклоняя голову вбок и смотря синими глазами на ребёнка, кажется, он умиляется — словно ответы малышки звучат, как детские рассуждения, когда они яростно пытаются что-то доказать, используя свои весомые, как им видится, доказательства.       Его недетский поступок прерывает гипотезу об умилении, правая рука сжимается на лебедином горле, воздух в легкие пускают словно по двум трубочкам, отчего Мерелин уже не имеет возможности отвечать ему, лишь тихо выдыхать в попытке вернуть способность полноценно набирать в лёгкие кислород.       — Попытайся снова, — когда зрение ее начинает идти мурашками, он отбрасывает ее спиной к двери, заканчивая физический контакт.       Мерелин дышит, как собака в жару, прикладывая ладони к грудине и вбирая воздух так быстро, боясь, что опять могут отобрать. Она закрывает глаза на несколько секунд, дабы наступившие, но не созревшие слёзы растворились в глазных яблоках, размытый эффект покинул ее обзор, а кашель перестал поступать совсем, иначе говорить будет невозможно. После подобных удуший такое чувство, будто к гландам приклеили по десятку пушинок, отчего при выдохах не только душит, но и подташнивает.       — Мне повторить?       — Нет, хозяин.       — Лучше.       Малышка уловила его смеющиеся глаза, разворачиваясь к двери, спиной ощутив, как он радуется победе, воспитал, приложив силу, чтобы прозвучал грозный хлопок, Мерелин, сжав губы, разворачивается, продолжает протирать горло, но таки высказывается:       — Объясните мне, таким вы хотите быть? — слушатель поднимает бровь. — Просто расскажите разок, я всё, блять, пойму, — мужчина вбирает воздух, дабы пристыдить оппонентку за брань, но последняя перехватывает момент, продолжая, — жестоким хозяином, строгим и грозным? — выдыхает в полуусмешке. — Хорошо.       Младшая выпрямляется, наконец убирая руку с груди, видимо, накипело, но сколько бы она не высказывалась, как показывает опыт, редко, крайне редко какие-либо слова действительно влияют на изогнутое сознание нечистого и заставляют его чуть изменить свои повадки.       — Пожалуйста, составьте список правил, буду следовать им, как собака, только и с вас одолжение, как со справедливого владельца…       — Я и есть твой владелец.       — Я не закончила! — так четко и уверенно, что это правда заткнуло восставшего. — Вы как будто запутались в своей ревности, вожделении, симпатии и неприязни, — тот прыскает, — выберите одно направление, иначе я действительно загнусь.       Ее предупреждения ему побоку, он, улыбаясь в щеку, смотрит на нее с ухмылочкой, потому что уверен, что ничего больше малышка положить на стол не способна: зря, конечно, с волками жить — по-волчьи выть, то есть, нападать. Девушка приближается, хватаясь за чужую шею и волнистые пряди, дергая вниз и впиваясь, секунду после мычит, так как ее вталкивают в стену, углубляя поцелуй, иная атака: достойная атака, укусить чужой язык.       — Видите? — вроде усмехается, но только в словах, проявляются эмоции напряженности, — нет ничего страшного в том, чтобы быть честным или плохим, хотеть моего внимания и уметь признавать это в собственных желаниях.       Наконец демон услышал воителя за долгое время. Он выпрямился, осматривая собеседницу, как равную себе противницу, может, начиная сомневаться в своих же убеждениях, может, испытывая Мер, пока та не реагирует, терпеливо ожидая решения. Старший наклоняется, как храбрая жертва, приближаясь к хищнику, но следя за тем, дабы последний все же не дернулся в попытке проглотить по своей воле пожаловавшую в логово зверя добычу, таки нагнувшись достаточно, чтобы поцеловать ее, девушка резко двигает головой, проникая языком внутрь и отвечая, вызывая больше энергии, смелости в деятельности. Только заведи — она вбирает его язык, посасывая, мажет по нему, выдыхая, хватаясь за шею и вытягиваясь, не кусается, но крепко сжимает волосы, что вынуждает нечистого мычать. Малышка облизывает верхнюю губу, скользя, чуть меняя положение головы, пока ей дают пару секунд вобрать больше воздуха, затем продолжив: пальцы девчонки слабо сжимаются на глотке, скорее массируя, а не сдавливая, поднимаются выше, касаясь кадыка, после она слабо надавливает под челюстью бессмертного, как бы направляя, ха, буквально активизируя его, настолько увлекся, что ангел ударяется затылком об стену позади, отстраняясь и вытирая слюну.       Она отходит от владельца, слова не сказав, только хмурится, интересные методы воспитания, однако. У нее.

☾

      Она с прискоком вылетает из собственной спальни, словно увидела в той постороннего, и, запинаясь об телесный плед, сбегает вниз на кухню, моментально вжимаясь спиной в стул, закрываясь в комок как в кокон и хныкая. Она не плачет, но не испытывает облегчения от побега из постели — ее желудок будто накачали кофеином, отчего переполненная бодрость вьет из разума спутанные косы страха и печали, а тошнота в глотке тыкает иголками до пищевода, не стараясь вызвать рвоту, стараясь просто оставаться. Это незабываемое чувство, противоположное сонному параличу, далеко не сладкое — ваше сознание кричит и разбивается о пугающую спутанность мыслей, но тело падает и вянет, словно мышцы состоят из ваты, мокрой ваты, каждая часть, будь то кисть или пальцы ног, желают упасть и прижаться к полу. Дыхание малышки походит на быстрые и краткие глотки воздуха, словно кислород ошпаряет ее, но поделать ничего нельзя, лишь уменьшить дозу поступающего воздуха, дабы обжигало не столь сильно. Ребенок поджимает к себе колени, пряча лицо и закрываясь руками, она продолжает хныкать, царапая мягкую кожу как предмет для снятия стресса, с трудом сглатывает, чувствуя, как неприятно слюна ползет по сухому небу и гландам, хмурится с закрытыми глазами, ощущает, как скатывается каждая капля холодного пота по спине, как скатывается каждый глоток по пищеводу и как сжимается желудок от ночного голода и той же тошнотворности кошмаров, она как перевернутая мелодия — вывернутые наизнанку ноты, все выворачивает Мерелин. Когда ее плечи и спину накрывают обильным запахом ягодного алкоголя, а также теплотой, что впиталась от прежнего носителя кардигана, невинная лишь взглянула на него, зарываясь обратно в предплечья и колени, как испуганный заяц под корни дерева — хищник скорее обдерет себе лапы, чем достанет зверька из его укрытия.       Демон приседает на корточки, всматриваясь в девушку, голубые глаза отражают лунный свет, походя на зрачки кошачьих, но подобного отхождения от человеческого облика не видит, настолько привык к этому, что давно перестал замечать. Малышка знает — владелец не отстанет, пока не удовлетворит запрос понимания, что пробудило ее, причем столь мощно, оторвало любую сонливость и усталость от ее сознания, он, как дитя, всматривается с интересом, но эмоций не надевает, позабыл их так же, как и способность засыпать.       — Он-н все время говорит мне о-одно и то же..! Говорит, что я бу-ду игрушкой для его под-чинен-ных. О-писы-вает, как их много, как они уст-али терпеть, даже как меня будут од-девать, дабы я выводила их од-ним видом, — всхлипывает, подняв бледное от ужаса лицо, — и он постоянно заставляет меня сог-лашаться с ним. Называть мастером³. Своим мастером.       По мере ее рассказа демон выпрямляется, не отрывая ни зрительного контакта, ни внимания к ее рассказу, ни нарастающего раздражения в темнеющем взгляде. Мерелин описывает повторяющийся кошмар, периодически переходя на шепот, ибо голос ломается от всхлипов, заплакать он пока не способна, но захлебнуться нехваткой кислорода имеет вероятность.       — Тише, для тебя нет мастеров, — проходясь по ее щеке фалангами.       — Но он постоянно описывает это! Как они будут пользоваться мной на каждом углу, как мое тело будет использоваться против воли и как он!..       — Мерелин, ты принадлежишь мне, — интонация, как будто самый, блять, очевидный факт. — Никто. Не получал на тебя полномочий.       Большой палец проходится по скуле, пока ребенок рвано выдыхает в ладонь, закрывая глаза и задыхаясь, дышит все так же кратко, но теперь шанс вернуть здоровый ритм сердцебиения и обращения кислорода в легких в разы больше. Она наконец просыпается, осознавая, на что способен владелец от ревности.       — Собирайся. Я покажу тебе, как затыкать самозванцев.       …       От страха малышка сама не помнит процесс смены одежды; Мер лишь кивнула демону, забираясь наверх, переодеваясь в нечто подходящее для ветреной ночи — черные джинсы и большая растянутая футболка отца, которую мама оставила себе, но невинная благополучно украла ее. От нее пахнет анорексией и девяностыми, тусклый полосатый зеленый, желтый и белый вперемешку с пушистостью ткани, что иногда колет и электризуется. Демон был готов сразу после их краткого диалога, но заставил ребенка вернуться за кофтой, что одолжил ей, заставил накинуть ее, выполнив приказ — мгновенно перенес их на некую возвышенную пустошь.       Ангел едва успевает пройтись взглядом по газону около ног, который живет вместе со мхом, не ругаясь за территорию, обычно данные виды растительности предпочитают существовать подали друг от друга или иметь достаточное расстояние, но мы же не на грешной земле и ее биологии, важно помнить. Затем она замечает высокую фигуру, повернутую спиной к прибывшим — поначалу мерещится, что это француз, ибо цвет волос слишком ярко мерцает огненным светом и локонами, по длине которых смертная понимает, что это не он, волосы слишком длинные. Он не оборачивается, стоит спиной и смотрит куда-то вдаль, находясь в тройке метров от пары, хотя всем известно — данный нечистый знает, что одиночество только что избавилось от него, как от неприятного компаньона.       — Я лишь хотел взглянуть на нее, Нибрас.       Девушка вздрагивает, стоит его голосу начать калечить тишину; во-первых, он будто шепчет, но голос его продолжает остро резать слух, во-вторых, голос его знаком, это он из раза в раз принуждает ее соглашаться и называть его так, как он требует. Самое мерзкое в демоне не то, что он хочет получить от смертной, а то, что он не успокаивается ни под каким углом — стоит согласиться с ним и выполнить его желание, и он продолжает вести монолог о грядущих изнасилованиях, стоит замолчать или перестать отвечать ему, нечистый начинает стучать и требовать, усиляя громкость и резкость голоса, утяжеляя суть того, что малышке придется перетерпеть под его началом. Мерелин автоматически приближается к спине владельца, прикрываясь ей, названный замечает это, в привычном полуповороте лица убеждается, затем возвращается к оппоненту, что посмел посягнуть на личного человека для восставшего:       — Твой отец столь разумен и учтив, хотя ты предпочел взять полоумие матери.       — Отравить я ее смог благодаря урокам отца, — поддакивая, усмехаясь, как он парирует.       Мерелин не долго гадала, кто является отцом ее мучителя, Жак, француз, приношу свои извинения за это долгое сокрытие его имени, повода не предоставилось до сей поры; тот же цвет волос, схожие локоны, и, когда подонок окончил фразу-насмешку, чуть повернул лицо вбок, по профилю которого ангел опознает непривычную схожесть с союзником. Союзником ли? Если его папенька подговорил его на пытки девушки, то необходимо срочно пересмотреть членов семьи и уровень доверия к ним.       — Юнец, твоя месть из-за обиды, — тон владельца мурчит, он смеется над собеседником, не скрывая, — ты знал, что я не подпущу тебя к воителю, не необоснованно. Что ж, я назову тебе обстоятельство, лишающее тебя любых исключений: детей опасно доверять недееспособным.       — Детей?! — рискованно показывать столько эмоций хозяину, он ест их как мёд.       При вопросе мужчина разворачивается, вынудив Мерелин прижаться к спине демона, как к щиту, цепляясь за его рубашку пальцами от недоверия к следующим действиям сына, она лишь осторожно смотрит на кретина, знает, что у нее не будет возможности участвовать в их дружелюбной беседе, девушка и не очень жаждет этого, главное — избавиться от кошмаров, они сведут с ума быстрее домогательств владельца. Опишу младшего здесь демона: одет прилично для представителя восемнадцатого века, словно до сих пор там живет, данный стиль ему от отца передался, как можно понять, длинные рыжие волосы, светлее и гораздо длиннее, чем у его родителя, очень схожее лицо — тот же привлекательный профиль, с ямочкой но кончике носа и чуть более узкими губами, и да, глаза его ярко-голубые, как линзы, сама аура так же опаснее и самоувереннее, он словно питается чужим авторитетом, убеждая себя таким образом в собственной важности. Что непривычно — раньше, при стычках с другими нечистыми созданиями, они показывали хозяину не меньше негатива в словах и мимике, кричали и пытались напасть, здесь же мучитель пусть и не скрывает неприязни к защитнику малышки, он не стремится навредить кому-либо физически. И новый демон так же смел, показывает, что не опасается власти и опыта восставшего, не вызывает его — действует в своих интересах, как бы неуклюже задевая своими потребностями чужие жизни.       — Она уничтожила вожака в клане, разгромила Дуэрграма и почти пожрала его детей на его же глазах. Слышал, тебя «выбросило» из игры, друг мой, — у хозяина поднимается грудь от вдоха. — Я должен наказать ее, как минимум, сделать своей, — больше он к восставшему не обращается, — да, Ме-ре-лин?       Названная вздрагивает от его вопроса, ибо слышала его не раз в сновидениях, и она слышит продолжение — не забывать назвать того, с кем обращаешься, соглашаешься или отказываешься. Но здесь нет отказа, потому что отказ мастеру — это неподчинение. Ребенок задыхается, с круглыми глазами вжимаясь в спину владельца, стараясь спрятать в ткани лицо, важно, взгляд, чтобы не видеть ублюдка, хотелось бы еще и слух, дабы не слышать его отвратительных приказов.       Но подонка дергает прежде, чем он получит ответ — от шеи до щеки его рассекает крупная рана, от которой он шипит, сплевывая поступающую в рот кровь:       — Мне требуется подтверждение, что это был именно твой проступок, дабы твой отец понял меня, — делает шаг от Мер, она так и застывает в скрюченной позе. — Дитя, закрой глаза.       Названная аж до боли зажмуривается и обнимает себя руками, прижимая подбородок к правой ключице, принимает, что сейчас произойдет нечто досадное для восприятия, а потому просьбе восставшего лучше внемлить.       — Не услышал ответа, Ме-ре-лин. Твои угрозы…       Сперва громкий хруст, затем бульканье заставляют ангела трястись, как от зимней стужи. Она рефлекторно открывает глаза, дабы убедиться, что шантаж боле не будет продлен, но взгляд ее упирается в грудь демону, который закрывает обзор на мучителя плечами. Он смотрит на девушку с неким сожалением, признаюсь, что повода для грусти нет — дурно воспитанный сын француза на действительно долгое время уйдет зализывать раны. Малышка намеревается заглянуть ему за спину, но нечистый специально приближается, запретив ей данный помысел:       — Я могу предложить тебе стереть подробное содержание кошмаров. Ты будешь помнить данный опыт, но не в столь подробных деталях, тебе требуется, — лизнув по резцам языком, отчего на зубах остается черный яд.       Невинная не раздумывая подходит к владельцу, впиваясь в его губы, мажет по языку и вбирает кончик, забирая предложенное липкое вещество и сглатывая его, как лекарство. Раздается щелчок, и пара оказывается в здании, рядом с лестницей, ребенок понимает, что не стоит относиться с отвращением к яду — на вкус как растворенные сладости, даже нечто более вкусное и сладкое, но распознать тяжело. Яд… Предложенный яд похож на жженый сахар — черный и тянущийся тонкими линями, но при этом он куда более лакомый, нежели вкус названного блюда. Ангел прикусывает нижнюю губу, пока сны ее размываются и уползают в глубь сознания, а заинтересованный взгляд прикован к отдаляющемуся собеседнику.       Владелец плавно выпрямляется, возвратив привычную мимику раздражения и усталости, добавив скрытый оттенок удивления, сам не привык к замене презрения малышки на ее интерес, хотя он, кажется, осознает причины подобной симпатии — яд совершил задуманное с кошмарами ребенка, но он не настолько управляем, чтобы не задеть другие рецепторы.       — Можно, мож-но еще? — Мерелин прикусывает фалангу указательного пальца, самонадеянно сверля спину мужчины.       Он остановился, повернувшись, обратив внимание на упавший с ее плеча кардиган, подняв бровь от ее вопроса, ответ его, конечно же, не заставляет себя ждать:       — Разумеется нет, — отрезал.       Ангел в прыжке делает шаг за ним, но замирает, когда бессмертный останавливается, замечая преследование, его грудь вновь вздымается от усталости, нежели раздражения, но игра всегда забавляет его. Развернувшись корпусом, сжимает челюсти, копируя привычку Мерелин, поднимает бровь и внимает ей: он не собирается исполнять ее просьбу, сколько бы она ни молила, ибо истерзанной будет хуже от увеличения дозы, как от сильного наркотика, но она не поймет этого, потому что уже одурманена.       Дурно также то, что ребенок знает, как воздействовать на своего попечителя:       — Хозяин, пожалуйста, — звучит с удивлением, отчего он не выполнит столь легкое к воплощению желание? — Ну пожалуйста, хозяин, — довольно торопливо подходит к нему, вытягиваясь на цыпочках, откровенно говоря, заглядывая тому в губы, сама приоткрывает рот, готовясь взять. — Разочек…       — Я уже отказал, бестолочь, — поднимает подбородок, отказывая и физически.       Забавно, но малышку данное поведение не отстраняет. Она сильнее сжимает пальцами его рубашку, надевая щенячий взгляд, брови домиком, и всхлипывает, немного подпрыгивая и мыча, потребность становится более опустошённой.       — Мер-лин, отцепись, — прорезается гнев, ясно.       — Тогда вы дадите мне его? — надежда не засыпает, ясно.       Демон тяжело вздыхает, проскользнув взглядом по помещению, наклоняет голову в недовольстве от неугомонности ребёнка, он наклоняется, целуя невинную, на что та приоткрывает губы, моментально вбирая его язык и подскакивая, посасывая в радости удовлетворённого прошения. Он забирает язык, лизнув ее верхнюю губу, взамен получая свою укушенную нижнюю, получая также взгляд, полный возмущения, ибо владелец обманул ее.       Улыбка хозяина уходит в щеку, ибо методы его воспитанницы не дали плодотворного результата, но никто не сказал, что это все ее варианты получения выгоды в виде яда. Она проходится кончиком языка по широкой мышце шеи, мягко кусая восставшего за мочку уха и нижнюю челюсть, названный лишь отворачивает голову и вздыхает от ее очередной попытки. Он грубо отталкивает малышку от себя, щёлкая, и его кофта лентами скрепляет ее руки за спиной и ноги так, чтобы она была в позе скованного солдатика, едва не падая, а когда падает — то оказывается в постели. Нечистый ухмыляется, смотря на связанного хулигана, который извивается и ворчит, то угрожая, то прося.       — Это пройдёт, малышка Мер. Сладких снов.       Ангел, конечно, кричит ему вслед все те же угрозы и мольбы о помиловании, но ее собеседник не слышит их, закрыв за собой дверь и продолжив улыбаться. Жуткая жажда душит горло, жара щипает ее тело, она краснеет в новых стараниях освободить себя, но спустя время сопит. Восставший засыпает рядом, не собираясь развязывать подчиненную.       Поскольку большая часть ночи оказалась бессонной, мое дитя сопит до обеда, просыпаясь тогда, когда тело уже плачет болью от одной позы, которую невозможно сменить благодаря связанному телу. Ещё полчаса приходится потратить на ожидание, пока проснётся господин, но он, так же усмехаясь, не торопится развязывать ее, спрашивает насчёт желания опробовать яд, отчего ангел хмурится, как от взгляда на солнце:       — Какого яда? Это незаконно, развяжите меня!       — Попросишь, как следует, тогда подумаю, — отворачивается, укладываясь обратно.       Не стану озвучивать, сколько времени уходит на смирение и пыхтение от его замечания, смертную то вбрасывает в красную ярость от его указания, то в полнейшее смущение, абсолютно не понимает, как нужно действовать. В итоге какой-то способ влияния находится: Мерелин начинает вертеться и прыгать туловищем, изгибаться змеей, и спустя пять минут раздаётся щелчок — смертную крепче стягивают ленты кардигана, придушивая местами, аналогично лишая ее способности производить столь сильное сопротивление. Тогда давай ныть:       — Не могу, мне жа-а-арко! Ха-а… И больно уже, тело боли-и-и-ит, — и смотрит на него, спрятав улыбку.       Раздаётся новый щелчок, хотел бы я сказать, что он заткнул ее, на самом же деле порождает больше возмущения: ноги и руки перестают связывать на каждых десяти сантиметрах, отчего двигаться становится приятнее. Вместе с тем Мер замечает, как в комнате меняется освещение, как меняется ее положение — она лежит лицом вниз, но видит, что темнота наступает далеко не от ее лица в матрасе. Это постель демона, закрытые занавески, едва живой костёр в камине, отсутствии горящих свечей, и боль на уровне живота: твёрдые кочки упираются в тело.       Видя демона, видит ожидание: приложившись щекой к костяшкам, наблюдает за ребёнком, ждёт момента, когда она воспримет изменение ситуации. Мерелин сжимает пальцы, чувствует два браслета, что сковывают ее на запястьях, дабы только ладони могли двигаться полноценно, на щиколотках, так, чтобы она смогла ощутить себя русалкой, не способной раздвинуть бедра. Вероятно, последний факт к лучшему. Смешно стало, когда ангел наконец полностью обрисовал своё положение в сознании — лежит у него на коленях, дергаясь, как рыба на суше, все никак не в силах вернуться обратно в воду.       — Я поняла, — отдышаться на забывай, — ладно, — ей приходится потратить пару секунд, дабы поднимать голову, иначе она падает в матрас.       — Замечательно. Что поняла? — так непринужденно демон расстегивает ширинку на штанах девушки.       Мерелин успевает окликнуть его, спросить о том, что творит восставший и что творится в его голове, но когда осознаёт, что ее штанишки опустили до колен, шустро краснеет, сжимая зубы.       — Я бы удивился, если бы ты замёрзла, — проводит ладонью по внутренней стороне бёдер, создавая сладкий звук трения кожи об капрон.       Она надевает под штаны тонкие капроновые колготки, спать в них — то ещё мучение, наверное. Его замечание верно, отчасти, конечно, ногам будет крайне тепло от подобного утепления, стоило раздеть ее до того, как связывать и укладывать в кровать.       — Пустите, я не хочу! — двигает коленом, за что получает шлёпок, тут же всхлипывая.       — Меня действительно волнуют твои желания, — вежливо улыбается, тут же ударяя мягкую плоть вновь.       Мерелин вскрикивает, прикусывая себе губы от несдержанности, когда нечистый хлещет ее несколько раз без особых пауз, увеличивая силу шлепка, но не временной интервал. Она задыхается, когда его ладонь перестаёт больно врезаться в мягкое место девушки, пыхтит скорее, наслаждаясь паузой, но затем владелец начинает издеваться — он специально перестаёт время от времени, дает ей надежду, что закончил порку, а затем вновь бьет, не жалея сил. Его кисть как свистит по ягодицам, отчего удары ощущаются на коже более обжигающе, как крапивой бьет, прикладывая тёплую ладонь, отчего и так горячая плоть злится, шипя болью на любые его прикосновения. Проблема в том, что боль малышки его не замедляет, а заставляет моего ребёнка сильнее шипеть:       — Ах-ха-й, — пинает, насколько может, ногами, когда на зад падают несколько неразрывных шлепков. — Пустите, мне больно!       Она пыхтит в простыню, дергает ногами в безрезультатных попытках спасти мягкую плоть кожи, бессмертный как нарочно не убирает горячей ладони, и кожа горит, словно политая кипятком. Малышка различает это — боль воспринимается в разы легче, если он не оставляет кисть на следе от шлёпка.       — Попробуй, прикажи мне ещё, — с размаху, у невинной щиплет в глазах. — Мер-лин, ну же, — новый удар, последний.       — Я не буду, простите! — его кисть передвигается на бёдра, чем позволяет снизить боль и остудить тепло на красном месте.       Малышка падает на грудь, ибо приподнялась в возгласе до этого, задыхается, как собака в жару, чувствуя, как ее грубо щипают в каждый сантиметр ягодиц. К счастью, ее наказание окончено, новых ударов не следует, но понятно, что последствия порки ещё поиграют на ее коже незримым жжением. Посмотрим, останутся ли синяки от подобных выпадов восставшего.       И как ремнём прилетит.       У девочки глотку от боли сжало.       — Озвучивай, к кому обращаешься, всегда, — ангел вскрикивает в который раз, когда ремень впивается в румянец ее кожи хлестким шлепком. — У тебя нет власти повелевать, нет власти обращаться, как вздумается.       Со стороны посмотреть, демон так ее хлещет, что у самого слёзы наворачиваются, со стороны демона наказывать, она бы уже захлебывалась в слезах. Это, кажется, ревность — во снах называет какого-то сукиного сына своим мастером, а с владельцем пренебрегает уважением, хотя его отвращение и неуважение снизилось к девушке. Малышка кричит, будто смеётся, но в ее криках нет ни капли реакции на качественный юмор, это нечто среднее между всхлипами — они слишком тихие, чтобы постоянно реагировать на подобные удары, кричать тоже не получится, воздуха не хватит на каждый шлепок. Если избивать нежную плоть девушки длительное время ремнём, останутся рубцы или царапины от распоротой кожи, по опыту знаем, а потому бессмертный возвращается к использованию ладони. Невинная не выдерживает, ибо мысль о том, что нечистый может держаться довольно долго в наказании, без отдышки и усталости, пугает ее, она сдается, соглашаясь на предложенные правила:       — Хорошо, простите, пожалуйста, простите, хозяин! Я больше не буду, честно, пожалуйста, только перестаньте, — она вновь падает от того, что приподнималась.       Ударяет ещё раз, отчего малышка протяжно мычит, пуская слёзы. Она кусает простынь в попытке успокоиться, ожидая, какой физический ответ последует на ее согласие о компромиссе.       — Лучше. А сейчас ты поблагодаришь меня за ценный урок. Манеры важны, малышка Мер, — слегка склоняет голову, издевается.       — Спасибо… Хозяин, — на выдохе.       Ее перестают сковывать мягкие наручники на руках и ногах, но пока покинуть колени владельца ангел не в силах, она лишь вцепляется пальцами в матрас и одеяло, стараясь убирать отдышку, благо, она больше не плачет, просто пытается успокоить боль. Слышит краткий выдох, ёрзая бёдрами по чужим, с радостью бы сползла с ног хозяина, если бы сил было достаточно; сейчас накопит и уйдёт, не волнуйтесь. Попечитель тоже не стремится отпускать ее, оставляет руки на бёдрах, аккуратно забираясь по внутренней стороне правого и придавливая его к себе — дабы развести ее ноги, немного увеличить расстояние.       Мерелин лишь слышит тихий звук причмокивания, не придавая значения, перестаёт так упорно сжимать мебель, почти засыпая на постели, как моментально приходится вздрагивать от касаний психа, точнее, его действий в целом — сперва нечто тёплое падает на причинное место, затем горячие пальцы прижимаются к ней, надавливая. Демон вошёл бы в неё большим пальцем, если бы она не дёрнулась со всей накопленной и тут же потраченной силой, удерживает, надавливая и на точку чувствительности выше:       — Мерелин, ты мокрая, — начинает массировать, а у названной зубы до боли сжимаются.       — Стойте, не надо! — опомнившись, правила для кого придумывали? — Хозяин, прошу вас, не трогайте!       — Тише, — круговые движения без проникновения.       Невинная прикусывает предплечье, пряча лицо, но поднимает бедра, дабы ему стало удобнее и движения его стали более раскованными. Дыхание утяжеляется от подобных прикосновений, демон прекрасно знает, куда надавливать, отчего постепенно малышка начинает подрагивать.       — Что ж, сделка не позволяет мне заходить дальше, — опускает ее, Мер как откидывают. Он помогает ей встать, с усмешкой наблюдая за ватными движениями. — Делай все, что требуется, затем вернёшься. Мне требуется сон. Поняла меня?       — Да, хозяин.

☽

      Копошилась она до заката. Ещё бы, хотелось ей возвращаться в его руки, зад до сих пор щиплет так, будто малышка несколько часов сидела на коврике из иголок ежа и ехидны. Ребёнок перекусил фруктами, хотя много съесть всяко не получилось — если вы долго сидите ночью, то хотите есть, как от недели голодовки, но тогда к утру от любой еды вас воротит. То же и здесь, Мерелин прекрасно помнит ночные злоключения, помнит, что проснулась от кошмара принуждения, что демон повёл ее за собой, драть того, кто дерёт ее мир Морфея, наказал его достаточно достойно, помнит, что он угостил ее ядом для релаксации, ночью вкус того казался столь манящим и запоминающимся, что терпеть приходилось с непосильными трудами — малышка и не терпела, будем честными. За эти воспоминания Мер пару раз шлепает себя по лбу, спасибо организму за то, что за несколько часов сна успешно вывел его вещества, кхм, из ее разума, ибо поведение ее контролировала интоксикация, нежели здравый рассудок. Кстати о поведении.       Помимо голода от бессонной ночи, в сочетании с кофе, порно, фантазиями или усталостью утром тяжело избавиться от физического возбуждения. Подобное присуще садистам и зверью, когда периодами возникает тяжелая и неутолимая жажда пытать кого-либо. Причислю девушку к лицу садистов, но расскажу несколькими главами позже. Мерелин пришлось просидеть около часа в ванной, стараясь избавиться от ощущений ментального вибратора — стоило показать выродку свои осечки, как восставший во всю пользуется ими, как собственными преимуществами. Помогло ей это частично, не стану лукавить, дольше наслаждаться ванными процедурами не позволили синяки на ягодицах, как мы помним, когда горячее соприкасается с горячим, реакция может быть разной.       Когда небо стало пурпурно-розовым в прощании солнца с сегодняшним днём, ребёнок нехотя сменил колготки и штаны на домашние белые шорты, дабы не ужариться ночью, не просыпаться от мокрого тела, но полосатый свитер менять не стала — запахи смешались. Кардиган демона словно замазал своим ароматом запах дома на спине, но перед верен запаху дома, порошка мамы и духам невинной, которые она по случайности оставила на грешной земле. Ничего, вернутся ещё, от демона вообще лучше дихлофос купить, чтобы не лез, но благодаря его биологии он и малейшего неудобства не ощутит, пока малышка будет задыхаться от вредного воздействия вещества.       На удивление, когда она вернулась в ложе восставшего, его там не оказалось. Мерелин от радости закусила губы в улыбку — шёлковая большая кровать в ее владении, может заснуть в позе звёзды или построить крепость из подушек, стоит пользоваться, пока есть время и возможность. Но… она поступает способом, из-за которого я и называю ее своим ребёнком: устойчивое и беспричинное интернет-соединение даёт ей достаточно полномочий, чтобы заходить на любые сайты. Вскоре она засыпает, укладываясь на плечи как на мягкую подушку, игнорируя легкие колючки свитера и заняв место владельца, ибо свою часть кровати она успевает перегреть физическим тёплом.       — Ах-ха-ха-йй! — да не смеётся она, но девушка так забавно кричит, стоит господину [не специально] задеть места наказания.       Она проспала часа три, спасибо и на том, хоть какие-то силы восстановлены, ещё получас плавала по воображению и мыслям, стараясь заснуть до утра, но сознание сразу дало понять — обойдёшься. Мерелин не слышала, как вернулся хозяин, не ощутила его присутствие, что странно, ибо давно научилась распознавать не только это, но и его эмоции, от привычки? Крик же звучит потому, что выродок, подняв ее ноги, не жалея, ударил по левой ягодице, как будто порно несколько часов назад не производилось в реальности, а так, его больная фантазия.       Восставший вообще ловко обходится — ведёт себя как непричастное к наказанию существо, ловко стягивает с девушки шорты, будто сделки между ними не существует, разворачивает ее так же ловко и грубо, приподнимая рукой ее таз, словно она игрушка, не способная сама сменить позу или воспротивиться.       — Гематом не останется, — замечает для себя негативный, но точный факт. — Следовало пороть дольше.       Мерелин шипит, отползая от него, переворачиваясь обратно на спину и сдавливая губы — вы когда-нибудь обгорали на солнце? Когда красная плоть вновь находится несколько минут на горячих лучах, она будет вариться до ночи, далеко не всегда какой-либо крем способен помочь, осторожнее. У ангела то же самое — сейчас под кожей словно толпы мурашки бегают, иголки которых пропитаны кипятком, зад горит, в прямом значении, как многие любят сказать.       — Шлепать-то зачем, — ох, как мило всхлипывает, мычит, как дитя.       — Повтори, — а собеседник рычит, как зверь.       Мерелин лишь замечает его белую рубашку, как знамение удачной сделки, затем возводит глаза к небу и убирает ладонь от мягкого места, наверное, так будет лучше, когда ничего тёплое не касается красной плоти. Она не станет отвечать бессмертному, тяжело отодвигается, будто к ее телу прикреплено несколько мешков цемента, перемещаясь на свою сторону и игнорируя компанию владельца, она не заснёт, но и переговариваться с ним не стоит. Действительно. Бить-то зачем?       — Ты вновь?..       — Ч-то? — так брови сводит, хочется провести по лбу, дабы морщинки расправились и привычный вид вернулся, с другой стороны, выглядит слишком мило, чтобы лишать себя этого зрелища.       Стал бы ей объяснять, конечно, ухватывает ребёнка за бедро и резко дёргает к себе, отчего малышка стукается об его ноги, разведя из-за смены положения свои. Она пытается свести бедра, закрыться, но хозяин быстро принимает позицию между них, стоит на коленях, в яростном непонимании следя за чем-то ниже груди, рядом с талией, пятно увидел? Если и увидел, это не ее оплошность, а задача суккубов — удовлетворять чистоплотный интерес господина.       Мерелин зажмуривается и вскрикивает, когда замечает его кисти, скользящие к ее голове, полагает, будет душить, но приходится разочароваться и вскрикнуть — с горловины до бёдер он разрывает свитер, со сладким звуком отрываются друг от друга ткани, делая из него кофту без застежки.       — Ты вновь, — пойманная успевает прижать к себе локоть с правой стороны, но над левой власть берет демон, обнажает ее.       Малышка лишь вскрикивает, вновь сжимая веки, густо краснея и прижимая к себе ноги, смущение поглощает ее, как питон с открытой пастью.       — Переслушивала свои записи⁴? — будто радостное поражение ее храбрости. — Тебя не смущает, как здесь горячо?       Демон усмехается, надавливая на причинное место, Мер шумно вбирает воздух, будто последний глоток кислорода в страхе лишиться его навсегда — она быстро прижимает к себе предплечье, зажимая рот и зажмуриваясь, не собирается спорить, что демон читает за согласие, ибо терпеть и ждать он боле не намеревается. Стягивает с невинной белье, откидывая за спину, ухмыляясь, ибо слова его чистой воды правда, можно ли сейчас говорить про влагу, кхм, воительница вправду возбуждена. Владелец кратко посмотрел на неё — закрывает рот и глаза, дышит в ладони, будто поверил, затем он лизнул уголок губ, собираясь вернуться к ее реакции минутой позже. Облизывает с причмоком два пальца правой руки — указательный и средний, надавливая на бедро девушки, дабы не сводила, она же была девственницей, стоит быть заботливым хозяином, не так ли? Мерелин вскрикивает, когда средний палец входит в неё, надавливая кончиком вверх, эрогенная зона, моментально проснувшись, отдаёт желанием к новым прикосновениям, скорее тому, чтобы ее задели — ангел выражает ее просьбу мычанием.       — Так же туга, — пускает слюну вниз, отчего раздаётся новый всхлип.       Он покидает ее тело, дабы войти двумя пальцами, опять задевая верхнюю точку, истерзанная прикусывает ладонь, чтобы не выдавать лишних звуков. Демон наклоняется к ней, приблизившись к виску — аромат усиливается — изменяется он потому, что ее состояние изменяется, при возбуждении человек переходит в более волнительную и чувствительную ауру, что показывается в запахе смертного.       — Мерелин, прислушайся, — толчки грубее, — тебе смазки не требуется, чем ты занималась здесь? — ребёнок не разжимает пальцев около рта, на что демон не соглашается. — Я задал вопрос, — холоднее.       Чертовски хорошо управляет интонацией, меняя насмешку на резкость и обратно, его не следует злить сейчас, в данный момент, положение слишком рискованное, но для подчинённой очень сложно разжать кляп из сплетенных кистей.       — Ничем, честно!.. Ха-а, — специально надавливает, дабы слышать стоны.       Он отстраняет ее руки ото рта, мгновенно замирая с синими глазами — ладонь и губы девушки соединяет тонкая, но вязкая слюнная нить, ангел громко выдыхает, поджимая к себе ноги, моментально откидываясь назад, закусывая рукав, чтобы быть более сдержанной. Его пальцы сжимает тёплыми стенками, которые, судя по узкости, не настроены положительно, девушка машинально сжимается, отчего лишь ощущения слаще, двигается он так легко благодаря слюне и естественной смазке, физиологию в данном плане контролировать невозможно.       — Мои пальцы здесь, малышка Мер, — слабо надавливает на низ живота, попутно усиливая толчки и кончиками задевая точку наверху, названная рвано мычит, словно в слезах. — Я заставлю твоё тело возлюбить меня.       Большим пальцем возвращается к тому, что не успел сотворить с ангелом ранее — надавливает выше, массируя, демон вновь сплёвывает, ибо правило — чем больше смазки, тем лучше, самое верное в доставлении наслаждения. Ребёнок вскрикивает, закидывая голову, отчего ударяется затылком об подушку, пока нечистый надвигается над ней, ползя под поставленной шеей к груди языком; он кусает воспитанницу, и она торопливо впивается в его плечо, стараясь отодвинуть мучителя от груди, безуспешно, сперва он терпит сопротивление, а затем сталкивает ее руку, как мешающую действиям. Его пальцы так сильно сжимают грудь, оттягивая и играясь с ней, и Мер почти не прекращает мычания, прерываясь на всхлипы и глотки воздуха, кусая плоть вместе с тканью свитера время от времени, ибо различать порой тяжелее. Она сползает вниз, переставая упорно поджимать ноги, выдыхает со стоном, поворачивая тазом, дабы вводить пальцы было легче. Мерелин осторожно берет запястье восставшего, чуть надавливая на тыльную сторону ладони, будто подталкивая, другой придерживает кофту, иногда прикусывая фалангу указательного, когда нижнюю губу становится больно кусать в попытке прекратить стоны.       — Пожалуйста… Будьте нежнее, — зажмуривается, когда чувствует, как язык проскальзывает по линии на солнышке.       Пока владелец возвышается над ангелом, тот надавливает на его кисть, прося действовать быстрее, ибо мышцы начинают сжиматься, прося ускорения, дабы дойти до, кхм, финала. Постепенно добрый хозяин выполняет ее просьбу, его пальцы увеличивают скорость толчков, Мерелин задыхается, часто поднимая грудь от неправильного дыхания, как лишается его насовсем — псих резко сцепляет свободную руку на белой шее, сдавливая горло до такой степени, что позволяется исключительно хрипеть. Смертная дергается в сторону, но от хватки не освобождается, сейчас нуждаясь в воздухе сильнее, чем когда-либо.       — Я дал тебе разрешение говорить? Отпусти меня, — ребёнок венами чувствует кончики его пальцев, которые впивается в шею.       Ее бедра дрожат, пока она сжимает пальцы на ногах, трясущейся рукой отпуская чужое запястье, переместив руку на его колено. Хочется кричать от того, насколько грубыми и быстрыми стали толчки, но ей и вдоха не сделать — демон не отпускает, он откидывает ее за шею, и между стонов место занимает придавленный кашель.       — Куда пошла, — целилась лечь на бок, закрыв бедра, но тяжелая рука вернула ее обратно.       Ее спина выгибается, входя в матрас, пока она дрожит не только телом, но и дыханием, краснеет и сжимается, до боли сгибая пальцы и прикусывая их в попытке сбежать от ломанного голоса. Демон так нагло вбивается в неё, продолжая массировать и задевать все возможные к удовлетворению точки, у девушки глаза к небу, с рефлекторной попыткой сжать бедра, которые он разводит руками, не испытывая особых усилий или сострадания. Что же, Мерелин близка, а потому не долго терпеть данную пытку, пусть просто продолжает в той же скорости. Как же.       Замечая внутреннюю пульсацию, реакцию на лице и теле, на то, как грудь девушки покраснела и твердеет, как ее лицо залилось алой краской, как ее ноги дрожат и пытаются свестись, дабы тело легче приняло оргазм, мучитель нарочно замедляется, плавно, постепенно перестаёт входить в неё так грубо, отчего ангел прикрывает ладонью рот, но забывает зажать его, и протяжные стоны наполняют комнату:       — Я дам тебе требуемое взамен на порванную сделку, — громкий стон как реакция на приятное мучение и его предложение.       — Нет!!! Вы не пожалеете меня, — и ее голова вновь закидывается, ибо речь не удаётся продолжить.       — Боюсь, у тебя нет выбора. Я буду пытать тебя до рассвета, — нечистый снова шлепает ее, она вскрикивает, а демон скалится, ибо ради ее несдержанности и бьет.       Ее лицо отворачивается вбок, пока руками малышка пытается дотронуться до точки столь напряженных мышц, проговаривая шепотом и мычанием, как заговаривает владельца:       — Нечестно, нечестно, нечестно, — всхлип, ибо демон откидывает ее руки, толкаясь пахом, смешит его ее чувствительность. И заставляет твердеть.       — Тише, Мер-лин, я не обижу тебя, — пригибается, втягивая кожу на шее, давно поймал на том, что ей нравится процесс создания подобных гематом. — Доверься мне. Я буду выполнять свои прежние обязанности. Но и ты возьми за меня ответственность, — его прерывает стон, — и за мои потребности. Остальные меня не заботят.       Голова и так пустая, его слова лишь больше каши из разума делают — что он требует, чего просит? Разорвать сделку? Да демон малышку из постели не станет выпускать, и мы не знаем, сколько у него фетишей — может, откроет тайную комнату с горой вибраторов и анальных растяжителей, пытать первым очень мокро и приятно, конечно, но втрое произведение сексуального творчества производится для настоящих ценителей боли. Это я ещё мягкие примеры привожу, вдруг приведёт друга? Вдруг принесёт ошейник? Хотя, если он попросит Мерелин поводить его за повод, то названная навряд ли откажется.       — Ах-а, ладно! Я разрываю контракт, — хрипит от отдышки, тяжело выдавливая слова, стараясь вставить их среди нескончаемых стонов.       Восставший шумно выдыхает, поднимаясь, ухмыляется в щеку, вытягивая зрачки, слыша, как его ребёнок просит, и просьбу он верно выполняет: пальцы толкаются быстрее и грубее, специально сгибает последние фаланги, дабы те сильнее задевали точки, прекращая ее мучать, направляется к ее груди, но ангел перехватывает его за шею, мягко придерживая ее. «Сюда» — впивается в губы, пуская язык, демон облизывает его, вбирая, переплетаясь и проходясь по серединке, смертная отчаянно всхлипывает ему в рот, отодвигаясь за дыханием, в остатке сил целуя его губы, а затем падая назад, давясь стонами, что играют музыкой для слуха победившего. По ее телу волны бегут электрическим током, пока мучитель ласковее играется с грудью, сжимая и покусывая, позволяет девушке сводить бедра до момента, когда та выгибается. Мерелин продолжительно мучает и до боли сводит колени, опустив обе ладони к низу живота, сжимается телом, стараясь успокоиться — жарко, тяжело и хорошо одновременно, до того, что ребёнок пускает слюнку по уголку губ, а глазные яблоки начинает щипать. Невинная вздрагивает, когда хозяин вытаскивает пальцы, наблюдая за густым красным оттенком на теле малышки, убирает их в рот, облизывая — ангел вспыхивает, тяжело выдыхая от его действия.       — Приторнее крови, — лизнув губы.       Мерелин вытягивается, отстраняясь от него, спиной заползая на подушку, пока демон поднимается с постели, намереваясь отойти. Она понимает, что мучитель сейчас отправится прятаться в кабинете или пойдёт в ванную комнату, и ловит его тем, что надавливает черным носком на пах, как он замирает. Он поворачивается с удручённым лицом к девушке, будто недоволен прикосновением, стопа малышки полностью прижимается к напряженной области:       — Что ты делаешь? — стукает по ноге, сбрасывая ее несильным, но хлестким ударом.       — Грубо, — на этот раз она прижимает пальцы ног снизу, замечая и ухмыляясь, как владелец сжимает челюсти. — Вы ведь возбуждены, верно?       Она скользит пальцами по стволу, осторожно надавливает, медленно повторяя вверх-вниз. Ангел ухмыляется, закусывая язык между зубами и наблюдая за реакцией прежнего мучителя, перенимая его доминирующую роль:       — Мерелин, — на сей раз он сжимает ее ногу, ведя ее, заставляя ощутить размер.       Демон кратко поперхнулся, повернув подбородок, не торопясь наседает на девушку, опираясь рядом с ее головой: хитрый ребёнок так же не теряет наглости, пока он набирает слов в глотку, малышка заменяет стопу на ладонь и проползает по ширинке, массируя пальцами, судя по ощущениям, камень в штанах. Нечистый, откровенно говоря, палится, закрывая глаза и чуть не толкаясь в руку ангела, сглатывает, чувствуя, как пальцы мягко скользят по члену.       — Пожалеешь ведь, — специально выдыхает в губы, пока она смеётся и кивает на его предупреждение.       Постепенно ребенок убирает усмешку с лица, переходя на глубокие вздохи, улыбается владельцу, отпуская его, уронив запястье на подушки — Мерелин всмотрелась в ровный подбородок и напряженную мужскую шею, находя в данном обзоре специфичное умиротворение. Собеседник сглатывает рычание, в знак разочарования от того, что подопечная перестает касаться его, наблюдая за его кадыком и яремной ямкой, но ангел уже не обращает внимание на его реакцию или чувствительность, она будто успокаивается, собираясь погрузиться в сон:       — Вы правы. Сами разберетесь, — поправляет ткань его рубашки, отклоняясь обратно, отвернув лицо и закрывая глаза, обозначая данной позой выход из диалога и пожелание спокойной ночи.       — Ты плохо просишь, — девушка давится кислородом, когда горячие пальцы сжимают грудь.       Глаза наполняются слезами, когда тело вновь потряхивает от наступающего и не успевшего раствориться возбуждения, невинная двигает бедрами, трясь об восставшего:       — Так научите меня.       Движение замедлятся, ибо смертная остаётся девственницей, так как не имела достойного и положительного опыта в физическом контакте: хозяин надавливает на ее бедра, мягко заводя ее ноги себе за спину, порой дотрагиваясь так, словно обжигается об женскую кожу или донельзя боится обжечь ребёнка. Мерелин слышит густой выдох, понимает, что демону тяжело — его основные потребности — это алкоголь, сон и секс, а потому как человек страдает от голода и бессонницы, так и бессмертный мучается в ожидании, он будто расчесал себе горло до глотки от нескончаемой жажды, и только сейчас получает доступ к воде, касаясь ее, опасаясь уничтожить.       Малышка внимательно следит за тем, как перемещаются его пальцы, она боится, но отказывается от шанса сбежать или воспротивиться, интерес слишком велик. Стоит ему расстегнуть ремень, и ангел поднимает голову, зажмурившись, краснея, как летнее небо перед встречей с луной. Возвращает зрение, когда слышит, как недалеко от неё падает неизвестная вещь — его рубашка; заметив, поворачивает голову, тут же вздрагивая, ибо демон уже нависает над ней.       — Боишься? — улыбается, а голос мурчит.       Ее бедра дрожат, когда головка проходится по цветку, входит в неё толчком, но далеко не полностью — на середине отстраняется, дабы сплюнуть вниз в качестве смазки. Девушка хныкает, прикусывая мокрый рукав свитера от прежних слез и слюны, опять жмурится, ощущая, как твёрдая плоть скользит по мышцам, проникая глубже.       — Ха-а!.. Почему вы постоянно плюётесь?! — вопрос пытается отвлечь от громкого стона.       Владелец не отвечает ей, медленно вдавливаясь целиком, заставляя ее выгибаться на постели, ибо задевает несколько точек для мутности сознания и румянца на теле девушки. Его рука падает на молочную шею, ласково касаясь кожи лица большим пальцем, но любовник не отводит взгляда от низа — необходимо следить за реакцией ангела, не больно ли ему и приятно ли. Рвано выдыхает, понимая, что двигается без проблем и препятствий — Мер сильно сжимает его, но я не назову это трудностью; восставший слишком долго терпел, начиная пошагово терять контроль над эмоциями и толчками, он не ускоряется или рычит, скорее, осознаёт, что для смертной ночь будет долгой, также как для него — восхитительной.       — Дабы двигаться стало легче, — рычание, малышка мнёт под собой простыни, когда он насаживает ее. — Дьявол, ты так сжимаешь меня, что я могу посчитать пульсацию.       Ее стоны ломаются, потому что лёгкие не столь сильны, пока демон придерживает ребёнка за талию, не отрываясь губами от шеи — развлечется, но сначала пусть невинная привыкнет.       — Горячо!.. Почему он такой горячий?       Мерелин с трудом выдавливает большую часть вопроса, сжимая его плечи пальцами, стараясь впиться и будто навредить, хотя она царапает его от собственных ощущений, рефлекторно. Нечистый перестаёт жалеть ее, заставляя мяукать чаще и тяжелее, прерывая стоны от нехватки воздуха, ангел бы закусил рукав или кожу, если бы смог оторваться от стараний поцарапать мужскую грудь в отместку — он ускоряется, стирая прежнюю вежливость и медлительность:       — Потому что я демон, — надавливает большим пальцем под нижней челюстью, вынудив поднять лицо.       Воспитанница специально заполняет легкие воздухом, так, чтобы было больно от его количества, позволяя владельцу поцеловать ее, переплестись языками, она не может играться как ранее, не хватит сил, но подчиняется требованиям, выдыхая, когда его пальцы переходят на грудь. Горячий, везде горячий, внутри, его язык, тело, что бежит по его венам? Что повышает его температуру до столь высокого уровня? Может, не зря он пьёт столько алкоголя — в нем спирт, а спирт горит хорошо, гибрид алкоголя и огня бегает веществом по его органам, естественно, обжигая каждого, кто посмеет коснуться бессмертного.       Рывком Мер отворачивается, разрывая поцелуй и кашляя, к чему восставший явно не был готов — их губы ещё соединяют слюнные нити, но он не станет наказывать за строптивость, ей кислород нужен, ему воздух — как дополнение к образу человека. Мучитель опускается к шее, вбирая ее губами до боли, бурые пятна появятся от подобных действий, уже, демон помечает каждые несколько сантиметров кругообразным следом, они быстро заживут, но творить новые не станет тяжестью. Он вновь мажет по солнышку языком, затем возвышается, проходясь пальцами по волосам, надавливает на выступающие кости таза, полностью входя в девушку, отчего ее гнёт дугой. Теряя прежнее равнодушие, его грудь чаще вздымается, а дыхание становится немного громче и тяжелее, легкие будто мокрую вещь выжимают, порой это перемешивается с рычанием, в эти моменты Мерелин сильнее дрожит. Демон двигается быстро, отчего малышка порой и местами натирает кожу о ткань, сжимает его колено пальцами, ибо не всегда может обратиться голосом. Мучитель надавливает на внутреннюю сторону левого бедра, принуждая подать его к себе, злостным голосом запретив сводить ноги, девушки не всегда способны контролировать это, когда оргазм подходит слишком быстро и мощно. Восставший будто бы тихо кашляет, положительно реагируя таким образом на то, как смертная сжимает его внутри, садизм просыпается, я покажу вам, детки — демон чуть шире отодвигает ее правую ногу, вбирая большой палец губами и прикусив себя же от стремления, мажет по фаланге языком, надавливает на клитор, невинная давится, закинув голову назад:       — Предупреждали тебя, бестолочь, — он всего лишь надавливает и производит круговые движения, а ангела трясёт, как от электрошока, — я научу тебя слушать хозяина, — она бы ответила, спросила бы его, откуда он знает, как слушаться, сам когда на ее месте был, но ее слишком подпирали стоны и нехватка воздуха, дабы противиться.       — Быстро, слишком быстро, — проговаривает в верх кровати, хватаясь за его руку как за спасительный круг, но демон шлепает ее по кистям.       Невинная вновь прикладывает правую руку к его колену, другой сжимает ткань под, пуская слюнку, давно закрыв глаза и переходя на дыхание через рот — ей тяжело, но вовсе не больно. Демон сам выдыхает неправильно, слегка задыхаясь, но это не мешает ему в издевательствах — он откидывает разорванную кофту с ее груди, что прикрывают ее, раскрывает полностью — стоит ли прятать столь очаровательное тело? Хозяин бы сказал что-то, несомненно, упрекнул бы ее, зная, как она наслаждается наказаниями, но почувствовал сильную пульсацию внутри, а потому отвлёк внимание на действия пальцами, быстро водя вверх-вниз и ухмыляясь, даже для первого добровольного раза Мерелин чрезмерно чувствительна. Названная протяжно мычит и закатывает глаза, сжимая пальцы до боли, прикусывать свитер или губы тоже сил нет, стоит постараться: подняв правую кисть, впивается резцами в большой палец, почти прокусывая кожу, как ее ударяют по запястью, вырывая руку изо рта:       — Хватит затыкать себя, я хочу слышать, — затем он тяжело рычит, ибо ты тоже не так далёк от грани, терпел долго.       Смертная давится в очередной раз: прикладывая руку рядом с лицом, она хочет впиться и прикусить кожу, дабы не выдавать себя столь ярко, выдавать наслаждение, демон обращает внимание, когда ее пальцы вновь касаются лица, но хитрая — специально проскальзывает кончиками по лбу, как бы невзначай, кладёт ладонь рядом, ждёт, когда бдительность расплывется, а его внимание перейдёт на другой объект. Мерелин оказывается права; владелец поднимает ее ногу себе на плечо, входя глубже и быстрее, перенимает и дыхание через рот, скорее от готовности разрядиться, нежели от усталости, рычит, хмурясь, входя до конца.       — Неясно выразился? — ударяет ее несколько раз по следам порки, отчего она вскрикивает каждый новый удар, ибо демон заметил, как ее пальцы вновь становятся временным кляпом для стонов.       Мер извиняется, и владелец делает паузу между шлепками, делает последний, убедившись, что не посмеет, мгновенно замедляясь и выходя почти полностью, ибо ангел прикрывает чувствительно место, почти падая на бок и сжимая бедра — уловив момент, хозяин быстро вдавливает твёрдую плоть обратно, она всхлипывает, пока волны оргазма бегут по телу, касаясь мурашками каждой клетки, вибрируя и сжимая любовника, демон машинально толкается, пока ребёнок просит его остановиться, дабы успокоить тело. Мерелин отчаянно и безрезультатно повторяет отказ, когда мучитель толкается несколько раз, опираясь над ней, опуская голову, вдавившись и рыча.       Сперва девушка не осознаёт произошедшего, но как только чувства внутри бьют током, она дергается и вскрикивает, пустив пару слезинок по красному личику. Перемешанный смех с мычанием сообщают о перемётной боли и сладости: демон сам не сразу понимает, что вызывает подобную реакцию у его воспитанницы.       — Горячо, как же горячо, — ее ноги дрожат, он покидает ее тело, позволяя ангелу таки лечь на бок.       Она сжимается в позу эмбриона, царапая колено и простыню ногтями, бесшумно скулит, будто потратила все силы на стоны и просьбы. Хозяин надавливает на кожу бедра, приподнимая его, по нижнему стекает вязкая жидкость, нечистый ухмыляется, отстраняясь, пока невинная не перестаёт сводить брови домиком и хныкать:       — Потерпи, — падает за ее спиной, целуя в выступающие позвонки. — Дьявол…       Девочка лишь скулит в последний раз, вжимаясь лицом в чёрный матрас, пальцами перекрывая любой доступ взглянуть на ее обильный румянец, нечистый тяжело выдыхает в ее крыло, ибо уходить ему совсем не хочется, но воспитать непослушного ребёнка просто необходимо. Он прикладывается вбок к покрасневшей от жары и трения о ткань спине, закрыв глаза, гадает, вытерпит ли она, ибо одного раза и человеку бывает недостаточно.       — Хозяин, пожалуйста, — не сразу слышит, продолжая размышлять, приложившись лбом между лопаток. — Пожалуйста, помогите мне.       Открывает глаза, как будто послушно, отстраняется от крыльев ребёнка, всматриваясь в трясущееся плечи девушки.       — Как скажешь, малышка Мер, — его рука проникает под бок ангела, надавливая на низ живота, слегка понижая температуры, и малышка радостно выдыхает в освобождении.       На самом же деле это всего лишь уловка, ибо температура сама приравняется к температуре внутри, требуется лишь несколько минут, дабы привыкнуть, и никаких неудобных ощущений.       — Спасибо, хозяин, — поджимает ко рту запястья, пока нечистый немного опускается за ее спиной.       — Всегда пожалуйста, ангел, — все бы ничего, если бы не чужая рука между бёдер, — но и ты мою просьбу исполни. Я хочу ещё.       Заправив темные волосы назад, демон приподнимает ее ногу, пока названная хныкает, зарываясь в подушку руками и лицом. Мерелин чувствует, как он вновь прижимается, вновь горячий и твёрдый, она закусывает подушку, смиренно ожидая проникновения, хотя он не торопится — ее кофта, точнее, ее остатки, растворяются шипящим дымом, обнажая девушку полностью.       Демон медлит не без причины, проскальзывает горячей плотью по цветку, у малышки руки дрожат, от вибрации не успевает избавиться, как ее вновь вынуждают намокнуть.       — Хватит! Прошу вас, перестаньте!       — Что? Я бездействую, чувствуешь? — повторно проскальзывает, отчего ребенок поднимает лицо и мяукает.       У невинной мышцы сводит, пока по желудку и низу живота медузы плавают, какие бабочки, это для девственниц — когда твёрдая горящая плоть задевает каждую точку, согревая изнутри, вы забудете любых насекомых, пусть и самых прекрасных.       Мерелин прикусывает нижнюю губу, трясётся, будто ей тяжело двигать какой-либо частью тела, будь то голова или пальцы ног, она около минуты смотрит на вмятины простыни, пуская слёзы, чувствует, как он обижает ее, чувствует, что демон способен взаправду пытать смертную до восхода солнца.       — Вставьте, пожалуйста, — снова ныряет лицом в подушку, выгибая спину для его удобства.       А он все равно не двигается, настоящий садист. У него собственные причины невыполнения просьб ангела:       — Что, прости? Мер-лин, я не понимаю твоей просьбы, — толкает пахом, а у малышки зубы до боли сжимаются.       — Войдите в меня пожалуйста, хозяин, — поднимает голову, дабы точно расслышал, восставший успевает ухватить ее за подбородок, чтобы не спряталась.       — Хорошая девочка. Несложно ведь, правда, — она снова давится, когда демон входит в неё, резко начиная двигаться. — Дьявол, ты все продолжаешь пульсировать.       Демон двигается быстро, хрипит вперемешку с рычанием за спиной, пока смертная стонет в пространство между ее руками и постелью, сжимая его, делая это неосознанно, у восставшего глаза в мрак. Он отодвигается, замечая количество веснушек над ее крыльями, родинки, которые спускаются и будто создают созвездия, всего-то стоило защитить ребёнка и относиться к ней как к ребёнку, и ему не приходилось бы воспитывать ее вовсе. Громко выдыхает, иногда теряя фокусировку, она как сделанная — идеально тугая, идеально принимающая, ей не болезнетворен ни размер, ни твёрдость, судя по реакции, вибрации внутри и дрожи в бёдрах, Мерелин близка к оргазму. Что ж, будем верить, что он получит сладость за сладость; зная женское тело, предугадывать желания не так уж и сложно — слабое надавливание и движение на точке, сплёвывает на пальцы, возвращаясь к ее вожделению — видит, как у малышки глаза к небу, долго она не продержится, и пытать ее пока не стоит, если она сама согласилась на его условия. Хорошая девочка. Нужно выяснить, что доводит ее больше — наказание и доминация или похвала и уважение, нужно выяснить, кто из любовников больший извращенец.       — Мерелин, сплюнь на пальцы, — подставляет два к ее лицу, на приказ она не реагирует.       Ясно, наказание, демон бы упомянул ей это, но осознал — ангел в молчании копил слюну — она плавно выпускает изо рта тягучую жидкость, закидывая голову и отказываясь от роли собеседника — кроме мычания сегодня владелец получить ничего не сможет:       — Умница, — припевает, мучитель и ускориться не успел, как она колени свела и затряслась.       Он резко остановился, давая ей момент собственного наслаждения, пока ангел задыхается, сам делает глубокие выдохи носом, отчего грудь изгибается в непривычной скорости, помимо того, что Мерелин сжимает его сильнее во время оргазма, внутри нее мышцы работают как вибратор, пульсируя и сдавливая тугостью с каждой стороны. Хозяин поперхнулся, не сдержавшись, тц, теряя все больше контроля над равнодушием и цветом глаз — они то темнеют яблочками, то переходят в синеву, так смертная воздействует.       Его пальцы спускаются, дотрагиваясь до неё, невинная не сразу реагирует, ибо реакция тела забирает ее способность концентрироваться на чём-либо другом, кроме оргазма и включающих его аспектов, да и он ещё внутри, в данной позе даже не отстраниться — насаживаться только льзя.       — У тебя стыда нет, — показывает ей три нити прозрачного вещества на пальцах, которые тянутся, но не разрываются.       Без лишней нежности он заставляет ее очистить его фаланги от ее естественной смазки, толкаясь заново, продолжая движение. Мер всхлипывает, когда осознаёт, что острые иглы пустили ей кровь на крыле — прокусил кожу, не так сильно, как это было в первый раз и довольно быстро, дабы зажило — мажет языком, слизывая плазму как нектар. Видимо, желая убрать шанс сорваться, он покидает тело девушки, поворачивая ее, грубо поднимая на руки и усаживая на колени, пойманная стонет, не заходит ли владелец слишком далеко?       — Гл-лубоко! — когда силы позволяют любовнице прекратить возводить глаза наверх, она обращается к демону, наконец.       Он радуется, потому что лишил себя приятного наслаждения, пытая ее и меняя позы — Мерелин держится ладонями за крепкую шею, проникая языком внутрь, проходясь по небу и клыкам, выпуская язык и облизывая чужой, вновь забираясь. Восставший замедляется, ибо данная прелюдия так же приятна, как и сам процесс, но стоит малышке двинуть тазом, как он строго срывает ее попытку контролировать — сегодня исключительно хозяин управляет ритмом, скоростью и позами. Наверное, так будет всегда.       Вскоре демон роняет ее, придвигая ее за ноги максимально близко — смертная вновь прикусывает губы, когда он вдавливается целиком, и наказание, соответственно получает, нечистый вновь опускается:       — Высунь язык, — ангел сглатывает, не желая раздражать господина, а когда он хвалит ее снова...       Мерелин выгибается и ломано стонет, ибо добрый хозяин вновь наполняет ее внутри вязким кипятком, стоит ему отдышаться — как он ухмыляется на ее дрожащее тело, в особенности бедра и руки, она всхлипывает и сжимается, когда ощущает, как по бёдрам стекают липкие капли спермы.       — Сделке конец, — у мучителя уходит куда меньше времени на восстановление ритма дыхания. Сладких снов.