Мутанты: первая игра

Первое, что Фуджи сказал, когда его пустили в кабинет к директору, было: — Я был прав всё это время! Оджи поднял голову от толстой книги, которая лежала на столе перед ним, и ободряюще улыбнулся. — Добрый вечер, Фуджи-кун. Хорошие новости? — Конечно нет! То есть... — Пожалуйста, садись, — Оджи указал рукой на ближайшее кресло, и Фуджи пришлось уступить, иначе это выглядело бы совсем невежливо. — Насчёт Мизуки, господин директор, — снова попытался Фуджи. — Я был прав, и он оказался шпионом. — Не думаю, что это слово подходит, — покачал головой Оджи. — Попробуешь поискать другое? — Вы просто не знаете! Он связывался с Юкимурой и передавал ему все наши документы. — Разве у нас есть какие-то секретные документы? Мы ни от кого ничего не скрываем. — Из-за него Кайдо-кун напал на Инуи! — Он вряд ли мог предположить, как всё повернется. — Вы просто не знаете, — повторил Фуджи. — Фуджи-кун, — Оджи постучал указательным пальцем по столу, — незачем спешить с выводами. Я знаю достаточно. Мизуки-кун был у меня сегодня утром, и мы мило побеседовали. — Наверняка, это было очередное враньё. — Мне кажется, — продолжил Оджи, как ни в чем ни бывало, — именно сейчас Мизуки-кун находится на своём месте. Ему нелегко, но в такие моменты нам всем особенно помогает поддержка учеников и других учителей, верно? Мы ведь все одна большая и дружная семья. — А он вторгся в нашу семью! Даже, когда он учился тут, то не был её частью. Да он… — Достаточно, — Оджи поднял ладонь вверх, заставляя Фуджи замолчать. — Любой, кто приходит в стены этого заведения — нужен. Ты должен понять, что у каждого есть мотивы, как и у тебя. Фуджи напрягся. Оджи видел людей насквозь, эта способность пугала. — Я дал отчетливо понять Мизуки, что никто гнать его отсюда не будет. Дальнейшее будет зависеть только от него самого. — Отлично, — Фуджи поднялся с места, — так тому и быть. *** — Алло, говорите! Кайдо сжал телефонную трубку так сильно, что его рука побелела. Звонить было в тысячи раз тяжелее, чем обычно, потому что раньше он всегда вспоминал слова профессора Инуи о том, что вина за свою мутацию перед близкими — это тупиковый путь, который ранит обе стороны. Но теперь, после того, что произошло... — Алло, ничего не слышно, может попробуете перезвонить? — Мама. — Каору! Это ты? С тобой всё в порядке? Кайдо глубоко вздохнул, предварительно отставив трубку подальше, чтобы его дыхания не было слышно. — Всё хорошо, мам. — Мы так соскучились, Каору! Папа опять спрашивал о том, когда можно будет к тебе приехать. А ещё, мы видели по телевизору выступление пресс-службы министерства по делам мутантов — они рассказывали, что устраивается показательный теннисный матч среди молодёжи. Ты ведь в теннисной команде, милый? Мы бы хотели посмотреть, особенно если ты будешь... — Нет! — перебил Кайдо, и тут же понял, что это прозвучало слишком агрессивно. Нужно лучше себя контролировать. — Прости, я хотел сказать, что не буду участвовать. — Не извиняйся, дорогой, если эта тема для тебя неприятна, то я больше не буду ничего говорить. Пожалуйста, не думай, что мы на тебя как-то давим, хорошо? Кайдо закрыл глаза. Его родители были чудесными: понимающими, добрыми, всегда готовыми поддержать. Он знал, что большинству мутантов в Сейфуро повезло гораздо меньше. Но это не делало обязательные разговоры легче. — Как Хазуе? — выдавил из себя он. — О, не спрашивай, — мама рассмеялась, и как Кайдо не старался, он не мог найти в этом смехе неискренности. — Он заявил, что влюблен в какую-то принцессу из аниме и собирает деньги, чтобы купить фигурку из ограниченного выпуска, которая стоит больше, чем новый телевизор! — Но он... хорошо себя чувствует? Судороги больше не повторялись? — Боже мой, Каору, прекрати волноваться! Твой брат полностью здоров и мы все договорились забыть о том случае. — О том случае, когда я его укусил, — уточнил Кайдо. — И он бы умер, если бы не было родственного иммунитета. — Каору, пожалуйста, не говори об этом так. Ты ведь знаешь, что никто из нас не обвиняет тебя за тот несчастный случай. И мы все хотели бы видеть тебя чаще, в том числе и Хазуе. Ты не представляешь, как он гордится тобой! — Передай, что это я им горжусь, — сказал Кайдо, собираясь с силами для следующих слов. — Понимаешь, я звоню потому, что мне предложили уехать из Японии. Ты же знаешь, что такое школа профессора Ксавье? Учиться там — это большая честь. — Каору... в Америке? — Да, нужно будет улететь в Америку. Но это откроет множество возможностей для карьеры в будущем. — Ты сейчас говоришь, как продавец из рекламы, — пожаловалась мама. — Не своими словами. — Я просто... не могу объяснить пока, — ответил Кайдо, и это не было ложью. — Но я думаю, что мне лучше уехать. — Ты уже совсем взрослый. Конечно, мы поддержим тебя, что бы ты ни решил. Но подумай как следует, хорошо? И посоветуйся с кем-то, кому ты доверяешь. «Я бы посоветовался», подумал Кайдо, глядя в стену, «Но единственный, кому я доверяю, сейчас при смерти или уже умер. И это я его убил». *** Класс, который с самого утра занял Мизуки, опустел на большой перемене, и Фуджи выбрал это время для очередного разговора. Весь день он прокручивал в голове слова директора о любви и поддержке, которые были искренними, но недостаточно убедительными. К тому же, напомнил себе Фуджи, переступая порог кабинета, Мизуки был не только учителем и его личным врагом. Он был опасен для детей: не зря же есть граница, которую учитель и зависимый от него ученик просто обязаны соблюдать. — Тебя в детстве не учили стучаться? — поинтересовался Мизуки, поднимая голову от стопки тетрадей. Но поинтересовался как-то устало, без обычной язвительности. — У всех правил есть исключения. — Должно быть, ты прав. А не боишься снова увидеть что-нибудь исключительное? — Мизуки, — Фуджи подошёл ближе, старательно игнорируя сказанное. — У нас было множество разногласий, и я даже готов признать, что некоторые из них по моей вине. — Но? — Мизуки отвлекся от проверки работ и смотрел на него с интересом, но пока без страха. Очень хорошо. — Ты сам сказал «но». Главное в нашей школе — это дети, их безопасность и счастье. — И когда же ты прекратишь думать о нём, как о ребёнке, лет через сорок? — Нет, что ты, — Фуджи отмахнулся. — Речь совсем не о Юте. Плечи Мизуки напряглись, и Фуджи поздравил себя с первой победой. Видят боги, она далась ему нелегко. — Знаешь ли, есть такое мнение, что ИГА, и в первую очередь Юкимура, заинтересованы в том, чтобы в Канто осталось всего одно учебное заведение для мутантов. Мутанты, которые учатся вместе с людьми, многих не устраивают. — У тебя не получится шантажировать меня этим, — пожал плечами Мизуки. — Я встретился с Оджи и всё ему рассказал. И он попросил меня остаться. Все совершают ошибки. — Даже в мыслях не было, — улыбнулся Фуджи. — Но подумай вот о чём: из-за тебя уже пострадал Инуи, который по непонятным для меня причинам считал себя твоим другом. Из-за тебя ученик так боится своей мутации и ненавидит её, что не может спать ночами, а днем — смотреть в глаза остальным. А другие ученики рисковали жизнью в своей глупой вылазке и чуть не убили ещё одного мутанта. Это дети, которые дошли до того, что задумали убийство — как они поведут себя с тобой, когда узнают? Не много ли для одной «ошибки»? — Причём здесь я? И когда это Инуи считал нас друзьями? — Ты же знаешь ответ на оба вопроса, да? Фуджи широко открыл глаза и посмотрел прямо на Мизуки. Их взгляды встретились, и потянулось долгое упрямое ожидание: кто первый отвернётся, кто признаёт поражение, кто был недостаточно хорош в споре. Наконец Мизуки моргнул, и устало опустил голову на руки. Победа, которой Фуджи не мог добиться с тех самых пор, как Юта перешёл в другое общежитие. — Когда ты решишь уйти, — пообещал он, — я позабочусь о твоих учениках. Они ни в коем случае не пострадают. — Ты же их ненавидишь. — Снова неправда. Дети ни в чем не виноваты, тем более, в твоём неверном выборе. Мне пора идти на следующий урок, спасибо, что нашёл время для разговора. До встречи. — Увидимся никогда. — И ещё, Мизуки... Фуджи остановился у дверей. — Спасибо, что позаботился о моём брате. *** — Кайдо. Не видел тебя на тренировке. Тезука нашёл своего подопечного в библиотеке, но не было заметно, чтобы он пришёл туда учиться: пустой взгляд, направленный в окно, и полное отсутствие учебников в ближайшем окружении. Выглядел он не лучшим образом — даже хуже, чем Фуджи, когда не мог спать после первой телепатической атаки. И неудивительно. Кайдо был гораздо младше и гораздо хуже умел скрывать свои проблемы. — Извините, — хрипло ответил он, но никакого объяснения не предложил. Впрочем, причину все знали. Тезука незаметно вздохнул — с его точки зрения, он не обладал даром утешать и обнадёживать подростков. Но Кайдо, как и Кикумару, столкнулся с проблемами вдали от семьи, и Тезука в такие моменты считал своим долгом хотя бы попытаться заменить отцовскую фигуру. — Не извиняйся. В любом случае, я назначу тебе штрафные круги в наказание, — снова попробовал он. — А сейчас, не хочешь сыграть? У меня остались вопросы. Тезука играл с учениками редко, и они обычно ценили это, тем более те, кто любил теннис так же сильно, как он. — Я думаю, что должен уехать с доктором Маккоем в Америку, — пробормотал Кайдо, никак не реагируя на щедрое предложение матча. — Почему? — Он сказал, что в их школе часто сталкиваются с мутантами, которые смертельно опасны. Как я. — Кайдо, все мутанты смертельно опасны, — честно сказал Тезука. — Для себя, для других. Этим мы и отличаемся от людей. — Я не могу так! — Кайдо спрятал лицо в ладонях и заговорил быстро, но еле слышно: — Всё здесь связано с ним, он был везде; мы разговаривали в библиотеке, на улице, в классе, а если нет, то я всегда знал, где он. А сейчас он умер, и не нужно говорить, что нет. Фуджи-сенсей обещал, что он очнётся, но его увезли. И он умирает или уже умер, но мне никто ничего не говорит. Вы все мне врёте. Внезапно Кайдо замер, словно только сейчас понял, что говорит вслух. Даже сквозь пальцы, прижатые к щекам, было заметно, как сильно он покраснел. — Извините меня, тренер, — пробормотал он, вскакивая и низко кланяясь, — мне не следовало этого говорить. Пожалуйста, извините. Я должен быть на пробежке, поэтому... извините, тренер! С этими словами Кайдо рванул к выходу и Тезука не стал его удерживать. Успел только, пользуясь своей силой, поднять лежащую на полу куртку и набросить на плечи убегающего ученика. На улице заметно похолодало, и снова собирался дождь. *** Тренировки и отборочные матчи проходили в привычном ритме. Хотя в воздухе витало объяснимое напряжение, никто ничего отменять не собирался, даже после того как Кавамура случайно поджёг сетку, а Ицуки поднял такую пыль, что некоторым болельщикам пришлось вымывать песок из глаз. — Шесть — четыре. Гейм и сет выиграл Кавамура, — объявил Ойши с облегчением, когда матч закончился. — Молодец, Така-сан! — заорал Момоширо. — Мы с Эчизеном болели за тебя! — А, спасибо, Момо, — смутился Кавамура. — Неплохой был удар, — прокомментировал Рёма, — но я бы посоветовал не накладывать обратное вращение на летящий мяч, можно потерять контроль. — Я постараюсь. — Эчизен Рёма, Ибу Шинджи! — выкрикнул Ойши, объявляя начало второго матча. — Вперёд, малыш! — Момоширо похлопал Рёму по плечу. — Поквитайся с ним. — Ага. *** Мизуки вернулся в свою комнату, честно отработав все занятия. Внутренний голос подсказывал ему выспаться и подумать над происходящим на свежую голову, но как раз выспаться он и не мог. Признавать, что Фуджи в чём-то прав тоже не хотелось, но это было самым простым. Мизуки чувствовал острое желание спрятаться: от Юкимуры — с его требованиями и опасными целями, и от Юты — с его дурацкой привязанностью. Ещё и остальные глупые детишки, когда узнают, кто виноват в смерти их любимого учителя, обязательно придут требовать объяснений. Их агрессии Мизуки не боялся, но смотреть в печальные обвиняющие глаза? Нет уж, увольте. Он достал из шкафа большой кожаный чемодан и бросил на пол. С этим чемоданом он ещё совсем недавно возвращался в Сейфуро — сразу же, как только получил разрешение преподавать. Конечно, за это время вещей прибавилось, но чем-то придётся пожертвовать. Открыв чемодан, Мизуки нашёл там кучу каких-то бумажек и бутылку с остатками коньяка на донышке. Позиция директора в отношении употребления спиртных напитков в школе была одной из самых строгих в Японии, но Мизуки очень хорошо помнил, как когда-то Инуи пришёл к нему после уроков вот с этой самой бутылкой. Да, Мизуки хорошо всё помнил, и было главной проблемой. Он провёл пальцами по толстому стеклу, и словно наяву услышал голос Инуи: «Один мой друг говорит, что это лучший коньяк в нашем полушарии. Но не надейся на многое, этот друг постоянно врёт». «Надеюсь, он не отравлен?», полушутя спросил тогда Мизуки. Инуи рассмеялся в ответ. У него вообще был странный смех, и выражение лица, будто бы он удивлён, что из его рта вылетают какие-то звуки. — Был странный смех, — повторил Мизуки вслух. — Был совершенно идиотский смех. В глазах защипало, Мизуки рывком вытащил пробку и хлебнул коньяк прямо из горла. Закашлялся, но стало ощутимо легче, даже удалось перескочить на другое воспоминание, гораздо более приятное. Вообще-то коньяк был подарком на день рождения, о котором Мизуки особо не распространялся. Второе и последнее поздравление в тот год он получил от Юты, и не смог сдержаться — напоил его той же ночью. Учитывая, что Юта по закону считался всё-таки несовершеннолетним ребёнком, это было настоящее преступление, как ни посмотри. Но пьяный Юта того стоил. До сих пор воспоминания о его попытках цитировать постулаты Канта и опровергнуть существование Бога вызывали у Мизуки неудержимый хохот. А уж утренний Юта, с первым в жизни похмельем, который сидит в классе и героически пытается выглядеть адекватно... Мизуки тогда дал всем писать тесты, которые даже не проверял потом — не мог сосредоточиться от смеха. Правда потом, под Новый Год, Юта вместе с другими резидентами святого Рудольфа организовал для Мизуки особый праздник, после которого больше никто не сомневался, что ремонт второго этажа откладывать не стоит, а вид пьяных подростков перестал его веселить. Их поздравительные открытки Мизуки тоже хранил в своём чемодане с ненужными бумагами, которые жалко выбросить. Там ещё было сочинение Янагизавы — то самое, позволившее Мизуки понять, что кое-кому пора прекратить бегать за тупыми теннисными мячиками и всерьёз заняться своим будущим. Темой сочинения было: «Я и мой грядущий успех» и по идее, попытка нарисовать свой успешный образ через 10 лет должна была просто расшевелить и подбодрить класс. Мизуки, естественно, помнил наизусть тексты всех сочинений, и добрая доля их вертелась вокруг «Большого Шлема». Иногда ему казалось, что в этой школе только теннис воспринимают серьёзно. Но сочинение Янагизавы — ученика, в котором он никогда не видел ничего серьёзного, отличалось от других. «Прошло десять лет, и я защищаю права мутантов там, где им очень тяжело», — написал Янагизава. «Я стал врачом и открыл клинику, где лечат и людей и мутантов, и туда может прийти каждый. Мои подчиненные-врачи не бояться лечить мутантов, даже таких, которые выглядят не как все или могут заморозить лекарство в капельнице. И ещё я открыл новый вирус и назвал его именем моего любимого учителя». Мизуки фыркнул. Прочитать, что кто-то мечтает назвать твоим именем смертельный вирус, не каждый захочет, но «любимый учитель» применительно к себе он тогда увидел впервые. Отхлебнув ещё коньяка, он порылся в чемодане и выудил несколько фотографий. На определённых воспоминаниях было легче сфокусироваться, если под рукой оказывался материальный объект. Всего несколько минут, и он продолжит сборы, а пока есть время попрощаться со старыми друзьями. *** Кайдо закончил пробежку и вернулся в комнату с твёрдым намерением начать сборы в дорогу. Доктор Маккой сказал, что готов забрать его прямо сейчас, если Кайдо всё для себя решил. И он решил. Если он уедет до того, как услышит ужасные новости, если ему никогда не придётся увидеть тело учителя и присутствовать на прощании — тогда можно будет и дальше думать, что Инуи жив и остался в Японии. Может быть, для кого-то это было трусостью, но для Кайдо — единственным выходом. Не отвлекаясь на воспоминания, которые прятались за каждой книгой на столе, за фотографиями на полке, даже за плакатами на стенах, Кайдо решительно покидал в сумку самые необходимые вещи. Оставалось ещё сообщить капитану теннисной команды о своём решении, но лично встречаться с Ойши он не хотел. Ойши-бучо был самым добрым и самым заботливым из всех знакомых Кайдо, но он считал, что его доброта и забота нужна всем и всегда. Сейчас Кайдо с большим удовольствием поругался бы со своим извечным противником Момоширо, но даже тот вёл себя с ним тихо, как с безнадёжно больным. Это ещё больше подкрепило уверенность Кайдо в том, что нужно уезжать. Ойши он напишет сообщение, решил Кайдо, доставая мобильный. И попросит больше не беспокоить. Может быть, если он будет достаточно невежливым, капитан рассердится и вообще ничего не ответит. Это было бы наилучшим вариантом. *** Постепенно стемнело, но Мизуки всё так же сидел на полу возле открытого чемодана и перебирал старые бумажки. Он обязательно обругал бы себя за эти жалкие попытки оттянуть время, но сегодня коньяк сделал его покладистым, по крайней мере, по отношению к себе самому. Около половины девятого дверь скрипнула, и на пороге показался тёмный силуэт. — Мизуки-сан, ты тут? — спросил силуэт голосом Юты. — А почему темно? — Иди отсюда, — ответил Мизуки грозно. И сразу же передумал, потому что, можно было бы на прощание... — Лампочка перегорела? Я сейчас сменю, — деловито сообщил Юта, даже не думая уходить. Он нашарил выключатель и комнату залил яркий свет, от которого у Мизуки заболело всё сразу — начиная от глаз и заканчивая ногами, которые, оказывается, затекли от долгого сидения на полу. — Выключил, быстро! — потребовал он, падая на бок, потому что ноги скрутило судорогой. Юта, надо отдать ему должное, на этот раз послушался, и в комнате опять стало темно. В следующую секунду Юта был рядом и пытался поднять Мизуки. Точнее не пытался — за последний год он отрастил себе такие мышцы, что без особого труда поднял Мизуки на руки и отнёс в кровать. Мизуки слегка посопротивлялся для вида, но в кровати, и правда, было удобнее. Если бы только после этого Юта ушёл. Ага, сейчас. — Что происходит, Мизуки-сан? Нескольких секунд яркого освещёния оказалось достаточно, чтобы Юта, наблюдательность которого обычно исчислялась отрицательными значениями, успел заметить чемодан и коньяк. Отлично. — Юта, ты помнишь притчу про любопытного... — Нет, — перебил Юта и Мизуки вздохнул. Объяснение отложить не получится. Ну и ладно. — Хорошо, тогда постарайся дослушать. Я был... у меня был план, как устроить жизнь после твоего выпуска. И этот план включал в себя сотрудничество с Юкимурой. — Из ИГА? — Да. Я не вижу в этом ничего плохого, каждый мутант должен думать о своих потребностях. Но недавно он попросил впустить к себе в голову телепата... не знаю, где он его раздобыл. Я попытался защититься и сделал это как смог. Это было на кортах, во время отборочных матчей. — Когда Вам стало плохо, — Юта пытался обнять его, и суетился в темноте, как наседка возле цыплёнка. — Неважно, как мне там стало, не отвлекайся. Я пытаюсь сказать, что это я толкнул телепата в Кайдо-куна. Из-за меня он потерял контроль и укусил Инуи. — Но это ж Юкимура виноват! — немедленно возразил Юта. — Никто вас не посмеет выгнать из-за такого! — Никто меня и не выгоняет, я сам решил, — буркнул Мизуки, но в глубине души почувствовал облегчение. Юта, конечно, разочаруется в нём рано или поздно, но не сейчас и не из-за этого. Видеть его изредка будет даже забавно. — Но твоё место здесь, Мизуки-сан! С нами! — С тупыми подростками без желания учиться и инстинкта самосохранения? Всю жизнь мечтал. И дня не прошло, чтобы я не пожалел о том, что сюда вернулся! Если бы не... неважно. — Если бы не что? — жадно переспросил Юта, но вечер откровенности на этом был окончен. — Я тебе на почту пришлю притчу про любопытство. Ознакомишься в свободное время. — Ладно, — Юта отстранился и Мизуки сразу же пожалел об этом. Наверняка в этом был виноват коньяк. — Ты куда? — Как куда? К себе, собираться. Все ещё ничего не понимая, Мизуки пытался разглядеть в темноте лицо Юты. — Что за «к себе, собираться»? Говори полными предложениями. — Ну, так мы же завтра уезжаем? Вещёй у меня немного, но я хочу успеть, пока Номура не вернулся. А то, если он узнает, все в Рудо сразу будут знать. — Юта... — Мизуки прикусил губу, потому что, от напряжения всё вдруг поплыло перед его глазами и накатила слабость. — Наше общежитие всегда называлось общежитием «имени святого Рудольфа» и меня раздражает, когда вы его коверкаете. И ты никуда не едешь. Мизуки почувствовал, как Юта осторожно прикоснулся к запястью его правой руки, затем — к левой. Потом сильно сжал пальцы так, что внезапная боль практически снесла лёгкий коньячный туман. — Спорим, — прошептал Юта, наклоняясь ближе, — что еду? Мизуки ошеломлённо втянул в себя воздух, а на выдохе почувствовал холодок от слез на своих щеках. Он не плакал уже много лет, может быть даже с тех самых пор, как мама оставила его на пороге этого интерната, поцеловав в лоб на прощание. Плакать глупо и непродуктивно, бесполезно и бессмысленно. Это ведёт к саморазрушению, думал он и плакал, сжимая зубы. Давился слезами, чтобы только Юта не догадался. Но Юта почуял неладное и немедленно всполошился — сначала отпустил руки, потом снова обнял его, засыпая градом вопросов: «Было больно? Что не так? Позвать кого-то?». Такая реакция, в свою очередь, Мизуки рассмешила, и он широко улыбнулся, продолжая пропитывать слёзами рубашку Юты. Нужно было срочно что-то делать, пока это всё не переросло в полноценную истерику. — Ты идиот, Юта, — сварливо сказал он, потому что очевидные истины всегда помогают успокоиться. — Вот как мы можем уехать, пока ты ещё недоучка? Зря я столько сил потратил? Юта пожевал его волосы, что, очевидно, для недалёкого воображения выглядело как поцелуй. Вздохнул, и пробурчал что-то похожее на: «Все равно ваше место здесь, Мизуки-сан». — Что ты сказал? — Ничего. — Смотри мне! — Да, Мизуки-сан. — До конца учебного года, и ни минутой больше! — Конечно, Мизуки-сан. *** Как-то так получилось, что Фуджи окончательно переселился в комнату Инуи. Возможно, дело было в кошмарах, от которых он спасался в этой комнате, или в том, что Фуджи нравилось повторять: «Освобожу комнату, когда он вернётся». Так или иначе, но теперь по вечерам его можно было найти только там. В дверь постучали, когда Фуджи уже собирался ложиться. — Юта? — удивился он, увидев за порогом своего младшего брата. — Я не нашел тебя в твоей комнате, и Математик-физрук сказал, что ты тут, — Юта толкнул брата в плечо и прошел в комнату. — Какого черта тут делают твои вещи? — Юта, это временно. Я освобожу комнату, когда Инуи вернётся. — Не хочешь ли ты сказать, что вы с Очки-сенсеем… — внезапная догадка поразила Юту до глубины души. — Нет! — быстро возразил Фуджи. — Я просто… просто… — посвящать Юту в проблемы, связанные с кошмарами, ему не хотелось, — мне тут удобнее работать с бумагами Инуи, чем таскать всё к себе. Так и получилось, что я тут просиживаю все свободное время. — Поэтому на тебе пижама и кровать расстелена, — заметил Юта. — Иногда я тут ночую. — Ладно, проехали, — Юта отмахнулся. — Я к тебе по другому вопросу зашёл. — Что-то случилось? — Ты случился, — Юта упёр кулаки в бока и постарался выглядеть как можно более угрожающим. — Почему ты всё время лезешь в мою жизнь? — Я… — Ведь это из-за тебя Мизуки-сан хотел уйти. — Хотел? — Фуджи определённо не нравилось прошедшее время и весь этот разговор. — Я ему не позволил, — гордо заявил Юта. — Юта, пойми, ему здесь не место. — Тогда и мне тоже. — Ну что ты такое говоришь? — Фуджи сделал попытку обнять брата, но тот лишь отошёл подальше. — Ведь мы с Юмико тоже выросли тут, и наш коллектив с радостью примет тебя, когда станешь учителем. — Ты вообще меня слышишь?! Хоть раз в жизни ты меня услышал?! — терпение Юты закончилось, и он перешел на крик. — Я не хочу быть учителем! И ненавижу всё, что связано с этой идиотской школой! Да если бы не Мизуки-сан, я бы точно сбежал, когда поселился в это долбанутое общежитие! Когда ты поймешь, что дети вырастают, уходят из семьи и заводят собственные семьи? Да, сначала они, конечно, учатся, встречаются, влюбляются и так далее! Это нормально! — Но я волнуюсь за тебя. — А я хочу жить без твоих волнений! Дай мне решать самому! Слова Юты стали последней каплей: слишком много всего происходило, слишком быстро. — Эй, ты чего? — Юта почему-то был уверен, что они сейчас будут ругаться до хрипоты, но рыдающий старший брат в его планы не входил. Слишком много вокруг него сегодня было рыдающих взрослых. Он даже не знал, что нужно делать в такой ситуации, потому что впервые видел подобное. Фуджи-старший сел на кровать, пытаясь вытереть слезы, и Юта опустился перед ним на корточки. — Пойми, — сказал он тихо, — я люблю тебя, и сестру люблю… И Мизуки я тоже люблю. Фуджи вздрогнул, услышав это имя, но Юта продолжил: — И я не хочу делать выбор между вами, но если ты заставишь меня его сделать, результат тебе совсем не понравится. В тишине раздавались только всхлипы и шуршание одежды Юты, когда он пересел с пола на кровать, обнимая брата. — Пожалуйста, не выгоняй нас, — прошептал Юта, целуя его в висок. Стоящий за дверью Тезука решил, что лучше будет, если он зайдёт позже. *** После долгих мучительных размышлений и десяти попыток Кайдо, наконец, написал сообщение для капитана Ойши, в котором было больше трёх и меньше ста слов. Он почти отправил это сообщение, когда мобильный вдруг тренькнул и сообщил о получении нового письма. Адрес отправителя был незнакомым. Сообщение было очень коротким. Когда Кайдо прочитал его, ему показалось, что сердце сначала остановилось, а потом забилось с бешеной силой. «Кайдо, надеюсь, ты в порядке», — говорилось там. «Пожалуйста, приходи завтра, в 09-00, на своё обычное место для тренировок. Мне уже лучше и я хотел бы тебя увидеть».