Пила. Последняя глава

Марка Хоффмана мучили кошмары. В них он снова и снова оказывался заперт хохочущими Гордоном, Джоном и Амандой в ванной комнате, и с каждым разом с ним в темноте было всё больше и больше людей. Он чувствовал их присутствие, а они знали, что он здесь, с ними. Теперь он был заперт навечно, ничто не помешает им найти его здесь и уничтожить, как и он уничтожил всех их… Он резко открыл глаза. Его правая нога дёрнулась и ударила подлокотник дивана, что заставило его застонать. Боль пробудила его окончательно. Судя по часам на стене, которые указывали на то, что сейчас около девяти вечера, еле слышно стрекоча своим механизмом, он проспал не меньше двенадцати часов. Хоффман поразился этому обстоятельству. Он был жив, он смог подлатать себя, привести силы в полный порядок… и его никто не поймал. Марк уже почти серьёзно начал думать, что происходит какое-то чудо. Пока он спал, у полицейских была масса шансов его обезвредить любым угодным им способом, однако они даже не побывали ещё раз в его доме. Насчёт восстановленных сил… о да. Он выспался, несмотря на терзавшие его дурные сны, он был полон энергии и решимости. «Зря вы дали мне привести себя в порядок, очень зря…» — пронеслась в его голове мысль, и она придала ему больше сил, чем любая зарядка по утрам. Впрочем, «зарядку» было сделать необходимо. Марк аккуратно опустил обе ноги на пол и встал с дивана. Обрубок, теперь нежно упакованный в протез, снова заныл, но эта боль была ничем по сравнению с тем, что он пережил вчера. Следующие полчаса он провёл, расхаживая по гостиной, стараясь увеличивать темп. Разумеется, достичь идеально ровной походки теперь уже было невозможно, однако он был доволен результатом. Хоффман уже владел своим протезом достаточно уверенно, чтобы не бояться потерять равновесие или быть чересчур уязвимым. Для него сейчас это было крайне важным. Насколько он был уязвим в своих снах, настолько смертоносным он хотел бы быть при встрече со своими друзьями. Только сейчас он понял, что те трое не просто дерзнули напасть на него — они притащили Марка в его собственный дом и заперли его в собственном же подвале. Теперь Хоффмана не удивляло, почему он не узнал ванную комнату, где был заперт — он ни разу не потрудился её проверить. Он знал, что она использовалась как локация для испытания, и одна мысль, чтобы войти туда и ощутить этот дух смерти, вызывала у него необычное омерзение. Вдвойне это было странно, потому что воспоминания об убитых им людях не вызывали у него в душе ни капли сострадания. Он искренне считал, что наказывал людей, которые действительно этого заслуживали. Когда он решил работать в полиции, он знал, что он постарается избавить улицы этого города от многих омерзительных личностей. Он накажет столько таких людей, сколько сможет. Разумеется, тогда он и подумать не мог, что его правосудие перейдёт на совершенно другой уровень. Марк Хоффман был справедливым человеком, и он стремился во всём эту справедливость прочно установить. Детектив ненавидел много качеств людей и определённых типов людей, но наибольшее отвращение у него вызывали расисты, нацисты, гомофобы, сексисты и те, кто издевался над детьми. В действиях этих разных и таких одинаковых групп людей он не видел никакой справедливости, и поэтому с ними он всегда обходился строже сего, а преступления, совершённые на почве ненависти, он всегда расследовал с особой тщательностью. Плюс в продолжении работы Джона заключался в том, что больше уже ничего не приходилось расследовать. Нужно лишь было немного последить, уточнить… и можно было приступать к правосудию. Именно по этой схеме действовал Хоффман, когда он продумывал, как попасть в полицейский участок. Он мог провести совершенно любую игру, но он выбрал массовую игру с расистами, которых он встретил за неделю до испытания… Марк прогуливался по Шор-роуд, освобождая свои мысли от лишней информации. Он пытался сосредоточиться на спокойствии природы, на милых лицах проходящих мимо женщин… и у него получалось. Он повернул в сторону парка Пэлхэм Бэй, и заметил их. Трое молодых людей и одна девушка явно напирали на парочку лиц азиатской внешности. Хоффман подошёл поближе и начал чётко разбирать слова: — Что же ты отходишь, узкоглазая сука? Уже не такая решительная, как когда приезжала в нашу страну? — Я не… ч-что вы хотеть? — «Хотите», безграмотная шлюха! Вали в свой Китай вместе со своим уродцем! Какого хрена ты молчишь, жёлтый? — Я сообщить в полиция! — Ты мне угрожаешь, мразь? Парень с силой ударил азиата в лицо. Тот упал на траву, а его подруга громко закричала. Девушка из числа нападавших погладила ударившего по руке и яростно прикрикнула: — Так их, Эван! А ты не визжи, как свинья! Она пнула азиатку в живот. Хоффман понял, что это безумие пора было остановить. Он подбежал к ребятам, и даже не один, а ещё с двумя мужчинами, и они оттащили ребят от лежащих на траве молодых людей. Парень прижимал к носу ладонь, из которого текла кровь, а другой рукой поглаживал волосы девушке, которая плакала, согнувшись на траве и держась за живот. — Какого хрена вы нас остановили? Эти черномазые и жёлтые заполонили уже всё! Или вы любите чёрненьких, а? — гневно выкрикивал один из дружков Эвана Марку в лицо. Детектив не ответил и даже решил, что он не будет их арестовывать. Он не будет показывать им своё удостоверение, он для них останется всего лишь человеком из толпы. Глядя на достаточно жалко выглядевших азиатов на траве, он решил, что он накажет тех отморозков по-другому, как только ему представится шанс. Сомневался он только в одном: как назвать их всех на плёнке? Вспомнив слова «жёлтые и черномазые», Хоффман решил, что он использует слово «расисты», не «нацисты». О да. «Ты, твоя подружка, и твои друзья — вы все расисты…» Марк вынырнул из своих недавних воспоминаний. Он знал, что ему нужно делать. Настал тот момент, когда всё же необходимо было побыть детективом. Скорее всего, в последний раз. Он собирался узнать о Лоуренсе Гордоне так много, как только мог. Он использует против него любую малейшую деталь, которую он сможет выяснить. До этого момента он и не утруждал себя усилиями узнать что-то о людях, с которыми он был связан во внерабочее время. Теперь же было пора. Как и на работе, так и у него дома, Хоффман хранил массу копий личных дел и бумаг о расследованиях, всё, что было связано с работой Джона Крамера. Он направился к своему тайнику и на этот раз он с небольшим затруднением, но смог отодвинуть шкаф в сторону. Справа от него, словно спрятавшись в тени, стоял большой стеллаж, заполненный бумагами. Марк медленно подошёл к нему и начал перебирать бумаги, относящиеся к более раннему этапу активности Джона. Наконец, он увидел то, что искал. Достаточно толстая папка, с обложки которой на него глядело бледное лицо Лоуренса Гордона, а его прилизанные светлые волосы словно подчёркивали его невинность и безупречность. — О, ты не более невинен, чем я, — процедил сквозь зубы при этой мысли Хоффман. Он пошёл к столику у противоположной стены, над которой висела достаточно яркая лампа. Марк присел на стул и с облегчением вытянул вперёд покалеченную ногу. Следующие полтора часа Марк тщательно изучал личное дело доктора. Все детали он записывал в свой верный блокнот, который он по счастливой случайности оставил в прошлый раз именно на этом столе. Когда он закончил, в его блокноте торопливым почерком было написано следующее: «Родился в Нью-Йорке. Женился в 22, ребёнок один, возраст сейчас — 15 лет. Начал работать в 22, периодически занимается благотворительными мероприятиями в помощь бездомным. Являлся в ночлежки для бездомных для оказания помощи. Онколог со стажем, имеет множество наград. Лечащий врач Джона, отвергал его многочисленные прошения об одобрении различных нетрадиционных терапий для лечения опухоли мозга. Проходил подозреваемым по делу об убийстве Джоном Пола Лейхи, отпущен, так как подтвердилось алиби. Участник испытания совместно с Адамом Стэнхайтом и Зеппом Хиндлом. Исчезновение на месяц, затем возвращение. Травма — отсутствие правой ноги по лодыжку, протез. Развод, смена места работы. Семья в Сан-Франциско, место работы — госпиталь имени святого Юстаса. Регулярно посещает встречи выживших после игр Джона. Криминальных записей нет». — Какая у тебя интересная жизнь вышла, — усмехнулся Хоффман. Его внимание при прочтении привлекли две фотографии, которые были в той части личного дела, которые рассказывали об испытании. На него смотрели Адам и Зепп, и Хоффман подумал, что сейчас он видел лица людей, которых он оставил за собой в темноте. Которых Гордон оставил в темноте. — Почему ты их там оставил? Они были мертвы? — задумчиво проговорил Хоффман. Марк решил, что эта информация была, пожалуй, самой ценной из того, что он прочитал в его личном деле. Он смог бы подавить его психологически. Идеальный Лоуренс Гордон может и не выдержать упоминания о его просчёте в игре. С другой стороны… Гордон вполне мог заявить, что его задача была убить своего сокамерника, и он это сделал. Игра окончена, у нас есть победитель! Детектив решил проверить файлы Адама и Зеппа, и убедился, что у обоих личное дело заканчивалось фразой «Погиб от рук Джона Крамера». В деле Гордона один файл был копией записанного от руки допроса доктора по поводу его испытания, спустя месяц после него. Теперь Хоффман знал про него всё, и тем не менее фраза «Когда я уползал, Адам был уже мёртв» очень детективу не понравилась. Слишком гладко складывалась вся картина. Слишком гладко. — Наш дорогой доктор о чём-то умалчивает… не бросил ли ты там умирать этого парня? Марк Хоффман был очень заинтересован. Мысль о том, что он сейчас старался по кусочкам сложить паззл другого человека, приводила его в восторг. Он был в своей стихии. Однако теперь он понимал, что сам он мало что мог сделать, особенно когда он не мог даже показываться на улице. Ему нужно было просто ждать, но совсем бездействовать было бы крайне неразумно. Было почти одиннадцать часов вечера, но Марка не волновало, что это может быть поздно. Достав с другого стеллажа огромный телефонный справочник и открыл его на странице с объявлениями. Срок их давности был не критичен, всего пара месяцев, и детектив набрал номер со своего запасного мобильного телефона. — Здравствуйте. Простите за поздний звонок, это частный детектив Гарольд Стоун? Отлично, с Вами говорит Ральф Браун, и я не могу, к сожалению, прийти к Вам в офис, так как я инвалид (здесь Марк не смог удержаться от ухмылки). Я бы хотел, чтобы вы мне оказали кое-какие услуги… Да-да, я понимаю. Мне нужно, чтобы Вы устроили круглосуточную слежку за доктором Лоуренсом Гордоном. Мне известно только место его работы — госпиталь святого Юстаса. Что, оплата? Мы с Вами договоримся, это совершенно не проблема. Хорошо, созвонимся утром. Доброй ночи. Хоффман сбросил звонок. Пора исследовать ванную комнату. Пока другие будут спать, будет уже его очередь действовать. Для него ночь только начиналась…