Пила. Последняя глава

«Полиция продолжает поиски Марка Хоффмана, который обвиняется во многочисленных убийствах и причастности к организации безумных „игр“ на выживание Джона Крамера, также известного как „Конструктор“. Мы напоминаем, что сегодня ночью стало известно, что преступник, который по записям с камеры наблюдения в полицейском участке, был опознан как Марк Хоффман, детектив, работающий в отделе убийств. Как сообщил детектив Фиск, последний сотрудник этого отдела, оставшийся в живых и продолжающий расследование дела Конструктора, Хоффман уже давно находился под подозрением у всех его коллег. Помимо убийства по меньшей мере шести сотрудников полиции и бывшей жены Джона Крамера Джилл Так, Хоффману сейчас выдвигаются обвинения в организации серии убийств на территории заброшенной психиатрической больницы „Рассвет“, живым из которой вышел только Бобби Даген, чьё местонахождение сейчас также неизвестно. Таким образом, число жертв Марка Хоффмана уже приближается к сорока, при этом точно не установлены преступления, в котором он участвовал как соучастник. Этот преступник крайне опасен, и любая информация о его настоящем местонахождении может обеспечить его поимку. Если Вы увидите на улице этого человека, немедленно сообщите в полицию». Бобби чувствовал себя, словно в каком-то кошмаре. В обычное время он никогда бы не подумал, что репортаж, в котором прозвучит его имя, вызовет у него такой ужас. А репортажей с ним снималось немало. Значит, вот кто был виновником всех его вчерашних мук. Вот кто забрал у него всех друзей и жену, а также заставил его вырвать пару зубов и проделать себе несколько дырок в теле. Что он чувствовал? Скорее, страх. Он ненавидел этого человека, который пустыми глазами, но с какой-то высокомерностью взирал на него с экрана телевизора во время репортажа. Он ненавидел каждую чёрточку его лица, запечатлённую на фотографии, начиная от полных губ и заканчивая каждым чёрным волоском на его голове. Но он боялся. Та бравада на пару с шоком, которые были подкреплены алкоголем, выветрились из него за эти несколько часов после его визита встречи выживших, и теперь он видел ситуацию куда более ясно. Он, Бобби Даген, самый известный человек, сумевший спастись из ловушки Конструктора, оказывается… лишь жалким лжецом, и скоро все об этом узнают. Некоторые, скорее всего, подадут на него в суд или начнут заваливать его письмами с требованиями вернуть потраченные на книгу деньги, но сейчас его это не волновало. Он думал о другом: если он собирался отомстить убийцам своей жены, то шансы у него были весьма и весьма малы. Он был ослаблен этими проклятыми „играми“, на людях ему бы лучше сейчас не появляться вообще, а насчёт самой возможной встречи с Хоффманом… Чёрт возьми, где его искать? И проклятье, как же он его боялся! Этот детектив явно был крупным, сильным мужчиной, который на всё пойдёт, чтобы уйти от любого преследования, а Бобби никогда не отличался ни детективными навыками, ни достижениями в кулачных боях. Откровенно говоря, он не дрался ни разу в своей жизни. У него не было шансов выстоять против Хоффмана в любой гипотетической драке. Значит… нужно было придумать другой способ его устранить. Проблема была в том, что у него не было даже никакого огнестрельного оружия. Даже если он и найдёт детектива каким-то чудом, было совершенно непонятно, как отправить эту мразь на тот свет. И вдруг к нему в голову пришло решение, одновременно простое и как минимум странное. Что, если он предложит свою помощь детективу Фиску? Мысль он эту поначалу отверг, поскольку детективу ему было предложить попросту нечего. Кроме денег. Бобби ещё несколько минут неподвижно сидел в своём кожаном кресле, затем поднялся с места, поморщившись, когда заново зашитые разорванные мышцы слегка заныли при этом нарушении покоя. Он аккуратно выглянул из окна, слегка убрав в сторону тёмно-синюю штору, занавешивавшую окно, убедился, что за его домом никто не следит, и быстро вышел на улицу. Он был уверен, что Фиск сейчас в своём отделе, несмотря на поздний час. Тому сейчас нужно было очень многое сделать, иначе он вскоре очень рискует торжественно проследовать за своими коллегами в новый мир. Усмехнувшись своей собственной „писательской“ красивой (хоть он и знал, что это была паршивая фраза) мысли, он ускорил шаг, стараясь идти проулками, меньше наводнёнными людьми и почти не освещёнными мерцающими лампами фонарей.

***

На столе перед детективом Фиском лежала кипа бумаг. Все они так или иначе касались Джона Крамера или Марка Хоффмана. Сон не шёл к нему уже второй день — настолько его повергло в шок случившееся в полицейском участке прошлым вечером. Как только ему доложили о случившемся, он мгновенно направился на место происшествия и сделал всё, что было на тот момент в его силах: он составил полный отчёт о погибших там людях, тщательно изучил все камеры видеонаблюдения, и это был именно он, кто передал прессе всю информацию. Он принял подобное решение, поскольку дело приняло совершенно отвратительный поворот, и Хоффмана надо было остановить. Его уже долгое время мучило чувство вины, что он не способствовал этому раньше. Они все следовали приказу Эриксона, ждать поимки Марка с поличным, потому что несмотря на их абсолютную уверенность в виновности Хоффмана, доказательств у них было не ахти как много. Точнее, их не было. Единственные зацепки, которыми они располагали, это кусочек паззла, срезанный с тела Сета Бакстера зазубренным ножом (а не скальпелем, как во всех предыдущих „играх“), а также странные особенности отпечатков пальцев Питера Страма, оставленные на месте проведения испытания с Симоной и Эдди. Эти зацепки появились у них совсем недавно, до этого они могли подозревать Марка лишь из-за его мотива мести за свою сестру, и этого было, разумеется, недостаточно. Хоффман оказался куда более опасной фигурой, чем Фиск мог предполагать. Он смог постепенно устранить Эллисон Кэрри, Эрика Мэтьюза, Дэниэла Ригга, двух спецагентов и нескольких полицейских, и он без сомнений всё ещё был жив. Фиск понимал, что его шансы стать очередной игрушкой в его руках высоки, как никогда. Он остался единственным человеком, который хорошо его знал и имел все возможности его остановить. Впрочем, они все долгое время думали, что знали его, хотя явно в этом ошибались. Фиск теперь вспоминал и переосмысливал каждый диалог между ними, каждую встречу, будто пытаясь стереть из головы все хорошие воспоминания об этом человеке. Скорее всего, это был правильный подход, если он собирался задержать Марка. Они больше не были приятелями, их отношения теперь должны были быть строго в рамках „детектив — преступник“. При слове „преступник“ он вдруг вспомнил одно из заседаний суда, на котором они присутствовали вместе. Его мысли словно перенеслись в ту комнату… „… Кристофера Блэйда признать виновным и назначить ему наказание в виде пятнадцати лет колонии строгого режима без права на досрочное освобождение“. Хоффман медленно наклоняется к уху Фиска и негромко проговаривает: — Проклятье, вот она, наша система правосудия. Он выйдет через несколько лет и будет снова творить, что ему вздумается. А кто вернёт матери его сына? Правильно, никто. И через 15 лет это не случится. — Марк, мы здесь ничего не сможем поделать. И я знаю, о чём ты думаешь. Ещё раз говорю, мне жаль Энджи… — Не смей говорить мне о моей сестре. Только не сейчас. — Каждый из нас заплатит за все свои злодеяния, которые мы сделали. Сет Бакстер тоже заплатит. — Так же, как и в прошлый раз? Выйдя из тюрьмы через пару лет? Не нужно мне говорить про Божий суд, я не верю в эту околесицу. — Марк, мы вынуждены раскрывать все эти преступления и следить за тем, чтобы все эти преступники заработали соответствующее наказание. Мы вынуждены подчиняться земным судам, и лучше бы нам уже заткнуться. Хоффман немного колеблется, хотя по его лицу нельзя прочитать ничего, и он проговаривает: — Да. Мы… вынуждены, Фиск. Из воспоминаний его выдернул громкий звук. Телефон на его столе настойчиво заливался, требуя поднять трубку, а маленькая красная лампочка, мигающая каждую секунду, напомнила Фиску сердитый глаз, следящий за ним. Он протянул руку и поднял трубку. — Алло? — Это Стив. Детектив, к Вам тут посетитель… — Какой ещё посетитель? Голос сотрудника на пропускном пункте будто замялся, и Фиску пришлось повторить: — Кто ко мне пришёл? — Это Бобби Даген. Детектив не сразу нашёлся с ответом. Какого чёрта тому было от него нужно? Почему Фиск был первым человеком, с которым Даген решил наладить контакт? Он собрался с мыслями и спокойно сказал: — Пусти его ко мне. — Хорошо, сэр. Бобби постучал в дверь и вошёл в его кабинет около двух минут спустя. Вид его оставлял желать лучшего. Он совсем не напоминал того выжившего, чьё холёное лицо можно было наблюдать на всех книжных прилавках города. Лицо посерело, словно исхудало, одежда была кое-где в маленьких пятнышках крови, а во взгляде его уже не было тех энтузиазма и энергии, обычно бьющих из него ключом на каждом видеоинтервью или репортаже. — Бобби Даген. Присаживайтесь. Чем я могу быть полезен? Как я понимаю, Вы не желаете никакой медицинской или психологической помощи? Вы ведь… просто испарились после вчерашних испытаний. — Не то чтобы я испарился, я навестил кое-каких друзей на следующий день после… „игр“. Однако, в целом, совершенно верно. Я не желаю видеть рядом с собой никого. Кроме Вас, пожалуй. — Меня? Почему меня? — Потому что Вы сможете мне помочь. — Помочь в чём? — Вы, насколько мне известно, сейчас единственный, кто остался в живых из отдела убийств, и Вы знаете о деле Конструктора больше, чем кто-либо ещё. — К чему Вы ведёте, Бобби? — Я хочу, чтобы Вы снабжали меня любой информацией, которую сможете выяснить. Местонахождение Хоффмана, какие-то зацепки, возможно, имена… всё. Фиск был ошарашен этим заявлением, и он немного повысил голос: — С какой стати я должен это делать? Я что, похож на частного детектива, который расследует махинации с Вашими книжками? — Ни слова о моей книге. Видите ли… теперь у меня есть свои мотивы найти Хоффмана, и я могу Вам помочь. — Мне не нужна Ваша помощь. Вы — штатский, мистер Даген. — Я сейчас сам упомяну свои книжки. Видите ли, я смог на них очень неплохо заработать. И я готов очень щедро Вам заплатить. — Сколько? — вопрос вырвался изо рта у Фиска так быстро, что детектив даже не успел его остановить. Бобби усмехнулся и тихо проговорил: — Скажем… Пятьсот долларов за каждую важную деталь, которую Вы мне сможете сообщить. Плюс, две тысячи я отдам Вам прямо сейчас. Фиск немного заколебался. Он никогда не был богачом, даже несмотря на то, что его работа была достаточно хорошо оплачиваемой. И всё же, что-то в этом было неправильно. — Мистер Даген, зачем Вам это? — Он убил мою жену. — Вы сейчас почти прямым текстом заявляете детективу, что Вы тоже собираетесь убить человека. — Я не говорил, что я его убью, так ведь? Я понятия не имею, как это — убить человека. И мне безумно страшно. Но я предлагаю Вам свои деньги. Вы согласны? Молчание Фиска Бобби истолковал, по всей видимости, верно. Вытащив из кармана пачку стодолларовых купюр, он положил её перед детективом на стол, поднялся со своего стула и вышел из кабинета, даже не оглянувшись. Фиск сидел ещё долго, ничего не делая, и лишь глядел на деньги. Он не знал, что и думать. Затем, в его голове отдалённо прозвучал голос Хоффмана: „Да. Мы… вынуждены, Фиск“. И он снова протянул руку к файлам, на которых были наклеены фотографии Марка и Джона, словно оценивающе рассматривающие усилия Фиска раскрыть их секреты.