Пила. Последняя глава

Тревор нехорошо себя чувствовал. Не то чтобы всё у него было прекрасно последние два года, поскольку жизнь его превратилась в ад после кошмара, который он пережил в тот злополучный день. День, когда он вышел живым… точнее, когда его вынесли, живого, из того проклятого дома, где он прошёл испытание. Он смог тогда достать этот проклятый ключ, но стоило это ему двух потерянных ног. С того самого дня он боялся циркулярных пил, как огня. Он ненавидел каждый день своего жалкого существования, и если бы он знал, что за спасением последует это… Тревор теперь и не знал, рад он был или нет, что выжил тогда. Каждый день он чувствовал себя совершенно беспомощным, и одинокий образ жизни, который он вёл, не помогал ему. Более того, именно из-за своего одиночества и ненависти к окружающим он и попал в ту больную «игру».   Нет, причина плохого самочувствия была в другом… у него болели руки. Тревор не понимал, почему. Он ведь собирался на очередное собрание выживших, он выехал из своего дома на коляске… стоп, а дальше? Тут мужчина осознал, что он не помнит, как он попал сюда. Затем он осознал, что его глаза закрыты, а все его мысли были словно затуманены. Когда он по-настоящему очнулся, его глаза широко распахнулись. Он понял сразу несколько вещей: первое — он не у себя дома; второе — его тело и руки были привязаны к его собственному инвалидному креслу. Тревор находился в мрачной комнате, и вокруг не было видно почти ничего. Он попытался пошевелить руками, но ремни только крепче впились ему в руки. Странное ощущение также подсказывало ему, что что-то находится сзади. Рот мужчины раскрылся в ужасе, а тело, и без того наполовину заменённое протезами, оцепенело. Он понял, где он находился. Подобное в своей жизни он испытывал лишь однажды, и теперь его снова вернули в этот кошмар. — Нет… нет… НЕТ!!! — вопил Тревор, и дёргался в своём кресле, как мог, но он не мог сдвинуть его. Приглядевшись к колёсам, он увидел пластины, вставленные между спицами, которые блокировали его движения вперёд и назад. — Проклятье, выпустите меня! Я прошёл ваши больные игры, Я ПРОШЁЛ ИХ! ЧТО ВАМ ОТ МЕНЯ НАДО?! Внезапно комната озарилась приглушённым светом, и мужчина увидел в противоположном конце комнаты стол, на котором лежали некоторые его вещи. Особое его внимание привлекла ковбойская шляпа. Его любимая шляпа словно дарила ему чувство защищённости, когда бы он её ни носил, и теперь она лежала от него так близко… но так далеко. Куда больше его ужаснуло устройство, висящее над ним, в нескольких сантиметрах от его лица. Тонкий крючок на леске, ведущий куда-то вверх, в окружении ножей, множества игл и коротких острых штырей. Когда мужчина подумал, что ещё больше его ужаснуть уже нельзя, взгляд его от острых предметов переметнулся к небольшому деревянному столику справа от себя, на котором стоял телевизор. — Боже… Нет… Пожалуйста… — его начало трясти. Почти в этот самый момент телевизор включился, и в верхнем правом углу появилась цифра «3». По экрану побежали помехи, и затем там появилось то, чего Тревор надеялся больше никогда не видеть в своей жизни. Кукла с ужасающе белым лицом, взъерошенными чёрными волосами и красными спиралями на единственной видимой зрителю щеке. В следующий миг голова куклы медленно повернулась, и теперь её холодные глаза встретились с заполненными слезами глазами мужчины. После пяти секунд молчания, показавшимися ему вечностью, рот куклы открылся. «Привет, Тревор. Я хочу сыграть в игру. Последние два года ты провёл, жалуясь на свою жизнь и сокрушаясь о том, как было бы здорово умереть. Ты не понял самой сути жизни, самой прелести элементарной возможности дышать земным воздухом. У тебя уже была возможность изменить свою жизнь, и ты не добился ничего: к твоей ненависти к этому миру прибавилась ненависть к самому себе. Сегодня ты мне покажешь, действительно ли ты хочешь жить, либо я дам тебе шанс умереть. К твоему инвалидному креслу приковано устройство, однако ты не можешь его видеть. Позволь мне его продемонстрировать. Изображение на экране вдруг изменилось: теперь он видел на ней себя, но явно без сознания, и со спины. От того, что он ещё увидел на этой съёмке, ему сделалось по-настоящему дурно. К спинке твоего кресла прикреплена циркулярная пила, лезвие которой начнёт подниматься по окружности вверх и пройдёт сквозь твоё тело, если ты ничего не предпримешь. Путь спасения только один, и он — перед тобой. Крючок, висящий перед тобой, сможет запустить механизм, который освободит тебя, но для этого потребуется жертва… Учитывая, что ты нелюдим, ты не очень пожалеешь о потере красоты лица, при помощи которого ты мог бы контактировать с внешним миром. Говорят, человек закован в своё одиночество и приговорён к смерти. Так ли это, ты мне сегодня и покажешь. Если ты не сможешь распутать свои оковы, мир, который ты оставил за своей спиной, приговорит тебя к смерти. У тебя есть две минуты. Жизнь или смерть? Игра начинается». В следующий момент произошло сразу несколько вещей: запись резко оборвалась, Тревор завопил, а за его спиной раздался звук, который заставил его обмочиться. Громкое жужжание пилы отдавалось эхом от стены к стене, и мужчина больше не мог думать ни о чём. Его отчаянные попытки высвободиться ни к чему не привели, и вопящий Тревор, наконец, смог зафиксировать своё внимание на крючке, висящем возле его глаз. Ему с трудом удавалось не потерять сознание от шока, и теперь он полностью сконцентрировался на этом крючке. Жужжание пилы приводило его в ужас, но он не мог думать о нём. Перед его глазами была надежда… надежда, которая заменила ему на время его шляпу. В этот самый момент Тревор понял, что он не хотел умирать. Приподнявшись настолько, насколько он мог, он одними губами зацепил этот кусочек острой стали и взвыл от боли: металл прошёл сквозь его губу, и его рот начала медленно заполнять кровь. «Твою мать, ГОСПОДИ, КАК ЖЕ БОЛЬНО… Зацепил, зацепил, Я ЗАЦЕПИЛ», — кричали его мысли, и он действительно ухватился за мысль, что он держит этот крючок, как бы больно это ни было. Тревор потянул его вниз, и в этот самый момент механизм продвинул вниз все эти ножи и иглы. Они начали медленно, но верно входить в его кожу с каждым миллиметром, на который он оттягивал леску вниз. Мужчина начал вопить громче обычного, он чувствовал, что он начинает по-настоящему терять разум. Лезвия одно за другим рассекали кожу его лица, иглы проскальзывали сквозь неё, как сквозь масло, но он продолжал тянуть. Он не знал, сколько ему оставалось терпеть этот кошмар, но он чувствовал, он чувствовал, как пила медленно подбирается к его позвоночнику. В следующую секунду игла, которая находилась, по всей видимости, чуть выше остальных, проскользнула в его глазное яблоко. Рассудок Тревора в этот момент затуманился почти полностью, но он продолжил тянуть. Он вопил, но он продолжал тянуть. Из его лица струйками стекала кровь. Казалось, живого места на нём не осталось вообще, и мужчина уже был готов к тому, что он не выберется отсюда живым, как вдруг следующий миллиметр оттянутой вниз лески, вызвавший ещё более глубокие порезы на его лице, привёл в действие ещё что-то. Из-под подлокотников и по бокам от него наружу выскочили несколько лезвий. Тревор заметил, что лезвия эти были как раз возле тех мест, где его тело опутывали верёвки, и он начал отчаянно дёргаться всем телом. Ему уже было всё равно, что вместе с верёвками он пилит и кисти собственных рук, ему было, мать его, всё равно. Истошно крича, он высвободил обе кровоточащие кисти и начал ощупывать ими своё кресло. Он нашёл узел, проклятый узел. Жужжание будто становилось всё громче, и он почувствовал, как лезвие начинает быстро распиливать кожаную спинку его кресла. Обеими руками Тревор начал распутывать узел, словно забыв о том, что его лицо по-прежнему резали добрый десяток ножей и игл, а его глаз если ещё и не вытек, то точно был уже в нерабочем состоянии. Каждая секунда была теперь дороже золота, и мужчина это понимал. Вдруг он понял, что узла больше нет. Возопив в какой-то смеси радости и отчаяния, Тревор принялся, бешено размахивая руками, освобождать себя от пут. Когда последние верёвки упали на пол, он резко выдернул крючок из своей губы. Леска резко скакнула обратно вверх, а железо так же быстро вышло из его кожи. Некоторые ножи, съехавшие вниз, снова прошлись прямо по свежим порезам. Он был свободен… В тот самый момент, когда он бессильно упал на холодный бетонный пол, лезвие пилы начало распиливать в воздухе то самое место, где он сидел секунду назад. Тревор лежал на полу и орал. Его лицо напоминало месиво, из которого на пол, казалось, бесконечным потоком стекала кровь, его правый глаз не видел ничего, а его ноги казались более неживыми, чем обычно. Но это неважно. Он прошёл игру этого ублюдка. Дважды. Он выжил.

***

В назначенное время Фиск добрался до церкви, где собирались выжившие. Он предпринял всё, чтобы его никто не заметил, и всё же пистолет теперь у него был всегда под рукой. Он уверенно вошёл в зал, и, к своему удивлению, обнаружил там только парня и женщину, о чём-то быстро переговаривающихся. Звук открывшейся двери, прозвучавший в этом огромном помещении громче, чем следовало бы, привлёк их внимание. Они прекратили свой разговор и вгляделись в приближающегося детектива. Фиск их знал. По крайней мере, помнил их лица. Темнокожая женщина в своей „игре“ убила своего мужа, чтобы остаться в живых, а второй, кажется, был парень, который вышел живым из испытания, проводившегося несколько лет назад в витрине магазина, на глазах у сотни людей. — Эм-м… Детектив? Я… помню Вас, — проговорил парень. — Да, я детектив Фиск. Почему вас только двое? Женщина тихо проговорила: — Мы только что об этом говорили. Нас здесь всегда не меньше шестерых-семерых, но сегодня… это как-то странно. Детективу это очень не понравилось. Он тут же помрачнел в лице и сказал: — Вам нужно уходить. Здесь что-то не так. Как вас зовут? — Сидни… — Райан. — Немедленно уходите, и идите только по людным улицам. Вам нужно укрыться в безопасном месте, и эта церковь, а также ваши дома сейчас таковыми не являются. Вы меня поняли? Парень непонимающе глядел на Фиска, а женщина выглядела испуганной, когда задала вопрос: — Что происходит, детектив? — Я не знаю. Но… вполне возможно, что вы в опасности. «ВЫЖИВШИЙ»… — Возможно… началась новая игра. Райан и Сидни выглядели по-настоящему испуганными, и Фиск их поторопил: — Давайте же, ну! Они вскочили на ноги и поспешили к выходу. Фиск оглядел церковь и не заметил ничего подозрительного вокруг. Должен ли он был здесь что-то найти? Он начал обходить этот большой зал, и каждый его шаг отдавался звонким эхом. Он не нашёл ровным счётом ничего, и был этим раздосадован. Детектив направился к выходу, как вдруг его внимание привлёк стул стоящий недалеко от входа, чуть поодаль от остальных. Там словно была жёлтая краска… Фиск подошёл ближе и увидел, что на сидении красовалась огромная буква «G». — Ты издеваешься… нет, скотина, ты просто издеваешься… — поражённо бурчал себе под нос Фиск. Эта буква напомнила ему очень о многом. Обвинения в адрес детектива Ригга, активное расследование агентов Страма и Перез, допросы Джилл Так, адвокат Арт Бланк, спасение Хоффманом маленькой девочки из здания, где умер Джон Крамер… Да. Это самое здание. «G». «Гидеон».