Есть люди уютные, как дом

      Морт, как и обещал, в один из вечеров достал из шкафа семейный архив и сел вместе с Алисой в гостиной, чтобы показать девушке своих родственников. Алиса была шокирована видом фотоальбома: он был просто огромных размеров, будто в нем страниц 100, покрытый темной качественной кожей, аккуратный, чистый и величественный. Поинтересовавшись у Морта временем покупки сего предмета и датировкой первых фотографий, она получила такой ответ: альбом 1940 года, первые фотографии датируются концом 30-х. –Я поражена! — воскликнула Алиса.- За 70 лет вы смогли сохранить его так, будто он куплен совсем недавно. –Бабушка моя, Сара Гольдман, говорила, что ничего нет ценнее в нашей жизни этих старых фотографий, ведь в них, как и в нашей памяти, хранятся души наших предков, — не без гордости ответил ей Морт и аккуратно открыл первую страничку. Первая же фотография была групповой: желтенькая, на плотной картонке, немного затертая. На ней было не менее 50 человек, которые столпились плотной кучкой вокруг мужчины, женщины и раввина, стоявших посередине. Дата на обороте: Варшава, 1 сентября 1939 год. –Свадьба бабушки Сары Гольдман и дедушки Хаима Стивика, — начал Морт, а его губы сами расплылись в улыбке. (свадьба Сары и Хаима показана в 3 серии 7 сезона) –Ах, Морт, какая она красавица! Более чем справедливое утверждение: изящная, худая, с аккуратными милыми чертами, Сара будто смотрела своими живыми темными глазами прямо на внука. Ее муж был просто приятным черноволосым юношей, с небольшой горбинкой на носу. Он был старше своей жены лет на пять. –Бабушке здесь 18, деду — 22. До войны бабушка была выдающейся пианисткой, но куда больше завораживал ее живой, сильный голос. Когда она пела — никто не оставался равнодушным. Она пела на польском, английском, идише…ох, она пела о любви, доме, семье… обычно все плакали…потому что она пела от души. В Варшавской филармонии они с дедом Хаимом и познакомились. А через два года поженились… — Морт на секунду замолчал, по его телу пробежала дрожь. –Они знали, что уже идет война, — продолжил он тихо.- Бабушка всегда хотела все сделать быстрее, боялась чего-то не успеть. На свадьбу приехали все родственники — она лично хлопотала об их расселении, с каждым разговаривала, рассказывала о своей жизни — как будто точно знала, что почти всех их видит в последний раз. Алиса тревожно посмотрела на Морта, обхватив его за руку. –Неужели они все… Гольдман коротко кивнул и ткнул пальцем на следующую фотографию. –Когда пришла пора уезжать, нельзя было брать много вещей. Если бы бабушка не настояла, никаких фотографий того времени у нас сейчас бы не было. Например, этой: бабушка Сара, ее младшая сестра Вера и младший брат Яков. Сара стояла посередине, а с обеих сторон ее обнимали красивая, стройная девочка лет 16 и темноволосый, невысокий и пухлый мальчик лет 13. Дети с большой любовью смотрели на старшую сестру, которая гладила их лохматые макушки. –Боже, они так трогательно обнимают друг друга, — дрожащим голосом сказала Алиса. –Такие невинные, хорошие…ты мне как-то говорил, что именно твой дед Хаим был инициатором полета в Америку. Скажи мне, что эти дети отправились вместе с ним и остались живы! –Ты знаешь, все Стивики уже давно перебрались в Америку. Дед уговаривал тестя и тещу лететь вместе с ними, но они наотрез отказались, сказав, что полетят только Сара, Вера и Яков. В Варшаве оставались пожилые родители обоих, и они не могли их бросить. Да они и не верили до конца, что их могут убить только из-за национальности. И в итоге…да…вместе с дедом и бабушкой отправились только Вера и Яков. Они бежали тайно, старались никому не попадаться…но многие города уже были взяты немцами. В одном из них Яшу застрелили…- на этом месте голос Морта оборвался, ему было очень страшно об этом рассказывать. Он побелел, глаза его стали влажными. Но через какое-то время он взял себя в руки и продолжил: -Бабушка рассказывала: везде по городу висели приказы: евреям не разрешается ходить по тротуарам, покупать что-то в магазине…нельзя смеяться, громко разговаривать…Яша же был рассеянным ребенком, не мог к этому вот так сразу привыкнуть. Хаим не разрешал ему одному никуда ходить, а он и не послушался…может ему что-то грубое на улице сказали, может он за кого-то заступился? Он всегда девочек защищал…Чужие люди принесли его ночью, мертвого. Без дорогого пальто, без ботинок…у него медальон был на шее, подарок сестры- его тоже кто-то снял. Ужасная ночь! Ужасная! — Морт медленно, почти шепотом выговаривал каждое слово. –Бабушка себе этого до конца жизни простить не могла. Ни смерти брата, ни смерти родителей, которых она не смогла уговорить поехать…ведь они тоже погибли, уже в гетто…так бабушке потом сказали, после войны. В Провиденсе ее уже никто не знал веселой, игривой, жизнерадостной…она стала очень болезненной, нервной, часто плакала и даже теряла сознание. Но ее по-прежнему все любили. И она их тоже. Меня, после смерти мамы, она любила больше всех. Она умерла, когда мне было 6. Так жаль, что я никогда не видел ее здоровой. Именно она мне и рассказывала разные истории той, прошлой жизни, читала книги и даже научила играть на пианино. Слишком страшная судьба у такой светлой женщины, какой она была, — заключил Морт стараясь придать какой-то силы голосу, хотя сам едва не плакал.Алиса впервые видела его таким. –Я же хотел тебе показать, какие у меня замечательные родственники, какие красивые фотографии, — робко улыбнулся аптекарь, обратив свои большие зеленые глаза к Алисе, —, а не то, как им было плохо. Вот же посмотри, — он дрожащими пальцами перевернул страницу, — война закончилась и надо было жить дальше. Это бабушка и дедушка на фоне моря, это они в филармонии Провиденса, где Сара стала работать, а это в парке. Видишь, они радуются? Ой, что ты…они были самой красивой парой в городе, -Морт всеми силами пытался бодриться. Алиса не смела его перебить и молча вглядывалась в эти сначала желтые, потом черно-белые, а вскоре цветные снимки семейного архива Гольдманов. –О, а вот тут бабуля беременная моей мамой! — радостно воскликнул Морт. –Из-за этой проклятой войны бабушка все никак не могла родить ребенка. Только в 32 года она стала мамой. А через два года еще раз, представляешь? Всевышний подарил ей детишек, чтобы им с Хаимом не было плохо. Двух дочек. Вот они, правда уже взрослые, моя мама — Сара Рина и ее сестра София Хана. На черно-белой фотографии стояли две девушки, несколько поодаль друг от друга. Старшая Сара Рина- черноглазая, с большим ртом, с ярко рыжими волосами, заплетенными в два пучка по бокам, не такая красивая внешне, как мать, но с живым и озорным взглядом, стояла, заложив руки за спину и широко улыбаясь. Вторая, София Хана, была маленькая, с жидкими черными волосами, заплетенными в косы, с тусклыми глазами. Улыбалась она кротко, держалась скованно и отчего-то казалась невероятно дурной на фоне своей старшей сестры. Морт с большой любовью разглядывал свою маму, проводя пальцами по ее худому силуэту. –Почему твоя бабушка дала твоей маме такое же имя, как и у нее? — удивилась Алиса. –Потому что это был очень долгожданный ребенок. Она хотела передать дочери много своей любви, хотела установить с ней крепкую связь. Потому и тоже назвала Сарой. А Рина — значит «радость». Рассказывали, что мама всегда была очень веселой, эмоциональной, энергичной. Совсем не то что я. Она правда дарила людям радость и вселяла надежду. После трагедии 40-х нашей семье очень нужен был такой человек. А тетя, София, которая меня воспитывала потом, когда и дед, и бабушка умерли — она в юности была редкостной занудой. Ее, конечно, тоже любили, но не так, как мою маму. На этой почве ревности они с ней часто ссорились. Тетка до сих пор ничего хорошего про мою мать сказать не может, только гадости, -Морт помрачнел, сделался очень серьезным. Алиса решила его немного отвлечь: –О, а вот и совместная фотография всей вашей семьи: твои бабушка с дедушкой, мама, тетя и…а это кто? –А это же моя двоюродная бабушка Вера, ее муж Йосеф и их сын Реувен, но мы все зовем его Рув. Вера уехала с мужем в Израиль. Там у них родился сын и до сих пор там живет. Дядя Рув приезжает к нам на праздники. Дальше Алиса и Морт посмотрели десяток фотографий начала 70-х, пока не наткнулись на снимок, где впервые мелькнул отец Морта. –Это мой папа, Авраам Коган. На фото, обрезанном по пояс, стояли Сара и Авраам. Оно оказалось единственным, где был запечатлен отец Морта и последним, где была Сара. Авраам был некрасивый, темноволосый, в круглых очках, с изогнутым носом и выступающими зубами. –Это единственная их совместная фотография, — не без горечи отозвался аптекарь.- На самом деле вся семья была против их брака, так как было стыдно, что к благополучной и успешной семье Гольдманов хочет присоединиться бедный студент и начинающий врач Коган. Мужем моей мамы должен был стать молодой адвокат Ицхак Лонштейн. Ха, удивительное совпадение, что нашим семьям все равно суждено было сродниться. Ведь я же женился когда-то на Мюриэл Лонштейн. –А, так вот оно что! Вот же судьба, так судьба, — восторженно воскликнула Алиса. –А что же дальше произошло с твоими родителями? –Ну, мама и папа тайно поженились. А потом она убежала к моему отцу, обещая не возвращаться, пока Авраама не примут в семью. Но бабушка и дедушка были непреклонны. Никто не знает, как мои родители жили все это время. Известно, что неожиданная беременность сильно ослабила мою маму и она не смогла пережить роды. А папа не смог жить без своей любимой. У Алисы встал ком в горле, она очень сильно прониклась сочувствием к возлюбленному. –Ужас! Получается, ты никогда не видел родителей? –Снимки и личные вещи мамы- все, что у меня осталось. Ее смерть стала невосполнимой трагедией, которая очень подкосила здоровье бабушки и деда. Через два года умер Хаим, а еще через четыре — Сара. В какой-то момент в большом доме нас осталось только трое — тетя Софа, ее сын Николас и я. Да…раньше нас было много, а сейчас… -Так страшно…- тихо сказала Алиса, -у вас ведь такая дружная семья. А мы с родственниками разругались, как собаки, и в упор друг друга не видим. –Видишь ли, Алиса, жизнь разная бывает, — ответил ей Морт. –Тут один Всевышний знает, что нас ждет. –Но…тебе никогда не хотелось, чтобы все они были живы, окружали тебя, радовались? –В детстве хотелось, но…я, вспоминая всех своих покойников, повторяю себе каждый раз такие слова: «живи здесь и сейчас»- это помогает мне чувствовать себя в настоящем. А прошлое должно оставаться в прошлом. Хорошее или плохое. Для меня нет прошедшего времени, и мои родные и так всегда со мной…где бы они не находились. Алиса взяла теплую ладонь Морта. Тот больше не был бледен — он с теплотой и любовью смотрел на старые снимки. Несмотря на тяжелую судьбу Гольдманов, он был как будто даже и рад, что смог поделиться воспоминаниями с любимой девушкой. Эти фотографии –это все история, которую он решился ей рассказать. История местами трагическая, местами трогательная и радостная. Он рассказывает так, как это было, ничего не приукрашивая или умалчивая. Такая честность очень важна. –Эй, — одернул Алису Морт, — не хочешь посмотреть мои детские фото? –Шутишь?! Конечно! Аптекарь одобрительно улыбнулся: он был рад, что все это время Алиса внимательно его слушала и тоже прониклась судьбой его родных. Значит, и для нее все это очень много значит. Он перелистнул сразу несколько страниц и указал на черно-белую фотографию, датированную 1983 годом. На ней стояли два мальчика: один совсем маленький –лет трех, с аккуратными чертами, в черной шляпе, с длинными кучеряшками на висках, в детской курточке и черных брючках. Малыш держал большую мягкую игрушку. Рядом с ним стоял полу боком мальчик постарше, держа младшего за левую руку. Он был в больших очках с черной оправой, с копной длинных пышных кудрей, одет в белую рубашечку с манжетами и темные штаны, которые держались на подтяжках. На фотографии была подпись: «Нико и Мо». –Нико и Мо? -удивилась Алиса.- Тебя можно называть «Мо»? –Так уж у нас с Николасом повелось, что мы ласково называем друг друга Нико и Мо. Честно говоря, между нами больше нет ничего по-братски теплого… -Ну что ж, Николас очень миленьким был. –Внешне –да, но вот поведение его было просто ужасным. Ну…а я? Алиса засмеялась и ответила: -Тут плохо видно, ты стоишь боком. Есть еще фотографии? Морт перевернул страницу и указал еще на один снимок, кстати, уже цветной. –Ну, а как тебе… -Боже, какое чудо!!! — Алиса вытащила фото из альбома и поднесла к себе. — С ума сойти! Какой ты тут хорошенький, какой красивый! –П-правда? — Морт залился краской.- А в детстве…да и сейчас, меня никто не считал красивым…даже наоборот… -Чушь какая-то! Посмотри, какие у тебя тут длинные рыжие кудряшки, какие щечки розовые, даже зубки и те милыми кажутся! Это осенью снимали? А то ты тут в какое-то теплое пальто одет и с шарфом таким смешным. –Да, в октябре. –И фон такой красивый…город…как тебя смешно одевали — пальто теплое, а штанишки короткие. Хм…очень хороший ребенок…Боже…- руки Алисы задрожали. Она покраснела, зачем-то засмеялась, а из глаз ее сочились слезы. Морт был крайне удивлен таким поведением. –Алиса, ты чего? — он тревожно обнял ее за плечи. –Я, просто, когда детей вижу по телевизору, или на фотографиях — начинаю плакать. Они все очаровательные такие, забавные, хочется их всех пожалеть, обнять. Особенно таких, -она ткнула пальцем на снимок маленького Мо. –Это не справедливо, — она утерла глаза, — дети не должны страдать. Это мы, взрослые, сможем все вынести, а дети обязаны быть счастливыми. Морт не совсем понял, что Алиса имела ввиду: она как бы и про него маленького говорила, а вроде и про какого-то совсем другого ребенка. –Извини, Мо…я же могу тебя так называть? –Можешь…ладно, уже довольно поздно. Давай, я уберу альбом, и пойдем ложиться. Через двадцать минут они уже были в кровати и спали. Но для каждого эта ночь стала не совсем обычной.

Сон Алисы

      Город. Да, кажется, обычный город. Алиса осмотрелась по сторонам. Дома, мостовая, деревья, толпы чужих людей вокруг …ничего особенного, но все как-то не современно. Странное ощущение, что она попала в 80-е, не покидало Алису ни на секунду. Она бы и продолжила стоять на месте, пока неожиданный толчок на уровне груди чуть не столкнул ее с ног. Где-то под собой она услышала звук падения. Это был мальчик. Вероятно, он куда-то бежал и не заметил Алису. Девушка увидела рыжую макушку ребенка, большие глаза, полные недоумения и страха, которыми он смотрел на нее из-под больших очков. Через секунду мальчик, упершись своими худыми ножками на мостовую, медленно встал и потер ушибленные коленки. Он был нескладного телосложения, чуть полненький, с длинными тонкими пальцами. У него было круглое лицо, длинный носик, передние верхние зубы сильно выступали вперед. Одет мальчик был аккуратно и чисто: в белую рубашку с короткими рукавами, серую теплую жилетку, широкие шорты до колен, черные гольфы и коричневые ботиночки. Ребенок поначалу молча и несмело смотрел на Алису, но через секунду тихо сказал: -Извините пожалуйста…я вас не заметил. Левинсон с первых же секунд признала в мальчике Морта в одиннадцатилетнем возрасте. Но почему он тут? Как вообще оказалось так, что они встретились? –Ничего, — ответила Алиса, и, пытаясь найти подтверждение своим мыслям, решительно спросила: -Ты, случайно, не Морт? Ребенок вытаращил свои зеленые глаза. –Да…откуда вы знаете мое имя? Алиса пожала плечами. –Просто знаю. Ну, Морт, куда это ты так бежал? Ребенок робко улыбнулся ей, видимо, перестав бояться. –Мне нужно двоюродного брата, Николаса, забрать из школы, он там поет. –Вот как. Любишь своего брата? –Ну, Николас злой…- начал он, становясь серьезнее, — он вредничает и обижает меня. Мне так тоже иногда хочется ему что-то плохое сказать, но…тогда он нажалуется тете Софе, и она меня будет ругать. Нико очень несносный, но, -прибавил Морт с достоинством, -он все равно мой брат. И в глубине души я его люблю. Не знаю, за что, но за что-то же обязательно люблю! Алиса улыбнулась такому трогательному ответу, а Морт продолжил:  — И тетю я тоже люблю — она очень-очень хорошо готовит. Тетя София строгая, она много от меня требует: чтобы я читал, занимался музыкой, хорошо учился в школе. –Нравится тебе в школе? -перебила его неожиданно Алиса. Сначала Морт ответил очень бодро: -Я люблю учиться, на самом деле, —, но вдруг он помрачнел и нервно сложил ладони на животе, — вот только общаться мне не с кем…одиноко очень. Алиса с жалостью посмотрела на ребенка. –Эй, ну, это бывает…- начала было она, как вдруг Морт поднял глаза и с горечью заговорил: -Я прихожу в класс, сажусь за парту — и все. Никто со мной не разговаривает по-дружески, никто не играет. Они между собой веселятся, развлекаются, а я не понимаю, что со мной не так, или что с ними не так? Но как только им захочется над кем-то посмеяться, они тут же обо мне вспоминают. –Так вот в чем дело, — задумчиво ответила Алиса, но вдруг наклонилась к ребенку и решительно заявила: -Одноклассники — это самые мерзкие личности! Что мои, что твои- ну совершенные идиоты! Как вспомню их мерзкие физиономии — так дрожь берет! Бр! Не переживай, Мо, все с тобой нормально. Ты хорошо учишься, ты умный, занимаешься музыкой — не то что многие другие дети. Морт покраснел и робко зашептал: -Да ладно Вам…я ничего такого не умею…это просто… -А я говорю, что ты большой молодец! — горячо перебила его Алиса.- Семья обязана тобой гордиться. Мальчик грустно покачал головой и прошептал: -Тетя говорит, что я веду себя так же ужасно, как мама и папа…что бабушке Саре было бы очень стыдно за меня…что если бы мама думала о семье, она бы не умерла…-тут Морт весь затрясся и тихо заплакал, прижав ладони к лицу. Алисе стало не по себе — у нее сжималась душа от плачущего ребенка, и она сама чуть было не прослезилась. Она резко опустилась на колени, обхватила мальчика за плечи и повернула к себе. –Смотри! -сказала Алиса и показала Морту одинокое маленькое деревцо, которое стояло неподалеку все во мху. –Видишь? -сказала она с укором.- У него нет ни мамы, ни папы, ни тети, ни двоюродного брата, оно совсем одно- и не плачет… Мальчик притих, обхватив своими длинными пальцами руки Алисы. –Мне просто мамочку жалко! — проговорил он через минуту, поднимая свое заплаканное личико и шмыгая носом.- О ней теперь все только плохое говорят: что она не думала о семье, не думала обо мне, а это неправда! Мне бабушка говорила, что если бы она была жива, то очень бы меня любила! Потому что мама была очень славной, — прибавил он с солидным видом, пытаясь говорить как «большой». –А что, если она теперь живет на небе, то она тебя меньше любит что ли? А папа твой? Они смотрят на тебя, и очень грустят, если ты тут слезы пускаешь! –Нет! Не надо! — испуганно залепетал Морт, — Я не хотел их расстраивать! Я каждый день молюсь за них и разговариваю с ними! Мне просто жаль, что я не могу их потрогать, не могу обнять…я даже просил у Бога, чтобы он научил меня видеть призраков, — невинно признался ребенок. –А ты что, не боишься призраков? –Что?! Боюсь, конечно! — со страхом ответил Морт, — Но это все-таки мои родители. Они же не будут меня пугать! –Послушай, Морт, — Алиса поднялась и заговорила, очень отчетливо проговаривая каждое слово: -Ни смей сомневаться в том, что у тебя хорошие родители, которые тебя любят. Они не мертвы, они просто живут на небе, потому что душа бессмертна, как ты знаешь. Поэтому не грусти, продолжай много трудиться и не забывай, что мама с папой зорко за тобой следят и радуются твоим успехам. –Я помню! — твердо ответил он серьезно и не улыбаясь.- Бабушка, в свой последний день позвала меня и много чего умного сказала. Так вот, она говорила, что все наши родственники живы, пока мы о них помним! Я всех своих родственников наизусть знаю и за каждого прошу Бога, чтобы им там было хорошо! –Это замечательно, — Алиса попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали от таких трогательных детских слов. — Видишь, какой ты молодец. Ты совсем не похож на других вредных и ленивых детей. Если бы я была твоей мамой, я бы была самой счастливой матерью на свете. Мальчик широко раскрыл свои глазки, покрылся розовым румянцем и вдруг бросился к Алисе, крепко обняв. Он напрочь забыл о всех своих делах — он просто сильно прижался к девушке, наполняя все ее тело своей искренней детской любовью. Алиса, не имея больше никаких сил удержаться, дала волю слезам, и обхватила голову Морта, поцеловав его в лоб. Мальчик и сам вовсю хныкал, только теперь от радости. –Вы такая добрая, такая хорошая! Я не хочу, чтобы Вы уходили- шептал он, закрыв глаза.- Обещайте, что не уйдете! Обещайте, что мы встретимся снова! Алиса дрогнула и тихо ответила: -Какой там. Я никуда не уйду. Мы же с тобой и так вместе…больше ты не будешь чувствовать себя одиноко…ни ты, ни я… Сильна боль пронзила ее грудь. Алиса почувствовала какую-то пустоту в своих ладонях, которыми секунду назад обнимала ребенка. Вмиг все исчезло и почернело.

Сон Морта

      И снова город. Но уже другой. Нет, это не Провиденс, это кое-что покруче — Нью-Йорк. Морт сразу его узнал- он бывал тут вместе с Мюриэл, которая прожила тут долгое время. Правда то место, где он сейчас стоит, мало похоже на городской центр, который остался в его памяти - нет, что-то здесь определенно есть странного. Гольдман нерешительно копошился на месте, но вдруг детское хныканье позади заставило его развернуться. Посреди десятков людей, которые сливались в общую серую массу, стояла девочка лет десяти в нарочито выделяющемся и теплом ярко-розовом длинном кардигане, не застегнутом ни на одну пуговицу. Она переминалась с ноги на ногу, сжимая кулачки на складках серого домашнего платья, и что-то усиленно бормотала себе под нос. Конечно, Морт не мог пройти мимо расстроенного ребенка. -Девочка, что случилось? — с любопытством спросил он. Та, не поднимая глаз на незнакомца, ответила: -Мне мама два доллара дала, а я их потеряла! -Не плачь, что же ты…- Морт машинально пошарил в кармане и с удивлением обнаружил две долларовые купюры, которые, опять-таки с шоком от самого себя, протянул ребенку.  — Ну…ну, на тебе два доллара. Что…что ты опять плачешь? -Так если бы я не потеряла два доллара, у меня было бы четыре! — сердито ответила девчушка, засунув руки в карманы кардигана. Через секунду в ее ладони появились еще два доллара. -О…нашла! — восторженно воскликнула она, а слезы на ее красных щеках тотчас высохли. -Ну слава Богу, — выдохнул Морт, — тогда верни мои два доллара. Девочка вытаращила свои большие темные глаза и резко ответила: -Нет! -Как? Как это «нет»? Они же не твои! — сказал аптекарь строго, но ребенок замотал головой. -Мои! Я чужого не беру, а уж своего не отдам! Ты же мне сам их отдал, дядя, забыл? — и девочка посмотрела на Морта с такой неприязнью, будто эти два доллара Гольдману никогда и не принадлежали, и он просто хочет их незаконно отнять. Морт было хотел возмутиться, но тут его посетила мысль. «Алиса бы так точно и сказала…да…стоп! Конечно! Эта девочка- моя Алиса, только маленькая. Ну да! Морт заметил несколько характерных внешних признаков своей любимой: такие же блондинистые, но несколько более темные волосы, нежели у старшей Левинсон. Вот только у ребенка они сплетены в две длинные косички. Дерзкие, яркие глаза, большой нос, пухлые губы — все точно такое же. И тем не менее Морт продолжил без всяких уступок все так же строго: -Это нехорошо. Деньги достаются с трудом, и ты не можешь их так легко забрать. На это девочка передразнила его: -Это нехогошо, ти не можешь их забгать! У-у-у, какой же ты противный, дядя! Ты что, еврей? Морт смутился такому вопросу. -…Да. -Оно и понятно. Мама говорит, что все евреи злые и жадные. Но…может ты и жадный, но на злого человека не очень похож. -Я не злой, -губы Морта сами недовольно изогнулись, — злым быть хлопотно. И не такой уж и жадный. Твои слова звучат очень оскорбительно, причем для целого народа. Тебе не обидно? -Почему мне должно быть обидно? -А ты сама-то кто по национальности? Девочка растерянно замолчала и как-то неуверенно ответила на такой простой вопрос: -Я русская. -Думаешь? А твой папа? А твоя мама? — Морт быстро припомнил все то немногое, что рассказывала Алиса о своей родне. Младшая Левинсон впала в еще большее замешательство. -Мой папа еврей. Моя мама…моя бабушка Циля- еврейка, — сказала она зачем-то, —, а дедушка Петр- русский, ну и украинец чуть-чуть. Значит моя мама… — Еврейка, — подсказал ей Морт. -Да, пожалуй, — девочка пожала плечами, —, но она всегда говорит, что это не так. -Это не меняет сути вещей. Мы можем назваться как угодно, но кровь у нас течет все равно вполне конкретная, — гордо отозвался Гольдман, — поэтому ты, хе-хе, все-таки еврейка. -Ого, а ты умный, дядя! — неожиданно сказала Алиса. Морт слегка покраснел и почесал себя по затылку. -Ну я-то своего соплеменника сразу вижу. Ты принадлежишь к умному и талантливому народу. Я жду, что ты не будешь больше говорить такие обидные слова. Девочка нахмурилась, поджав губки. -Не терплю, когда от меня чего-то ждут. Сразу хочется сделать все наоборот. Алиса, ты должна подружиться с одноклассниками! Алиса, ты должна полюбить свой новый дом! Алиса, ты не должна быть, как твой поганый отец! Алиса, почему ты без конца разочаровываешь свою маму?! — не своим голосом проговорила она и сердито топнула ногой. -А я не хочу любить Америку! Мне тут не нравится! Я хочу жить в Одессе! Мама говорит, что сейчас там плохо, что в Нью-Йорке жить лучше! Дядя, а разве когда сменишь город, жизнь тоже меняется? — жалобно воскликнула она, на что Морт покачал головой. -По мне так одно и то же. Хочешь жить по-новому, по-умному, а все равно возвращаешься все к тем же глупостям. -Все стало только хуже, — продолжила Алиса, — я ничего не понимаю. Все одноклассники — они на меня смотрят так, будто я дура какая-то! Они все скучные, правильные, занудные…у нас, в Одессе, с такими никто не водился! А тут никто со мной не дружит! -Эх, у меня тоже друзей не было, — задумчиво произнес Морт, сложив руки на груди, — детям не особо нравятся те, кто на них не похож. Алиса подняла глаза на аптекаря и вкрадчиво спросила, ища поддержки: -Меня это раздражает, что я не могу с ними общаться. Тебя тоже раздражало? -Не раздражало…обижало…а потом я перестал об этом думать. -Почему? -Ну, нельзя же все на свете брать в голову, на что-то можно и наплевать, иначе и свихнуться недолго. -Я бы тоже хотела в кого-нибудь плюнуть, — бодро отозвалась девочка, —, но тогда придет мама и скажет, что со всеми нужно быть вежливым, иначе никогда не выбиться в люди. Как думаешь, дядя, я веду себя так, как надо? Морт с ужасом посмотрел на ребенка, который вдруг заговорил «как взрослый», совершенно неестественно и будто бы заученно.  — Какие «выбиться в люди»? Зачем тебе сейчас об этом думать?! Ты же еще маленькая, и тебя не должно волновать мнение взрослых дядек, вроде меня! Веди себя так, как ты считаешь правильным, не нарушая, конечно, порядка. Девочка грустно опустила глаза. -Мне теперь всегда кажется, что я веду себя неправильно. Никто мной не доволен: ни одноклассники, ни учителя, ни даже мама…мама…я просто пытаюсь понять, как надо поступать, чтобы она стала такой же радостной, как была в Одессе. Морт с жалостью смотрел на эту несчастную девочку: он, кажется, догадался, откуда пошло это стремление нынешней Алисы поступать так, как от нее ждут. А ждут от нее почти всегда идеального поведения, что совершенно ей не свойственно. -А как бы тебе самой хотелось поступить? — неожиданно спросил он, — Какой бы ты желала быть? Девочка растерянно подняла глаза на небо и вдруг засияла. Она запрыгала на месте, показывая пальчиком наверх. А наверху сияли звезды. Алиса подскочила к Морту и воскликнула. -Дядя, чего ты стоишь? Подними меня выше! Я хочу коснуться их! Морт послушно поднял девочку на руки и с удивлением наблюдал, как она представляла, будто далекие звезды у нее в руках. -На звезды все смотрят и восхищаются! — сказала Алиса, обхватив рукой шею Морта, -Никто не скажет, что звезда неправильная! Она идеальна! Красивая, светящаяся — я бы тоже хотела быть, как эти звездочки. Чтобы на меня все смотрели и говорили: «Ах, какое чудо! Какая красота!» -Зачем тебе все? Достаточно и нескольких астрономов, — ответил ей Морт, — зато эти люди не забудут о звезде, когда она уйдет с ночного неба и будут всегда ее ждать. Девочка вытаращила свои большие глазки на Гольдмана и на минуту замолчала. Потом она схватилась своими ладошками за его щеки и прошептала: -Дядя…а ты будешь как астроном? Губы Морта сами расплылись в широкой улыбке: -Пожалуй, что буду. -Дядя, -девочка улыбнулась в ответ, впервые за все время, — ты и вправду такой умный! Ты меня понимаешь! Я так рада! -Ну еще бы я тебя не понимал! — засмеялся тот и поставил Алису на землю.-Суть в том, что мы, евреи, друг друга понимаем без труда, а вот другие нас… Неожиданно все исчезло. Город, улица, девочка — все пропало, осталось лишь пустое белое пространство. Морт тревожно обернулся вокруг себя, как вдруг почувствовал, что куда-то падает.

***

      Морт резко вскочил с постели, принимая положение сидя. Резкая боль ударила ему в голову, все помутнело — он не сразу понял, что находится у себя в спальне. На ощупь он взял с тумбочки очки и надел их на нос. Комната приняла родной вид. -Ужас, ну и приснится же такое, — сказал он тихо вслух, но тут же услышал ответ с правой стороны кровати. -Это все так глупо…сны- это же бред собачий, ничто из этого не является правдой! — Алиса лежала на своей половине, бессмысленно глядя в потолок. -И тебе тоже? — робко спросил Морт.Та кивнула. -Вот Николас, сволочь такая…и за что ты его любишь? -Не люблю, — отрезал Морт. -Да ладно, любишь. -Нет…не знаю…он мой брат и я вроде как люблю его где-то в душе, но за что? Люблю ведь за что-то. -Пф, — выдохнула Алиса, — он мне тоже самое сказал. То есть ты. То есть ребенок Морт. Да неужели это все на самом деле с тобой было? Мо…признавайся, призраков видеть в детстве хотел? Гольдман вздрогнул и побелел: -Хотел…откуда ты это знаешь? -Я сумасшедшая, Господи, сумасшедшая — усмехнулась девушка, —, но сон оказался совместим с реальностью на 100%. Морт в свою очередь и сам загадочно сказал:  — Не восхищайся ты этими звездами. О звездах, хоть они и идеальны, люди забывают, когда те уходят с небосклона и перестают сиять. А ты для меня всегда сияешь и этой дурацкой идеальности, слава Богу, лишена. Алиса повернула голову и непонимающе заморгала глазами. -Что? -Да ладно, все ты поняла, — улыбнулся Морт.- Я такой же сумасшедший, и мне тоже снятся странные сны. Поэтому расслабься и попытайся снова уснуть. Может еще что друг про друга узнаем, чего вслух сказать все никак не хотим.